улицу. Нет... ведь ложась, я оставил дверь открытой, и в коридоре горели
лампы. Теперь света в дверном проеме, через который виднелся вход в ком-
нату Габриэлы, не было.
Я уже достаточно опомнился и не стал резко вскакивать. Задержав дыха-
ние, я прислушался-все тихо, только на руке тикают часы. Поднес светя-
щийся циферблат к глазам. семнадцать минут четвертого. Я спал дольше,
чем мне показалось, а свет в коридоре, видимо, погасили.
Голова у меня была тяжелой, во рту-помойка, тело затекло и онемело. Я
откинул одеяло и через силу встал с кресла-мышцы не слушались. В одних
носках я проковылял к выходу и наткнулся на дверь. Она была закрыта. Я
распахнул ее-свет в коридоре горел, как прежде. Воздух снаружи был уди-
вительно свежим и чистым.
Я обернулся назад и принюхался. В комнате стоял цветочный запах, сла-
бый, затхлый-так пахнут в закрытом помещении увядшие цветы. Ландыши, лу-
ноцветы, какие-то еще. Некоторое время я стоял, пытаясь выделить от-
дельные запахи, серьезно размышляя, не примешивается ли к ним слабый
аромат жимолости. Я смутно припомнил, что мне снились похороны. Пытаясь
восстановить в памяти сон, я прислонился к косяку и снова задремал.
Когда моя голова совсем свесилась, а шея заныла, я проснулся и
кое-как разлепил глаза. Ноги казались чужими, деревянными. Я стал тупо
гадать, почему я не в постели. Есть же какая-то причина, только какая
Мысли сонно ворочались в голове. Чтобы не упасть, я оперся рукой о сте-
ну. Пальцы коснулись выключателя. Ума нажать на кнопку хватило.
Свет резанул по глазам. Прищурившись, я увидел знакомую комнату и
вспомнил, что у меня тут дело, работа. Я отправился в ванную, подставил
голову под холодную воду и немного пришел в себя, хотя в мозгах все еще
была каша.
Выключив у себя свет, я пересек коридор и прислушался перед дверью
Габриэлы. Ни звука. Я открыл ее и переступил порог. Мой фонарик осветил
пустую кровать со сбитым в ноги одеялом. Вмятина от ее тела была на
ощупь холодной. В ванной и гардеробной-ни души. Под кроватью валялись
зеленые тапочки, на спинке стула висело что-то, похожее на халат.
Я вернулся в свою комнату за ботинками и пошел к главной лестнице,
намереваясь прочесать дом сверху донизу. Я решил, что сперва буду
действовать тихо, а если ничего не найду, что всего вероятнее, то подни-
му бучу-начну ломиться в двери и всех перебужу. Мне хотелось найти де-
вушку как можно скорее, но поскольку она исчезла уже давно, две. три ми-
нуты сейчас не играли роли: бегать сломя голову я не собирался, но и
тратить время не стал.
Я был между третьим и вторым этажами, когда внизу что. то промелькну-
ло-уловить мне удалось только какое-то движение от входных дверей в
глубь дома. Смотрел я в сторону лифта, а входную дверь загораживали пе-
рила. В просветах между стойками и мелькнуло что-то. Я сразу повернул
голову, но было уже поздно. Мне показалось, я заметил чье-то лицо, но
так показалось бы любому на моем месте, в действительности я видел лишь
нечто светлое.
Когда я добрался до первого этажа, в вестибюле и коридорах было пус-
то. Я направился в глубину здания, но тут же замер. В первый раз с тех
пор, как я проснулся, до меня донесся посторонний звук. За входной
дверью, на каменных ступеньках крыльца шаркнула подошва.
Я подкрался к двери, распахнул ее левой рукой, а правую опустил к
пистолету.
На верхней ступеньке крыльца стоял Эрик Коллинсон.
- Какого дьявола вы тут делаете-мрачно спросил я.
Возбужденно, сбиваясь, он рассказал мне целую историю. Насколько я
понял, Коллинсон каждый день звонил доктору Ризу и справлялся о здоровье
Габриэлы. Сегодня, то есть уже вчера, ему не удалось застать доктора. Он
даже позвонил в два часа ночи, но ему сказали, что доктора еще нет и
никто из домашних не знает, где он и почему не пришел. После этого ноч-
ного звонка Коллинсон поехал к Храму с надеждой увидеть меня и выяснить,
что с девушкой. Он и не собирался подходить к дому, пока не увидел, как
я выглядываю из двери.
