Шамбо.
- Методично, - повторил он.
- Очень.
- Что было дальше?
- Я записала имя доктора и внесла недельную плату за номер. Консьерж
будет приносить вам еду, начиная с девяти утра завтрашнего дня. Я остаюсь
здесь до позднего утра. Сейчас около шести утра, скоро взойдет солнце.
Потом я вернусь в отель за остатками своих вещей и авиабилетами, и нигде
никогда не буду упоминать вашего имени.
- А если вас узнают?
- Буду все отрицать. Было темно, а кругом была паника.
- Теперь вы отклоняетесь в сторону от методичного анализа
происходящего. Во всяком случае, вы уступаете инициативу цюрихской
полиции. У меня есть гораздо лучшее предложение. Позвоните подруге и
попросите ее упаковать остатки ваших вещей и оплатить ваш счет. Возьмете у
меня сколько угодно денег и возьмете билет на первый же самолет до Канады.
Это намного проще, чем вступать в долгие объяснения.
- Соблазнительное предложение...
- Прежде всего оно логично.
Мари продолжала смотреть на него, напряжение внутри нее нарастало,
отражаясь на ее глазах. Обернувшись, она подошла к окну, уставившись на
бледные лучи восходящего солнца. Он терпеливо ждал. Он ощущал ее волнение
и понимал его причину, глядя на ее лицо в бледной окраске рассвета. Борн
ничего не мог поделать с этим. И во всем, что она делала, она нарушала все
установившиеся правила. Наконец, Мари обернулась. Глаза ее блестели.
- Кто вы такой?
- Вы же слышали, что они говорили.
- Я знаю лишь то, что чувствую!
- Не нужно пытаться объяснять свои действия. Вы просто сделали это,
вот и все. Так и будет.
Неожиданно она очутилась в футе от него. В ее руке находился
пистолет. Мари направила на него оружие, голос ее дрожал:
- А если я это все разрушу? Если я вызову полицию и сдам вас в ее
руки?
- Несколько часов назад я бы попросил вас подождать. Теперь я этого
не сделаю.
- И все-таки, кто вы?
- Они сказали, что меня зовут Борн. Джейсон Чарльз Борн.
- Что означает "они сказали"?
Он уставился на оружие, прямо в черный зрачок ствола. Ничего не
оставалось, как сказать правду, но если бы он только знал какую...
- Что это означает? - повторил он. - Вы знаете столько же, сколько и
я, доктор.
- Что именно?
- Вы можете, если хотите, услышать мою версию. Может быть, после
этого вы будете чувствовать себя лучше. Или хуже, я ни в чем не уверен. Но
можете послушать, потому что я не знаю, что еще рассказать вам.
Мари опустила пистолет.
- Рассказать мне что?
- Моя жизнь началась пять месяцев назад на маленьком острове в
Средиземном море, который называется Порт-Нойра...
Солнце поднялось. Оно уже освещало деревья, проходя через листву.
Лучи солнца отбрасывали на стены номера причудливые рисунки. Борн был
полностью опустошен рассказом. Он закончил, и ему больше нечего было
сказать. Мари сидела в кожаном кресле, ее ноги были поджаты, пистолет и
сигареты лежали на соседнем столике. Она почти не шевелилась, ее
пристальный взгляд застыл на его лице. Мари владела техникой анализа,
обрабатывала цифры и отделяла факты один от другого, так же, как листья
фильтровали солнечный свет.
- Вы так часто говорили: "Я не знаю. Хотел бы я сам знать". Вы долго
смотрели на что-нибудь, и я пугалась этого. Я спрашивала вас, что это
такое? Что вы собираетесь делать? И вы снова отвечали: "Хотел бы я сам
знать". Бог мой, через что вы прошли... Что вы собираетесь делать дальше?
- После того, что я сделал с вами, вы еще можете думать обо мне?
- Это не имеет никакой роли, - задумчиво промолвила Мари,
нахмурившись своим мыслям.
