Реброва будто подслушал Мастодонт, спросил ласково:
- А ты чего, собственно, хочешь?
- Просто хотел рассказать. не для чего-то именно. вдруг вам пригодит-
ся, и потом, жалко человека.
- Молодец, что пришел,- ободрил Мастодонт, ювелирно приучая к доноси-
тельству, и, как опытный дрессировщик, тут же извлек из рукава "кусок
сахара".- Надо послать тебя на выезд. язык у тебя есть. анкета, вроде,
подходящая. говорят,- усмехнулся,- правдолюбством увлекаешься, но это
проходит к зрелым годам, как тяга к танцам или.- подумал,- к пению под
гитару. Иди! Мне работать надо. Машку!..- Осекся,- Марь Палну пришли!
В офисе совбанка Пашка Цулко приблизился к аккуратной девушке у компь-
ютера, постоял, любуясь буковками, бегущими по зеленоватому экрану мо-
нитора, похвалил белозубо:
- Гут!
Швейцарка улыбнулась.
Пашка завалился в кабинет Холина, без спроса взял бутылку, налил себе,
спросил:
- Будешь?
Холин кивнул, в последнее время он кивал все чаще, и Цулко, как каждый
крепко пьющий, вольно или невольно стремился сбить трезвенника с пути
истинного и тем показать себе, что собственный порок вовсе не порок, а
так. человеческая слабость. Мужчины выпили.
- Что он тебе сказал?
- Чтоб через три дня дал ответ.- Холин машинально возил стакан, разма-
зывая влажную тропку по столу.
- Значит, сорок процентов на двоих? - Цулко похоже прикидывал, во что
же выльется такая цифра. Холин кивнул. Пашка деловито уточнял.- Сколь-
ко ж из этих сорока тебе, сколько мне?
- Мне тридцать Мадзони сразу предложил, я про тебя ввернул, он накинул
еще десять.
- Выходит ты в три раза дороже, чем я, ценишься? - не утерпел Пашка.
- Ладно, наливай,- проявил неожиданное влаголюбие Холин,- мне двадцать
пять, тебе пятнадцать и. забудем.
Пашка удовлетворился, понял, что возвернул себе законные пять процен-
тов и вдруг припечатал:
- И все это ты предлагаешь мне? - Пашка решил раскрыться.- Офицеру бе-
зопасности?!
- Ты что, тронулся! - Вскипел Холин.
- Я-то нет. а вот вы, бывший товарищ Холин.
- Ты. человека убил,- выдохнул Холин.
- Вот ты-то свихнулся точно! - Расхохотался Пашка.- Наложил полны шта-
ны? Шучу! Шучу я! Безопасностью сыт не будешь, бабки во! - чиркнул по
глотке,- нужны! Но ты хорош! Человека убил? Ты что, тюха-матюха, како-
го человека? Пью вроде я, а мозги вышибает у тебя. Вроде мы, как сиам-
ские близнецы, я врежу стакан, а у тебя в башке мутнеет? Да! - Вдруг
спохватился Пашка.- Итальяшка дал тебе на раздумья три дня, а уж неде-
ля прошла. Накличешь беду, алерки ребята зубастые, особенно, что каса-
ется дензнаков.
- Потерпит,- сквалыжно прогнусавил Холин и сам поразился своему голо-
су.
В офисе Мадзони заклеил конверт, протянул одному из двух молчаливых,
худощавых молодых людей сжимающих мотоциклетные шлемы. Мадзони посмот-
рел в окно и выругался:
- Sungue della maruzza1.
Оба молодых человека не шелохнулись. Мадзони сделал знак рукой. Юноши
сбежали по лестнице, оседлали два мотоцикла и с ревом выскочили на
улицу, мотоциклы неслись, мелькая меж машин. Один серебряный "Судзуки"
чуть вырвался вперед, взял вправо, мотоциклист в шлеме швырнул конверт
на ступени, ведущие в полицию. Шантажистов никто не видел. Через мину-
ту из здания полиции вышел человек в штатском, по виду детектив, по-
добрал конверт, повертел, будто принюхиваясь и прикидывая, не взорвет-
ся ли и. вернулся в здание полиции.
В комнате, заставленной ящиками с картотекой, инспектор вскрыл кон-
верт, прочел и передал другому офицеру. Вошел блондин с багровой шеей
и свекольными брылами. Инспектор, размахивая письмом, доложил "любите-
лю пива":
- Новые обстоятельства. тот русский в отеле. сердечный приступ.
