нул лимон ложкой, сделал глоток,- не то. вот в шестидесятых, помню.
или моложе был, острее восприятие.
Ребров молчал. Перед Грубинским лежали бумаги - результаты допросов
вчерашних, позавчерашних, недельной и месячной давности.
- Мы уже четыре месяца с вами работаем? - Уточнил Грубинский, точно
зная день и час задержания Реброва.- Отчего вы не хотите сказать, где
документы?..
Ребров не скрывал:
- Это единственная гарантия, пусть слабая, моей безопасности.
- Весьма слабая.- Грустно улыбнулся Грубинский, прихлопнул бумаги ла-
донью.- Не для протокола. Воруют?
- Еще как.- Подтвердил Ребров.
Грубинский пригубил чай:
- По вашим оценкам, сколько партийной валюты за рубежом. сотни тысяч?
миллионы?
Ребров смотрел сквозь зарешеченное окно, прислушивался к трамвайным
перезвонам:
- Сотни миллиардов!
- Да бросьте! - Грубинский оторвался от чая.- Не поверю. нет, ерунда
какая-то. конечно, есть нечистоплотные партработники. один, другой.
украдут сотню тысяч, но чтоб, как вы утверждаете.
- Я не утверждаю,- поправил Ребров,- вы спросили, я предположил.
- Верно, верно.- охотно согласился Грубинский, потянул на себя листок
из стопки.- Фамилия вашей матери Ястржембская?
- Я уже говорил.- Подтвердил Ребров.
- Полька.- подполковни задумался.- Я сам вот тоже не без польских кро-
вей. с поляками круто взяли одно время, да и не только с ними. Ваша
мать сидела.- Полуспросил, полупотвердил Грубинский.- Все отворачива-
лись от таких. А ваш отец не отвернулся.- Грубинский замолчал.
- Ребров, фамилия вашего отца?
Подследственный кивнул.
- Он и мать давно развелись?
- Давно,- подтвердил Ребров,- мне стукнуло восемнадцать, я хорошо от-
ношусь к отцу. несмотря на его новую семью, на детей. он никогда не
повышал голос. любил меня. сколько себя помню, не поднимал на меня ру-
ки.
- Естественно. не поднимал руки.- Грубинский постучал ложечкой по ста-
кану.- Ребров же не ваш отец, наказывать чужого. не каждый способен.
- Что? - Ребров вскочил, перевернув стул, перед глазами поплыло, ре-
шетка на окне стала изгибаться, задрожала, как горизонт в мареве жар-
кого дня и побежала складками, будто крупноячеистая сеть.
- А вы не знали? - Грубинский паузой, потупленными глазами выразил со-
жаление.- Вот видите. Ребров усыновил вас в полтора года.
- Значит, он и есть отец,- выдохнул подследственный.
- Так-то оно так.- мудро заключил подполковник,- но есть и настоящий
отец. чтоб там ни было, узнай я такое о себе, непременно б умолял.
скажите кто отец?
- Кто отец? - Повторил Ребров и поразился сухости во рту, непослушанию
языка.
- Интересно? - Повеселел Грубинский.- А когда узнаете. У-ух! Нет, не
буду раньше времени. Давайте заключим договор. Мы вам фамилию настоя-
щего отца. вы нам документы. и разойдемся по-хорошему. суд вам вынесет
символическое наказание. с учетом предварительного заключения - на
свободу прямо из зала суда. живите - наслаждайтесь.
- Нет.- Отрубил Ребров.
- Зря.- Грубинский налил в стакан заварку из гжельского заварного пу-
занчика пальца на четыре, сверху огулял струей крутого кипятка, перо-
чинным ножиком отрезал ломтик лимона, опустил в чай, туда же перстами,
три куска рафинада из коробки:
- С сахаром перебои. беда!..не могу без сахара. мозги не работают, тя-
жело, работа умственная.- рассмеялся,- небось клянете меня?.. вот,
мол, дурак, сам про свою работу заявляет - умственная! Чего ж умствен-
ного?.. Хлестать чай с утра до ночи и ворошить протоколы.
Грубинский отпил чай, фыркнул - горячо, неожиданно поинтересовался:
- Вы давно в Вахтангова были?
- А что? - С трудом разжал потрескавшиеся губы Ребров.
