кресла друг против друга, явился Лапченко и поставил поднос на стол. Как
заправский официант, плеснул вершки мне в бокал, Кэт налил по самую
каемочку.
- Благодарю вас, сэр, а теперь сделайте так, чтобы вас не было видно.
Но недалеко, вы еще можете мне понадобиться, - тихо сказал я Сане.
Лапченко вспыхнул, был он человеком покладистым и добрым, как я уже
говорил, но чувствителен до болезненности к вопросам чести.
- Я тебе потом объясню, - сказал я, расточая улыбки.
Когда Саня удалился, я поднял бокал и сказал невинно:
- За встречу, Кэт!
- Если вы это говорите искренне... - игриво произнесла она, уже
приходя в себя.
"Ах ты, чертова кукла, - подумал я. - Ты еще позволяешь себе подобные
вольности!"
Но вслух сказал почти... искренне:
- А почему бы нам не вспоминать приятное, забыв... э, некоторые
неудобства, испытанные мной в Лондоне? Кстати, как вы выкрутились в той
истории, Питер, наверное, был чудовищно зол на вас? Примите мои извинения!
- Я был галантен, как гость на королевском приеме в Букингемском дворце.
- Вы напрасно тогда убежали - это не была машина Питера... Я так и
просидела до утра со связанными руками, пока появились первые прохожие.
Это было не совсем вежливо с вашей стороны...
Тогда, в Лондоне, обнаружив огни настигавшей нас машины, я поспешно
завернул в первый попавшийся проулок, затормозил и кинулся бежать в
темноту, продирался сквозь какие-то заросли, ожидая выстрела в спину.
Выходит, напрасно царапал физиономию...
- А что мне еще оставалось делать?
- Я боялась, что вы сдадите меня в руки полиции... Но вы не сделали
этого, мистер Романько, и я благодарна вам... иначе, как вы догадываетесь,
у меня могли бы возникнуть серьезные неприятности...
"Извини, подруга, но благодарности я не заслуживаю никак, - подумал я
про себя. - При любых вариантах я не отвел бы тебя в полицию, хотя твое
место там. Просто мне это было совершенно ни к чему..."
- А как сложилась ваша судьба после Лондона?
- Я сказала им, что буду заниматься чем-нибудь попроще...
- И Питер Скарлборо согласился с этим предложением?
- Он только сказал, чтобы я держала язык за зубами. Что я и делаю,
хотя этот подонок Келли умудрился умыкнуть мои денежки... я-то в дом уже
не возвратилась, боялась наткнуться на полицию, потому что не сомневалась,
что вы выдали меня с головой, - выложила Кэт, как на духу.
- Слабак он, этот Келли. Бить человека со связанными руками может
только подонок... Ну, да пусть живет, он свое рано или поздно получит. Что
было дальше, Кэт?
- Я уже сказала, что распрощалась с ними. Тут подвернулось местечко в
рекламном отделе "Био-сити", концерна, производящего витамины. И не жалею:
мне пока еще есть чем привлекать публику, - закончила Кэт свой рассказ и
совсем незаметно, неуловимо расправила плечи, отчего грудь колыхнулась
вверх-вниз.
- Да, я видел, даже Бенсон был похож на домашнего пса...
- Бенсон, - в ее голосе проскользнуло высокомерие, - Бенсон - наш
человек. - Но, спохватившись, что сказала лишнее, поспешно добавила: - Он
рекламирует витамины для слабоумных детей... Бесплатно!
- А того человека, Кэт, которого вы так долго с моей помощью
надеялись выловить в Лондоне, ну, вы помните, о ком идет речь?..
- Они не посвящали меня в детали, но кого-то они действительно хотели
поймать на вашу приманку! - Она рассмеялась.
- Так вот его, - сказал я и, сделав паузу, уперся взглядом в Кэт, -
вчера убили... здесь, в Вене. - По лицу Кэт поплыла смертельная бледность.
- Его взорвали в собственном автомобиле. Кто бы это мог сделать - Питер
Скарлборо или Келли, или они вместе? Ну!