"Любитель пива" проворчал:
- Неужели доследование,- кивнул офицеру в форме.- Обоих сюда! Холин. и
второго, последних кто был в номере.
Мадзони поднял трубку, набрал номер:
- Сеньор Холин! Прошла уже неделя. Что случилось?..- Повторил
по-итальянски.- Сhе соsа? Ничего, вас вскоре вызовут. Куда? Секрет. Вы
медленно соображаете, сеньор Холин! - Трубка брякнулась на рычаг. Бан-
кир Мадзони откупорил бутылку портера, сделал два смачных глотка и за-
пел: que sera sera1. Итальянский банкир пребывал в добром расположении
духа.
Холин и Цулко, бледные, замерли перед столом инспектора швейцарской
полиции. Стрелки на часах показали четырнадцать, затем шестнадцать,
без пяти шесть оба поднялись. Инспектор проводил подозреваемых до две-
рей, учтиво пояснил:
- Все. если понадобится, мы вас снова вызовем. наша точка зрения оста-
ется неизменной - смерть от сердечного приступа. неизменной. пока.
Холин и Цулко долго сидели в неосвещенном салоне. Наконец Пашка "трес-
нул":
- Я говорил. с итальяшками надо держать ухо востро. Как подставил! Это
цветочки! - Пашка не знал о кассете, изобличающей Холина.
Эдгар Николаевич и заместитель заехали в первый же отель, позвонить из
бара. Холин, прикрыл трубку рукой, зашептал:
- Сеньор Мадзони, мы согласны. что же вы?..
Трубка пророкотала:
- Если помните, у меня еще кассета в запасе, насчет полиции не волнуй-
тесь. мои люди охладят их пыл. Заезжайте вечером, обговорим детали.
Мадзони встречал Холина восторженно, как лучшего друга. Усадил за
стол, преподнес золотую зажигалку в матовом кожаном футляре и духи же-
не.
- Отлично! - Сыпал Мадзони.- Отлично! Подставную фирму я уже зарегист-
рировал, причем, денег моего банка там ни франка. выручили друзья. я
финансирую их проекты. они мои. перекрестное опыление! Такие деньги,
сеньор Холин, а вы невеселы.
Холин, играя, щелкал зажигалкой, язычок пламени то вспыхивал, то исче-
зал, Холин смотрел на огонь с ритуальным обожанием, будто надеясь в
огне найти решение проблем.
- Che cosa?2 - Сеньор Мадзони молитвенно сложил руки, вживаясь в роль
исповедника и благодетеля одновременно.
- У меня проблемы с женой,- Холин тронул пальцем язычок пламени.- Она
знает. что произошло в отеле "Грин гном".
- О! - Мадзони упер лодочкой сложенные руки в подбородок.- Ваша жена
красива?
Холин кивнул: какой муж признается в обратном?
Мадзони также привык верить фактам:
- У вас есть?..- банкир не успел договорить, как Холин разломил бумаж-
ник и протянул фотографию.
- Белла сеньора! - Мадзони цокнул языком.- Можно взять? - И упрятал
фото во внутренний карман.
В комнату вошли двое с мотоциклетными шлемами. Мадзони затараторил
по-итальянски, похлопывая парней по плечам, протянул красивому тща-
тельно перевязанный толстый пакет, стал подталкивать парней к дверям,
замер, будто, что вспомнил. и передал фотографию красавцу с открытым
лицом, сказав несколько слов. Красавец мрачно взглянул на Холина,
мрачно улыбнулся, упрятал фото за пазуху и вышел в сопровождении тако-
го же молчаливого друга.
- Brigandi! - По отечески восхитился Мадзони. Взгляды банкира и Холина
одновременно скрестились на духах - подарке жене Эдгара Николаевича.
- О! Pazzo1. Подарок, похоже, некстати.- Коснулся красивой коробки.-
Между прочим, чертовски дорогие. отменный запах. Жан Пату. Передайте
жене вашего заместителя.
Черная "Волга" с красной мигалкой неслась по Садовому кольцу, съехав с
Крымского моста, повернула направо на Кропоткинскую и нырнула в первый
переулок налево, будто пассажиры "Волги" решили отобедать у Федорова в
знаменитом ресторане "Кропоткинская, 36". К ресторану примыкало заве-
дение куда менее веселое - или напротив, сверх веселое? - институт
Сербского.