- О чем вы задумались?
- Об отдельно связанных, но развивающихся независимо от меня мыслям.
Экономический парадокс... Тогда на Лювенштрассе, перед тем как зайти к
Чернаку, я просила вас не брать меня туда. Я полагала, что если я узнаю
что-либо лишнее, то вы убьете меня. Тогда вы сказали очень странную вещь.
Вы сказали: "То, что вы уже слышали, не имеет для меня большого значения".
Я подумал, что вы сошли с ума.
- То, что я делал, находилось на пороге безумия.
- Почему вы не сказали мне о том, что Чернак пытался вас убить?
- На это уже не было времени, и я не думал, что это имеет для вас
какое-нибудь значение.
- В этот момент для вас не имело, а для меня это было очень важно.
- Почему?
- Потому что у меня было предчувствие, что вы не поднимите оружие
против того, кто не причинял вам никакого вреда.
- Но он пытался, и я был ранен.
- Я не знала последовательности выстрелов, а вы мне ничего не
сказали.
- Я вас не очень-то понимаю.
Мари закурила.
- Это очень трудно объяснить, но в течение всего времени, пока вы
держали меня заложницей, и даже когда вы ударили меня и держали пистолет у
виска, мне казалось, что я заметила в ваших глазах нечто такое... можно
назвать это нежеланием. Вот мое объяснение.
- Какова же ваша точка зрения?
- Я не уверена. Возможно, к этому следует добавить то, вы сказали в
Альпенхаузе. Когда этот толстяк подошел к нашей кабинке, вы велели мне
сесть лицом к стенке и прикрыть лицо рукой. "Для вашего же блага. -
сказали вы, - чтобы он не смог вас узнать".
- Я все еще не понимаю, к чему вы клоните.
- Человек в золотых очках, который представился мне полицейским,
сказал, что вы жестокий убийца, который не остановится перед новым
убийством. Если бы это было до посещения Чернака, я бы ему не поверила. С
другой стороны, полиция не действует так, как действовали они. Вы были
человеком, который борется за свою жизнь, а не жестоким убийцей.
- Я повторяю, - перебил он ее, - вы слышали, что они говорили.
Конверты с деньгами передавались и направлялись ко мне. У меня был счет в
Цюрихе свыше четырех миллионов долларов. - Боль снова возвращалась к нему.
- Таковы факты, доктор. Сейчас мы просто теряем драгоценное время.
Мари поднялась с кресла, взяла пистолет и подошла к кровати Борна.
- Вы этим очень расстроены, не так ли?
- Я просто собираю факты.
- Тогда, если все, что вы говорите, правда, я могу иметь собственные
обязательства, не правда ли? Как добропорядочный член общества я должна
позвонить в полицию и сообщить им, где вы находитесь.
Она подняла пистолет.
Борн взглянул на нее.
- Я думаю...
- Почему нет? - резко бросила она. - Вы сами можете ответить на этот
вопрос, но я могу вам помочь. Имеющиеся у вас факты, это не столько факты,
сколько ваши умозаключения, услышанные вами от людей, про которых вы точно
знаете, что они замешаны в преступлениях. Что же касается вашего
банковского счета, то его происхождение может быть совсем иного свойства.
Очень трудно создать специальную компанию для поддержки одного убийцы. Но
давайте вернемся назад, к вам. Я могу позвонить в полицию или нет?
- Вы знаете мой ответ. Я не могу вас остановить, но я бы не хотел
этого.
- Почему? - она положила пистолет. - Ладно, я тоже этого не хочу. И
не верю тому, что про вас говорили.
- На что вы надеетесь?
- Я сказала вам, что не уверена. Все, что я знаю, так это то, что 7
часов назад один человек, рискуя своей жизнью, пришел, чтобы спасти меня.
Полагаю, что ему можно верить.
- Предположим, что вы ошиблись.
- Значит, я совершаю огромную ошибку.