- Я не знаю... не знаю. - На Кэт нельзя было смотреть без содрогания,
так исказил ужас ее лицо - это была отталкивающая маска человека,
заглянувшего в глаза смерти. А что я сказал такого, что могло испугать ее,
вышедшую из игры? Поняла, что появились Келли и Питер Скарлборо, встречи с
которыми она не желала? Ясно было одно: новость застала ее врасплох.
- Вы действительно не догадываетесь, кто это сотворил? - уже не
надеясь на положительный ответ, просто для очистки совести, повторил я
вопрос.
- Нет, я уже сказала вам, мистер Романько, не знаю. И вообще мне
пора. Прощайте, - сказала, решительно поднимаясь, Кэт.
Я проводил ее до выхода.
Подошел Саня Лапченко. Он, кажется, дулся на меня, это легко читалось
на его насупленном лице.
- Не обижайся, Саня, что не познакомил. Это была Кэт. Та самая девица
из Лондона, помнишь, я рассказывал тебе?
- Это она? - Лапченко повернулся всем телом к выходу, но Кэт уже
растворилась в толпе.
- Садись...
- Ты что-то узнал от нее важное?
- Ничего. Ровным счетом ничего. Просто почему-то захотелось поглядеть
на выражение ее мордашки. Тащи пиво, да и "макдональд" нам не помешает,
времени на нормальный ужин уже не хватит, писать нужно...
В пресс-баре не засиделись. У меня разболелась голова, и мы, поймав
такси, отправились к себе на Ноебаугюртель, в отель. Поднявшись в номер, я
прежде всего достал таблетку от головной боли, купленную вчера в аптеке.
Лекарство было произведено фирмой "Био-сити", где трудится нынче Кэт.
Потом, когда голова пришла в норму, я сел за очередной репортаж -
Киев вызывал меня в синюю рань, в пять утра по местному времени. Но как я
не пыхтел, как не насиловал себя, ничего путного не вырисовывалось. Я
знал, что обязан написать этот репортаж, но не мог выдавить из себя ни
строчки. Это было сущее мучение - сидеть перед чистым листом бумаги и
ощущать, что мозги у тебя застыли и их не раскачать, не разогреть, хоть из
кожи лезь.
Я вышел из отеля на улицу. Некоторое время постоял в раздумье, но
потом двинулся направо - в направлении Шпортхалле, где был небольшой, но
уютный скверик с зеленым свежим газоном и цветущими японскими вишнями.
И не заметил, как следом тронулся с места автомобиль.
Он поравнялся со мной на Урбанлоритцплатц, когда я собрался
переходить на противоположную сторону улицы.
Распахнулась дверца и голос, страшно знакомый, сказал:
- Садитесь, мистер Романько...
На улице - хоть шаром покати, ни прохожего, ни автомобиля.
- Садитесь же, мистер Романько. Вы не узнали меня? Это я - Майкл
Дивер!
Если б раздался раскалывающий небо гром - это меня и тогда не
поразило бы так!
- Но автомобиль... взорванный автомобиль... - пролепетал я.
- Я расскажу вам все по порядку, если вы, конечно, еще хотите
продолжить наш разговор, - пообещал Дивер.
- Без сомнения!
- Тогда вперед, время позднее. - В голосе Майкла Дивера прозвучало
удовлетворение.
Мы довольно долго крутились по незнакомым венским улочкам. Майкл
большей частью молчал, а если говорил, то о сущих пустяках - о погоде, о
моде в Вене, о здешнем вине - и ни слова о деле.
Наконец мы остановились у какого-то не то четырех, не то пятиэтажного
старого неприметного дома. Дивер въехал во двор, закрыл за собой железные
ворота. Своим ключом открыл дверь в подъезд. Мы вошли. Лифта не было,
пешком поднялись на третий этаж. Майкл Дивер включил свет - окна оказались
плотно зашторены. Овальный диван, ковер на весь пол, репродукции картин на
стенах, домашний бар из старинного темного дуба, за стеклами которого
поблескивали бутылки. Телевизор "Филиппс", видеомагнитофон, и - запах
нежилого помещения.