- Да нет, ничего.- нотки извинения прозвучали в голосе подполковника:
простите, мол, покорнейше, отрываю не ко времени, от созерцания решет-
ки на окне.- Зря, эх, зря.- бормотнул Грубинский и хитро прищурился.-
А хотите, скажу про отца?.. За так. по дружбе.- Огляделся, скользнул к
входной двери, приоткрыл, шуганул охранника, чтоб не дремал, дернулся,
сел, отпил глоток, будто призывая на помощь все отпущенное мужество,
выдохнул шепотом:
- Каганович!
В комнате повисла тишина.
Ребров с трудом унимал дрожь в пальцах, смирял желание выплеснуть ос-
татки чая в лицо через стол.
- Пошутил. неудачно.- признал Грубинский,- хотел, сказать, что сам
отец народов. потом вспомнил, ко времени вашего рождения у него уж не
фурчало, поди, лет десять как, а может больше. кстати.- оживился под-
полковник.- вы-то как переносите вынужденное воздержание?..
Ребров молчал, в сотый раз пересчитывая число квадратов в решетке по
вертикали и по горизонтали, и перемножая их.
- Извините, что вторгаюсь в интимную сферу. но у нас есть данные, что
вы весьма активны в смысле. ну сами понимаете.
- Чьи данные? - Ребров спросил только, чтобы унять дрожь и подавить
искушение мордобоя.
- Тут секрета нет, не то, что с вашим настоящим отцом.- Грубинский
нырнул под стол, Ребров думал, к одному из нижних ящиков, чтоб извлечь
подтверждающую его половые свойства бумагу, но подполковник пояснил: -
Носки без резинок стали продавать! Сползают. Куда мы катимся?.. чьи,
говорите, данные? Мадам Шестопаловой. Почему фамилию против всех пра-
вил назвал? Это не данные. так, бабьи сплетни. Не каждаяПИПядь агент,
поверьте агентов меньше.
- Есть что-нибудь на свете, чего вы не знаете? - Ребров, как раз
скользил глазами по середине решетки.
- Нет,- простодушно, и упиваясь откровенностью, ответил подполковник.
Поворошил бумаги, поохал, покряхтел, выплеснул остатки заварки в плас-
тиковую урну:
- Подумайте. договоренности мы соблюдаем свято. кого угодно спросите,
хоть вашего сокамерника Сеньку. мы вам родного отца, вы нам докумен-
ты.- Нажал вызывную кнопку. Вошел охранник.- Всего доброго! - Напутс-
твовал подполковник.
В кухне Шестопалова принимала Холина за уютным семейным столом. Лена
подливала сидящему в халате гостю рейнское вино к мясу.
- Этот халат без меня носили? - Холин ткнул в набивной герб на махро-
вом кармане.
- Дурачек! - Лена обильно полила мясо соусом.- Слушай, Холин, ты те-
перь вдовец, я свободная женщина, детей у тебя нет,я отроду не хотела.
не объединить ли наши усилия на службе Родине?
Холин, мотая длинными концами махрового пояса, тоскливо поведал о сво-
их опасениях:
- Гулять будешь.
- Не чаще раза в квартал.- Лена подложила Холину зелени.- Причем,
раньше гульба шла впустую. теперь только тебе на пользу.тут сеньор
Мадзони на меня глаз положил. это серьезно.
- Ты с Ребровым спала. Пашка сказал.- Холин разрезал кусок мяса, сма-
зал местной горчицей, отведал, поморщился.- Все могут делать, а вот
горчица им не дается.
- Подумаешь, Пашка. я тебе сама без Пашки могу сказать. да спала. ну и
что? Откуда это в вас байские замашки?.. И ты спи с кем хочешь. мало
ли таких крепких семей?..- Подумала,- .может только такие и крепкие?..
Опять же, маршальская дщерь. дача-срача. трофейный фарфор - услада
старости. а хочешь! - Ленку повело от вина.- Хочешь? Я и родить могу!
Маленького Холина, такого кудрявого. дед будет нянькаться с внуком. а
мы с тобой прокладывать дорогу новой российской буржуазии, то бишь
старой номенклатуре на мировые рынки. Соглашайся, Холин, пока добрая.
Красивая баба, в койке огонь. ну чего тебе еще надо?
Холин отложил вилку и нож.
- Завтра или после завтра привезут золото.
- И тогда. ты разбогатеешь! Я знаю! Маршальские дочери голодранцам
предложений не делают!
- Знаешь? Про золото? От кого?.. И Пашке отпустила?
- Был грех. Зато к тебе теперь с полным уважением. Двадцать пять про-
центов! Не шутка!
- Идиот! Скотина! Пьянь! Все выболтал.- завопил Холин и выскочил из
кухни.