- Благодарю вас. Где деньги?
- Они в бюро. Там же ваш паспорт и бумажник, счет за номер и имя
доктора. Сейчас я вам все подам для проверки, - нахмурилась она. - Что вы
собираетесь делать?
- Я хочу дать вам денег, чтобы вы смогли добраться до Канады.
- Думаю, что это можно сделать и попозже.
- Надо исходить из того, как я буду себя чувствовать. Кстати,
попросите, чтобы мне купили какую-нибудь одежду.
Борн взял несколько крупных купюр из бумажника и протянул их мари.
- Но здесь 50 тысяч франков! - запротестовала она.
- Это же я втянул вас в эту гнусную историю, - возразил Борн.
Она взглянула на деньги, затем на пистолет в левой руке.
- Мне не нужны ваши деньги, - заявила она, положив оружие на столик
рядом с креслом.
- Что вы имеете в виду?
Мари повернулась и направилась к креслу, затем развернулась еще раз,
взглянула на Джейсона и села.
- Мне кажется, что я могу вам помочь.
- Минутку...
- Пожалуйста, - прервала она его. - Пожалуйста, не задавайте мне
никаких вопросов. Давайте пока не будем затрагивать эту тему.
КНИГА ВТОРАЯ
"Нью-Йорк Таймс" (28 июня 1990 г.)
ВЕНГРИЯ УКРЫВАЛА МЕЖДУНАРОДНОГО ТЕРРОРИСТА.
Согласно документам, обнародованным 27 июня новым министром
внутренних дел Венгрии, международный террорист, известный под именем
Карлос, в 1979 г. получил убежище в Венгрии. Настоящее местонахождение
Карлоса неизвестно.
Впервые министр внутренних дел сообщил о предоставлении Карлосу
убежища в Венгрии на сессии парламента. Однако тогда его заявление было
публично опровергнуто А. Бенке, занимавшим в 1979 г. пост министра
внутренних дел.
"Коммерсант" (N 25 от 2июля 1990 г.)
Венгерские власти опубликовали письмо опасного международного
террориста Карлоса Рамиреса по кличке "Шакал", адресованное Яношу Кадару,
в котором он благодарит бывшего руководителя за предоставленное убежище.
По данным, опубликованным новым венгерским правительством, он не только
скрывался в Венгрии при поддержке коммунистических руководителей Венгрии,
но и готовился в этой стране к очередным террористическим акциям.
Венгерские средства массовой информации подтверждают информацию из газеты
"Вашингтон Пост" о том, что на территории Венгрии существовали лагеря для
подготовки международных политических террористов.
"Интернэшнл геральд трибюн" (26 июля 1990 г.)
Как сообщил министр внутренних дел Петер-Микаель Дистель, вполне
вероятно, что в в ближайшее время он будет располагать неопровержимыми
доказательствами того, что Эрих Хоннекер покровительствовал Карлосу и
другим международным террористам. Министр обвинил бывшего руководителя ГДР
и бывшего шефа государственной безопасности Эриха Мелке в том, что они
неоднократно позволяли Карлосу находиться на территории ГДР.
Карлос, настоящее его имя Илич Рамирес Санчес, родился в 1949 году в
Венесуэле. Он обвиняется в убийстве трех французских полицейских 27 июня
1975 года в Париже, в террористических актах в декабре 1975 года в Вене, в
других преступлениях.
10
Никто из них не знал, когда случилось, или, говоря по правде,
случилось ли это вообще. Не было ни потрясающей драмы, ни конфликтов,
которые требовали компромиссов, ни барьеров, которые было необходимо
преодолевать. Все, что было для этого необходимо, заключалось в простом
общении словами или взглядами и, возможно, более важным был аккомпанемент
легкого смеха, которым частенько сопровождались беседы.