- Хотите есть? - спросил Дивер, входя в комнату. Он замешкался в
прихожей, и только теперь я смог хорошенько рассмотреть его. Пожалуй, на
улице я бы прошел мимо. Лицо загорелое, почти черное, отчего кожа стала
грубой, как сапожное голенище. Седеющие волосы, черные пушистые усы.
Усталость в глазах, в уголках губ, даже, кажется, в тоне, коим говорил,
нет, скорее цедил слова. Да, видать, жизнь крутонула его на полную катушку
за эти годы.
- Мне и впрямь пришлось кое-что пережить, - сказал Майкл, точно
прочитав мои мысли.
Я запоздало пожалел, что нет со мной даже обычной ручки и блокнота.
Поискал глазами по комнате, Майкл уловил мой взгляд и догадался, чем я
обеспокоен.
- Мы запишем беседу на пленку, и я отдам вам кассету...
- Майкл, один вопрос, что не дает мне покоя...
- Взорванный автомобиль?
Я кивнул головой.
- В этом автомобиле сидел мой друг, его имя Карл Липман, он немец и
искатель приключений, вроде меня. Мы многое с ним успели, но довести до
конца, - Дивер сделал паузу, спазм сдавил ему горло, он быстро плеснул в
бокальчик коньяк и выпил, - довести до конца операцию не успели. Так вот,
Карл должен был вас взять и довезти сюда, мы чувствовали, что они идут по
пятам, и потому соблюдали максимум осторожности. Однако... Словом, ваше
счастье, мистер Романько, что вы не оказались в том автомобиле...
- Примите мои соболезнования, Майкл: когда человек теряет близкого
друга, он теряет часть своего "я". Если вы не возражаете, начните сначала,
с Кобе...
Я приведу расшифрованный рассказ Майкла Дивера, записанный в майскую
ночь 1988 года в квартире в старинной части Вены.
"После Кобе я улетел в Мексику, последние несколько лет я обитал в
Мазатлане, это такой крошечный курортный городишко на Тихоокеанском
побережье. Представьте себе: глубокая лагуна, полукруглая набережная,
камни которой день и ночь лижут волны, отличная подводная охота, постоянно
толкущийся приезжий люд, в основном из США. Мы, янки, давно облюбовали все
мало-мальски пристойные места на побережье, они как бы стали нашей
территорией с мексиканской юрисдикцией. Там было не сложно затеряться, не
обращать на себя внимания.
Я писал книгу, продолжал накапливать материалы - их присылали люди,
связанные со мной. Они работают и в Штатах, и в Европе, у каждого есть
свое дело, позволяющее пристойно жить. Но главное в их жизни - борьба.
Нет, нет, мы не революционеры, и идеи Октября мне, простите за
откровенность, далеки. Я не хочу менять существующий строй, но пока жив,
буду бороться с теми, кто отравляет его...
- Это у вас на манер масонской ложи?
- Нет. Это просто группа людей, у которых в разное время и по разным
причинам пересеклись дороги. Они в силу своих профессиональных дел знают
больше, чем обычные люди. Я сошелся с моими товарищами и коллегами по
общей любви к спорту и ненависти к тем, кто стремится сделать его дойной
коровой наркобизнеса, конца которому не видно. Корни этих бед - мафия.
Вы помните, я не скрывал этого еще в Кобе, что был олимпийским атташе
сборной США в Мексике - таким было мое легальное прикрытие сотрудника ЦРУ,
в задачи которого среди всего прочего входила и работа с вашими
спортсменами. Припоминаете? Так вот, не я - Карл, разрабатывая одну ветвь
наркомафии в Италии, вышел на нити, протянувшиеся в Колумбию и США. Он был
занят основной ветвью, а я, по его просьбе, начал прощупывать подходы к
американской, так сказать, линии. И неожиданно вышел на источник, начавший
меня снабжать таким фактажом, что я забросил другие дела и с головой
углубился в хитросплетения официального бизнеса, мафии, политиков,
спортивных функционеров... Кого только там не было возле этой зловещей
"кормушки"! Не вдаваясь в подробности, скажу: они поставили перед собой
цель захватить спортивный "рынок" стимуляторов, а попросту - допингов.
