— А, "Дайнакар индастриз"! Знаю. Домчу мигом.
— В каком это направлении? — встревожился Чиун.
— Направлении? Я бы сказал, на запад.
— Тогда почему ты едешь на север?
— Чтобы попасть на автостраду, которая идет на запад, нужно сначала
поехать на север, — добродушно пояснил таксист.
— О, мне хорошо известны уловки занимающихся твоим ремеслом. Направляйся
на запад.
— Как это?
— Очень просто. Поверни колеса на запад, и все.
— По прямой?!
— Плачу только за мили, приближающие нас к месту моего назначения. За
западные мили, — сказал Чиун. — За ненужные отклонения от заданной цели
платить не собираюсь.
— Да как же по прямой-то? На пути могут встретиться разные пустячки вроде
небоскребов.
— Я даю тебе разрешение такие препятствия объезжать. Но на запад,
неизменно на запад. Я тебе помогу. Буду подсчитывать за тебя западные мили,
— сказал Чиун, уставясь на пощелкивающий таксометр.
Водитель пожал плечами:
— Хорошо. Босс у нас — ты.
— Я не босс, — поправил его Чиун. — Я — Мастер.
— Ладно. Лишь бы я был водитель, — согласился таксист. Пока они ехали,
Чиун не отрывал глаз от таксометра, но думал при этом о Римо.
Он не солгал, когда сказал Смиту, что Римо потерян для Синанджу. Появление
Римо Уильямса-старшего — кровного отца Римо — повело воспитанника Чиуна по
другой тропе, его жизненный путь направился прочь от Синанджу. Чиун надеялся
предотвратить это осложнение, убив стрелка еще до того, как Римо узнает о
его существовании. Не получилось.
Однако Чиун солгал, когда сказал Смиту, что Римо мертв. В некотором смысле
оно, конечно, так и было. Без направляющей руки Чиуна, удерживающей ученика
в русле правильного дыхания и — шире того — существования вообще, могучие
возможности Римо скоро ослабнут и, может быть, исчезнут совсем. Так уже
бывало раньше, когда Римо оставался один, без Чиуна. Не исключено, что это
может случиться и теперь. Римо перестанет быть Синанджу.
Но чего Чиун опасался пуще всего, так это что Смит, узнав, что Римо не
умер и существует неподконтрольно
Чиуну, прикажет убить Римо, и связанный контрактом
Чиун будет вынужден подчиниться приказу.
Время для крайних мер еще не пришло. Еще не упущен последний шанс вернуть
Римо в лоно Синанджу.
Вот почему этим прохладным утром Чиун направился к автомобильщику. Не ради
автомобильщика. Не ради Смита. И уж, конечно, не ради того, чтобы послужить
этой дурацкой стране белых людей, которым — всем до единого — неведома
благодарность.
Чиун ехал туда в надежде, что если на жизнь этого Лаваллета будет еще одно
покушение, предполагаемый киллер придет туда не один, а прихватит с собой
Римо.
Тогда-то все и разрешится, думал Чиун. На веки веков.
К заводу "Дайнакар индастриз" такси подъехало сорок минут спустя.
— Сорок девять долларов двадцать пять центов, — сказал таксист. Было бы
в три раза меньше, если бы они ехали по автостраде.
— Цена разумная, — кивнул Чиун, порылся в складках кимоно и выудил
оттуда одну из новеньких, только что выпущенных правительством США
сувенирных золотых монет с обозначенным достоинством пятьдесят долларов.
Таксист посмотрел на нее скептически:
— Что это такое?
— Что видишь. Пятьдесят долларов золотом. Американских.
— А чаевые? Только не надо мне пудрить мозги этим "не заводи детей"! У
меня их уже девять. Потому-то мне и нужны чаевые.
— Вчера котировка этих монет на Лондонской бирже равнялась четыремстам
сорока шести долларам двадцати пяти центам. На мой взгляд, триста девяносто
семь долларов — весьма приличные чаевые за езду в правильном направлении.
— Откуда мне знать, что она настоящая? — усомнился водитель.