Их условия в сельской гостинице были максимально приближены к
условиям больничной палаты. В течении дня Мари занималась всеми
жизненно-необходимыми делами. Она покупала одежду, продукты, карты и
газеты. Она же самостоятельно отогнала реквизированный Борном автомобиль
за десять миль к югу от города Рейнах, где и бросила его, вернувшись на
такси в Ленцбюрг. Пока ее не было, Борн усиленно занимался восстановлением
сил: старался больше двигаться по комнате, растягивая интервалы между
минутами отдыха. Где-то в глубине своего подсознания он чувствовал, что
выздоровление зависит как от того, так и от другого.
Когда они были вместе, они часто разговаривали, сначала стесненно, с
взаимными выпадами, как это характерно для незнакомых людей, брошенных в
жестокие волны обстоятельств, и пытающихся выжить. Они старались создать
нормальные условия там, где не было никаких шансов на существование, что
было проще, чем ситуации, когда оба допускали существенные отклонения от
обычных правил: когда нечего было сказать, не относящееся к происходящим
событиям. И такие ситуации возникали именно в те моменты, когда темы для
разговора, затрагивающего конкретные дела, временно истощались и наступали
паузы, которые были наподобие трамплина, ведущего к словам и мыслям иного
содержания.
Именно в эти моменты Джейсон узнавал разного рода факты из прошлого
женщины, которая спасла его жизнь. Внутренне он не был согласен с ее
заявлением, что она знает о нем значительно больше, чем он сам, но в то же
время он констатировал тот факт, что он ничего не знает о ее жизни. Откуда
она появилась? Почему такая привлекательная женщина с темно-красным цветом
волос и кожи, несомненно, воспитывающаяся в детстве на какой-нибудь ферме,
захотела стать доктором экономических наук.
- Потому что она устала от фермы! - воскликнула Мари.
- Вы шутите? Действительно ферма?
- Да, ферма была меньше небольшого ранчо. Очень маленькая, по
сравнению с огромными фермами в Альберте. Когда мой отец был молодым, и
люди шли на Запад покупать землю, существовали неписанные ограничения:
нельзя конкурировать с вышестоящими по положению. Отец часто говорил, что
если бы он использовал имя Сен-Джеймс, нежели Сен-Жак, то он был бы долее
самостоятельным человеком в наше время.
- Он фермер?
Мари рассмеялась.
- Нет, он был бухгалтером, который стал фермером точно так же, как во
время войны стал бомбардиром. Отец был пилотом королевских
военно-воздушных сил Канады. Я все время думала, что раз он видел небо не
с земли, а с самолета, то бухгалтерская контора после этого показалась ему
мышиной норой.
- Да, это требует нервного напряжения.
- Больше, чем вы думаете.
- Мне кажется, что я могу его понять.
- Возможно.
Мари жила в Калгари с родителями и с двумя братьями до 18 лет, когда
она поступила в университет Монреаля и вступила в жизнь, о которой никогда
не помышляла. Равнодушная к занятиям студентка, которая отдавала
предпочтение к скачкам на лошадях перед скучными занятиями в школе при
женском монастыре, открыла в себе тягу к использованию ума.
- На самом деле это было очень просто. Я смотрела на книги, как на
естественные врагов, и вдруг я попала в окружение людей, которые преуспели
в них. Кругом были разговоры. Разговоры днем, разговоры ночью, разговоры
на лекциях, семинарах и в переполненных кабинах за кружкой пива. Я думаю,
что эти-то разговоры и повернули меня к занятиям. Вам знакомо что-то
подобное?
- Я не могу вспомнить, но понять, пожалуй, смогу. - У меня не
сохранилось воспоминаний о годах учебы, я не могу сейчас вспомнить ни
колледжа, ни друзей, но я абсолютно уверен, что прошел через все это. - Он
улыбнулся. - Долгие беседы после кружек пива довольно эмоциональное
времяпрепровождение.
В свою очередь Мари тоже улыбнулась.
- Я и сама достаточно эмоциональна в этом окружении. Своенравная
девица из калгари, привыкшая к конкуренции со стороны двух старших
братьев, которая может выпить пива гораздо больше, чем половина студентов
в Монреале.