Сложность заключалась не в том, что не хватало потенциальных потребителей,
а во все ужесточающихся методах борьбы с допингами. Хотя, должен честно
признаться, поведение отдельных руководителей международного спорта, мягко
говоря, меня шокировало: во имя мировых рекордов, а значит, во имя
прибылей, приносимых рекламой, они закрывали глаза на допинговую чуму,
поразившую их вид спорта. Но это отдельный разговор, и я вам дам часть
документов из тех, что предназначались вам еще в Лондоне, но и доныне не
утратили свой взрывной потенциал.
Словом, я напал на след организации, работавшей над новыми
препаратами. В дело были подключены и ученые с именами, и целые
производства, готовые запустить в серию новый фармакологический стимулятор
- не для спортсменов только, но для широкой публики, падкой на разные
штучки, позволяющие без напряженного труда наращивать мышцы или
удесятерять, скажем, выносливость.
Такой стимулятор создан, и я обнаружил хорошо законспирированную
лабораторию, хотя для этого мне довелось почти полтора года провести в
подполье. Не удивляйтесь, но я вынужден был стать "курьером", развозившим
по миру марихуану и героин, а последнее время "крэк". Конечно, большие
партии наркотиков я выдавал полиции, но ни разу тень подозрения не упала
на меня. Везло мне, что там... Я стал своим в деле, мне удалось
п_р_о_с_о_ч_и_т_ь_с_я_ сквозь едва ль не самую совершенную службу
безопасности - наркомафии.
Когда же я оказался в шаге от цели, меня опознал один бывший олимпиец
из команды США 1968 года и выложил это шефу ихней контрразведки...
Мне чудом удалось уйти, буквально выскользнуть из рук: они в двери -
я через окно, в пустыню. Они перекрыли дороги, что вели из городка, но им
и в голову не пришло, что я уподоблюсь самоубийце и уйду без воды и хлеба
в жесточайшую мексиканскую пустыню. Но для меня не существовало выбора. Я
пробирался через кактусовые джунгли, испепеляемый неистовой
пятидесятиградусной жарой днем и замерзающий ночью. Я выжимал горький, как
хинин сок из кактусов, и он обжигал мне рот огнем, но все же это была
жидкость, в коей так нуждался организм. Последние дни я был не в состоянии
идти и продирался вперед ползком. На меня набрел местный пеон, пастух, я
отлежался у него и пробрался в Мехико-сити... С тех пор и скрываюсь...
Но это, естественно, не мешало и не мешает заниматься делом, которому
я посвятил всего себя. Опубликовал две книги, одну вы, по-видимому,
встречали, - о внутренней структуре профессионального спорта, вторая - о
допингах - в основном опять же в профессиональном спорте. Книга же, главы
из которой я собирался вам передать в Лондоне, рассказывает о наступлении
на олимпийский спорт...
Вы, естественно, спросите, что же случилось тогда, в 1985-м?
Я прилетел в Лондон, как мы условились. Но они схватили-таки меня за
"хвост" и вот-вот должны были заполучить всего целиком.
Вы остановились в "Вандербилде", я зашел в отель спустя несколько
минут после того, как вы отправились на ту встречу. Администратор даже
сказал, что если я пойду быстрым шагом, то, наверняка, догоню вас, он даже
назвал направление - вы поинтересовались у него, как быстрее пройти к
"Хилтону".
Я видел, как вы сели в автомобиль, и это меня насторожило. Когда же
вы не явились в отель - а я регулярно названивал, - понял: вы попали в их
руки!
Я буквально себе места не находил, потому что чувствовал себя
виновным в случившемся. Ведь весь ужас вашего положения был в том, что вы
не могли дать им требуемого. Вы просто не обладали этой информацией!