Седой вышел из машины, осмотрел облицованное белосерым мрамором здание
и нырнул в подъезд.
Генерал-полковник Лавров сидел на койке в казенном одеянии и выглядел
жалким, на подбородке и щеках торчала черная щетина с белыми островка-
ми. Глаза генерала блуждали, будто неумелый кукловод дергал глазные
яблоки изнутри.
Седой вошел в палату в сопровождении врача, жестом отпустил человека в
белом халате, психиатр, уходя, застыл на пороге и успел крикнуть:
- Мы ведем себя хорошо. мы образцово себя ведем!
Седой увидел, как от лекаревского нестерпимо унизительного "мы", Лав-
ров дернулся, как от удара кнутом. Два раза прозвучало "мы", и два ра-
за судорога искажала лицо генерала.
Седой застыл посреди палаты. Генерал вскочил с койки, как ученик из-за
парты при появлении директора школы.
- Садитесь, генерал.
Лавров покорно опустился.
Седой придвинул стул ближе к кровати, удобно обосновался в позе роде-
новского мыслителя:
- Как дела, генерал?
- Хорошо,- Лавров с трудом разлеплял губы и изгонял подавленность из
глаз.
- Вас малость подкололи? - Седой сменил кулак, подпирающий подбородок.
Генерал кивнул.
- Вы ошиблись тогда, генерал,- сказал Седой то, ради чего пришел.
- Я ошибся тогда,- с покорностью заводной игрушки повторил генерал.
- Крепко ошиблись,- добил Седой.
- Крепко ошибся,- согласился генерал.
- Но мы тоже люди, генерал.- Искренне, сам веря в происходящее, заклю-
чил Седой. Генерал кивнул, короткие рукава дурацкой куртки дернулись.
Седой посмотрел на убогие тапочки генерала и отвел глаза.
- Скажем, у вас был нервный срыв. небольшой. и вернем на прежнее мес-
то, в прежнем звании.
На глаза генерала навернулись слезы. Седой отвесил безмолвный полупок-
лон и отбыл. По щекам генерала, продираясь сквозь щетину, катились со-
леные капли.
Лена Шестопалова служила в одном из совучреждений в Цюрихе. Лена вла-
дела немецким и французским, чуть итальянским, и только ретороманский
числился ее проколом, но и говорило на праязыке в Швейцарии всего нес-
колько тысяч. У Лены имелись: отменная кланово-родственная поддержка в
Москве, точеная фигура, волосы а ля расцвет Голливуда и темперамент,
убедиться в наличии коего мог каждый мужчина совколонии, обладающий
данными для участии в эксперименте. и допущенный - Лена предпочитала
глупых красавцев умным уродам - к эксперименту.
Холин - очевидно промежуточный типаж - встречался с Леной уже полгода,
с трудом представляя, каков его порядковый номер в списке обожателей
мадам-фрау-сеньоры Шестопаловой.
Последнее время Холину досталось, и сейчас, сидя в квартире Лены на
кухне и уплетая обычный радяньский борщ, Эдгар Николаевич мучился од-
ним: сможет ли он после передряг последних недель? И, если сможет с
трудом и без блеска, не зря ли наворачивает борщ и не усугубит ли борщ
шаткость его амурного положения?
- Я сегодня болею.- С откровенностью, сравнительно недавно шагнувшей к
совковым дамам с запада, предупредила Лена.
У Холина едва ложка не выскочила от восторга, но пробурчал он нечто
вроде:
- Ну, вот. Я так скучал. сплошное невезение.
Вместо объятий, неосуществимых по техническим причинам и, видимо, в
погашение усилий и средств, затраченных на борщ, Лена потребовала у
Холина повозить ее по магазинам. Холин не знал, что Цулко следит за
ним. Пашке запало холинское, полудетское "она меня любит", и Цулко ре-
шил, что Ольга Холина обязана знать, что ее любят меньше, чем любит
она. Менее всего Пашка желал банальной семейной свары, Цулко боролся
за себя - а это священная борьба. Пашка хотел разрыва супругов Холи-
ных, ожесточения, взаимной ненависти, а после. расправа с женой станет
лишь вопросом времени.
Для разжигания ненависти, Пашка сфотографировал Холина и Шестопалову в
кафе, на верхних этажах магазинов, целующимися у подъездов, выходящими
из машины. отпечатанные фотографии, после ухода Холина на работу, заб-
росил в холинский почтовый ящик.