Джейсон наблюдал за разговором как будто со стороны. Несмотря на
внешнюю сдержанность ее рассказ говорил о большой внутренней энергии,
которую она могла вкладывать в любую работу, поглощающую ее с головой.
После окончания университета она получила степень доктора экономии и
должность в торгово-экономическом отделе, обслуживающем правительство
Канады.
- А как все остальное?
- Что вы имеете в виду?
- Самое обычное... Муж, семья, дом, обнесенный белой изгородью и так
далее.
- Рано или поздно они могут появиться, но пока я над этим не
задумывалась. - Явных претендентов на роль мужа еще не возникало.
- А кто такой Петер?
Улыбка сошла с ее лица.
- Я уже и забыла, что вы читали телеграмму.
- Я сожалею...
- Не стоит. Петер... он очень нравился мне. Мы жили вместе почти два
года, но это ничем не кончилось.
- Он не обиделся на вас?
- Конечно, нет! - рассмеялась Мари.
- Но он собирается встречать вас в аэропорту двадцать шестого. Вам,
кажется, надо как-то сообщить ему.
- Да, я все помню.
Ее ближайший отъезд был той темой, обсуждать которую они забывали,
вернее, не хотели. Это было неотвратимо и изменить это обстоятельство, по
мнению Борна, уже ничто не могло. Мари собиралась помочь ему, но он
воспринимал это как фальшивую вежливость, и не более того. Она могла
задержаться на день или два, но что-нибудь другое было просто невозможным.
Поэтому они и избегали этой темы. Разговоры, обмен взглядами и даже улыбки
- все это происходило между ними, но каждую секунду они понимали нелепость
таких ситуаций и невольно замыкалась в себе.
Поэтому они постоянно старались вернуться к обсуждению жизненных
проблем, связанных с их положением, скорее даже с его положением, так как
связывать все случившееся с ним никак нельзя было распространять на
постороннего человека. Но так или иначе, любая сложная ситуация
провоцирует деятельность ума, и Мари Сен-Жак пыталась применить свои
способности хотя бы к частичному решению этой сложной задачи. Все
необычные ситуации, сведения, домыслы должны быть тщательно
проанализированы и разложены на части, как в свое время это проделал бы
доктор Джерси Восборн на острове Порт-Нойра. Единственно, чего ей не
хватало, так это терпения, которым тот обладал. Кроме того, у нее не было
времени, чтобы все как следует обдумать. Она понимала это и поэтому
допускала определенную резкость в своих суждениях.
- Если не возражаете, ответьте мне на один вопрос. Что больше всего
захватывает ваш интерес при чтении газет?
- Сообщения. Кажется, это интересно всем.
- Будьте серьезнее. Что вы обычно ищете в газетах?
- Чаще всего - все. Я даже не могу объяснить почему.
- Приведите пример.
- Ну, вот сегодня утром. Описывается инцидент с американским и
греческим кораблями и затянувшиеся дебаты в ООН. Русские протестуют. Мне
понятно взаимное внимание военных сил в Средиземноморье и проблемы
Среднего Востока. Особенно меня беспокоит Ирак.
- Дальше.
- Еще статья о переговорах Восточной Германии с Боннским
правительством в Варшаве. Восточный блок, Западный блок, и снова все
понятно.
- Таким образом, вы в курсе международных событий. Вы вполне
подготовлены, чтобы рассуждать о политике.
- Я не думаю, что у меня когда-то было отношение к дипломатической
службе. Размер моего счета в Джементшафт Банке сразу отрицает всякую
государственную службу.
- Я согласна с тем, что политическая грамотность может иметь разное
происхождение. А что вы скажете насчет карт? Вы просили меня купить вам
карты. Что вам приходит в голову, когда вы их рассматриваете?