Признаюсь, я готов был пожертвовать любыми документами, имеющимися в моем
распоряжении, лишь бы выкупить вас...
Парадокс: мы искали друг друга, но так и не нашли...
Впрочем, сегодня они опять напали на мой след, и смерть Карла -
последнее предупреждение мне. Но я не намерен отступать, я должен
посчитаться с ними теперь уже и за Карла, это был настоящий человек...
Итак, давайте подведем некоторые итоги.
Во-первых, существует разветвленный заговор против большого, если
позволите так определить, спорта, против олимпийского - прежде всего.
Во-вторых, создан уникальный допинг, позволяющий человеку делать
настоящие чудеса - на беговой ли дорожке, в седле велосипеда, в тяжелой
атлетике, боксе, баскетболе, словом, в любом виде спорта он дает
фантастическую "прибавку". О подобном до сих пор не могли и мечтать
приверженцы тестостеронов, анаболиков и прочей гадости.
В-третьих, препарат уже выдержал всестороннюю апробацию на ведущих
спортсменах. Да, да! И допинг-контроль еще ни разу не дал положительного
результата. Думаю, если нам не удастся помешать, то целый ряд выдающихся
достижений на Играх в Сеуле родится благодаря этому сверхдопингу.
В-четвертых, и это самое печальное, мне не удалось узнать, кто
готовится выбросить после Олимпиады на "широкий рынок" этот препарат и кто
из ведущих атлетов сегодня выступает в роли подопытных кроликов. Есть
подозрения на некоторых американцев, - Майкл сделал паузу, - и на ваших,
да, на ваших парней...
- Выходит, мы у разбитого корыта, как у нас говорят?
- Не совсем. Лабораторию в Мазатлане можно будет дешифровать, это
раз. Кроме того, мне удалось умыкнуть две упаковки этого сверхсекретного
допинга, его нужно пристроить немедленно для поиска кода расшифровки
вещества в организме спортсмена. Вот это пока все, что я могу вам, Олех,
сообщить".
До утра я не сомкнул глаз и обрадовался, когда первые лучи солнца
позолотили край небосвода. Я был готов действовать.
Пленку с записью ночной беседы я отнес к Сане и попросил положить в
карман пиджака или брюк, туда, где он хранит свои шиллинги, и беречь как
зеницу ока. И никому-никому не отдавать ни при каких обстоятельствах. Саня
был человеком понятливым и не стал ни о чем спрашивать.
Прежде чем выйти из номера, я позвонил Дейву Дональдсону и сказал,
что буду ждать его в пресс-баре. Потом запечатал два экземпляра
расшифровки нашей беседы с Майклом в два конверта, написал киевский адрес
и бросил в почтовые ящики - одно на городском вокзале, благо он был рядом
с отелем, второе - в пресс-центре.
В сумке у меня лежала коробка с таблетками оранжевого цвета - без
этикетки и вообще без каких-нибудь опознавательных знаков. Это были те
самые стимуляторы, обладание которыми стоило жизни Карлу Липману и
угрожает жизни Майкла Дивера.
11
Дейв Дональдсон находился наверху блаженства: шеф лично позвонил ему
из Лондона и поблагодарил за великолепные репортажи.
- Вам ли рассказывать, что такое благодарность от шефа? - никак не
мог угомониться Дейв. - Это вам не благодарственные слова, коими может
одарить редактор отдела, присовокупив к ним максимум десятку. Если уж
лично поздравляет шеф, то, скажу я вам, мистер Романко, мне стоит подумать
и о новой машине. Не сейчас, не сразу, но присмотреть какую-нибудь
"ланчию", они нынче побеждают чуть ли не на всех ралли, не грех. Чует мое
сердце, что мои акции растут не по дням, а по часам!