.Вскоре из спальни донеслась мелодия. que sera sera.
- Откуда у тебя эта пластинка?
- Ребров подарил. перед отъездом.
- А у меня есть брелок. с этими же словами.- Холин вынул из кармана
пиджака золоченый брелок, снятый с его убиенной жены. жена завладела
брелком в свою очередь убив итальянского Brigandi.
Брелок оказался предвестником смерти, но. о его происхождении Холин к
счастью для себя не знал.
Седой прибыл в хранилище в сопровождении Мозгляка. Прошли мимо охран-
ников внешнего кольца безопасности, спустились на лифте, миновали еще
три поста.
Наконец подошли к решетке из вертикальных прутьев, каждый толщиной с
черенок лопаты. Сопровождающий долго возился с запорами, наконец отк-
рыл, прошли по глухому, сплошь забетонированному коридору и уперлись
во вторую решетку из вертикальных прутьев. Первая решетка автоматичес-
ки закрылась. Над второй телекамера следила за пришедшими. Сопровожда-
ющий отомкнул запоры второй решетки, спустились по ступеням и попали в
зал со стеллажами. На стеллажах лежали слитки золота с клеймом госбан-
ка, указанием пробы и веса.
Седой и Мозгляк прошли вдоль стеллажей. Лоб Мозгляка блестел. Прошли к
уже упакованным ящикам с крашенными зеленым, чтоб не царапались, слит-
кам.
- Вот.- сказал ни к кому, не обращаясь Седой,- двадцать ящиков. Пове-
зем на двух обычных рафиках, чтобы не привлекать внимания, и "Волги"
сопровождения без мигалок. две чуть впереди. две чуть позади, обго-
нять, отставать. в общем никаких кортежей.
Седой и Мозгляк вышли из подвала со стеллажами, снова распахивались и
щелкали запорами решетки, снова три поста, снова охрана внешнего коль-
ца безопасности.
.По ленинградскому шоссе ехали две "Волги" - "белая ночь", и защит-
но-зеленая. чуть отстав, два рафика, один грязно-голубой, как для пе-
ревозки алкашей, другой кофейный, тоже с наглухо замазанными стеклами,
на хвосте у рафиков сидели две серые "Волги" - в последней Седой, чуть
впереди Мозгляк и еще трое тренированных мужчин.
Пронеслись в Шереметьево-2, въехали прямо на летное поле, минуя и пог-
раничников, и таможню. Самолеты в ярких потоках света, тьма, прорежен-
ная цепочками синих или янтарных огней рулежных дорожек, маркировочные
огни, прожекторы, поливающие светом взлетно-посадочные полосы и погру-
зочно-разгрузочные зоны. Ушел вверх "Боинг-707" Люфтганзы, за ним
"DC", и чуть - позже джаловский красавец 747-ой с красным журавлем на
хвосте. Рафики замерли, дверцы открылись: из каждого фургона выскочило
по трое автоматчиков.
"Волга" Седого подъехала последней, пассажир вышел, тут же рядом вырос
мужчина в штатском, ткнул в самолет у забора.
- Этот? - переспросил Седой.
- Этот,- подтвердил местный гэбист.
К рафикам подошли обыкновенные работяги и принялись таскать, как водку
в районном магазине, по одному ящику, нежно, боясь уронить.
Самолет подпирали два трапа. По заднему поднимались работяги с ящиками
золота и скрывались в распахнутом люке. По переднему трапу спустился
командир экипажа в синей гэвээфовской форме. Командир подошел к перед-
нему колесу, пнул ногой, тоскливо оглядел цилиндры гидравлики и крик-
нул мужику в черном комбинезоне:
- Зафиксировать надо колесо. укрепить тяжелым.- И прошел к служебным
помещениям. "Черный комбинезон" скомандовал работягам и те послушно
подперли колесо одним из ящиков с золотом.
. Погрузка продолжалась. Автоматчики переминались с ноги на ногу,
Мозгляк травил с операми, Седой, не спуская глаз с заднего трапа, выс-
лушивал жалобы местного гэбиста.
Погрузка завершилась. Работяги скатились с трапа, как горох, раствори-
лись во тьме. К Седому подошел командир экипажа, поручкались, знали
друг друга давно.
- Вас встретят.- Предупредил Седой и кивнул местному гэбисту, чтоб
отошел.- Все, как обычно.
- Цулко? - Уточнил летчик.
Седой кивнул.