- Иногда названия, которые я там встречаю, вызывают в моем
воображении картины, точно так же, как это было со мной в Цюрихе. Здания,
отели, улицы... иногда лица. Но никаких имен. Лица без имени.
- Это говорит о том, что вы много путешествовали.
- Иногда мне тоже так кажется.
- Вы "знаете" это?
- Хорошо. Допустим, что я путешествовал.
- Каким образом вы путешествовали?
- Что вы имеете в виду?
- Что это было обычно: самолет, автомобиль - не такси, а когда вы
сами за рулем.
- Я думаю, что и так и так. Почему вы об этом спрашиваете?
- Самолеты чаще всего могут объяснять большие расстояния. Вас всегда
встречали? Вы припоминаете какие-нибудь лица в отелях, аэропортах?
- На улицах! - непроизвольно воскликнул он.
- Улицы? Почему улицы?
- Не знаю. Люди встречались со мной на улицах... в таких местах. Там,
где темно.
- Рестораны, кафе?
- Да... и номера.
- В отелях?
- Да.
- А не конторы? Я имею в виду деловые конторы.
- Иногда, но это не как правило.
- Хорошо. С вами часто встречались люди. Их лица вы помните, но
плохо. Как они такие? Мужчины? Женщины? Те и другие?
- Чаще всего были мужчины. Несколько раз женщины, но чаще мужчины.
- О чем шла речь?
- Не помню.
- Попытайтесь вспомнить.
- Не могу. Я не помню ни их голосов, ни слов. Возможно, что их и не
было.
- Но расписания встреч были? Вы встречались с людьми, которые
назначали вам свидания. Они ожидали встреч и вы - тоже. Кто назначал эти
встречи? Ведь кто-то должен был это делать?
- Телеграммы, телефонные звонки.
- От кого? Откуда?
- Этого я не знаю. Они просто попадали ко мне.
- В отелях?
- Думаю, что чаще всего.
- Что-то наподобие Тредстоун, 71?
- Тредстоун...
- "Тредстоун". Это ваша компания, не так ли?
- Это название мне не о чем не говорит. Я не смог найти эту компанию.
- Конкретнее!
- Я говорю очень конкретно. Этой компании нет ни в одном телефонном
справочнике Нью-Йорка. Я туда звонил.
- Вы склонны считать, что это что-то необычное, но на самом деле это
не так.
- С чего вы это взяли?
- Это может быть вспомогательное отделение какой-нибудь крупной
фирмы. Такие ситуации распространены.
- Кого вы хотите убедить?
- Вас. Это вполне возможно, что вас используют как мобильного
представителя для заключения торговых сделок. Для этого имеются все
данные: поступление на счет денег для реализации прямых сделок, которые
были заранее одобрены. Кроме того, ваша организация труда и ваша
ориентация в политике говорит о том, что ваш уровень в этой компании
достаточно высок. Возможно, что вы совладелец или крупный держатель акций.
- Вы очень быстро говорите и рассуждаете.
- Но я не сказала ничего, что бы не было вполне логичным.
- Но есть один или два разрыва в ваших рассуждениях.
- Где?
- Это счет имеет только приходные ордера, там никогда не было изъятий
денег.
- Вы можете это и не знать, потому что не помните. Выплаты со счета
могут делаться с помощью депозитов.
- Я даже не знаю, о чем идет речь.
- Это знают специалисты. Что еще?
- Люди не должны пытаться убить кого-то за покупку каких-то товаров
по низкой цене. Они могут разоблачить, но убить - никогда в жизни.
- Они могут это сделать, если происходит гигантская ошибка.
- Вы говорите весьма убедительно.
- Я убеждена в этом, так как провела возле вас три дня. Вы говорили,
а я слушала. Произошла огромная ошибка... Или разновидность заговора.
- В чем заключается этот заговор? Против кого он направлен?
- Это то, что вы должны отыскать.
- Благодарю вас.
- Скажите мне, пожалуйста, что приходит в голову, когда вы думаете о
деньгах?
