черпаны. И все же это должно находиться на буровой вышке, только там.
Рутвен сам сказал об этом, а ему незачем было лгать человеку, у которого
не было ни единого шанса на побег: генерал хорошо подстраховался. Я
вспомнил о негнущемся человеке с оловянными ногами, под тяжелой поступью
которого жалобно скрипели половицы генеральского дома, о человеке, кото-
рый принес поднос с напитками. Да, он был более чем убедителен.
Так где же? Я мог бы поклясться, что ничего не было на нижней части
бортов и на дне корабля, не было ничего и на буровой вышке. В этом тоже
мог бы поклясться. Но если не было ничего на платформе, значит, это было
под платформой. Если эта догадка верна, то оно должно быть соединено
проводом или цепью. И этот провод или цепь должны быть прикреплены к ка-
кому-то предмету, находящемуся под водой, возможно, к какой-нибудь опо-
ре.
Я старался быстро и отчетливо просчитать все варианты. Какую из че-
тырнадцати опор они предпочли бы? Почти наверняка можно исключить восемь
опор, являющихся несущими для платформы, на которой расположена буровая
вышка. Здесь толчется слишком много народу, слишком много глаз, слишком
сильное освещение, слишком много опущенных в воду сетей для ловли рыбы,
привлекаемой мощным светом верхних ламп. Да, это место слишком опасно.
Может быть, они выбрали платформу для посадки вертолета, под которой
сейчас болтается на волнах привязанный к колонне "Метапен"? Чтобы еще
больше сузить фронт поисков, а мне уже ничего не оставалось, как поста-
вить на карту предпочтительный вариант и проигнорировать возможный или
вероятный варианты: в запасе оставались считанные минуты. Я стал обдумы-
вать новые вероятные ситуации. А что если искомое находится со стороны
моря, где я сейчас нахожусь? Тем более что со стороны берега всегда есть
опасность при швартовке кораблей...
Среднюю, третью со стороны моря, колонну, к которой был пришвартован
"Метапен", я уже обследовал. Средних колонн было три, значит, оставалось
обследовать две. С какой начать, решил сразу же: мне помогло то, что
спасательный шнур был привязан к левой. Чтобы подплыть к колонне, време-
ни потребуется немного... Я поднялся на поверхность и дважды дернул
шнур, предупредив Эндрю, чтобы он отпустил его и дал мне больше свободы.
Потом прижался ногами к металлической опоре, с силой оттолкнулся и поп-
лыл к угловой колонне.
Доплыл до нее еле-еле. Теперь я понимал, почему так нервничал капитан
Зеймис: длина бота двенадцать метров, а мощность мотора всего сорок ло-
шадиных сил, и при этом бот должен был противостоять не только силе вет-
ра, но и волнам. А ветер и волны бушевали все сильнее. Волны поднимались
откуда-то из глубин, и на их гребнях появились белые барашки. Все, что
было у меня, - это я сам, и я рисковал только своей жизнью. Тяжелый груз
вокруг моей талии мешал плыть и тянул вниз. Чтобы одолеть 15 метров от
одной колонны до другой, я с неистовым сердцебиением бешено колотил по
воде руками и задыхался. В результате потратил на эти пятнадцать метров
столько сил, сколько бы потратил на то, чтобы проплыть 100 метров. Кис-
лородные баллоны не предназначены для такого интенсивного дыхания. Но я
достиг своей цели. Я должен был достичь ее.
Снова очутившись на стороне, выходящей к морю, прибитый волной к ко-
лонне, стал, как краб, пятиться вниз под воду. На этот раз мне повезло,
так как сразу же совершенно случайно моя рука наткнулась на несколько
широких, глубоких, с острыми концами, металлических, незначительно изог-
нутых, идущих вниз вертикальных впадин. Я не инженер, но понял, что это
червяк, приводимый во вращение большим мотором и передающий вращение
червячному колесу, которое обеспечивает подъем или опускание опор плат-
формы буровой вышки. Такое устройство было, вероятно, и на последней
опоре, но я не заметил его.