- Он подъедет с броневиком итальянского банка, не удивляйтесь. так и
оговорено. все документы на ввоз оформлены. с местными властями проб-
лем не будет.
Седой зашагал к серой "Волге". От самолета откатили второй трап, ко-
мандир поднялся по первому, задраили люки и откатили носовой трап. Са-
молет подцепил тягач.
"Черный комбинезон" скомандовал двоим из аэродромной обслуги оттащить
ящик из-под переднего колеса. Двое поволокли ящик, пригибаясь от тя-
жести, швырнули под забор и ушли.
Тягач откатил самолет к рулежным дорожкам. Седой, стоял у машины, наб-
людал за самолетом. Взревели двигатели и, покачиваясь, махина устреми-
лась к взлетно-посадочной полосе. Замерла перед стартом. форсаж тур-
бин. самолет, будто выбросили из пращи, машина рванула вперед и плавно
ушла вверх, скрылась во тьме, прокладывая привычный "голдэн вэй - зо-
лотой путь".
Седой посмотрел в небо, юркнул на заднее сидение. автоматчики скрылись
в рафиках. хлопнули дверцы "Волг", и "группа доставки" двинулась в го-
род.
Седой сидел в кабинете, перебирая книги. Мозгляк раскладывал на прис-
тавном столе "порнуху".
- Убери! Не люблю.- Седой потянулся к стакану с карандашами. и тут
ожил телефон с гербом.
- Что? - Седой осел в кресле, будто уменьшился в размерах, съежился на
глазах.- Что?..- Переспросил полковник Прут, и Мозгляк, на всякий слу-
чай вскочил, холкой ощущая надвигающуюся опасность.
- Как девятнадцать? - Губы Седого побелели.- Я что ж себе взял?.. Пе-
резвоните через десять минут.- Трубка шмякнулась на аппарат.- Ты при-
нимал ящики? - Мозгляк кивнул, глаза его потухли, сальные железы от
напряжения заработали с утроенной силой.- Сколько их было?
- Двадцать.- Мозгляк хотел бы сжевать самолично эти растреклятые жур-
нальчики с голыми бабами, так некстати оказались они сейчас в началь-
ственном кабинете.
- Двадцать, значит.- спокойно, даже улыбаясь согласился Седой. Мозгляк
сжался: лучше бы орал, материл, чем это бездонное, страшное непредска-
зуемое спокойствие.
- А прилетели, между прочим, девятнадцать.
- Не может быть!..- Вырвалось у Мозгляка.
- Я вру! - Театрально взмахнул руками Седой.- Развлекаюсь. Или. мои
офицеры - кретины. Взяли двадцать? Отвечаешь? - Мозгляк кивал.- При-
везли двадцать? Отвечаешь? - Мозгляк кивал.- И погрузили двадцать?..-
Мозгляк кивал, пот скатывался из-под волос и стекал по лбу, по щекам,
от чего казалось, будто виновный в утере ящика золота рыдает.
- Вон отсюда! - Рявкнул Седой,- ищи, где хочешь! Не найдешь - под три-
бунал! Я уж постараюсь.
Мозгляк выскользнул из кабинета. Седой в сердцах схватил порножурналь-
чик, разорвал, побросал обрывки в корзину: - Мудачье!
Зазвонила "вертушка", Седой придал голосу возможную мягкость:
- Меры приняты, Герман Сергеевич. Ищем. Найдем. из-под земли достанем.
По опыту Седой знал: лучше отвлечься, думать о другом, чем травить се-
бя понапрасну. не такой кретин Мозгляк, чтоб не побороться за свою
шкуру. лучше поговорить с приятным человеком, который никогда - о чем
ни попроси! - не подводит.
Седой набрал номер:
- Марь Пална, узнаете? Ваш покорный. Вот припомнил, вы обещали сооб-
щить важное, хоть и не срочное. В пятницу свидетелем по делу Ребро-
ва?.. Интересно. и я подъеду, как раз пообщаемся.
Седой успокоился. Найдут этот чертов ящик, не иголка же.
Две "Волги" серии МЕЧ рванули от хранилища в Шереметьево. Домчали
быстро. Въехали на поле. Десятки самолетов, прожектора, огни. то же,
что и вчера. Местный гэбист слушал Мозгляка в окружении оперов и вер-
тел головой, будто надеясь обнаружить - вот так, слету - пропавший
ящик.
- Командир экипажа надежен? - Строил умопомрачительные версии Мозгляк.
- Исключено. На борту наш человек,- доложил местный гэбист.