- Кого вы увидели
- Вас.
- Когда
- Вы выглянули всего минуту назад.
- Вы видели не меня, - сказал я. - Что же вы все-таки видели
- Кто-то высунулся. Я решил, что вы, и подошел. я сидел в машине на
углу. С Габриэлой ничего не случилось
- Ничего, - ответил я. Расскажи я ему, что она исчезла, он бы взбеле-
нился. - Говорите потише. Значит, домашние Риза не знают, где он
- Нет... и волнуются. Пусть себе, лишь бы Габриэла была здорова. - Он
положил руку мне на плечо. - Можно мне поглядеть на нее
Малый он был высокий, крепкий, молодой, за Габриэлу готов в огонь и
воду. Я понимал-что-то случилось. Только не знал что. Помощь мне могла
понадобиться, так что прогонять его не стоило. С другой стороны, и расс-
казывать правду не стоило-начнет еще рвать и метать.
- Заходите, - сказал я. - Надо осмотреть дом. Хотите сопровождать ме-
ня-прошу. Только тихо, а дальше-посмотрим.
Коллинсон пошел с таким видом, будто я-святой Петр, открывший ему
врата рая. Я закрыл дверь и повел его через вестибюль. Кругом никого не
было. Но недолго.
Из-за угла появилась Габриэла Леггет. Шла она босиком. Тело прикрыва-
ла лишь желтая ночная рубашка, забрызганная чем-то темным. Обеими руками
она держала перед собой большой кинжал, почти меч. Он был красный, влаж-
ный. Красными, влажными были и ее голые руки. На одной из щек виднелся
кровавый мазок. Глаза были ясные, блестящие и спокойные, лобик-гладкий,
губы решительно сжаты.
Она подошла, глядя в мои, вероятно, обеспокоенные глаза с полной без-
мятежностью. Казалось, она ожидала меня здесь увидеть, знала, что я ей
попадусь.
- Возьмите, - сказала она ровным голосом и протянула кинжал. - Это
улика. Я его убила.
- Гм, - выдавил я.
Все еще глядя мне прямо в глаза, она добавила:
- Вы-сыщик. Заберите меня туда, где таких вешают.
Руками мне шевелить было легче, чем языком. Я взял у нее окровавлен-
ный кинжал-широкий, с большим обоюдоострым лезвием и бронзовой рукояткой
в виде креста.
Из-за моей спины выскочил Эрик Коллинсон и, раскинув дрожащие руки,
бормоча что-то нечленораздельное, пошел к девушке. Она со страхом отпря-
нула от него, прижалась к стенке и взмолилась:
- Не пускайте его ко мне.
- Габриэла! - крикнул он, протянув к ней руки.
- Нет, нет. - Она тяжело дышала.
Чтобы загородить девушку, я встал перед ним, уперся рукой ему в грудь
и рявкнул:
- Угомонись!
Оттеснив Коллинсона к другой стене коридора, я отступил в сторону,
чтобы видеть сразу обоих.
- Потерпите. Надо узнать, в чем дело, - сказал я ему и, повернувшись
к девушке, показал на кинжал. - Что произошло
Она уже успокоилась.
- Пойдем, сейчас увидите, - сказала она. - Только ради Бога без Эри-
ка.
- Он не будет мешать, - пообещал я.
Она хмуро кивнула и повела нас по коридору за угол, к небольшой при-
открытой железной двери. Она вошла первой. Я за ней. За мной Коллинсон.
В лицо нам повеял свежий ветерок. Я задрал голову и увидел на темном не-
бе тусклые звезды. Я посмотрел снова вниз, под ноги. В свете, бьющем че-
рез открытую дверь, мне удалось разглядеть, что мы шагаем по белому мра-
мору, или, скорее, по пятиугольным плитам под мрамор. Было темно, если
не считать света из двери.
Неспешно ступая босыми ногами по холодным плитам, Габриэла повела нас
к какому-то серому квадратному сооружению, неясно маячившему впереди.
Потом остановилась и сказала:
- Здесь.
Я включил фонарик. Свет заиграл, рассыпался по широкому белому алта-
рю, отделанному хрусталем и серебром.