Дальнейшее погружение напоминало спуск со скалы по скобам, забитым в
горный монолит. Постепенно спускаясь, я останавливался каждые 30 санти-
метров, проверяя впадины сразу с обеих сторон. И снова ничего не нашел -
ни защиты, ни провода. Ничего, кроме гладкой, покрытой слизью поверхнос-
ти. Планомерно и тщательно все проверяя, спускался все ниже и все силь-
нее ощущал нарастающее давление воды. Дыхание становилось все более зат-
рудненным. Где-то на высоте пятнадцати метров наступил предел: поврежде-
ние барабанных перепонок и легких, а также попадание в кровь азота при-
вело бы к тому, что врач мне уже не потребовался бы. Я сдался и стал
подниматься.
У самой поверхности остановился, чтобы передохнуть и немного отды-
шаться. Горькое разочарование. Слишком многое было поставлено на это
последнее погружение, и все напрасно. Мне остается только одно: начать
все сначала, а я понятия не имел, с чего начинать. Чувствовал себя уже
смертельно усталым и прислонился головой к колонне. И вдруг в одну се-
кунду усталости как не бывало. В большой стальной колонне уловил ка-
кой-то звук. В этом не было сомнений: вместо того, чтобы быть мертвой,
немой, заполненной водой, колонна была полна звуков. Я стащил резиновый
шлем, закашлялся, рот заполнился слюной, отплеваться никак не удавалось,
пока из-под кислородной маски не потекла вода. Потом я вплотную прижался
ухом к холодной стали.
В колонне раздавался глубокий, вибрирующий от резонанса звук, отзыва-
ющийся в моей прижатой к металлу щеке. Заполненные водой колонны не виб-
рируют от звука, и один только звук не может вызвать в них вибраций. А в
колонне, не было никаких сомнений, раздавались звуки. Это означало, что
она заполнена не водой, а воздухом. К тому же я сразу определил, что это
за звук. Мне, как специалисту, легко было определить его. Такое ритми-
ческое повышение и снижение громкости было похоже на шум работающего мо-
тора, то усиливающийся, то уменьшающийся, снова усиливающийся и снова
затихающий. Много лет назад этот звук был неотъемлемой частью моей жиз-
ни, жизни профессионала. Это работал компрессор, мощный компрессор, на-
ходящийся где-то глубоко под водой, внутри одной из опор подвижной буро-
вой вышки, расположенной далеко от берега в глубине Мексиканского зали-
ва. Бессмыслица, полная бессмыслица. Я прижался лбом к металлу, и мне
показалось, что вздрагивающая вибрация похожа на чей-то визгливый, нас-
тырный голос, пытающийся сказать мне что-то очень срочное и жизненно
важное. Голос словно просил меня прислушаться. И я прислушался. Через
полминуты, а может быть, через минуту, я внезапно получил ответ, о кото-
ром даже не мог мечтать, - ответ сразу на несколько вопросов. Мне пона-
добилось время, чтобы предположить, что это ответ. И время, чтобы убе-
диться, что это ответ. Но когда я все осознал, мои сомнения разом отпа-
ли.
Я трижды резко дернул за шнур и уже через три минуты был на борту
"Метапена". Меня втянули на борт с такой быстротой и так бесцеремонно,
словно мешок с углем. Не успел расстегнуть ремни кислородного баллона и
снять маску, как капитан Зеймис рявкнул, чтобы отвязали канат, привязы-
вающий бот к колонне, и запустил мотор. Бот тронулся и зацепил бортом
колонну. Капитан резко повернул руль. "Метапен" отклонился от курса и
его так развернуло, что в левый борт ударили потоки воды и, разбиваясь,
полетели через правый борт. Потом судно повернулось кормой к ветру, и
"Метапен" лег на постоянный курс, направляясь к берегу.
Через десять минут я стащил с себя гидрокостюм, вытерся полотенцем,
оделся и уже приканчивал второй стакан бренди, когда в каюту вошел капи-
тан Зеймис. Он улыбался. То ли был доволен, что я не подвел его, то ли
от облегчения. Так и не понял, почему он улыбался. Может быть, он улы-
бался потому, что все опасности остались позади? Надо сказать, "Мета-
пен", несмотря на бушующее море, уверенно шел по курсу. Капитан плеснул
себе в стакан немного бренди и впервые с тех пор, как меня втащили на
борт, спросил:
- Вам повезло?