"Да, - подумал я, - мне бы ваши заботы, мистер Дональдсон. Сколько
подобных историй довелось мне раскопать, иной раз и кое-чем поценнее, чем
собственное спокойствие, приходилось рисковать. И что в итоге? Зарплата
как была десять лет назад, так и застыла на месте, и никак не зависит от
моей производительности, от способностей, от преданности изданию, коему ты
посвящаешь лучшие годы жизни. Хочешь работать хорошо, на тебя же и все
шишки будут валиться. А разве мне не _в_ы_ч_и_т_ы_в_а_л_и_ за ту
мюнхенскую историю, когда столько сил и здоровья было положено, чтоб
восстановить доброе имя человека, который сам уже не мог постоять за
себя?.."
- Но без вас бы, мистер Романько, мне не напасть на эту жилу. Я
этого, клянусь всеми святыми, никогда не забуду! - Дейв был искренне
взволнован. А до моего сознания его слова не доходили: я мучительно решал
задачу: можно ли, точнее, имею ли я право посвящать Дейва в продолжение
этой истории и, более того, выполнит ли он мою просьбу, не вытребовав за
то себе особые условия? Собственно говоря, что я знал о Дональдсоне?
Встретились тогда в Лондоне, когда он случайно наткнулся на меня в
полицейском участке. Ну, написал честно, так, как я его просил, хотя мог и
растечься мыслию по древу, это у них в порядке вещей. Теперь, после
убийства Карла Липмана, мы снова вышли на контакт, и парень снова не
подвел. Ладно, не подвел, - оборвал я себя, - ты тоже не суетись: он берег
собственный интерес, ты носитель информации, кто же станет разрушать
источник, чтоб выпить стакан воды? Но и подозрительность, согласись, хоть
как уж в нас ее воспитывали, да что там - культивировали! - чуть ли не с
детсадовской считалочки, у тебя никогда не расцветала махровым цветом.
Если б это не так, никогда ты не смог верить людям из-за бугра, многим, с
кем сводила тебя журналистская тропа, так что бросай ты это премерзкое
взвешивание "за" и "против"...
- Дейв, есть одна небольшая поправка в наши с вами выводы, - сказал я
и изучающе посмотрел на собеседника. Он запнулся на полуслове, но лицо его
продолжало излучать незамутненную радость. - Мы ошиблись, в той машине не
было Майкла Дивера. Погиб другой человек, и я знаю его имя.
- То есть, вы хотите сказать, что я ввел в заблуждение читателя и
даже местную полицию? - Дейв Дональдсон явно опешил. - Это не слишком
приятная новость, скажу вам, и на Бейкер-стрит кое-кто, узнав ее,
обрадуется донельзя. Зависть - штука опасная. Но я уверен, что у вас,
мистер Романько, не было намерений толкнуть меня в эту яму?
Вот эти слова "я уверен", сказанные твердо, без подкопа или тени
сомнения, поставили точку на моих колебаниях.
- Нет, Дейв, я не обманывал вас. До сегодняшней ночной встречи с...
ожившим мертвецом, я был уверен, что это именно Майкл Дивер находился в
автомобиле, взлетевшем на воздух. Более того, вольно или нет, но ваша
публикация в "Дейли тайм" спасла ему жизнь, потому что те, кто охотился за
ним, поверили в стопроцентность совершившейся расплаты...
- Нет, мистер Романько, вы поистине страшный человек! - воскликнул
Дейв. - У меня внутри закаменело, когда вы сказали об ошибке, а
оказывается, история получает головокружительное продолжение!
- И, сдается, Дейв, мы еще кое-что вытащим на свет божий такое, чего
вашему шефу и не снилось!
- Я готов!
- Дейв, извините за неделикатный вопрос... Ради бога, не подумайте
ничего дурного, но вы заработали на этих публикациях?
- Еще бы! Но можете не сомневаться - половина ваша, по всем законам
свободной журналистики!
- Нет, Дейв, я не рекламное агентство и не ЮПИ - поставщик платной
информации, я - журналист, ищущий правду, и никогда не соглашусь, чтобы в
жизни побеждало зло. Мне нужна ваша помощь, а насчет денег я спросил
потому, что хочу предложить вам... съездить в Женеву.