"Остановись! Не делай этого! Неужели тебе еще не ясно? Когда ты
думаешь про деньги, ты размышляешь об убийствах".
- Не знаю. Сейчас я устал и меня клонит ко сну. Не забудьте отправить
утром вашу телеграмму.
Наступила глубокая ночь. Начинался четвертый день, а сон все не
приходил. Борн лежал, уставившись в потолок, в темном дереве которого
отражался свет настольной лампы. Свет горел всю ночь. Мари просто
оставляла его без всяких объяснений.
Утром она должна была уехать, и ему было необходимо четко представить
собственные планы. Он должен оставаться в гостинице еще несколько дней,
затем вызвать доктора и подготовить все для отъезда. После этого - Париж.
Деньги теперь находились в Париже и кроме того, что-то еще притягивало его
к этому городу: он ощущал это кожей. Окончательный ответ на все эти
вопросы находился в Париже.
"Вы не бесполезны. Вы должны найти свой путь".
Что он хотел найти? Человека по имени Карлос? Кто такой Карлос и
какое отношение он имеет к человеку по имени Джейсон Борн?
Он услышал легкое движение на живописном диване. Вглядевшись, он
обнаружил, что Мари не спит. Наоборот, она внимательно смотрит на него.
- Вы не правы, и вы знаете это, - неожиданно заявила она.
- Относительно чего?
- Того, о чем вы думаете.
- Вы не знаете, думаю я или нет.
Знаю, я вижу это по вашим глазам. Собирая факты, вы не уверены в их
значении и поэтому боитесь их.
- Тем не менее, они были! - негромко воскликнул он. - Объясните тогда
Степпдекштрассе... Объясните толстяка в Альпенхаузе.
- Я не могу этого объяснить, но вы тоже не можете.
- Они были. Я видел их там.
- Вам нужно отвлечься от этих мыслей. Не надо быть тем, кем вы быть
не можете, Джейсон. Забудьте об этом.
- Париж... - проронил он.
- Да, Париж, - Мари поднялась с дивана. Она была в желтом ночном
халате, почти белым, с перламутровыми пуговицами, начинавшимися почти у
подбородка. Подойдя к нему ближе, она подняла руки и стала расстегивать
пуговицы. Халат мягко упал на пол, когда Мари села на его кровать и
склонилась над ним, уставившись в его глаза.
- Я хочу отблагодарить вас за мою жизнь, - призывно прошептала она.
- А я - за свою, - мгновенно возбудился он. В его воспоминаниях не
осталось места для женщин, и поэтому она казалась ему всем, что он только
мог вообразить.
Но они боялись говорить друг другу, что все это - только на остаток
ночи до утра, может быть, на час или два. И лишь Бог знал, как они
нуждались в обыкновенной ласке и участии.
Они лежали обнявшись, ничем не нарушая окружавшей их тишины. Наконец,
Мари подняла руку и приложила указательный пальчик к его воспаленным
губам.
- Я хочу что-то сказать, но не хочу, чтобы меня прерывали. Пока еще я
не отправила телеграмму Петеру. Пока...
- Минутку... - он отвел ее руку от лица.
- Пожалуйста, не перебивай меня. Я сказала "пока". Это не означает,
что я не пошлю ее. Может, это произойдет чуть позже. А сейчас я остаюсь с
тобой, так как хочу проводить тебя в Париж.
Он с трудом нашел нужные слова:
- Предположим, что я против этого.
Мари повернулась, прижимаясь к нему всем телом.
- Это не твое желание. Это говорит компьютер внутри тебя.
- На твоем месте я бы не был таким уверенным.
- Но ты - это не я. Я не вижу все способы, какими ты стараешься
удержать меня от этого поступка. Ты говоришь о стольких разных вещах, о
которых тебе не хочется разговаривать. В конце концов нам пора сказать
друг другу все, что мы не успели сказать за эти несколько дней. Сейчас я
не могу от тебя уехать. Ты нуждаешься во мне, и ты вернул мне жизнь.