— Когда через пять секунд ты умрешь из-за своего дерзкого языка, я выну
вторую такую же и, чтобы облегчить переход в мир иной, положу их тебе на
веки. Достойно ли пользоваться для такого дела фальшивкой?
— Так это что, настоящее золото?
— А я тебе что говорю?
— И стоит взаправду четыреста сорок шесть долларов?
— Четыреста сорок шесть долларов двадцать пять центов, — поправил его
Чиун.
— Хотите, я подожду, чтобы доставить вас обратно в отель? — спросил
таксист.
— Не хочу, — отказался Чиун.
Охранника у ворот огромной пустующей автостоянки "Дайнакар индастриз"
заинтересовало, что за дело привело Чиуна на завод.
— Это мое дело, а не твое. Дай пройти.
— Что ты не служащий, это точно. В такой-то одежке! Вот что, без разового
пропуска впустить не могу. У тебя есть пропуск, а, старина?
— Есть, — Чиун поднял открытую ладонь к носу охранника. — Пожалуйста.
Охранник поглядел, ожидая увидеть в ладони удостоверение, но ничего не
увидел. Не увидел в первый раз, потому что ладонь оказалась пустой. А во
второй — потому что Чиун ухватил его за нос большим и указательным пальцами
и сжал так, что все поплыло перед глазами, и охранник рухнул прямо на стул в
своей будочке.
Проваливаясь в беспамятство, охранник в последние полсекунды все-таки
понял, что с ним произошло. Он слыхивал раньше, что есть в человеческом теле
чувствительные нервные окончания, и если на них нажать особым образом, то
человек теряет сознание. Но ему было невдомек, что такие нервы имеются в
кончике носа.
Часа через три очнувшись, он все еще обдумывал эту мысль.
В огромном пустом гараже Лайл Лаваллет сидел за рулем своего "дайнакара" и
тихонько рычал, изображая работу мотора. Что он не один, Лаваллет заметил
только тогда, когда машина слегка накренилась направо.
Повернув голову, он увидел рядом с собой преклонных лет старика-азиата в
красном парчовом, затканном шелком кимоно.
— Я — Чиун, — сказал старик. — Я здесь для того, чтобы охранять твою
никчемную жизнь.
Лаваллет узнал старика. Это был тот самый китаец, который на демонстрации
"дайнакара" телом прикрыл Джеймса Ривелла от пуль.
— Что вы тут делаете? — спросил он.
— Я уже сказал. У тебя уши заложило? Я здесь для того, чтобы охранять
твою никчемную жизнь.
— Я стою больше десяти миллионов долларов. Я бы не назвал эту сумму
никчемной!
— Десять миллионов долларов. Десять миллионов песчинок. Это одно и то же.
Мусор.
— Сэвидж! — крикнул Лаваллет в открытое окно "дайнакара".
Полковник Брок Сэвидж услышал крик из комнатки на выходе из гаража, где
сидел с другими наемниками. Он снял винтовку с предохранителя, махнул рукой
своим людям, чтобы они следовали за ним, и подбежал к "дайнакару" со стороны
водителя.
Лаваллет, явно перепуганный, еле выговорил:
— Он, — и указал на Чиуна.
— Окружить машину! — приказал Сэвидж. — Ты! Выходи! — рявкнул он Чиуну
и сунул дуло в окно — так, чтобы, если придется стрелять, изрешетить
безоружного китайца.
Лаваллет, сообразив, что Сэвидж изрешетит заодно и его, потому что он,
Лаваллет, находится точно на линии огня, завопил:
— С другой стороны, ПИПдурок! Ты же меня пристрелишь!
Сэвидж обежал машину. Там Чиун ткнул в него пальцем:
— Не вздумай в меня целиться.
— Выходи, китаеза!
— И прекрати мне приказывать. Я не подчиняюсь приказам белых, которые
одеваются, как деревья.
— Идиот, я наемник! Самый высокооплачиваемый наемник в мире. Я —
профессиональный убийца!