- Да, - я подумал, что этот короткий ответ прозвучал нелюбезно и до-
бавил: - Мне повезло благодаря вам, капитан Зеймис.
Он просиял.
- Вы очень добры, мистер Тальбот, и я счастлив. Только благодарить
надо не меня, а нашего доброго друга, который смотрел на нас с небес,
оберегая всех тех, кто отлавливает морскую губку, и всех тех, кто нахо-
дится в море.
Капитан зажег спичку и поднес ее к фитилю наполненной маслом керами-
ческой лампады, выполненной в виде лодочки и стоящей перед застекленной
иконкой святого Николаса.
Я печально посмотрел на него, уважая его набожность, понимая его сен-
тиментальные чувства, но подумал о том, что капитан немного запоздал
поджечь фитиль лампады.
Глава 6
Ровно в 2 часа ночи капитан Зеймис остановил "Метапен" у деревянной
пристани, от которой бот отчалил всего несколько часов назад. Небо по-
темнело, и наступила такая тьма, что стало невозможно отличить землю от
моря. Дождь громко барабанил по крыше каюты. Я должен был уходить, и
уходить немедленно, чтобы незамеченным пробраться в дом. Мне предстоял
длинный разговор с Яблонским. Надо также высушить одежду: мой багаж все
еще находился в "Контессе". Имелся только один костюм, в котором я сей-
час и находился. Надо было до наступления утра высушить его. Я не мог
рассчитывать, что никого не увижу до вечера, как это было вчера. Генерал
сказал, что уведомит меня, какую работу приготовил. Ее надо было сделать
в течение 36 часов: это время истекало сегодня в 8 часов утра.
Я попросил дать взаймы длинный пластмассовый дождевик, чтобы предох-
ранить костюм от дождя, и натянул его поверх плаща. Дождевик был на пару
размеров меньше, чем требовалось, и появилось ощущение, что на мне сми-
рительная рубашка. Я пожал всем руки, поблагодарил за все, что они для
меня сделали, и ушел.
В 2.15, после короткой остановки у телефонной будки, я поставил маши-
ну туда, откуда ее взял, и затопал по грязной дороге в направлении ал-
леи, ведущей к дому генерала. Боковых тропинок не было, так как люди,
живущие в непосредственной близости от моря, не нуждаются в них. Размы-
тые дождем канавы превратились в небольшие речки, наполненные грязной
водой. Мои ботинки полностью утопали в этом месиве, а их тоже надо высу-
шить к утру.
Пройдя мимо сторожки, где жил шофер, вернее, где он жил согласно моим
представлениям, я пошел по аллее. Крыша туннеля ярко освещалась, и ка-
рабкаться через ворота из шести стальных труб, в этом ярком пятне света
было более чем неразумно. Кроме того, насколько я знал, верхняя перекла-
дина могла быть снабжена звуковой сигнализацией, срабатывающей при до-
полнительной весовой нагрузке на нее. Я уже знал, что живущие в этом до-
ме способны на любые ухищрения.
В 30 метрах от аллеи нашел небольшой провал в густой, высотой в два с
половиной метра живой изгороди, окружающей земельные владения генерала,
и протиснулся через него. Менее чем в двух метрах от этой великолепной
живой изгороди находилась такая же великолепная, высотой в два с полови-
ной метра стена с битыми стеклами. Осколки были зацементированы в верх-
ний край стены, гостеприимно приглашая проникнуть внутрь.
Мощное препятствие в виде живой изгороди, скрывающей стену, и сама
высоченная стена выглядели столь внушительно, что никоим образом не
вдохновили бы на штурм никого, кто оказался бы слишком робким и постес-
нялся войти через главные ворота. Яблонский, который заранее все разве-
дал, сказал, что не эта изгородь, не эта стена были особенностью гене-
ральского имения. У большинства соседей Рутвена, людей обеспеченных и
занимающих солидное положение, были точно такие же заборы, надежно защи-
щающие их собственность.