- Может сговор? И ваш человек тоже.- Не унимался Мозгляк.- Будут друж-
но уверять, что ящиков девятнадцать. а двадцатый сгрузили по дороге?
- Где? - Местный гэбист, едва сдержал улыбку.- Беспосадочный полет. в
картофельное поле бросать среди ночи? И как? не бомбардировщик. все
же.
- Команду работяг сюда! - Перешел на визг Мозгляк, без конца промокая
лицо бумажными салфетками из пачки, что таскал с собой.
Согнали работяг, выстроили, Мозгляк безмолвно обходил шеренгу, внима-
тельно вглядываясь в сумеречные лица.
- Что ищете? - Не утерпел работяга в буклированной кепке.
Мозгляк грубо хватанул работягу за грудки, вырвал из строя:
- Так. первые ласточки. я разве говорил, что ищу?.. А что искать?..
Может подскажешь?..- Мозгляк кивнул операм, кряжистые ребята в миг от-
тащили говоруна в сторону.
- Итак,- Мозгляк понял, что безмолвие потеряло смысл,- вчера грузили
золото. золото!.. пропал ящик. засадим всю бригаду, может и под вышку
подведем. госпреступление. кража золото-валютных ценностей в особо
крупных размерах.
Работяги в строю загалдели, один повыше, покрепче вышел вперед:
- Чего стращать, начальник? Мы только сейчас и узнали, что золото. За
день перекидываем по десятку тонн на рыло. Раз-зи все упомнишь?
- Коль! - обратился парламентер.- А помнишь вчерась Бориска скомандо-
вал колесо подпереть?.. мы, значит, и подперли.
- Точно помню,- поддержал сморчок с длинными волосами и фиксой в верх-
них зубах.
Местный гэбист похоже сохранял остатки спокойствия:
- Где стоял самолет?
- Да вон! - Протянул грязную руку парламентер.- Тама! Да теперь его
тама нет.
- Издеваешься! - Прошипел Мозгляк. Работяги, теснимые полукольцом опе-
ров, приближались к месту вчерашней стоянки самолета. У забора залегла
тьма.
- Пусто.- Без выражения заметил местный гэбист и не успел замолкнуть,
как Мозгляк припечатал.- Вы тоже ответите по всей строгости.
Луч прожектора упал с высоты, высветил забор, скользнул ниже, выхватил
ящик на земле под забором.
- Да вот же он, ядрена холера! - Крикнул парламентер, и все увидели
зеленый дощатый ящик. Мозгляк бросился первым, попытался приподнять и
не смог, осмотрел пломбы - все целы, велел операм оцепить ящик, сооб-
разил, что ошибся, скомандовал оттащить в багажник "Волги" - зад маши-
ны сразу просел под грузом.
Работягам Мозгляк приказал:
- Об инциденте никому, ни слова, подписки не беру, но. все равно что
взял! - И рванул к телефону, дозвонился, заорал в трубку:
- Пал Устиныч! Нашли! Расскажу - не поверите! - Трубка уже дружелюбно
выплюнула.- Мудачье!
Работяги переговаривались, забыв об "устной подписке": всю ночь проле-
жал. ящик с золотом. если б знать. всю ночь.
Допрос в кабинете подполковника Грубинского шел своим чередом. Охран-
ник ввел Реброва, подследственный сел. Подполковник привычно предложил
чаю, Ребров привычно отказался, и все же. Грубинский заварил в двух
стаканах с подстаканниками, разложил сахар ложкой, несколько раз роняя
белые кубики в сахарницу, отрезал по ломтику лимона, пустив желтые
кругляки в плавание по чайному морю и. придвинул напиток Реброву:
- Отведайте!
Ребров в нерешительности смотрел на чай.
Подполковник рассмеялся:
- Может боитесь?.. думаете, еще подсыпят чего, чтоб развязать язык. не
опасайтесь!.. зря.- и пояснил вполне дружелюбно,- если нам надо развя-
зать язык, знаете сколько способов? - и смеясь, стал загибать пальцы.
Ребров для порядка и успокоения пересчитал квадраты решетки на окне по
вертикали, по горизонтали и. перемножил: сошлось со вчерашним резуль-
татом. Сделал глоток, отталкивая языком ломтик лимона. Подполковник
заметил, посоветовал:
- Съешьте его! - Подцепил свой ломтик и сжевал,- и все проблемы.