— Нет, — сказал Чиун. — Ты — профессиональный покойник.
С точки зрения Лаваллета, это выглядело так, будто старик просто пролетел
сквозь запертую дверь "дайнакара".
Брок Сэвидж указательным пальцем нажал на курок. Чиун, в свою очередь,
нажал на указательный палец Сэвиджа, и оружие вывалилось у того из рук. Чиун
поднял его и с легкостью переломил ствол надвое.
Сэвидж потянулся за ножом "ниндзя-баттерфляй", который открывается, как
складной метр. Широко взмахнул рукой — и нож оказался рядом с ружьем, на
полу.
Сэвидж бросил взгляд на сломанное лезвие и, вытянув перед собой руки,
хотел вцепиться Чиуну в горло.
— Киай-ай! — выкрикнул он боевой клич, тут же смолкший, так как Сэвидж
под воздействием прижатого к его височной артерии пальца Чиуна рухнул на пол
и потерял сознание.
Чиун повернулся к остальным наемникам.
— Его увечья не опасны. Я не хочу причинять вам вред. Унесите его и
больше не появляйтесь.
Подбежали двое, подхватили обмякшую тушу Сэвиджа и уволокли ее прочь.
Чиун подтолкнул Лаваллета к двери, ведущей в корпус заводоуправления.
В кабинете Лаваллета Чиун сказал:
— Тебе повезло, что я здесь. Небезопасно оставаться под защитой этих
частных намордников.
— Наемников, — поправил Лаваллет.
— Только один из нас прав, — фыркнул Чиун, — и не думаю, что это ты.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Стрелок заснул на диване, смотря телевизор, а когда проснулся, взглянул на
часы, взял чемоданчик и бесшумно вышел из номера.
Пусть Римо спит. Бесконечные вопросы паренька будут только помехой. Тот
уже и так порядком поднадоел со своей вечной трезвостью, дурацкой рисовой
диетой и припевом:
"Я-не-могу-объяснить-как-у-меня-получаетсято-что-я-делаю".
Покончив с заданием, стрелок уедет, а Римо Уильямса — к черту. Больно
нужен! Пусть возвращается к своему китайцу.
Охранник у входа на автостоянку "Дайнакар индастриз", похоже, спал в своей
будке. Стрелок планировал припарковаться неподалеку и как-нибудь пробраться
на территорию, но спящий охранник — подарок небес, а дареному коню в зубы
не смотрят. Он спокойно въехал в ворота и остановился невдалеке от главного
здания.
Он вынул "беретту-олимпик" из кейса, сунул ее в кобуру под мышкой.
Приспособления, превращающие "беретту" в винтовку, он оставил в кейсе. Не
понадобятся.
Он прошел огромным пустым складского типа помещением, посреди которого
одиноко стоял "дайнакар". Тело его было напряжено, все внимание — на
предстоящей задаче. Странно, что нет охраны. Может, это ловушка?
Однако он не замечал ничего опасного, так же, как не видел Римо.
прятавшегося за спинкой кресла в машине, выскользнувшего из задней двери и
следующего за ним по пятам.
Вообще говоря, спроси его кто, стрелок бы признался в своей растерянности.
До последних минут он считал, что нанял его один из президентов
автокомпаний, которые были перечислены в списке. Однако что получается? Он
убил Мэнгена, и не влезь чокнутый китаец, убил бы Ривелла. Значит,
оставались Миллис и Лаваллет. Теперь, когда Миллис умер, остался один
Лаваллет. И все было бы просто, кабы наниматель не позвонил и не велел
сегодня убить и его тоже.
Так на кого ж он работает?
Вот получит последний гонорар, откроет рывком дверь "дайнакара" и выяснит,
кто там сидит за рулем.
Ну ладно, это — потом. Сейчас главное — не вляпаться в западню.
На складе никого не было. В холле высокого управленческого корпуса,
примыкающего с задней стороны к производственному, — тоже.
Стрелок приостановился, чтобы зажечь сигарету, и почему-то лицо Марии
вдруг встало у него перед глазами. А он ведь не вспоминал о ней с тех самых
пор, как к нему привязался этот Римо.