На нижней из трех ступенек, лицом вверх, вытянув руки по швам, лежал
доктор Риз.
Казалось, он заснул. Одежда на нем была не измята, только пиджак и
жилет расстегнуты. Рубашка потемнела от крови. В груди виднелись четыре
одинаковые раны, как раз такой формы и размера, которые мог нанести этот
кинжал. Из ран уже ничего не сочилось, но когда я приложил руку ко лбу,
он был теплым. На ступеньки и на пол натекла кровь, рядом валялось пенс-
не на черной ленточке, целое.
Я выпрямился и направил луч фонарика девушке в лицо. Она моргала,
жмурилась, свет ей мешал, но лицо оставалось спокойным.
- Вы убили-спросил я.
- Нет! - завопил Коллинсон, словно только проснулся.
- Заткнитесь, - приказал я ему и подошел к девушке поближе, чтобы он
не смог вклиниться между нами.
- Так вы или не вы-переспросил я.
- А что тут странного-спокойно спросила она-. Вы же слышали, что го-
ворила мачеха о проклятье Дейнов, о том, что было и будет со мной и со
всеми, с кем сведет меня судьба. Так чему удивляться-И она показала на
труп.
- Чушь собачья! - сказал я, пытаясь разгадать причину ее спокойствия.
Я уже видел, как на нее действует наркотик, но здесь было что-то другое.
Знать бы, что именно. - Зачем вы его убили
Коллинсон схватил меня за руку и повернул к себе. Он был как в горяч-
ке:
- Что толку в разговорах! - закричал он. - Надо ее скорее увезти от-
сюда. Тело мы спрячем или положим в такое место, где на нее никто не по-
думает. Вам лучше знать, как это делается. Я увезу ее домой. А вы тут
все устроите.
- Ну да! - сказал я. - Свалим убийство на здешних филиппинцев. Пусть
их вместо нее повесят.
- Правильно. Вам лучше знать, как...
- Черта с два! - сказал я. - Ну и понятия у вас.
Его лицо пошло пятнами.
- Нет, мне... я не хочу, чтобы кого-то... вешали, - забормотал он. -
Честное слово. Я о другом. Ведь можно устроить, чтобы он исчез. А я дам
денег... Он бы мог...
- Заткните фонтан, - зарычал я. - Только время теряем.
- Но вы должны что-то сделать, - не отставал он. - Вас сюда прислали,
чтобы с ней ничего не случилось. Вы должны...
- Хватит, - я вырвал у него руку и повернулся к девушке. - Кто-нибудь
при этом присутствовал
- Никого.
Я посветил фонариком на алтарь, на труп, на пол, на стены, но ничего
нового не обнаружил. Стены были белые, гладкие и сплошные, если не счи-
тать двери, через которую мы вошли, и такой же на противоположной сторо-
не. Четыре побеленные стены поднимались прямо к небу.
Я положил кинжал рядом с телом Риза, выключил фонарик и сказал Кол-
линсону:
- Надо отвести мисс Леггет в комнату.
- Ради Бога, давайте увезем ее из этого дома, пока не поздно.
- Хороша она будет на улице босиком и в забрызганной кровью рубашке.
Я услышал какое-то шуршание и включил свет. Коллинсон стаскивал с се-
бя пальто.
- Моя машина стоит на углу. Я отнесу ее на руках, - и он направился к
девушке, протягивая пальто.
Габриэла забежала мне за спину и застонала.
- Не давайте ему до меня дотрагиваться.
Я хотел остановить его. Он отбил мою руку и пошел за ней. Она-от не-
го. Я почувствовал себя чем-то вроде столба карусели, и ощущение мне не
понравилось. Когда этот болван оказался передо мной, я саданул его пле-
чом, так что он отлетел к углу алтаря. Я подошел поближе.
- Хватит! - прорвало меня. - Если хотите помогать нам, то не валяйте
дурака, делайте, что говорят, и оставьте ее в покое. Понятно
Он выпрямился.
- Но вы не имеете...
- Оставьте ее в покое. Оставьте в покое меня. Еще раз влезете-получи-
те пистолетом по челюсти. Хотите получить прямо сейчас-скажите. Так как
- Ладно, - забормотал он.