Веревка, свисающая с сучковатой ветки дуба, росшего за стеной на тер-
ритории имения, была там, где я ее оставил. Тесный дождевик сковывал
движения, поэтому я не перелез, а, скорее, перевалился через стену и
очутился на другой стороне. Потом влез на дуб, отвязал веревку и сунул
ее под выступающие корни дерева. Я не думал, что веревка еще раз понадо-
бится мне, но предусмотреть все заранее было невозможно. Пока заботился
только о том, чтобы ее не нашел один из людей Вилэнда...
В отличие от соседей в поместье генерала за каменной стеной была шес-
тиметровая конструкция из горизонтально натянутых пяти толстых проволок,
причем три верхних ряда были не из обычной, а из колючей проволоки. Если
бы человек захотел проникнуть через это проволочное заграждение, то
пришлось бы поднять вверх вторую снизу гладкую проволоку и отпустить бы
до земли нижнюю, потом согнуться и пролезть между ними.
Но благодаря Яблонскому я знал то, чего не мог знать человек, решив-
шийся проникнуть через проволочное заграждение: если приподнять второй
ряд и опустить первый ряд проволочного заграждения, то включится сигнал
тревоги. Именно поэтому я с величайшим трудом преодолел три верхних ряда
колючей проволоки под аккомпанемент цепляющегося за шипы и с тонким пис-
ком рвущегося плаща. Эндрю получит взятый мною дождевик в непригодном
виде, если он вообще получит его.
Деревья росли очень густо, и под ними было совершенно темно. Я не ос-
мелился включить фонарик и надеялся только на инстинкт и удачу. Мне нуж-
но было обойти большой сад, где расположена кухня, находящаяся слева от
дома, и добраться до пожарной лестницы в глубине сада. Надо было пройти
около ста метров, и я рассчитал, что на это потребуется около четверти
часа.
Я шел такой же тяжелой походкой, как старина дворецкий, когда крался
мимо двери и под его ногами скрипели половицы. Правда, у меня были опре-
деленные преимущества: я не страдал плоскостопием и аденоиды мои были в
норме. Я шел, широко расставив руки в стороны, но, уткнувшись лицом в
ствол дерева, понял, что нельзя идти, вытянув руки вперед или в стороны.
Свисающие плети испанского мха все время лезли в лицо, но я ничего не
мог поделать с ними, хотя прекрасно справлялся с сотнями прутьев и ве-
ток, валяющихся на земле. Я не шел, а шаркал ногами по земле, почти не
отрывая от нее ног, скользящим движением отбрасывал в сторону все, что
валялось на земле, что могло хрустнуть. Пока удавалось двигаться без шу-
ма.
Это имело большое значение. Но минут через десять я начал всерьез
тревожиться, не сбился ли с пути. Внезапно через просветы деревьев и пе-
лену дождевых капель, стекающих с листвы дуба, мне вдруг показалось, что
вижу мерцающий свет. Он вспыхнул и погас. Возможно, мне это только пока-
залось, хотя никогда не страдал избытком воображения. Я замедлил движе-
ния, надвинул на лоб шляпу и поднял воротник плаща, чтобы лицо и шея не
выделялись светлым пятном в окружающем меня мраке и не выдали моего при-
сутствия. Что же касается шуршания тяжелого дождевика, то его никто бы
не услышал в полутора метрах от меня.
Я проклинал испанский бородатый мох, длинные липкие плети которого
лезли в лицо и мешали видеть. Из-за этого проклятого мха был вынужден то
и дело закрывать глаза, хотя ни в коем случае не должен был делать это-
го. Постоянное моргание настолько утомило зрение, что я готов был встать
на четвереньки и ползти на всех своих четырех опорах. Возможно, и встал
бы, но меня удержала мысль, что тогда шуршание дождевика выдаст меня.
Потом в десяти метрах от себя я снова увидел мерцающий свет, но этот
свет был направлен не туда, где стоял я, а в землю. Пришлось сделать па-
ру быстрых бесшумных шагов вперед, чтобы определить источник света и за-
чем его включили. Тут я обнаружил, что абсолютно точно ориентируюсь в
темноте. Рядом с кухней был огород, окруженный деревянной оградой, свер-
ху которой шла проволока. Сделав полшага, уткнулся в эту ограду. Верхняя
проволока заскрипела, как давно не смазанная дверь заброшенной подземной
темницы.