Он затянулся, потушил сигарету в пепельнице на чьем-то пустом столе и
вошел в лифт, чтобы подняться наверх. Может, и западня. Если так, он к ней
готов.
Чиун был тоже готов. Он сидел на коврике перед входом в кабинет Лаваллета.
Автомобильщику было приказано оставаться внутри, и тот ослушался приказа
только один раз, когда вышел сказать, что поступил анонимный звонок,
предупредивший, что киллер уже в дороге, чтобы его, Лаваллета, убить.— Он
один? — поинтересовался Чиун.
— Не знаю. Этого мой информатор не сказал.
— Иди назад в кабинет.
— Он меня прикончит! — зашипел Лаваллет. — Полковник Сэвидж и его люди
ушли. Я — живая мишень!
— Чтобы убить тебя, ему надо пройти мимо меня, — сказал Чиун. — В
кабинет, быстро.
Он запихнул Лаваллета внутрь, закрыл за ним дверь и снова уселся на
коврик, в ожидании глядя на лифт.
Наступал час расплаты.
Римо и сам не знал, зачем выслеживает отца, зачем прятался на заднем
сиденье его машины. Увидев, что человек со шрамом входит в лифт, он нашел
лестницу и, движимый побуждением невнятным, но неодолимым, решительно
направился вверх.
Когда двери лифта распахнулись, стрелок принял боевую стойку: согнул
колени и выставил вперед крепко зажатую в обеих руках "беретту". Ему
казалось, он готов ко всему на свете. Однако открывшееся ему зрелище —
старый китаец, спокойно сидящий на ковре в центре приемной, — все-таки его
удивило.
— Опять ты?!
Лицо Чиуна было — сама суровость.
— Где мой сын?
— Уж не о моем ли сыне ты говоришь? А ведь представь, он, похоже, уверен,
что так и есть!
— А в чем уверен ты сам? — холодно спросил Чиун.
— В том, что он — чокнутый.
Чиун плавно поднялся с пола — будто вырос из него, как подсолнечник.
— Кто бы он ни был, Римо — сын Синанджу. Ты посмел оскорбить Синанджу.
Готовься к смерти.
Стрелок выскочил из кабины лифта, дважды выстрелив на ходу. Одна пуля
ударила в дверь позади Чиуна, но того там уже не было. Каким-то образом
китаеза оказался тремя футами левей. И мерещится это стрелку, или старик и
впрямь уже стоит к нему ближе?
Он опять выстрелил — Чиун снова таинственным образом очутился совсем в
другом месте, не сделав при этом ни единого видимого телодвижения. Это было
похоже на волшебство: с физиономией мрачной и решительной старый китаец
будто перелетал по комнате.
Теперь их разделяло футов двенадцать, не больше, и стрелок веером выпустил
четыре пули. Однажды ведь он уже достал старика рикошетом. Какого черта это
не удается ему сейчас?
Грохот и вспышки собственных выстрелов заставили стрелка моргнуть, и
крошечной микросекунды, ушедшей на взмах ресниц. Мастеру Синанджу хватило,
чтобы вновь переместиться. Открыв глаза, стрелок увидел, что находится в
просторной приемной в полном одиночестве.
Из-за двери с табличкой "ЛАЙЛ ЛАВАЛЛЕТ, ПРЕЗИДЕНТ", придушенно спросили:
— Эй, там уже есть кто-нибудь мертвый? Я могу выйти? Э-эй!
Нет, ну это уж слишком. Куда ж он делся? Комната, конечно, большая, но
спрятаться тут негде. Может, старик стал невидимым? Может, у него чтонибудь
вроде шапки-невидимки? Стрелок решил ретироваться и начал было пятиться
назад к лифту, но далеко не продвинулся, застыл, будто его пригвоздило.
Правую руку, в которой он держал "беретту", охватило адским огнем. Он
завизжал. Пистолет со стуком упал на пол. С правой рукой происходило что-то
невыносимо ужасное!