Я повернулся к девушке, но она уже серой тенью, почти не шлепая босы-
ми ногами, летела к двери. Я бросился за ней, громыхая по плитам ботин-
ками. Я поймал ее за талию уже в дверях. Но тут же получил удар по рукам
и отлетел к стене, приземлившись на колено. Надо мной во весь рост вы-
сился Коллинсон и что-то орал. Из всего потока слов мне удалось разоб-
рать только: "Черт вас подери".
Я встал с колена в самом чудесном настроении. Быть сиделкой при свих-
нувшейся барышне недостаточно, вдобавок получать тычки от ее жениха. Мне
понадобились все мои актерские таланты, чтобы невозмутимо спросить Кол-
линсона:
- Ну зачем вы так
Я подошел к стоявшей в дверях девушке:
- Пошли к вам в комнату.
- Только без Эрика, - потребовала она.
- Больше он не будет мешать, - снова пообещал я, надеясь, что на этот
раз не ошибусь. - Пошли.
Она поколебалась, затем переступила порог. Коллинсон, с застенчивым
видом и одновременно свирепым, а в целом очень недовольным лицом, вышел
вслед за мной. Я прикрыл дверь и спросил Габриэлу, есть ли у нее ключ.
- Нет, - ответила она, будто вообще не знала о существовании ключей.
В лифте она все время пряталась от жениха за моей спиной, если, ко-
нечно, он еще состоял у нее в женихах. Сам Коллинсон напряженно смотрел
в сторону. Я же вглядывался в лицо девушки, пытаясь понять, вернулся ли
к ней после потрясения разум или наоборот. Первое предположение казалось
вернее, но в душе я ему не доверял. По дороге нам никто не попался. Я
включил в комнате свет. Закрыв дверь, я прислонился спиной к косяку.
Коллинсон повесил пальто на стул, положил шляпу и замер, скрестив руки и
не спуская глаз с Габриэлы. Она села на кровать и уставилась мне в ноги.
- Расскажите, что случилось, - приказал я.
Она подняла на меня глаза и сказала:
- Мне хочется спать.
Вопрос о ее здравомыслии-для меня во всяком случае. был решен: нормой
тут и не пахло. Но сейчас меня тревожило другое. Комната. С тех пор как
я ушел, в ней что-то изменилось. Я закрыл глаза, попытался представить,
как она выглядела раньше, открыл глаза снова.
- Можно мне лечь-спросила Габриэла.
Я решил, что ее вопрос подождет, и стал внимательно осматривать ком-
нату, предмет за предметом. Пальто и шляпа Коллинсона на стуле-больше
ничего нового обнаружить не удалось. Все вроде бы нормально, но сам стул
почему-то не давал мне покоя. Я подошел и поднял пальто. Под ним было
пусто. Раньше здесь висело нечто похожее на зеленый халат, а теперь было
пусто. Халата я нигде в комнате не заметил и даже не стал искать-безна-
дежно. Зеленые тапочки все еще валялись под кроватью.
- Не сейчас, - ответил я девушке. - Подите в ванную, смойте кровь и
оденьтесь. Одежду захватите туда с собой. Ночную рубашку отдайте Коллин-
сону. - Я повернулся к нему. - Спрячьте ее в карман и не вынимайте. Из
комнаты не выходить и никого не пускать. Я скоро приду. Пистолет у вас
есть
- Нет, - сказал он. - Но я...
Девушка перебила его:
- Не оставляйте нас одних. Я не хочу. Я уже убила одного человека.
Вам что, мало
Говорила она горячо, но не возбужденно, и довольно рассудительно.
- Мне нужно ненадолго уйти, - сказал я, - одной вам оставаться
нельзя. И кончен разговор.
- А вы понимаете, что делаете-Голосок у нее был тоненький, усталый. -
Вряд ли. Иначе бы не оставляли меня с ним. - Она подняла лицо, и я ско-
рее прочел по губам, чем услышал: "Только не с Эриком. Пусть он уйдет".
Я от нее совсем одурел: еще немного, и мне придется лечь в соседнюю
палату. Меня так и подмывало уступить ей, но я ткнул пальцем в ванную и
сказал:
- Можете не вылезать оттуда, пока я не приду. Но он побудет здесь.
Она с безнадежностью кивнула и направилась в гардеробную. Когда она
шла в ванную с одеждой в руках, на глазах у нее блестели слезы.
