напали? - Он бестолково размахивал красной книжечкой, потом раскрыл ее и
ткнул официантке в лицо, так что она рассмотрела и голубоватую, с водя-
ными знаками бумагу, и печать, и фотографию в форме.
- Я еще вернусь! Вам всем будет плохо, вы все пожалеете!
Когда Бабочкин ушел, официантка встревожено повернулась к шеф-повару.
- Слышь, Коля, он и вправду милиционер...
- Ну и хер с ним, - отреагировал тот.
- Ты же ему всю морду расквасил...
- Подумаешь... Он сам поддатый...
- А мы ничего не видели, - сказала Маша.
- Запирайте двери, мы свое отработали, - подвел итог дискуссии Коля.
- Надо теперь и отдохнуть по-человечески.
Поплескавшись полчаса в туалете и не смыв ни боли, ни обиды, ни позо-
ра, Бабочкин вернулся в купе.
- Вот что со мной сделали! - патетически объявил он, откатив прикры-
тую дверь. Жующая за столиком соседка охнула.
Трофимов уставился в распухшее лицо напарника.
- Кто?
Губы его сжались в плотную линию, в глазах вспыхнул недобрый огонек.
- Там, в ресторане...
Когда Бабочкин закончил рассказ, старший спецконвоя поразмышлял нес-
колько минут.
- К патрулю не обращался?
- Нет... Они на меня, как на вошь, посмотрели. Пьяный, говорят...
Трофимов еще подумал и тяжело вздохнул, как человек, которому предс-
тоит выполнять крайне нежелательную, но вместе с тем необходимую работу.
- Такое прощать нельзя. Надо идти разбираться...
- Успокойтесь, ребята, ложитесь сейчас лучше спать, утром оно видней
будет, - принялась увещевать испуганная женщина.
Трофимов вздохнул еще раз.
- Нет. Если мы, милиционеры, от хулиганов прятаться будем, то что во-
обще получится?
- Какие милиционеры? - не поняла соседка. Попутчики явно не были по-
хожи на стражей порядка.
Не отвечая, старший сержант поднял полку, отгородившись от женщины
спиной, повозился в сумке и выпрямился.
- Пошли.
В пустом коридоре от передал напарнику его пистолет.
- Только в крайнем случае, понял? Если меня будут убивать.
Дверь в вагон-ресторан оказалась закрытой. Трофимов постучал кулаком,
ладонью, наконец рукояткой пистолета. В шуме колес стук безнадежно раст-
ворялся. Он ударил сильнее, дверное стекло разлетелось, и звон долетел
до служебного купе.
Здесь "по-человечески" отдыхала от дневных трудов смена вагона-ресто-
рана. Возможности отдыха на колесах сводятся к двум вещам: выпивке и со-
вокуплению. Первая часть была завершена, и вся четверка готовилась пере-
ходить ко второй. Они не первый раз ездили вместе и достигли полного
взаимопонимания: трахались на глазах друг друга, менялись партнерами и
другими доступными способами разнообразили дорожный секс. У всех была
полная уверенность, что это один из элементов их разъездной работы, при-
чем элемент совершенно безопасный, потому что работники общепита регу-
лярно получают справки о всестороннем здоровье. И хотя все четверо прек-
расно знали, чего стоят эти неряшливые листки с фиолетовыми штампами, но
уверенность чудесным образом все равно сохранялась.
Атмосферу возбуждения и сладостного ожидания разрушил звон разбитого
стекла.
- Это тот сучонок! - Шеф-повар вскочил, схватил попавший под руку же-
лезный совок и бросился к двери.
- Подожди, Колян, я тебе помогу! - Игорь побежал следом, размахивая
увесистой кочергой.
В тамбуре было темно, удары совка и взмахи кочерги вымели милиционе-
ров в соседний вагон, Бабочкин извлек пистолет, но Игорь выбил его, и
оружие отлетело на середину ковровой дорожки.
- Не подходи, стреляю! - Трофимов тоже обнажил свой ПМ, но на "заве-
денного" Коляна это не произвело впечатления.
- Убью, сука! - Он действовал так, как в десятках больших и малых
драк, украшавших не слишком длинную и не имеющую других украшений биог-
рафию. - По стенкам размажу!
Массивный совок со свистом рассекал воздух.
Старший сержант задрал ствол вверх и нажал спуск. Грохнул выстрел,
пуля пробила декоративный потолок, железную крышу и унеслась в ночное
звездное небо.
- Я позову наряд! - крикнул из-за спины Бабочкин, раздался топот,
хлопнула дверь.
Оставшийся один против двоих Трофимов направил пистолет на наступаю-
щего Коляна, тот отмахнулся своим импровизированным оружием и попал по
кончику затвора. Раздался металлический лязг и непроизвольный выстрел,
пуля пробила тонкую стенку купе и ударила в плечо лежащего на нижней
полке человека.
Уклоняясь от летающего вниз-вверх совка, старший сержант отступал, но
первые выстрелы как бы сняли подсознательный запрет, он был готов стре-
лять еще, теперь любой повод мог выбросить навстречу Коляну уже не пре-
дупреждающую, а останавливающую пулю. Но тот об этом не знал, в его
скудном опыте подобных ситуаций не случалось, а на ошибках других он,
как и положено по пословице, не учился.