Прижимая ее к себе, он рухнул на колени и уголком залитого слезами глаза
заметил, что Мастер Синанджу выходит из лифта.
— Как?! — с трудом вымолвил он.
— В догадках можешь истратить вечность, — ледяным тоном ответствовал
Чиун. Его взгляд наводил ужас. — Теперь будешь отвечать на мои вопросы.
Чиун опустился на колени рядом со скрюченным стрелком и коснулся точки на
внутренней стороне его левой кисти.
Стрелок закричал.
— Это всего лишь прикосновение, — сказал Чиун. — Я могу сделать боль
еще сильнее. Могу сделать и так, что ее не станет. Что ты предпочитаешь?
— Пусть ее не станет!
— Где Римо?
— В отеле.
— Хорошо. Ты сказал мне правду.
— Пусть она прекратится! Пусть ее не станет! Прошу!
— Кто тебя нанял? — невозмутимо спросил Чиун.
— Не знаю. Никогда не видел его лица.
— Это нехороший ответ.
— Другого у меня нет. Сначала я думал, что это Лаваллет, но теперь не
знаю. Это может быть кто угодно. Помоги, помоги мне! Я сейчас умру.
— Нет, позже. Зачем бы автомобильщику нанимать тебя, чтобы ты его убил?
— Спроси его, спроси его самого. Дай мне передохнуть немного.
Чиун прикоснулся к руке стрелка. Перекрученные суставы разошлись,
освободив нервные окончания. Стрелок, обмякнув, рухнул на пол и обессиленно
замер, недвижимый.
Чиун был у входа в кабинет Лаваллета, когда открылась дверь на лестницу.
Не требовалось оборачиваться. В приемную вошел Римо. Он понял это по мягким
шагам, никто другой не мог бы ступать с такой кошачьей грацией. Кроме,
конечно, самого Чиуна.
— Папочка, — сказал Римо и тут увидел распростертое на полу тело
стрелка.
— Нет! — вскричал он.
— Он не мертв, Римо, — мягко сказал Чиун.
— А-а.
— Я собирался прийти за тобой, когда покончу с делами здесь.
— Приказ Смита?
— Нет. Я сказал императору, что ты мертв. Ложь во спасение.
— Послушай, вы оба давно знали, кто он такой, верно? — спросил Римо,
показывая на тело на полу.
Чиун помотал головой, так что белые прядки над ушами затрепетали.
— Нет, Римо. Истина неведома никому. И меньше всех — тебе.
— Этот человек — мой настоящий отец. Вы это от меня скрывали. Вы
пытались убить его!
— Если я и таился, Римо, то только для того, чтобы не причинить тебе
горя.
— Какого еще горя?
— Горя, какое ты бы испытал, если бы Смит приказал тебе уничтожить этого
негодяя. Но теперь это моя задача, — чтобы помочь тебе, я принял ее на свои
плечи.
— О, Чиун, что же мне делать?! — воскликнул Римо.
— Каково бы ни было принятое тобой решение, ты должен исполнить его
быстро, — сказал старик, длиннющим ногтем указывая на стрелка, который меж
тем уже поднялся на ноги, держа пистолет в руках.
— Прочь с дороги, малыш, — хрипло приказал он. — Я должен убить этого
желтого недоноска.
— Нет, — качнул головой Римо.
— Я сказал, прочь с дороги. Ты что, не слышишь?
Римо взглянул на Чиуна. Тот невозмутимо сложил руки на груди и прикрыл
глаза.
— Ну что ж ты стоишь, Чиун!
— Без ученика у Синанджу нет будущего. Без будущего у меня нет прошлого.
Меня будут помнить, как последнего Мастера Синанджу, Мастера, который отдал
Синанджу неблагодарному белому. Будь что будет.
— Нет, Чиун, — Римо повернулся к стрелку. — Опусти оружие. Пожалуйста.
Разве нельзя договориться как-то иначе?
— Иначе — никак нельзя, — промолвил Чиун.