Пили чай минуту-другую, капель выбивала дробь по ту сторону окна, в
водосточной трубе загрохотало - сорвался с самого верху подтаявший
лед.
- Так вот,- начал Грубинский,- значит, узнать, кто отец в обмен на до-
кументы не хотите? - Ребров промолчал, даже порадовался спасительной
возможности предаться чаепитию.- Нет. так нет.- Грубинский подошел к
окну, вытянул шею, будто высматривал кого снаружи, обернулся, прижался
задом к подоконнику над источающей жар батареей, скрестил руки на гру-
ди.- Погрею поясницу. вчера неловко повернулся, и как скрутило! Едва
разогнулся утром. У вас прострелы случались?
- Нет.- Ребров гонял ложкой чаинки по акватории стакана.
- С вами беседовать одно удовольствие,- рассмеялся подполковник,- ни-
чего лишнего. только да, нет. будто всю жизнь под следствием. сейчас
думаете. неплохо сказано. а что? каждый из нас всю жизнь под мелкоско-
пом у государства. скажете, нет?
- Странно. как вы, с вашими взглядами сюда попали?
- Сам часто недоумеваю - как? - Грубинский оторвался от окна, взгро-
моздился на стул, вздохнул.- Милый вы мой. это ж упряжь. и скачут од-
новременно тысячи. попробуй, вырвись из постромок, попытайся уйти в
сторону. затопчут. даже не по злобе.
Снова заварил чай, снова принялся размешивать сахар, неожиданно, будто
вспомнил что важное:
- Плохо дело.- Вынул из стопки несколько листков.- Вскрылись новые
обстоятельства.- Сунул листки под нос Реброву.- Ваша подпись?
- Моя.- Ребров увидел свой росчерк на бумагах, которые никогда не под-
писывал.
- Плохо дело.- Грубинский воевал с горячим чаем; дул на воду, выуживал
чаинки, целое действо разворачивалось на глазах Реброва.- Главное, что
плохо. вроде вы борец. человек с репутацией. незапятнанной. а вот из
бумажек этих следует, что вы как все, хуже всех, даже каяться не жела-
ете. Смотрели "Покаяние"? Класс! - Подполковник цокнул языком.- Но ис-
кусство искусством, а жизнь берет свое. Бумажки против вас. что делать
будем?
- Это подделка.- Спокойствие с трудом давалось Реброву.
Подполковник улыбнулся:
- Это милый вы мой, даже не смешно. органы подделали?.. мы не ангелы.
люди везде люди, но. подделки? - И неожиданно изгнав благодушие, отры-
висто резанул,- подпись ваша?
- Моя,- подтвердил Ребров.
- А вы - трус! - Неожиданно зло заключил Грубинский.- Подпись - это
серьезно. Это даже ваш адвокат признает. Кстати об адвокате. не слиш-
ком надейтесь. они хороши в борьбе с наговорами. при явном, так ска-
зать, обвинительном уклоне. у нас с вами дело другое. я едва было не
отпустил вас, и вдруг. эти бумаги.
- Фальшивые,- не утерпел Ребров.
- Вот и нет! - Подполковник повеселел, потряс бланком, отпечатанным
типографски.- Заключение экспертов. не подкопаешься. ваша подпись.
- Разрешите взглянуть? - Ребров отодвинул подстаканник.
- Извольте! - С готовностью разложил подписанные Ребровым документы
Грубинский.
Ребров внимательно перечитал отпечатанные на банковских бланках письма
с его подписью:
- Впервые вижу!
- Естественно,- со смешком поддержал дознаватель,- и не ожидал друго-
го, кто ж на себя покажет?..
Помолчали. Подполковник вновь предался чайной церемонии, подобрев на
глазах:
- Вот что я вам скажу. Ребров,.. милый вы мой человек. Откуда эти бу-
маги? Начали копать. а почему? Вы дали повод - не отдаете важные доку-
менты, где-то припрятали, как ребенок, в самом деле. и мы вроде школя-
ров, играем с вами в кошки-мышки. Верните документы, и дело с концом.
Не отдадите. дальше копать станем - это ж машина! - и накопаем, не
сомневайтесь.- Вздохнул и совсем по-родственному, по-отечески заклю-
чил.- Вам это нужно? Мне - нет!
Нажал кнопку. Вошел охранник. Ребров встал, готовясь покинуть кабинет.
Следователь посмотрел на охранника, вдруг припомнил важное:
- Свободен.- и Реброву,- еще поговорим, садитесь.