Я отдал пистолет Коллинсону. Его рука была деревянной и дрожала. Ды-
шал он тяжело, шумно.
- Не будьте размазней, - сказал я ему. - Хоть раз помогите, вместо
того чтобы мешать. Никого не впускайте и не выпускайте. Придется стре-
лять-не теряйтесь.
Он хотел что-то сказать, не смог и, сжав мне руку, чуть не искалечил
ее от избытка чувств. Я вырвал у него руку и отправился вниз, к алтарю,
где лежал доктор Риз. Попасть туда удалось не сразу. Железная дверь, че-
рез которую мы вышли несколько минут назад, была заперта. Но замок ока-
зался довольно простым. Я поковырял в нем кое-какими инструментами из
перочинного ножа и в конце концов открыл.
Зеленого халата я там не нашел. Не нашел я и тела доктора Риза. Оно
исчезло. Кинжал тоже исчез. Вместо лужи крови на белом полу осталось
лишь желтоватое пятно. Кто-то хорошенько прибрался.
3. БОГ
Я вернулся в вестибюль: еще раньше я заметил там нишу с телефоном.
Телефон был на месте, но не работал. Я положил трубку и отправился на
шестой этаж к Минни Херши. Пока что помощи от нее я никакой не получил,
но она, по-видимому, была предана хозяйке, а мне, за неимением телефона,
требовался посыльный.
Я открыл ее дверь-тоже без замка, - вошел, затворил за собой. Включил
фонарик, обхватив ладонью стекло. При свете, просачивавшемся между
пальцами, я увидел на кровати мулатку-она крепко спала.
Я посмотрел на девушку. Она лежала на спине, дышала ртом, и лицо ее
во сне приобрело еще большее сходство с индейским. Глядя на нее, я сам
осоловел. Поднимать ее сейчас бесчеловечно. Может быть, ей снится... я
тряхнул головой, пытаясь прогнать сонную одурь. Ландыши, луноцветы...
увядшие цветы... А нет ли тут и жимолости Этот вопрос почему-то казался
важным. Фонарь тяжелел у меня в руке, стал чересчур тяжелым. Черт с
ним... я его выпустил. Он упал на ногу... я удивился: кто тронул меня за
ногу Габриэла Леггет Умоляет спасти ее от Эрика Коллинсона Чушь какая.
то... Или не чушь Я опять пытался тряхнуть головой... пытался отчаянно.
Она весила тонну, едва поворачивалась. Меня качнуло; чтобы не упасть, я
выставил ногу. Нога была слабая, мягкая, подгибалась. Надо сделать еще
шаг, иначе свалюсь; я сделал, с трудом поднял голову, посмотрел, куда
мне падать, увидел окно в пятнадцати сантиметрах от моего носа.
Меня потянуло вперед, и подоконник уперся в бедра, остановил падение.
Мои руки лежали на подоконнике. Я пошарил по низу рамы, и, не знаю, на-
шарил ли ручки, но потянул вверх изо всех сил. Окно не поддавалось. Руки
были будто прибиты внизу. Кажется, тут я всхлипнул; а потом правой ла-
донью упершись в подоконник, левой выбил стекло.
Уличный воздух шибанул в нос, как нашатырь. Я сунул лицо в дыру и,
цепляясь обеими руками за подоконник, вбирал воздух ртом, глазами, уша-
ми, порами кожи и смеялся, а глаза щипало так, что лились слезы и зате-
кали в рот. Я все глотал свежий воздух и вскоре почувствовал, что ноги
меня держат, глаза видят, что я опять могу двигаться, думать, пусть не
быстро и не четко. Мешкать было некогда. Я закрыл нос и рот платком и
отвернулся от окна.
В каком-нибудь метре от меня, посреди черной комнаты, стояло, извива-
ясь, нечто светлое, похожее на человеческую фигуру, но бесплотное.