— Именно. В кои-то веки этот олух прав, — сказал стрелок. — Ну-ка, уйди
с дороги! На чьей ты, черт возьми, стороне?
— Да, Римо, скажи нам, — подхватил Чиун. — Ты на чьей стороне?
Стрелок навел на него пистолет. Чиун стоял под дулом как вкопанный, закрыв
глаза. Стрелок медленно надавил на курок.
Римо в отчаянии выкрикнул что-то и, подчиняясь рефлексам, которые столько
лет вырабатывал у него Чиун, двинулся на стрелка.
Человек со шрамом, развернувшись, выстрелил в Римо. Пуля просвистела мимо.
— Ну, малыш, ты сам напросился, — сказал стрелок и снова выстрелил.
— Ты и в меня?..
Удар пришелся стрелку точно в грудную кость. Кость сломалась. И это было
только начало. Сила удара сотрясением отдалась по всему телу, положив почин
цепной реакции ломающихся костей, распадающихся в желе мышц.
Стрелок со шрамом застыл и бесконечно долгое мгновение стоял недвижно.
Распались кости черепа, искаженное болью лицо, казалось, смягчило свое
выражение. А потом он рухнул на пол, как высыпается из рваного мешка
картошка.
Последнее, что видел стрелок, была надвигающаяся на него пустая ладонь
Римо. Последнее, что он слышал, был голос Марии, и ему стал ясен смысл ее
предсмертных слов:
— К тебе придет человек. Мертвый, поправший смерть, он принесет тебе
гибель в пустых руках. Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь знать его
имя, и имя это явится тебе смертным приговором.
Он не почувствовал, как словно выскальзывает из тела. Нет, но сознание его
сгустилось и стало сжиматься в мозгу, все туже и туже, все плотней, пока не
сделалось как бы величиной с горошину, потом с булавочную головку, потом с
точку невыразимо крошечную, с атом. И когда стало ясно, что дальше уже не
уменьшиться, оно все равно продолжало сжиматься и сжиматься.
Но стрелку было все глубоко безразлично. Самая суть его существа влилась в
темноту такую густую и черную, что и вообразить было невозможно, а
непонимание того, где он и что с ним, было гораздо, гораздо лучше, чем
понимание.
— Я его убил, — сдавленно произнес Римо. — Я убил своего родного отца.
Из-за тебя.
— Мне очень жаль, Римо. Мне очень жаль, — сказал Чиун.
Но Римо не слышал его. Он все повторял и повторял одни и те же слова
жалким тихим голосом, как маленький мальчик:
— Я убил его!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Римо тяжело опустился на пол, коснулся рукой тела человека, которого
называл отцом. На ощупь оно стало тряским и бесформенным, как медуза.
Лаваллет тихонько приоткрыл дверь и выглянул наружу. Увидел сначала
покойника, потом Чиуна.
— Что с ним случилось?
— Синанджу, — коротко ответил Чиун.
— Он сказал, кто его нанял? — спросил Лаваллет.
— Нет. В этом не было необходимости, — сказал Чиун.
— Почему это?
— Потому что я знаю, что его нанял ты.
— Я нанял его, чтобы убить себя самого? Да ты спятил!
— Есть только один человек, которому выгодны убийства остальных
автомобильщиков. Этот человек — ты.
— Что за вздор! — возмутился Лаваллет. В этот самый момент в приемную
вошла его секретарша, мисс Блейз, и, завидя босса, быстро глянула в
шпаргалку, которую держала в руке.
— Звонил ваш консультант по связям с общественностью, мистер Лаваллет, —
сказала она, не поднимая глаз от бумажки. — Он просил передать, что
разослал по редакциям материал, в котором сообщается, что все три
автокомпании попросили вас их возглавить. — Она улыбнулась, подняла глаза и
только тут заметила стоящего рядом с боссом Чиуна и сидящего у мертвого тела
Римо. — О, простите, — смутилась она. — Я не знала, что вы не один.
— Идиотка! — прошипел Лаваллет, кинулся к открытым дверям лифта, нажал
на кнопку, и двери за ним захлопнулись.