Грубинский полистал толстый журнал, пересыпал чай из двух пачек в ко-
робочку "Липтона", пояснил:
- Подмешиваю, чтоб продлить удовольствие.
- Разрешите.- начал Ребров, подполковник кивнул.- Скажите, у вас, на-
верное, целый отдел есть. печатает поддельные письма, фальшивые заклю-
чения, ставит любые подписи?
Подполковник с любопытством, как на заговорившее насекомое, глянул на
Реброва. Тот ожидал гневного окрика, хамского окорота, но. ошибся,
спокойно и даже проникновенно подполковник поведал:
- Конечно, есть. А вы как хотели? - И засмеялся, заваривая любезную
чайную смесь.
Отодвинул стакан, посмотрел на Реброва долгим, недобрым взглядом, и
последственный вмиг понял, что начинается второе действие, самое насы-
щенное и драматическое.
Грубинский даже внешне изменился: подобрался, затвердели желваки, зас-
веркали глаза - помолодел, одним словом.- Ребров, имя вашего настояще-
го отца вам неинтересно. Предположим. Бумаги, что у меня на столе, вы
не подписывали. Предположим. но есть обстоятельство, вернее человек,
который вас непременно заинтересует. Кто?
Ребров вжался в спинку стула, ожидая ответа, он давно боялся этого ми-
га и. худшее пришло, буднично, обыкновенно. сейчас уста подполковника,
моловшие успокаивающую, обволакивающую чепуху произнесут нечто. и Реб-
ров прекратит сопротивление.
- Кто? - Выкрикнул Ребров.
- Мы переведем от вас безобидного Сеньку и подселим двухметрового гро-
милу с лапищами, ломающими бревна как спички.
- Я побоев не боюсь.- Усталость накатила на Реброва, худшее миновало
и. подследственный себя выдал.
Грубинский легко вскочил, крутился рядом с Ребровым, заглядывая в гла-
за:
- А вы вроде рады? Определенно рады! Облегчение в глазах.- дотронулся
до предплечья - мышцы расслабились. действительно, кто боится побо-
ев?.. не до смерти же. мы не допустим. Я в курсе, как вас валтузили, я
даже горжусь вами. знай, мол, наших.- Грубинский крутанул свой стул
вокруг ножки, оседлал, свесив по краям бедренные окорока, сложил руки
на спинке стула и глухо, раздельно произнес:
- Вы ждали, что я назову другого человека. и я его назову. это ваша
мать!
Ребров почувствовал легкое головокружение и рвотный позыв, схватился
за горло, стараясь удержать зловонное месиво рвущееся снизу.
Грубинский, не скрывая торжества, ринулся к графину, налил воды, про-
тянул стакан. Ребров пил долго, одна мысль свербила: если б растянуть
этот стакан на всю жизнь, пить до смертного часа, лишь бы мать больше
не вспоминали в том кабинете.
Подполковник нажал вызывную кнопку. Вошел охранник.
- Уведите,- скомандовал следователь. Из носика электрического чайника
со свистом вырывался пар.
Марь Пална сидела в больничной палате на одного. На кровати возлежал
Мастодонт, на тумбочке в вазе рдели гвоздики, принесенные секретаршей.
- Все, Маш! - Мастодонт гладил руку секретарши.- Отпели-отлюбили. я,
конечно, хамло, Маш, но. ты. ты для меня не подоконник, не доносы, ни-
когда б не вышло соединиться, врать не стану, другие времена и, что
поразительно, нет красного цвета! Могли б по другому прожить, не здесь
родится, не сейчас. Все другое. человеческое.
Мастодонт отвернулся к тумбочке, чтобы скрыть слезы, махнул рукой.
- Чего стесняться! Ишь приучили!.. Слезы - плохо. жалость - унижает.
погибать, но не сдаваться. зато кради, насилуй, убивай. убийство здесь
наука. не только физическое, поджидают у колыбели - и сразу понеслась,
тянуть жилы до конца дней.- Тяжело задышал.
- Устал? - всполошилась Маша, придвинулась.
- Что там у нас? - Глаза Мастодонта погасли, слезы высохли, порыв ис-
таял.
- Ребров под следствием. На завтра вызвали меня.
- Я его предупреждал. Вот что, Маш.- Мастодонт с трудом сел, зашептал
в ухо секретарю: глаза Марь Палны расширились.
Вскоре женщина поднялась, поцеловала Мастодонта. Больной посмотрел на
уходящую, будто желал запомнить навсегда:
- Найти себе человека. где хочешь. хоть из-под земли.