Фотографии попали жене.
Пашка желал одного: скорейшего исчезновения единственного свидетеля;
средства из своего арсенала использовать так часто - о Чугунове еще
говорили - он не мог. Свой покой, возможность бухать "чекиста за буг-
ром", не омраченность бытия лишней нервотрепкой Цулко оценивал высоко.
Ольга раскладывала фотографии и не верила собственным глазам: каждый
знает, что творится кругом, но каждый умеет подобрать к себе ключик,
чтобы увериться - меня чаша сия минует. И когда неминуемое совершает-
ся, обманутого срывает с тормозов. Сейчас неуправляемость Ольги Холи-
ной становилась очевидной.
Холин вошел в дом, встретился взглядом с женой и сразу догадался, что
нет такой шкалы, чтобы определить бальность надвигающегося шторма. Ле-
тели тарелки. а может не летели?.. бился фарфор. а может и не бился?..
крушился хрусталь. а может и не крушился?.. значения не имеет. Фурия
показалась бы жалкой ощипанной птахой в сравнении с обманутой Холиной.
И тогда она решилась на роковой шаг, со спокойствием, едва не вогнав-
шим в кому, сообщила:
- Я все расскажу. про тебя и про твоего ублюдка-зама!
Худшие опасения Пашки подтверждались, и способность Цулко к прозрению
будущего в данном случае утешала слабо. Холин позвонил Мадзони домой,
несмотря на поздний час, выдавил всего лишь:
- Вы обещали. помочь.- И распрощался. В коридоре скользнул мимо жены,
как мимо бесконечно чужого и очевидно враждебного существа.
На следующий день Холина вышла из магазина в метрах четырестах от до-
ма, груженая пакетами с провизией. Рядом с магазином краснела лаком
низкая спортивная машина с красивым черноволосым мужчиной за рулем. На
заднем сидении валялся мотоциклетный шлем. Мужчина видел: многочислен-
ные пакеты вот-вот повалятся на землю, выскочил из машины, переступил
путь женщине и, улыбаясь неотразимо, так как умеют улыбаться только
обольстительные жиголо под небом теплых городков на Лигурийском побе-
режье предложил:
- Вам помочь? Вот моя машина.
Холина растерялась, с ней давно не заговаривали мужчины, красивые тем
более, на улице в особенности:
- Я живу. здесь. Вот. всего только несколько десятков метров.
Улыбчивый, с матово гладкой кожей и тугими черными кольцами волос, по-
мощник подхватил большую часть пакетов и зашагал рядом с Холиной. Оль-
га понимала далеко не все из того, что говорил нежданный паж: озера.
солнце. альпийские домики на склонах. форель в горных реках. рододенд-
роны в скальных распадках. стрельба из арбалета на лужайках, уложенных
бархатным дерном. Подошли к дому. Холина поблагодарила: не хотелось,
чтобы этот располагающий человек ушел и. пропал навсегда. Холина не
знала, что сказать, как подержать разговор и. не уходила: смущение
женщины, очевидное и ненапускное, придавало ей изящество естества.
Похоже, итальянец предложил отобедать, и Холина согласилась сразу, не
раздумывая, спросив лишь:
- Днем?..
- Я заеду за вами в двенадцать.
До вечера Холина ощущала странное волнение, а когда явился муж волне-
ние сменилось ожесточением. Оба не сказали друг-другу ни слова. Утром
муж ушел на работу. Холина долго одевалась и придирчиво красилась.
Ровно в полдень раздался сигнал автомобиля, впорхнул с улицы через
приоткрытое окно.
Ольга спустилась. Мужчина замер у правой передней дверцы, распахнул
ее, усадил гостью, поддерживая за локоть. Обошел автомобиль спереди,
сел, обернулся. подал с заднего сидения ошеломляющие цветы.
Холина благодарно кивала, цветы лежали на коленях, машина неслась в
ресторан. Обедали в почти пустом зале при свечах, от дневного света
избавляли толстые, засборенные шторы с бахромой и кистями. Время обеда
пролетело незаметно. Холина захмелела от вина и прикосновений к за-
пястью нового знакомого.
Спортивная машина покидала город и поднималась в горы по извивающейся
дороге. Остановились у крошечной гостиницы "Фахверк", побелку стен пе-
речеркивали крест на крест мореные деревянные брусья.