Кто-то внезапно вскрикнул, снова зажегся свет. Потом наступило корот-
кое затишье и снова вспыхнул свет, но блуждающий луч был теперь направ-
лен не к земле, а на огород. Человек, державший в руке фонарик, видимо,
очень нервничал, так как не мог сообразить, откуда послышался звук. Если
бы он правильно сориентировался, то направленный твердой рукой свет фо-
нарика через три секунды обнаружил бы меня. Фонарик то гас, то загорал-
ся, блуждая по огороду, но я успел вовремя и бесшумно сделать шаг назад.
Всего один шаг. На то, чтобы сделать еще хотя бы один, у меня не было
времени. Надо было скорее спрятаться за ближайший дуб. Я слился с дере-
вом, так тесно прижавшись к нему, словно хотел свалить. Никогда в жизни
еще так не хотел, чтобы в руке был пистолет.
- Дай сюда фонарь, - холодный спокойный голос принадлежал явно Ройя-
лу. Луч фонаря снова начал блуждать по саду и потом снова уткнулся в
землю. - Продолжайте. Работайте.
- Но мне показалось, мистер Ройял, - это был Лэрри, его тонкий, воз-
бужденный шепот. - Посмотрите туда. Я знаю. Я совершенно точно слышал...
- Я тоже слышал. Ничего, все в порядке, - такой голос, как у Ройяла,
в котором было столько же тепла, как в куске льда, вряд ли мог успокоить
кого-либо, и все же он, несмотря на то, что забота о человеке была про-
тивна его натуре, попытался успокоить Лэрри. - В лесу, да еще в темноте,
всегда много всяких звуков. День был жаркий, ночью шел холодный дождь, и
он мог сбить на землю какие-то засохшие ветки с деревьев. Вот тебе и
шум. Хватит разглагольствовать. Давай работай. Может, ты решил протор-
чать всю ночь на этом проклятом дожде?
- Послушайте, мистер Ройял, - шепот из возбужденного превратился в
отчаянный. - Я не ошибся. Честное слово, я не ошибся. Я слышал...
- Уж не перебрал ли ты сегодня? - резко прервал его Ройял. - Попытка
казаться хотя бы минуту добрым привела его в ярость. - И как только меня
угораздило связаться с проклятым наркоманом, вроде тебя. Заткнись и ра-
ботай.
Лэрри замолчал. Меня заинтересовали слова Ройяла, заинтересовали с
тех самых пор, как увидел его в обществе Лэрри. Поведение Лэрри и тот
факт, что его допустили к совместным делам генерала и Вилэнда, вольнос-
ти, которые он позволял себе, а самое главное - его присутствие в доме
генерала сразу же насторожили меня. Крупные преступные организации ста-
вят целью получить огромные барыши, а если банда охотится за целым сос-
тоянием, то подбирает людей так же продуманно и тщательно, как и крупные
корпорации своих служащих. Преступные организации подбирают людей даже
еще более тщательно, потому что одна досадная ошибка в выборе, один оп-
рометчивый шаг, одно неосторожное слово могут оказаться для преступной
организации пагубными, в то время как крупную корпорацию подобное никог-
да не приведет к полному краху. Крупные преступления - дело весьма серь-
езное, и большие преступники должны быть прежде всего крупными бизнесме-
нами, ведущими свои противозаконные дела с величайшей осторожностью и со
скрупулезным соблюдением административной осмотрительности. Они вынужде-
ны быть более осторожными, чем люди, послушные закону. И если что-то
идет не так гладко, как им хотелось бы, считают необходимым убрать со-
перников или людей, представляющих опасность для их спокойного и безбед-
ного существования. Они безжалостно убирают ненужных людей со своей до-
роги, поручая их уничтожение таким бесстрастным и вежливым людям, как
Ройял. Лэрри так же опасен для них, как зажженная спичка, брошенная в
пороховой склад.