- В Швейцарию? По вашему делу? - Дейв лукаво взглянул на меня. - Вот
вы и стали компаньоном, мистер Романько, с представителем, так называемой,
бульварной прессы!
- Что ж - успеха нашему предприятию! - вырвалось у меня.
- Еще раз спасибо вам, мистер Романько!
- Сократи формулу обращения ко мне - просто Олег! Только не "ха", а
твердое "г" - не Хардон, а Гордон, понял?
- О'кей, Олег! - Дейв единственный иностранец после Сержа,
умудрившийся действительно произнести твердое "г". Как я пожалел, что нет
рядом со мной Сержа Казанкини...
- Так вот, Дейв, если вы не возражаете истратить энную часть
заработанного гонорара на билет до Женевы, то я буду вам искренне
признателен. Ибо дело не терпит проволочки и нам нужно первыми придти к
финишу, если мы хотим взять их за горло! Кого - об этом мы еще поговорим.
Итак, Дейв, вы отправляетесь в Женеву, вы бывали там? Нет? Так вот, в
Женеве вам нужно попасть на улицу Крамгассе, 4. Рядом в доме под номером 2
находится старейшая во всей Швейцарии аптека. Кстати, когда будете там,
загляните ради любопытства, все-таки 1571 год. Впрочем, это, так сказать,
лирическое отступление. Вам нужно встретиться с Мишелем Потье, он говорит
по-английски, кстати. Передадите ему мою записочку и вот этот пакет. Что в
нем? Неизвестный допинг, запущенный в спортивный мир, который, судя по
всему, сработает в Сеуле...
- Извините, Олег, я - криминальный репортер! И, честно говоря, даже
на "Уэмбли" хожу только на финальные матчи, да и то, признаться, чтоб не
выглядеть белой вороной в глазах коллег. Растолкуйте мне, что за напасть -
эти допинги? Как по мне, если находятся идиоты, готовые рисковать
здоровьем во имя позолоченных медяшек, навешиваемых на грудь, как призовым
лошадям на ипподроме в Челси, так это их дело!
- Здесь вы, Дейв, затрагиваете уже мою честь, потому что я сам был
той самой "призовой лошадкой", как вы изволили выразиться. Но я не брал на
свою душу греха и не подстегивал организм разными искусственными или
естественными ускорителями и поэтому борюсь с теми, кто рад превратить
спортсменов в "призовых лошадок". Нет, Дейв, спорт - это самое великое,
что выдумали люди после электричества, бензинового двигателя и
пенициллина, и, поверьте мне, он заслуживает, чтоб за него бороться
отчаянно. Нельзя лишить человека надежды на будущее, а без спорта, без
физической культуры вообще, мы вымрем, и после нас останутся лишь
самовоспроизводящиеся роботы. Уж им-то спорт действительно ни к чему!
Моя горячая тирада несколько смутила Дейва, он порывался вставить
слово, но я не дал ему раскрыть рта. Я прочел Дейву небольшую, но емкую
лекцию о допингах и их влиянии на спортивную жизнь, обрисовал тех, кто
стоит за всей этой фармакологией и получает бешеные барыши, по сравнению с
которыми гонорары чемпионов, согласившихся рисковать, выглядят копейками -
жалкими копейками в базарный день.
- Если так пойдет и дальше, то, боюсь, кое-кому из моих коллег и из
отдела спорта придется поискать работу! - пошутил Дейв. - Мне это здорово
понравилось!
Я отдал Дейву пакет и загодя написанное послание к Мишелю Потье.
- Запомните телефон в Женеве: 031-22-14-81. Мишель Потье. И еще -
передайте на словах, что времени в обрез, допинг уже работает, и если до
Сеула не удастся раскрыть его код, будет поздно. Я очень прошу Мишеля не
терять ни минуты!
Нет, Дейв не был бы сыном своего времени и своей загнивающей системы,
если б не спросил напрямик:
- Мы теперь как бы компаньоны в обладании информацией?
- Что за разговор, Дейв! Самое важное - разоблачить эту банду. Хочу
предупредить: это очень опасно, Дейв! И взрыв у Турецкого сада в Вене -
тому свидетельство...