Холина старалась не думать о цели визита в гостиницу. и не могла не
думать. Итальянец склонился к конторке управляющего: оба улыбались.
Ольга с цветами стояла чуть в стороне, сквозь окно виделся альпийский
луг в полевых цветах, плавные изгибы зеленых склонов и коровы - нет,
не стада - группки по две-три буренки.
Итальянец подошел к Ольге, взял ее за руку, повел за собой. Поднялись
по деревянной лестнице в небольшую комнату с низким потолком, сияющую
чистотой: широкая кровать, два кресла, столик с вазой. и старинный ба-
рометр на стене. в приоткрытую дверь виднелась крохотная ванная.
Итальянец поставил букет в вазу и. рассмеялся. Ольга улыбнулась в от-
вет: жгучее чувство - смесь унижения и восторга - пронзило ее, глаза
намокли.
Итальянец привлек женщину к себе. Вышли через пару часов, и машина по-
неслась по горной дороге. Еще не темнело, но воздух стал гуще, ощути-
мей. Итальянец предложил остановить машину и прогуляться, Ольга охотно
согласилась. Шли, взявшись за руки, как юные любовники, сгорающие от
первых страстей. Смотрели под ноги - приходилось обходить много острых
камней. Холина увидела красивый цветок у валуна, поросшего мхом, выр-
валась вперед, присела на колено, охватив стебель и не решаясь сорвать
цветок.
Холина обернулась, чтобы привлечь внимание нежного друга и.
.Увидела у итальянца пистолет, нежный друг улыбался ничуть не менее
тепло, чем в ресторане, в дороге, в холле гостиницы, в постели. Тонкие
пальцы медленно наворачивали на ствол дырчатый цилиндр. Хорошо постав-
ленным, как у многих латинян, голосом нежный друг негромко напевал:
- Que sera sera.
Холина попыталась подняться. поняла, что ноги не слушают, вскрикнула.
Нежный друг сделал шаг навстречу и стал медленно поднимать ствол пис-
толета. Сзади и с боку раздалось мычание, и Холина с тоской подумала:
последнее, что удастся увидеть в жизни, черно-белая корова, и вымя,
неправдоподобно большое, почти чиркающее толстыми сосками о землю.
- Que sera sera.- Итальянец сделал еще шаг, и ствол пистолета принял
почти горизонтальное положение.
Холиной никогда не приходилось заглядывать в такую маленькую, черную
и. бездонную дырку.
Ноги служить отказались, и Холина решила упасть с колен и покатиться
по склону, она упала. и в этот момент раздался глухой звук, будто
треснула доска или чихнула корова.Нежный друг понял, что промахнулся,
выругался:
- Sangue della maruzza!
Посмотрел на корову, на огромное вымя, решил подбодрить себя шуткой:
- Come, grande, povera!1 - И рассмеялся, готовясь к новому выстрелу.
От безысходности силы вернулись к Холиной, Ольга вскочила и побежала,
итальянец, желая стрелять наверняка, побежал вслед. Холина стремитель-
но и легко прыгала меж камней, итальянец пришел в ярость от несговор-
чивости жертвы и мчался, не разбирая дороги, напролом.
Холина слушала только биение собственного сердца, и вдруг тишину гор
прорезал вопль. Ольга обернулась. Итальянец на бегу зацепился за скры-
тый травой островерхий камень, упал, выронив пистолет, и покатился по
склону, утыканному торчащими, как пики, скальными отщепами.
Холина замерла, еще раз крики нежного друга взвились и отразились эхом
от серобелых гор, поросших соснами. Женщина видела далеко на дороге
красную машину, стала спускаться, подошла к пистолету с глушителем,
тронула рукоятку носком туфля и направилась вниз, туда, где ничком ле-
жал нежный друг. Холина с опаской приблизилась, схватила шипастый ка-
мень и положила камень в тонкую матерчатую сумочку. Любопытство, а мо-
жет и жалость, гнали женщину к нежному другу, носок туфли дотронулся
до тугой голени под брючиной - итальянец не двигался. Тогда Холина
присела, в шаге от нежного друга, в правой руке сжимая сумочку, левой
пытаясь перевернуть мужчину на спину.
В этот миг итальянец ожил, стремительно распрямился и цепко ухватил
Холину левой, сунув ей под подбородок "беретту" с перламутровыми нак-
ладками на рукоятке.