Оно было высокое, но не такое высокое, как показалось сначала, - по-
тому что оно не стояло на полу, а парило: между его ногами и полом был
просвет сантиметров в тридцать. Да, у него и ноги были, но уж не знаю,
какой формы. Не было у них формы-и у торса не было, и у рук, и у лица не
было формы, постоянных очертаний. Они зыбились, разбухали и съеживались,
вытягивались и сокращались, не очень сильно, но беспрерывно. Рука слива-
лась с телом, растворялась в теле, а потом появлялась, будто выливалась
из него. Нос свешивался над разинутым бесформенным ртом, потом втягивал-
ся обратно, утопая между кисельными щеками, снова начинал расти. Глаза
расширялись, сливались в один громадный глаз, занимавший всю верхнюю
часть лица, потом он уменьшался, пропадал вовсе, потом глаза прорезыва-
лись снова на прежних местах. А ноги-то их было две, то три, то одна,
скрученная штопором, точно живой и шаткий пьедестал. Все члены и черты
лица непрерывно искажались, колебались, так что нельзя было уловить их
натуральную, правильную форму.
Я осознал, что я не в себе, нанюхался душной цветочной дряни. Но как
ни старался, ни мог убедить себя, что не вижу этого существа. Оно бы-
ло-дрожало, корчилось между мной и дверью, близко, только наклониться,
только руку протянуть. Я не верю в сверхъестественное-ну и что из того
Оно было передо мной. Было, и я видел, что это не фокус с фосфорной
краской, не человек в простыне. Мне надоело ломать голову. Я стоял, за-
жав платком рот и нос, не шевелясь и не дыша, и, может быть, даже кровь
у меня в жилах остановилась. Оно было тут, и я был тут, - и стоял, при-
росши к полу.
Потом оно заговорило; не могу утверждать, что я слышал слова: мне ка-
залось, что я просто воспринял их всем телом.
- На колени, враг Божий. На колени.
Тут я вышел из оцепенения-облизал губы, хотя язык был суше их.
- На колени, ненавистный Господу, пока на тебя не обрушился удар.
Последний довод я уже мог понять. Я отнял от рта платок и сказал:
- Пошел к черту.
Звучало это глупо, тем более, что голос у меня сел.
Оно судорожно перекрутилось, всколыхнулось и подалось ко мне. Я бро-
сил платок и протянул к нему обе руки. Схватил его-и не схватил. Мои ру-
ки достали тело-ушли в него до запястий, сжались. И захватили только сы-
рую пустоту, ни теплую, ни холодную, вообще лишенную температуры.
И та же сырая пустота облепила мне лицо, когда его лицо наплыло на
меня. Я укусил лицо-да... но зубы лязгнули впустую, хотя я видел и
чувствовал, что мое лицо уже внутри его лица. И в руках у меня, вплотную
к моей груди, корчилось, извивалось его тело, ерзало, вздрагивало, и
вдруг бешено завинчивалось, рвалось на части, которые жадно соединялись
снова-все в черной пустоте.
Сквозь эту прозрачную материю я видел свои руки, сжавшиеся в сердце-
вине влажного тела. Я разжал их и согнутыми пальцами рванул вверх и
вниз, раздирая его; я видел, что тело рвется и течет вслед за моими ног-
тями, но не ощущал ничего, кроме сырости.
Возникло новое ощущение, быстро усиливавшееся: на меня навалилась и
душила какая-то немыслимая тяжесть. Существо было бесплотным, но страшно
тяжелым, и этот груз придавливал меня, не давал вздохнуть. Ноги у меня
подгибались. Я плюнул ему в лицо, вытащил руку из утробы и ударил в ли-
цо. Кулак не встретил ничего, кроме сырости.
Я сунул левую руку ему в живот и стал рвать тело, так ясно видимое и
так слабо осязаемое. Но тут я увидел кое-что новое-кровь на своей левой
руке. Темная, густая, настоящая кровь капала на пол, текла между пальца-
ми.
Я захохотал, потом, собравшись с силами, выпрямился под чудовищным
грузом и снова стал рвать ему внутренности, хрипя:
- Душу выну.
Кровь еще сильнее полилась по пальцам. Я опять попробовал засмеяться,
не смог-меня душило. И тяжесть на мне стала вдвое больше. Я попятился,
привалился к стене, распластался по ней, чтобы не съехать на пол.
Воздух из разбитого окна, холодный, свежий, терпкий, хлынул сбоку,
ударил в нос, и по разнице между ним и тем, чем я дышал в комнате, стало
понятно, что валит меня не тяжесть этого создания, а отрава, наполнившая
дом.