Теперь я хорошо разглядел: в огороде были Ройял, Лэрри и дворецкий.
Видимо, круг обязанностей дворецкого гораздо шире, чем требуют от людей
его профессии в первоклассных загородных имениях Англии. Лэрри и дворец-
кий усердно орудовали лопатами. Вначале я решил, что они роют яму, так
как Ройял прикрывал рукой фонарик, чтобы уменьшить свет, хотя даже в де-
сяти метрах при таком дожде было трудно разглядеть что-либо. Мало-пома-
лу, доверяя скорее слуху, чем зрению, понял, что они не роют, а засыпают
яму. Я улыбнулся в темноте. Можно было поклясться, что они зарывают в
землю что-то очень ценное, что пролежит в земле не очень долго. Огород,
окружающий кухню, едва ли идеальное место для длительного хранения зары-
того в землю клада.
Минуты через три работа закончилась. Кто-то заровнял граблями землю.
Я решил, что они выкопали яму на недавно перекопанной грядке с овощами и
хотели скрыть следы своей работы. Потом они вошли в сарай, находящийся в
нескольких метрах от ямы, и оставили там лопаты и грабли. Тихо разгова-
ривая, вышли. Впереди с фонарем в руке шел Ройял. Если бы я продолжал
стоять на одном и том же месте, они прошли бы в пяти метрах от меня, но
пока они находились в сарае, я успел на несколько метров углубиться в
лес и спрятался в большом дупле дуба. Они направились к аллее, ведущей к
дому, и я слышал их тихие голоса, хотя не разбирал слов. Потом их голоса
стали еще тише и, наконец, совсем смолкли. Луч света осветил террасу,
открылась дверь в дом, а потом захлопнулась. Ее заперли на задвижку. Во-
царилась тишина.
Я не двигался. Дыхание было ровным и легким. Дождь пошел с удвоенной
силой. Листва дуба укрывала меня от дождя с таким же успехом, как зонтик
из марли. Но я не двигался... Дождь попадал под плащ и костюм, стекал по
моей спине и ногам. Но я не двигался. Вода стекала по моей груди, зали-
вая ботинки, но я не двигался. Уровень воды у меня под ногами уже достиг
щиколоток, но я не двигался и стоял на одном и том же месте, представляя
собой статую, вырубленную из куска льда, а вернее - из материала, кото-
рый был гораздо холоднее льда. Руки онемели, ноги замерзли, и безудерж-
ная дрожь колотила все тело. Я дрожал, как в лихорадке, и отдал бы все
на свете, только бы подвигаться и хоть немного согреться. Но я не дви-
гался. Двигались только мои глаза.
Теперь слух был бессилен помочь. Ветер, усиливаясь, свистел в ушах,
вершины деревьев под его порывами раскачивались и шелестели, а с листвы
падали тяжелые капли дождя. Даже если бы кто-то, ничего не опасаясь,
беззаботно шел в трех метрах от меня, шагов я не услышал бы. Так просто-
ял минут сорок пять. Мое зрение адаптировалось к темноте, и внезапно в
десяти метрах от себя я уловил какое-то движение.
Я уловил это движение, хотя его никоим образом нельзя было назвать
неосторожным. Кто-то целеустремленно шел вперед. Внезапный яростный по-
рыв ветра и дождя привел к тому, что терпение тени, появившейся из-под
укрытия ближайшего дерева, кончилось, и она стала бесшумно подниматься
по аллее, ведущей к дому. Если бы я не сосредоточил свое внимание на
этой тени, уставившись в темноту воспаленными, напряженными глазами, то
наверняка пропустил бы ее, так как шагов не слышал. Но я не пропустил
ее, эту тень, движущуюся бесшумно, как и положено тени. Крадущийся в
темноте человек был смертельно опасен. Это был Ройял. Слова, которые он
произнес, чтобы успокоить Лэрри, были блефом, рассчитанным на то, что их
услышит притаившийся в саду. Ройял тоже, конечно, слышал шум и насторо-
жился. Но он, видимо, все же сомневался, что в сад проник посторонний.