Ссадины на щеках и на лбу "нежного друга" алели, вымазанное землей ли-
цо отталкивало, "шестерке" сеньора Мадзони досталось, но "нежный друг"
не сомневался в исходе: женщина в его руках, безоружная, а он, мужчи-
на, с пистолетом.
- Povera mia!2
Потрепал ее дулом по скуле, на миг расслабился, пытаясь восстановить
силы. и Холина с размаху опустила сумочку на висок итальянца. "Нежный
друг" не успел ни изумиться, ни испугаться. рухнул, как сноп, издав
булькающий горловой звук. Из раны на виске полилась кровь, наползая на
уже подсохшие ссадины.
Холина перевернула мужчину на спину, поднесла зеркальце к губам - по-
верхность не замутнилась. Дотронулась до золоченого брелка на поясе,
выпуклые золотые буквы сообщали "Que sera' sera'". и разрыдалась.
Женщина сорвала брелок и устремилась вниз, села в машину и помчалась в
Цюрих.
Холина влетела в офис мужа и, зная, что Цулко как раз и предназначен
для деликатных обстоятельств, все выложила Пашке в присутствии мужа.
Холин время от времени покусывал губы, переживая за себя, хотя жена не
сомневалась, что муж все простил и потрясен происшедшим с ней.
Пашка переспросил:
- Уверена, что. конец?
Холина соображала плохо, исцарапанная, в рваных колготках, отвечала
прерывисто, невпопад:
- Нет. да. пульс ушел. он не дышал.
Пашка уже не слушал, мотал перед губами "чекистом за бугром", не реша-
ясь выпить:
- Убийца убит. Трудно поверить. еще труднее доказать. ты убила челове-
ка,- посмотрел на Холина,- тут же на самолет, пока не хватились. Кто
вас видел?
- В ресторане. в гостинице.
Холин кусал губы.
Холина мяла сумочку с камнем, тонкая ткань прорвалась в месте удара.
- Да оставь ты ее! - Пашка вырвал орудие спасения и отшвырнул на крес-
ло.- Сейчас же в аэропорт. и не в двадцать четыре часа, а сейчас же.
- А вещи? - Не удержался Холин.
- С ума сошел?.. Все потом!..- и побежал звонить в Москву.
В Шереметьево Холиных не встретили. Супруги увидели безнадежно длинную
очередь на такси. К Холину вразвалку подошел рыжий таксист, сумеречно
пробасил, обращаясь вроде и не к Холину, а к Господу Богу, размышляя
наедине с собой:
- Двадцать долларов.
Холин кивнул. Обшарпанный грязно-лимонный драндулет с салоном, пропах-
шим бензином, дребезжа и переваливаясь, покатил к городу.
На следующее утро Холин стоял перед Марь Палной. Черкащенко вызвал Эд-
гара Николаевича "на ковер". Секретарша оглядела Холина, как существо
с Марса:
- Со счастливым возвращением на родину.- И засмеялась как только она
умела: безжалостно и не смущаясь. Холин терпеливо ждал.
- А где подарки? - добила Марь Пална.
- Потом, все потом.- Холин не реагировал на издевку: что поднимать
волну?.. Все рухнуло в одночасье. Марь Пална буркнула нечленораздель-
ное в селектор и дала разрешающую отмашку: проходите!
Холин давно не видел Мастодонта, отвык от окриков, отвык от тончайших
- и часто бесплодных - вычислений начальственных настроений. Мастодонт
не поднял головы. О приветствии и речи не шло. Верхний свет не горел.
Очертания предправления дрожали в неверном свете истинно ленинской зе-
леной лампы.
Холин замер соляным столпом посреди ковра, терпеливо ожидая, когда
Мастодонт оторвется от бумаги. Предправления правил текст, вычеркивал
и вписывал слова и даже грыз кончик ручки, сосредотачиваясь и желая
уяснить скрытый смысл, упрятанный между строк.
На подоконнике, заменяющем Мастодонту альков, лежали любимые Марь Пал-
ной сигареты "More", черные, тонкие и длинные. Телефоны молчали. Свет
зеленой лампы придавал лицу Мастодонта сходство с мертвецом, из пе-
пельницы курился дымок. Предправления мурыжил Холина по всем правилам
кабинетной науки, начиная от щадящего унижения и заканчивая полным
размазыванием по стене.