Бледно-зеленая сырая тварь обволакивала мое лицо и тело. Кашляя, я
продрался через нее к двери, распахнул ее и вывалился в коридор, где бы-
ло так же черно, как в комнате.
Я упал, и что-то упало на меня. Но уже не бесплотное. Человек. В спи-
ну меня ударили колени-человечьи колени, острые. Кряхтенье, теплым воз-
духом обдавшее мне ухо, было человечье, удивленное. Рука, которую я
сжал, была человечья, тонкая. Я благодарил Бога, что она тонкая. Кори-
дорный воздух меня освежил, но бороться с атлетом я еще не был готов.
Я сжал его руку изо всех сил и затащил под себя, накатился сперва на
нее, потом на самого человека. Накатываясь, я перебросил руку через его
тело, и она столкнулась на полу с чем-то твердым, металлическим. Я ощу-
пал предмет и узнал: это был длинный кинжал, которым закололи Риза. Тот,
на кого я сейчас взгромоздился, очевидно, стоял за дверью и хотел заре-
зать меня, когда я выйду; спасло меня падение: он не только промахнулся
кинжалом, но и споткнулся об меня. А сейчас, лежа ничком, прижатый к по-
лу моими восемьюдесятью пятью килограммами, он лягался, норовил долба-
нуть меня головой и кулаками.
Схватив одной рукой кинжал, я перенес другую с его руки на затылок,
вдавил его лицо в ковер, уже не суетясь, потому что сил у меня прибывало
с каждым вдохом. Через минуту. другую я поставлю его на ноги и немного
расспрошу.
Но такой передышки мне не дали. Что-то твердое ударило меня по плечу,
потом по спине, потом стукнуло по ковру рядом с нашими головами. Кто-то
охаживал меня дубинкой.
Я скатился с тощего. Прямо под ноги к тому, кто орудовал дубинкой. Я
попытался схватить его за ногу, получил еще удар по спине, ногу не дос-
тал, а рука моя скользнула по юбке. От удивления я отдернул руку. Еще
удар дубинкой-на этот раз по боку-напомнил мне, что церемонии тут неу-
местны. Я сжал руку в кулак и ударил по юбке. Кулак мой наткнулся на мя-
систую лодыжку. В ответ раздалось рычание, ноги отодвинулись, и еще раз
ударить я не успел. Я быстро встал на четвереньки и стукнулся головой о
дерево. Дверь. Схватив за ручку, я поднялся. В нескольких сантиметрах от
меня в темноте свистнула дубинка. Я повернул ручку, нажал на дверь, во-
шел в комнату и тихо, почти беззвучно затворил дверь за собой.
В комнате у меня за спиной раздался голос, очень тихий, но очень
серьезный:
- Выйдите сейчас же, буду стрелять.
Голос принадлежал светловолосой толстенькой служанке, и в нем слышал-
ся испуг. Я быстро нагнулся-на случай, если она вправду вздумает стре-
лять. За окном уже светало, и я увидел ее силуэт на кровати-она сидела,
вытянув руку с маленьким черным предметом.
- Это я, - прошептал я.
- А, вы! - Но рука с черным предметом не опустилась.
- Вы с ними в доле-спросил я и осторожно шагнул к кровати.
- Делаю, что приказано, и держу язык за зубами, а в бандиты к ним не
нанималась.
- Хорошо. - Я сделал еще несколько шагов к кровати, уже быстрее. -
Если связать простыни, смогу я спуститься из окна на следующий этаж
- Не знаю. Ой! Что вы делаете!
Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной рукой, а ее за-
пястье другой и выворачивал.
- Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо
открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Мин-
ни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того,
с чем я боролся, там не было.
Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной рукой, а ее за-
пястье другой и выворачивал.
- Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо
открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Мин-
ни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того,
с чем я боролся, там не было. Я вошел к Минни и включил свет. Она лежа-
ла, как прежде, забывшись тяжелым сном. Я спрятал пистолет в карман,
стянул одеяло, поднял Минни, перенес в комнату служанки, свалил к ней на
кровать и сказал:
- Попробуйте привести ее в чувство.
- Проснется немного погодя: они все просыпаются.
- Вон что! - сказал я и пошел вниз, на пятый этаж, к Габриэле.
Комната Габриэлы была пуста. Шляпа и пальто Коллинсона исчезли, ис-
чезла одежда, которую она унесла в ванную, и окровавленная ночная рубаш-
ка тоже.