- Где ж найдешь? - Женщина склонилась, потерлась лбом о руку Мастодон-
та.
- Иди, Маш,- тихо отпустил больной.- У тебя впереди жизнь. какая-ника-
кая, а у меня.- и резко отвернулся к стене.
Дверь в палату тихо притворилась.
В камеру за Ребровым пришли, выдали его одежду. Усадили в машину и по-
везли в центр. По обе стороны от Реброва сидели два хмурых комсомоль-
ских упыря, гладких и накачанных.
Подъехал к дому в Плотниковом переулке, сопровождающие ввели Реброва в
обыкновенный подъезд обыкновенного дома, испещренный матом на облуп-
ленных стенах, окропленный мочой десятков кошачьих поколений, гниющий
и сопротивляющийся умиранию.
Поднялись на шестой этаж, позвонили, дверь открыли. В прихожей, при-
ветливо встречая, стоял подполковник Грубинский. Ребров вошел, сопро-
вождающие обменялись с начальником парой слов и. исчезли по немудрен-
ным гэбэшным делам: выпить, забежать к знакомым девкам в подсобки,
разжиться редким товаром почти за так - все ж власть заявилась.
В конце коридора Ребров заметил незнакомую женщину с седым пучком на
затылке, промелькнувшую бесшумно и похоже, опечаленную тем, что в на-
рушение просьбы-приказа попалась на глаза. Ребров знал, что у комитета
в центре сотни квартир, хозяева коих когда-то попали в тенета бойцам
вооруженного отряда партии, да так и не выскочили из силков.
Грубинский поддержал Реброва за локоть, провел в большую, давно не ре-
монтированную комнату. За столом сидела мать.
Мать и сын обнялись, подполковник тактично отошел к окну, то ли выс-
матривая машину своих орлов, то ли пытаясь понять, как не зачахли цве-
ты на окне, неизменно обращенном в темный каменный колодец.
Подполковник прилип к стеклу, будто и не слышал ничего, и происходящее
его вовсе не трогало.
- Как ты? - Ребров гладил волосы матери, лицо, руки.
- А ты?.. мальчик!..- Ястржембская разрыдалась.
Подполковник поморщился и еще заинтересованнее уперся в колодец двора,
затем не выдержал, шагнул к столу, уселся, положив пухлые, ухоженные
ладони на чистую, но ветхую - со штопками и застиранными пятнами -
скатерть.
- Ну-тес, господа хорошие, к делу.
Ястржембская распрямилась, обрела внутренний стержень, вскипела
яростью сопротивления, глаза свидетельствовали: старое зэковское - не
верь, не бойся, не проси! - до сих пор обороняет от бед репрессирован-
ную польку.
- Итак, ваш сын совершил преступление. выкрал важные документы, но мы
не жаждем крови. вовсе нет. мы хотим, чтобы нам вернули украденное,
если, конечно.
- Если что?..- Ребров не выпускал руку матери.
- Будем говорить как мужчины. если, конечно, вам дорога мать.
Ястржембская помолодела, будто перенеслась на десятилетия назад, когда
ненависть к этим людям выжигала все изнутри, но молодость помогала
выстоять, не сгореть.
Ребров сжал руку матери:
- Подполковник у нас дока по завариванию чая. и. по дружелюбному шан-
тажу.
- Вы не изменились,- глядя прямо в глаза Грубинскому произнесла мать
Реброва.
- Помилуйте,- попытался отшутиться подполковник,- я вас вижу впервые.
- И я вас.- Ястржембская закрыла глаза: господи! Как давно это было и
как явственно проступило сквозь толщу времени. Глаза женщины раскры-
лись, сухие, в красных ободках от недосыпа и долгих месяцев застарелой
хвори.- И все же. Вы не изменились.
Грубинский оглядел этих двоих, ему стало не по себе. или так показа-
лось Реброву? Если люди идут на сотрудничество, а тем более на службу
органам, тонкие движения души отмирают, становятся не нужными или сох-
раняются для маскировки, для усыпления не слишком искушенных врагов:
смотри какой я! понимающий, тонкий, сострадающий, вовсе не такой, ка-
ким ты ожидал меня увидеть.
- Потеряно непозволительно много времени,- отрубил Грубинский,- или вы
возвращаете документы проводок партийной валюты или. в общем, я сказал
все. думайте!
Убогий отрывной календарь на стене показывал 18 августа 1991 года.
Ребров не предполагал раньше, что органы, полюбившие в последние деся-