Если бы Ройял был уверен в этом, он оставался бы в доме всю ночь, ожидая
момента, чтобы нанести удар. Этот удар должен быть неожиданным. Я поду-
мал, что произошло бы, если я вместо того, чтобы оставаться под укрытием
деревьев, вышел бы в сад при кухне после того, как эта троица удалилась,
взял бы лопату и начал бы раскопки. И меня затрясло еще сильнее. Я слов-
но бы видел себя, видел, как я наклонился над засыпанной ямой, видел,
как ко мне подкрался Ройял, и видел пулю, всего одну медно-никелевую ма-
ленькую пулю, выпущенную из револьвера 22-го калибра и вонзившуюся мне в
затылок.
И все же я знал, что должен войти в сарай, взять лопату и расследо-
вать, что произошло. Сейчас для этого было самое подходящее время. Пото-
ки дождя, темная, как могила, ночь. Ройял едва ли явится в сад снова,
хотя я не мог побиться об заклад, что этот человек с проницательным дь-
явольским умом не придет сюда вторично. Если он решит выйти в огород, то
яркий свет, включенный в доме, и темнота снаружи дадут мне минут десять:
за это время глаза его адаптируются к темноте, и можно будет двигаться.
Было очевидно, что фонарем не воспользоваться: если он считает, что в
огород проник посторонний, который видел, как они что-то закапывали, но
стоял, притаившись, Ройял расценит этого постороннего как человека осто-
рожного и жестокого и не воспользуется фонарем хотя бы по той причине,
что может стать мишенью и получить пулю в спину. Ведь Ройял не знает,
что человек, спрятавшийся в саду, безоружен.
Десяти минут мне вполне хватит на то, чтобы все разведать. Любое за-
хоронение в огороде - дело сугубо временное. Ни Лэрри, ни дворецкий не
похожи на людей, которым доставляет удовольствие орудовать лопатой, и
яма, которую они вырыли, ни на один сантиметр не будет глубже, чем этого
требует необходимость. Я оказался прав. Нашел в сарае лопату, а потом
место в огороде, где копали яму. С той минуты, как я вошел через калит-
ку, до той минуты, когда отбросил два-три сантиметра земли с поверхности
белого из сосновых досок ящика, прошло не более пяти минут. Дождь, бара-
банящий по моей согнутой спине и по крышке ящика, был таким сильным, что
через минуту крышка отмылась до белизны, и на ней не осталось никаких
следов земли. Ящик лежал под небольшим углом, и грязная вода стекала с
него. Я осторожно включил фонарик и осветил крышку. Ни имени, ни назва-
ния, которые дали бы мне какое-то представление о содержимом ящика. На
концах ящика - деревянные, обмотанные веревками ручки. Я ухватился за
одну из ручек и попытался приподнять ящик. Он был длиной более полутора
метров и такой тяжелый, словно набит кирпичами. И все же я мог бы сдви-
нуть ящик с места, если бы его не засосала тяжелая влажная земля, в ко-
торую все глубже погружались мои сползшие в яму ботинки.
Я снова включил фонарик, отрегулировав его так, чтобы пятно света бы-
ло меньше двухцентовой монеты, и стал внимательно обследовать крышку. На
ней не было никаких металлических замков, никаких винтов с гайками.
Единственное, что мешало открыть крышку ящика, пара гвоздей с каждой ее
стороны. Я сунул лезвие лопаты под крышку. Гвозди жалобно заскрипели,
словно протестуя. Но обращать внимание на этот протест не было возмож-
ности. Я приподнял крышку на несколько сантиметров и посветил.
Даже мертвый, Яблонский все еще улыбался. Улыбка была кривой и натя-
нутой. Как им удалось заставить самого Яблонского, осторожного и хитро-
го, втиснуться в этот узкий Ящик, было для меня загадкой. Направив на
его лицо свет фонарика, разглядел крохотное отверстие на переносице. Та-
кое отверстие оставляет пуля в медно-никелевой оболочке. Пуля из автома-
та 22-го калибра.
Прошлой ночью я дважды вспоминал Яблонского и думал, что он мирно
спит в своей комнате, когда я мокну под проливным дождем. Он действи-
тельно спал уже несколько часов: тело холодное, как мрамор.