Я стал осыпать эту парочку проклятьями, и хоть старался не обделить
ни того, ни другого, больше все-таки досталось Коллинсону; потом я вык-
лючил свет и побежал вниз по парадной лестнице-избитый, изодранный, рас-
терзанный, с окровавленным кинжалом в одной руке, с пистолетом в другой.
и на лице у меня, наверное, было такое осатанение, как в душе. До второ-
го этажа я ничего не слышал. А тут снизу донесся звук, напоминавший от-
даленный гром. Сбежав по последнему маршу, я понял, что кто-то ломится в
парадную дверь. Хорошо бы этот кто-то был в синем мундире. Я подошел к
двери, отпер ее и распахнул.
С ошалелыми глазами, встрепанный и бледный, передо мной стоял Эрик
Коллинсон.
- Где Габи-задыхаясь, спросил он.
- Кретин, - сказал я и ударил его по лицу пистолетом.
Он согнулся, уперся руками в стены тамбура, постоял так и медленно
выпрямился. Из угла рта у него текла кровь.
- Где Габи-упрямо повторил он.
- Где вы ее оставили
- Здесь. Я собирался ее увезти. Она просила. Послала меня разведать,
нет ли кого на улице. Вернулся-дверь заперта.
- Чем вы думаете-прорычал я. - Она вас обманула. все хочет спасти от
этого идиотского проклятья. Я вам что велел делать Ну, ладно, надо ис-
кать ее.
Ни в одной из комнат, прилегавших к вестибюлю, ее не оказалось. Не
погасив в них свет, мы побежали по главному коридору.
Из двери сбоку выскочил кто-то маленький в белой пижаме и повис у ме-
ня на поясе, чуть не опрокинув. Он издавал нечленораздельные звуки. Я
оторвал его от себя и увидел, что это мальчик Мануэль. Слезы текли по
его испуганному лицу и мешали ему говорить.
- Успокойся, - сказал я. - А то не пойму ни слова.
Я разобрал:
- Он убить ее хочет.
- Кто кого хочет убить-спросил я. - Говори медленнее.
Медленнее он говорить не стал, но я расслышал: "папа" и "мама".
- Папа хочет убить маму-спросил я, потому что такая расстановка каза-
лась более вероятной. - Он кивнул. - Где
Дрожащей рукой он показал на железную дверь в конце коридора. Я пошел
туда, но остановился.
- Слушай, мальчик, - стал торговаться я. - Я хочу помочь твоей маме,
но сперва мне надо узнать, где мисс Леггет. Ты знаешь, где она
- Там, с ними, - крикнул он. - Скорей, скорей!
- Так. Пошли, Коллинсон. - И мы кинулись к двери.
Дверь была не заперта. Белый алтарь сверкал хрусталем и серебром под
ярким лучом голубого света, протянувшимся наискось от карниза здания. С
одной стороны на корточках сидела Габриэла, подняв лицо кверху. В этом
резком свете ее лицо было мертвенно. белым и застывшим. На ступеньке,
где мы нашли Риза, лежала теперь Арония Холдорн. На лбу у нее был крово-
подтек. Руки и ноги спутаны широкой белой лентой, локти примотаны к те-
лу. Одежды на ней почти никакой не осталось.
Перед ней, перед алтарем, стоял Джозеф в белом балахоне. Он стоял,
раскинув руки и задрав к небу бородатое лицо. В правой руке у него был
обыкновенный нож для мяса, с роговой ручкой и длинным изогнутым лезвием.
Джозеф говорил в небо, но он стоял к нам спиной, и мы не могли разобрать
слова. Когда мы вошли в железную дверь, он опустил руки и наклонился над
женой. Нас разделяло метров десять. Я заорал:
- Джозеф!
Он выпрямился, обернулся, и я увидел, что нож у него в руке еще блес-
тит, не испачкан.
- Кто рек "Джозеф", имя, которого больше нет. спросил он, и, призна-
юсь честно, когда я глядел на него и слышал его голос-а остановились мы
с Коллинсоном метрах в трех от алтаря, - у меня возникло чувство, что
ничего особенно страшного произойти, наверно, не должно. - Здесь нет
Джозефа, - продолжал он, не дожидаясь ответа на свой вопрос. - Знайте,