- С чего ты взяла, что я в тебе нуждаюсь?
- Я могу сделать для тебя очень много такого, чего ты сам сделать не
в состоянии. Это все, о чем я думала в течении нескольких последних часов.
Тебе придется иметь дело с банками, счетами и с множеством других вещей, в
которых я разбираюсь лучше тебя. Возможно, раньше ты знал это, но не
теперь. Есть и еще кое-что... У меня есть определенное положение в
правительственных учреждениях Канады. Я могу вполне официально получить
доступ к различной информации, а кроме того, я могу рассчитывать на
определенную защиту. Международная финансовая система терпит кризис, в
результате которого пострадает и Канада. Это еще одна причина, почему я в
Цюрихе. Я занимаюсь насущным анализом ситуации, чтобы поддержать принятие
правильных решений на государственном уровне во взаимоотношениях с нашими
союзниками, а не только прослушиванием теоретических дискуссий на
конференциях.
- И при все этом ты собираешься помогать мне?
- Я думаю, что это возможно, включая защиту со стороны посольства,
что может стать самым важным. Но я даю тебе слово, что при малейших
проявлениях жестокости с твоей стороны, я уеду. Мои собственные страхи
позади, и я не буду обременять тебя ни при каких обстоятельствах.
- При первых признаках... - повторил Борн, глядя на Мари. - И я смогу
определить, когда и где это может случиться.
- Если тебе так хочется. Здесь мои познания ограничены. И я не буду
спорить.
Он продолжал смотреть на нее, загипнотизированный тишиной.
- Теперь ты можешь прервать меня, чтобы мы могли заняться намного
более приятными вещами, если тебе это по силам.
Рука Борна непроизвольно потянулась к ее груди...
Прошло еще три дня. Они все время находились в напряжении, как люди,
ожидающие перемен. И когда они пришли, то они пришли так быстро, что
разговоры о них уже нельзя было больше откладывать. Над столом поднимался
сигаретный дым, смешиваясь с ароматом свежего кофе. Консьерж, весьма живой
швейцарец, чьи глаза видели гораздо больше, чем произносили его губы,
оставил им несколько цюрихских и одну местную газету.
Джейсон и Мари сидели друг против друга, погруженные в просмотр
новостей.
- У тебя что-нибудь есть? - осведомился Борн.
- Этот старик, сторож на Гуизон Квей, был похоронен позавчера.
Полиция не сделала никаких конкретных заявлений. "Расследование успешно
продолжается", - утверждают они.
- В моей газете это дается более подробно, - сообщил Борн, неуклюже
складывая газету левой рукой.
- Как она, все еще болит? - поинтересовалась Мари, уставившись на его
руку.
- Уже лучше. Я могу двигать пальцами более уверенно.
- Я это знаю.
- У тебя испорченная голова, - он сложил газету и продолжил:
- Здесь они повторяют все то, что было вчера. Пули и следы крови
будут переданы на анализ. - Но кое-что они добавили. Остатки одежды, этого
раньше не было.
- А в чем тут проблема?
- Во всяком случае, не во мне. Моя одежда была куплена в самом
расхожем магазине Марселя. А что можно сказать о твоем платье? Оно сшито
по заказу или это стандартная модель?
- Ты пугаешь меня. Конечно, нет. Все мои платья сшиты у портнихи в
Оттаве.
- Их можно проследить?
- Я не вижу каким образом. Материал привезен из Гонконга.
- А могла ты что-нибудь купить в магазинах вокруг или внутри отеля
"Кариллон"? Что-нибудь, что потом могло быть на тебе. Косынку, заколку или
еще что-то в этом роде?
- Нет, я никогда не покупаю вещей подобным образом.
- Хорошо. А с кем ты встречалась в Цюрихе, кроме тех, кто
присутствовал на конференции?
- Ничего страшного. Я имела несколько встреч, в результате которых