Холин переминался с ноги на ногу, ощущая, как в нижних конечностях по-
селяется холод, такой же, как в цюрихском парке при встрече с Мадзони
сразу после дождя. Холод начинал ползти от лодыжек, обнимал голени,
икры, подкатывал к коленям.
Мастодонт писал. Холин молчал.
Мастодонт вычеркивал. Холин молчал.
Мастодонт грыз ручку желтоватыми зубами. Холин молчал.
Ожила вертушка. Предправления, не глядя, подцепил трубку, вытряхнул из
глотки дежурные: .да. нет. нет. да. нет.- шваркнул трубку так, что по
хилой пластмассе, едва не заструились трещины. Мастодонт водил по бу-
маге пером с такой яростью, что казалось: вот-вот из-под пера брызнут
искры. Предправления провел кулаком по лбу, высоко занес руку и. ручка
сорвалась в штопор для проставления жирной, рвущей бумагу точки. И тут
же предправления отшвырнул шариковое стило. ручка упала на пол.
Холин, пронизанный хладом от пяток до темени, парковой статуей серел
посреди кабинета.
Мастодонт, так и не отрываясь от листа, не подняв головы, не заглянув
в глаза опальному, прорычал:
- Во-о-н!
Раскаты его гнева отразились от стен, от потолка, от пола - перемеша-
лись и огрели Холина по голове стопудовым начальственным недовольст-
вом. Мастодонт выложился в вопле негодования, поднял голову, брезгливо
оглядел Холина и уже несравненно менее устрашающе повторил:
- Вон!
Холина вышвырнуло из кабинета в предбанник, как утлую лодчонку штормо-
вой волной на брег. Марь Пална подняла невыразимо разные - холодные,
понимающие, смеющиеся, осуждающие глаза и, не разжимая губ, подвесила
в воздухе иезуитский вопрос:
- Как пообщались?
Холина здорово трепало все это время, и человеком он уродился неглу-
пым, понимающим тонкости, но. всему же есть предел и мысленно он сток-
ратно отматерил Марь Палну, Мастодонта, соввласть, сонмища кретинов,
всю жизнь стреноживающих нормального человека, и все же. жизнь продол-
жалась, и правила игры не рекомендовали срывов, а тем более воплей в
начальственных предбанниках, и потому Холин лучезарно - сказывалась
проклятая западная школа - улыбнулся и однословно удовлетворил торкве-
мадовское1 любопытство Марь Палны - "как пообщались?":
- Конструктивно.
Мастодонт с Ребровым летели в Среднюю Азию. В самолете, в салоне пер-
вого класса царили тишина - если не считать мерного гудения двигателей
- и прохлада. В иллюминаторах, в лучах замечательного солнца весело
скакали облака, Мастодонт похлопывал Реброва по колену.
- Слушай сюда. место Холина освободилось. Цюрих! Представляешь!.. Меч-
тают десятилетиями. Вчера, думал, Холина кондратий в моем кабинете
хватанет.
Мастодонт утонул в кресле, запрокинув голову на подголовник:
- Говорят: чурки! Чурки?.. Это от зависти. Ох, у некоторых башки рабо-
тают. У них свои игры. их царьки тоже валюту желают иметь при вылазках
во вражий стан.- Предправления затих, смежил веки.
Ребров лениво перелистывал журнал, полагая, что Черкащенко задремал.
- Зря не слушаешь.- Не открывая глаз, усовестил Мастодонт.- Я тебе на-
уку преподнесу. никто не сравнится. Ох, брат, какие экземпляры попада-
ются. кто на пять ходов вперед рассчитывает - это мелюзга, кто на де-
сять - тоже не шик, кто на двадцать - эти посерьезнее, но есть - мыс-
лят турнирами, не отдельными ходами, не играми - турнирами. Вот Герман
Сергеевич из таковских, прислушивайся к нему, угождай, такие всегда на
плаву при любых партиях, любых правителях, у них особый нюх на власть.
другой в двух шагах прошмыгнет - не заметит, а Герман Сергеич свою вы-
году выжмет.
- Он богатый человек? - Ввернул Ребров.
- Дурацкий вопрос! - Погрустнел Мастодонт.- Я тоже не бедный, но. он
король! Тут другое. Как поется?.. Каждый сам ему приносит. и спасибо
говорит. Вот в чем фокус. и спасибо говорит! Отобрать власть - неслож-
но, заставить на блюдечке поднести - это класс.