- Вы не подумайте, Олег, что если я никогда не занимался спортом, то
слабак. Нет, я всегда готов постоять за себя. Так меня воспитали!
И здесь они нас обошли, разочарованно подумал я. Как мы не гнали наш
локомотив вперед целых семьдесят лет! "Готов постоять за себя", а мы-то
воспитывали в людях инфантильность, пообещав им, что лишь в коллективе -
сила, только общая масса - это правда жизни и наш идеал. Вот и рубили - в
прямом и переносном смысле - головы, торчавшие над толпой. Будь как все,
все - за одного...
- Удачи тебе, Дейв! Черкни пару слов или позвони. Но соблюдай
осторожность - никто не должен даже догадываться об этом. Понял?
- Еще бы! Это железное правило нашей журналистики. Да, мистер
Романько, извините, Олег, я могу открыть тайну погибшего в автомобиле?
- Не только можно, даже нужно! Пусть они подергаются, занервничают,
авось что-то и выплывет на поверхность! Ты сделай упор на следующее
обстоятельство...
12
Домой мы возвращались в одном самолете со сборной. Как обычно, после
состязаний спортсмены сбросили с себя груз напряженного ожидания, сурового
режима и неписаных законов сдержанности - этих многочисленных табу,
сопровождающих человека, вступившего на крутую, скользкую тропу большого
спорта. Победители радовались открывшейся дороге в Сеул, побежденные
здраво рассудили: не получилось здесь, в Вене, получится в Москве или
Женеве, в Варшаве или Токио. Ведь прежде чем удастся надеть на себя форму
олимпийской команды СССР, особо желанной после восьми лет нашего ничем
неоправданно порушенного олимпийского цикла, придется еще доказывать свое
право на это. Из Сеула, где давно приготовились к Играм, доносились, хоть
и прошедшие сквозь густое сито невидимых "красных карандашей", потрясающие
новости. Они красноречиво свидетельствовали, что это будет Олимпиада
столетия и участвовать в ней престижно, а успех сулит немалые моральные и
материальные стимулы.
Вскоре после взлета принесли подносы с обедом. Саня вытащил
припасенную именно для такого случая бутылку испанского коньяка
"Ветерано", ароматного, согревающего вечным теплом Средиземноморья, где
произрастают виноградники, дарящие столь прекрасный нектар.
Волнения последних дней отодвинулись на второй план, остались где-то
там внизу, за государственными границами, пересекаемыми нами в этот час, и
осознание того, что опасность миновала, а дело, ради коего мне пришлось
претерпеть столько испытаний, забыть которые было не под силу даже спустя
два с половиной года и суровым напоминанием которых был взрыв у Турецкого
сада в Вене, получило продолжение, и можно было надеяться, что
удастся-таки добраться до истоков - отравленных истоков мафии, делающей
свой черный бизнес и теперь на здоровье спортсменов. Правда, до
спокойствия еще ой как далеко, но, признаюсь честно, хоть в Вене я
чувствовал себя в шкуре человека, заглянувшего в жерло клокочущего
вулкана, не мог, не имел права отвернуться, отойти от края, не говоря уж о
том, чтобы удалиться на безопасное расстояние...
- Как поживает наша славная пресса? - спросил подошедший Вадим
Крюков. Он был слегка навеселе, как, впрочем, и большинство в нашем
воздушном ковчеге. Не нужно было быть психологом, чтоб догадаться, что
Крюков - на коне, он был не из тех, кто скрывает свое торжество.
- Вашими заботами, Вадим Васильевич, - почтительно поднимаясь из
кресла, сказал Саня и добавил: - Садитесь, у нас свободно!
- Ну, если приглашает пресса, грех или даже не грех - опасно! -
отказываться. - Крюков пробрался на кресло у окна.
Саня снова вытащил из сумки бутылку "Ветерано", в литровой емкости
оставалось еще вполне достаточно, чтобы скоротать в приятной беседе путь