— Что в него вселилось? — удивилась мисс Блейз. — Я могу чем-нибудь
помочь?
— Ты можешь уйти, глупая женщина, — сказал Чиун и подошел к все еще
сидящему у тела Римо.
— Римо, — тихо позвал он. — Человек, который по-настоящему виноват в
этой смерти, только что вышел отсюда.
— Что? — отсутствующе спросил Римо.
— Поверь мне, боль и горечь, которые ты сейчас чувствуешь, — дело рук
автомобильщика Лаваллета. Он зачинщик всех этих неприятностей.
Римо еще раз посмотрел на тело. Поднялся на ноги.
— Не знаю, — пробормотал он. — Мне, кажется, все равно...
— Римо, ты еще молод. Поверь мне. В жизни мужчины не раз случается так,
что он вынужден совершать поступки, о которых потом жалеет. Все, что мужчина
может, — это действовать с сознанием собственной правоты, и тогда он не
должен никого бояться. Даже самого себя.
— Сознание собственной правоты?! О чем ты говоришь, Чиун! Я же убил
своего отца!
— Но иначе он бы убил тебя, — сказал Чиун. — Разве это отцовская
любовь? Отцы, Римо, так не поступают.
И тут Римо вспомнил вчерашний бой на крыше здания поблизости от "Америкэн
автос", вспомнил, как Чиун отражал его удары, не делая ничего, что могло бы
причинить Римо вред, и понял, что такое настоящая отцовская любовь, что
такое семья. Он был не сирота, он не был сиротой с того самого дня, как
встретился с Чиуном. Старый кореец был ему настоящим, неподдельным отцом,
отцовство которого основывалось на любви.
И Синанджу, уходящая в древность длинная череда Мастеров, тоже была семьей
Римо. Тысячи могучих богатырей через века протягивали ему свои руки.
Его семья.
— Так ты говоришь, Лаваллет смылся?
Чиун кивнул, и Римо сказал:
— Пойдем, папочка, прикончим подонка.
— Как тебе будет угодно, сын мой.
Лаваллет за рулем "дайнакара" торопился прочь от завода.
Пусть полиция во всем разбирается, думал он. Я буду все отрицать. Пусть
попробуют что-нибудь доказать. Свидетелей-то нет!
Поворачивая на шоссе, он взглянул в зеркальце заднего обзора, не
преследует ли его какая машина.
Нет. Позади были только два парня, в погоне за инфарктом трусящих
оздоровительным бегом. Отлично. Он нажал на акселератор. "Дайнакар" рванул
вперед. Но дистанция между ним и двумя бегунами в зеркале не увеличилась.
Напротив, они даже стали как будто ближе. Не может быть!
Но тут Лаваллет увидел, что это были за бегуны. Тот самый азиат и молодой
парень с неживыми глазами! Они преследовали его. Они его догоняли.
Он бросил взгляд на спидометр. Семьдесят миль в час! Он прижал педаль
почти к самому полу. Без толку. Бегуны сначала увеличились в зеркале, а
затем поравнялись с набирающим скорость "дайнакаром".
В открытое боковое окно Лаваллет покосился на бегущего рядом Римо.
— Вам меня не остановить! Как бы вы, черт вас возьми, ни бегали!
— Посмотрим, — сказал Римо.
Чтобы доказать, как крупно он ошибается, Лаваллет резко повернул руль
налево, направив машину прямо на Римо. Тот, не сбавляя скорости, принял в
сторону. Лаваллет рассмеялся, но рука Римо плавно протянулась к нему, и
крыло автомобиля, что с водительской стороны, оторвалось от рамы. Та же
судьба постигла дверь пассажирского салона, она с грохотом полетела вдоль по
улице. Лаваллет покосился направо. Бок о бок с машиной легко бежал старик.
— Не остановить? — усмехнулся Римо.
Лаваллет пригнулся к рулю. Он делал восемьдесят пять миль в час.