Я не стал проверять его карманы, Ройял и Вилэнд наверняка сделали это
до меня. Кроме того, я знал, что Яблонский не носит при себе ничего, что
могло бы изобличить его и указать на истинную причину проникновения в
дом генерала, ничего, что могло бы выдать меня и дать повод ткнуть в ме-
ня пальцем.
Стерев с мертвого лица дождевые капли, я опустил крышку ящика, поста-
вил гвозди на их места и тихо, без лишнего шума, забил их рукояткой ло-
паты. Потом углубил яму, забросал могилу землей и заровнял землю грабля-
ми. Ройялу крупно повезло, что он не встретился со мной в эту минуту.
Поставив лопату и грабли в сарай, я направился к сторожке.
Свет у черного входа в сторожку не горел. Я нашел дверь и два окна,
находящихся на одном уровне с поверхностью земли. Сторожка была одноэ-
тажной. Дверь и окна заперты, чего и следовало ожидать. В подобном месте
все и всегда будет на запоре.
Правда, гараж был открыт. Наверное, только сумасшедший попытался бы
угнать два "роллс-ройса": через управляемые электротоком ворота выезд
машин абсолютно исключался. Гараж отлично экипирован и соответствовал
стоящим в нем машинам: полка с инструментами и оборудованием была мечтой
автомобилиста, верного девизу "Сделай все сам".
Мне пришлось сломать пару отличных деревянных зубил, но зато ровно
через минуту шпингалеты на одном из окон открылись.
Непохоже, чтобы сторожка была оборудована сигнализацией против взло-
ма, а рамы окон - устройствами против проникновения воров. И все же я
решил не рисковать и, потянув верхнее окно вниз, пролез внутрь. Когда на
окне устанавливают сигнализацию, всегда почему-то считают воров рабами
привычки, считают, что когда они проникают в дом через окно, то толкают
нижнюю раму вверх и проползают под ней. Поэтому электрик обычно устанав-
ливает сигнализацию или на уровне плеч, или на уровне талии, а не на
уровне головы. В данном случае я обнаружил, что электрик поработал над
окном. Сторожка находилась под охранной сигнализацией.
Я не спрыгнул в спальню и не испугал спящего, не наткнулся на кастрю-
ли и посуду в кухне, а по вполне понятной причине выбрал комнату с мато-
выми непроницаемыми стеклами. Готов был отдать голову на отсечение, что
в сторожке только в одной комнате могли быть такие стекла - в ванной. И
я, естественно, выбрал ванную. Выйдя в коридор, внимательно осмотрел
его, поводя фонариком то вверх, то вниз. Сторожка спроектирована - если
только это слово отражает мою мысль - примитивно. Коридор напрямую сое-
динялся с парадной и черной дверями. С каждой стороны коридора находи-
лись двери в две небольшие комнаты. Вот и все. Комната в конце коридора,
напротив ванной, служила кухней. Ничего интересного, если не считать
скрипа моих ботинок, в ней не было. Стараясь идти как можно тише, я
продвигался вперед по маленькому коридору. Потом с величайшей осторож-
ностью, буквально по миллиметрам, повернул ручку левой двери и тихо
проскользнул внутрь. Именно эта комната и была целью моих поисков. Прик-
рыв дверь, я направился к левой стене, откуда доносилось глубокое, спо-
койное дыхание спящего человека. В метре от спящего я вытащил фонарик,
включил его и направил свет прямо в его закрытые глаза.
Вскоре он проснулся. Не мог не проснуться под сконцентрированным лу-
чом направленного на него света. Человек проснулся так, словно этот луч
был чьей-то дотронувшейся до него рукой. Он наполовину присел в кровати,
опираясь одной рукой на локоть, а другой прикрывал ослепленные невидящие
глаза. Я заметил, что даже разбуженный среди ночи, он выглядел так,
словно всего десять секунд назад расчесал свои блестящие черные волосы.
Когда просыпался я, мои волосы напоминали наполовину высохшие космы,
точную копию стрижки современных уличных девиц. Такую прическу мог сде-