Вошла стюардесса, предложила воды. Мастодонт покачал головой. Девица в
форме вышла. Мастодонт толкнул Реброва локтем в бок. В миг из портфеля
явилась бутылка "метаксы". Ребров разлил по рюмкам. Выпили. Мастодонт
крякнул:
- Люблю это пойло. Тут ездили корм раздавать грецким, значит, комму-
нистам, не то Попис, не то Жопис, запамятовал, но ушлый гад. запомнил,
и как только на митинге отбубнил марксовый "отче наш", меня за кулисы.
Мне, говорит, запало ваше пристрастие к мягким коньякам. Вот, изволь-
те, и ящик "метаксы" преподносит.- Предправления вздохнул,- за наши же
деньги, ясно. но все равно приятно. Такой вот славный парень Жопис,
наследник Одиссея и Ахилла. Развращает красное братство.
- Зачем вы меня с собой взяли? - не утерпел Ребров.
- Приглядеться. все ж на "точку" тебя ставлю. и Азию хочу показать,
обомлеешь.
.и действительно, такого Реброву увидеть не удавалось, да вряд ли и
удасться. Кортеж для порядка покружил вокруг самаркандских красот, вы-
садил этнографический десант на восточный базар, а далее устремился за
город, пробирались среди песков, по пыльным дорогам и. вдруг визг ко-
лес - въехали в натуральный рай: сочная зелень, фонтаны, столы зава-
ленные горами еды, привольно вышагивают павлины. рассадили гостей,
присягнули тостами на верность красным боярам и. покатился пир горой.
Вечерело. Азиатские глаза хозяев источали приязнь. В кронах деревьев
вспыхнули гирлянды цветных ламп и.
.Ребров протер глаза, выпил стакан минеральной, еще раз приложился к
воде, внимательно вгляделся в деревья и.
В гуще крон на толстой ветке примостилась голая малолетка. а дальше
еще одна чуть старше и еще. и тут у Реброва, будто прорезался третий
глаз. В кронах деревьях, сгрудившихся вокруг изобильных столов густо
сидели голые дамы не моложе шестнадцати, не старше двадцати.
Ребров склонился к Мастодонту:
- Тихон Степаныч, я пьян?
- Ты?.. Как стеклышко! Я даже порадовался. пить умеешь, тож не послед-
нее ремесло в Рассее. А что?
- Бабы голые в ветвях привиделись.- Шепотом выдохнул Ребров.
- Привиделись!..- хохотнул Мастодонт.- Это ж чистая быль - явь. коло-
рит местный. не зря я тебя сюда тащил. Хлопковый вариант марксизма.
Впечатляет? А? Расскажи такое в Цюрихе. в дурдом навечно определят.
Ребров поднялся, подошел к дереву, неуверенно погладил бархатную женс-
кую ногу, тихо спросил:
- Ты кто?
- Комсомолка,- еще тише ответила девушка.
- А тебя можно?..- спьяну ляпнул Ребров.
- Можно.- еле слышно обнадежила комсомолка,- но только потом. после
всего. когда отвисим положенное.
- Это когда же? - уточнил Ребров.
Комсомолка взглянула на часики - единственное одеяние:
- После полодиннадцатого. только ты не пей сильно.
- А то что? - показно возмутился Ребров.
- Что. что. сам знаешь что,- и комсомолка захихикала, показывая нема-
лый опыт в общении с мужчинами после половины одиннадцатого.
Ребров вернулся к столу. Мастодонт вроде подремывал, неожиданно открыл
один глаз, зыркнул на подчиненного:
- Сговорился? - и закрыл глаз.
Ребров оседлал скамью, глядя на хозяев, запустил пальцы в блюдо плова,
запил зеленым чаем.
Захмелевший азиат из местных князьков изловил павлина, другой сбросил
со стола салатницы и корзины с хлебом, освобождая павлину пространство
для выгула, пустили птицу по столу, несколько человек откупорили шам-
панское и стали поливать птичьего вельможу пенными струями.
На чистейшем небе сиял полумесяц. К Мастодонту приблизился невероятной
толщины человек, не менее чем с дюжиной подбородков:
- Какие люди! - пьяно заголосил толстяк.
Мастодонт открыл глаза. Толстяк нагнулся и совершенно трезво, даже
чуть с обидой поинтересовался:
- Все в порядке?
- На двух счетах. и остаток на руки прямо в посольстве.