Невероятно! Как они могут, почему они не отстают? Но ничего, долго так не
протянут: выдохнутся.
Но преследователи, не выказывая признаков усталости, подломили опорные
стойки крыши и скинули ее наземь. Потом послали вскачь по бетону крышку
багажника. Затем — остальные крылья.
Вслед за тем бегуны ухватились за одну из несущих стоек машины, и Лаваллет
почувствовал, как скорость ее снижается. Через несколько сотен ярдов
"дайнакар", ободранный до шасси, остановился совсем.
Лаваллет вышел, все еще сжимая в руках руль, теперь уже ни к чему не
присоединенный.
— Пощадите меня, — попросил он умоляющим голосом.
— Это по какой же причине? — холодно осведомился Римо.
— Зачем ты нанял киллера? — спросил Чиун.
— Хотел избавиться от конкурентов. Если б они все умерли, я, с
"дайнакаром" на руках, получил бы полную власть над Детройтом.
Римо подошел к заднику машины.
— Если эта чертова штука хоть на что-то годится, ты бы и так ее получил.
Он заглянул в открытый багажник. — Что это за батареи? Для чего они?
— Я буду откровенен, — заявил Лаваллет, понимая, что на карту поставлена
его жизнь. — Видите ли, "дайнакар" — блеф. Машина работает не на отходах,
а на одноразовых электрических батареях.
— То есть? — спросил Римо.
— Это значит, что она бегает месяц или два, а потом ей настает конец, и
вам придется покупать другую.
— Однажды у меня был такой "студебеккер", — сказал Римо.
— Так она не превращает мусор в энергию? — переспросил Чиун.
— Нет, — вздохнул Лаваллет. — Это было так, для эффекта.
— "Дайнакар" не ездит на мусоре, — сказал Римо. — Она сама — мусор.
— Можно сказать и так,— вздохнул Лаваллет.
— Хочу тебе еще кое-что сказать, — проговорил Римо.
— Что? — спросил Лаваллет.
— Прощай!
Римо взял элегантно причесанную голову Лаваллета в руки и слегка
встряхнул. Контактные линзы вылетели из глаз Непризнанного Гения
Автоиндустрии. Фальшивые зубы выскочили изо рта. Корсет хрустнул и,
взорвавшись эластиком, прорвал ткань рубашки.
Больно было только одно мгновение. Потом Лаваллет уже ничего не
чувствовал. Римо оставил недвижное тело лежать рядом со скелетом "дайнакара"
и пошел прочь.
— Молодец. Ты отомстил и за себя, и за Синанджу, — сказал вслед Чиун.
Римо промолчал. Но то, как сгорбились его плечи, подсказало Мастеру
Синанджу, что он сильно страдает.
Уважая его чувства, Чиун пошел в другую сторону. Римо сейчас нуждался в
одиночестве.
Прежде чем они отошли на сто ярдов, из зарослей сорняка на обочине
выскочила банда подростков и принялась сдирать с изувеченной машины подушки
сидений, зеркала, детали.
Часом позже на дороге осталось лежать только тело Лаваллета.
То одно, то другое — и президент все никак не мог урвать минутку
позвонить Смиту. Наконец перед тем, как принять назначенного на эту неделю
посла Зимбабве, помощник подал ему записку.
Он прочитал ее, пулей выскочил из зала и помчался в спальню к
спецтелефону.
— Да, господин президент, — ответил кислый голос Харолда У. Смита.
— Нет, ну каково? Теперь уже и Лаваллет мертв!
— Я знаю, сэр. Это сделали мои люди.
— Ваши люди, дорогой мой, вышли из-под контроля! Я приказываю вам...
— Одну минуту, сэр, — перебил его Смит. — Я только что говорил с ними,
точнее, со старшим. Он поставил меня в известность, что именно Лаваллет
стоял за всеми убийствами. Сам киллер тоже убит. А "дайнакар" — липа.
— Машина, работающая на произведенной из мусора энергии, — липа?! —
потрясенно переспросил президент.
— Это длинная история, господин президент, я передаю вам самую ее суть.