Поводом стал пистолет Бабочкина, валяющийся на затоптанной ковровой
дорожке: когда Трофимов в очередной раз шагнул назад, оружие оказалось
между ним и шеф-поваром, через секунду неукротимый Колян мог сменить со-
вок на более эффективный инструмент убийства. Понятно, что за эту черту
его мог пустить только полный кретин.
- Стоять! - страшным голосом крикнул милиционер, но нападающий не
послушался, и он выстрелил ему в ногу, чтобы, как и положено, причинить
минимальный вред. Тупой удар в бедро не остановил Коляна, он шагнул еще,
не чувствуя боли, только нога стала деревянная, словно протез. Еще шаг,
еще... Сейчас он достанет этого гада... Трофимов выстрелил второй раз.
Шестиграммовая полусферическая пуля пробила тельняшку, грудную клетку,
сердце и застряла в позвоночнике. Выронив совок, Колян прижал ладонь к
ране и на миг замер, в глазах промелькнуло понимание... Если бы отмотать
ленту назад, он бы никогда не ввязывался в драки, не затрагивал незнако-
мых людей, не пер на пистолет. Но в жизни нет сослагательных наклонений.
Обмякшее стокилограммовое тело тяжело повалилось на твердый железный
пол.
Теперь перед Трофимовым оказался размахивающий кочергой Игорь. Он
действовал по инерции, в горячке, в его распоряжении оставалось лишь
несколько секунд, и он не мог затормозить. Но и Трофимов со своим писто-
летом были на взводе.
- Стоять! - прежним ужасным голосом выкрикнул старший сержант и почти
сразу выстрелил. Кочерга отлетела в сторону, а сраженный кухонный рабо-
чий опрокинулся навзничь.
В коридоре остро пахло порохом и смертью. Застыли на своих койках па-
рализованные ужасом пассажиры. Сознание старшего сержанта оцепенело, он
плохо понимал, что происходит, и будто со стороны наблюдал, как перевя-
зывает разорванной майкой кухонного рабочего. Здоровенному парню в тель-
няшке первая помощь была уже не нужна.
Тяжело бухая ботинками, вбежали сержанты наряда сопровождения, разо-
ружили Трофимова и надели на него наручники. На ближайшей станции в по-
езд подсела оперативная группа. Трофимова и Бабочкина задержали и помес-
тили в местный ИВС, затем поезд покатил дальше, в пути проводился осмотр
места происшествия и допросы свидетелей. Следователя очень удивила про-
павшая пуля. Пробив стенку купе, она неизбежно должна была поразить од-
ного из пассажиров, но раненых там не оказалось. Угрюмый бледный мужик,
лежавший на опасном месте, вообще заявил, что он спал и ничего не слы-
шал.
* * *
Группа из десяти человек просочилась в Тиходонск для того, чтобы со-
вершить убийство. Точнее, убийства. Пять, восемь, двенадцать - сколько
получится. Чем больше, тем лучше, но не меньше пяти. В целях конспирации
все были гладко выбриты, хотя адаты требуют не осквернять бритвой лица,
пока не свершился святой обычай мести. Но когда складывались адаты, пат-
рули транспортной милиции не шерстили идущие с юга поезда, а на трассах
не дежурили усиленные ОМОНом наряды ГАИ, перерывающие салоны и багажники
транзитных автомобилей.
Чтобы свести риск к минимуму, десятка ехала поездом Кисловодск -
Москва, в разных вагонах и на разных местах, растворившись среди не
слишком многочисленных пассажиров. Они не везли ничего запрещенного, ве-
ли себя смирно, невзначай показывали попутчикам талоны использованных
санаторных путевок и имели российские паспорта с тиходонской пропиской и
не вызывающей подозрений национальностью. Пятеро числились армянами,
четверо - осетинами, а рыжий Ужах Исмаилов и вовсе русским - Иваном Пет-
ровым. Он был командиром хорошо подготовленной диверсионно-террористи-
ческой группы, раскрыть которую валуховатые сержанты милицейского сопро-
вождения или подвыпивший Бабочкин не имели ни малейших шансов. Для этого
требовались заслоны из изощренно-бдительных "волкодавов" контрразведки
СМЕРШ, действующих по законам военного времени и правилам прифронтовой
полосы. Но те заслоны остались в далеких сороковых, а военное время и
прифронтовые зоны хотя и возродились в наши дни, но официально не приз-
навались. Поэтому расколоть диверсантов было некому.
Вспыхнувшая в одном из вагонов стрельба встревожила группу, а узколи-
цый Али по прозвищу Кинжал поймал даже случайную пулю. Но все обошлось.
Ранение оказалось сквозным, и в туалете соседнего вагона Исмаилов при-
вычно обработал и перевязал рану, напоил пострадавшего нужными ле-
карствами и уложил на свое место. Самому командиру поспать не пришлось,
он толкался среди взбудораженных пассажиров, слушал разговоры и оконча-
тельно убедился, что происшедшее группе ничем не угрожает.
Через два часа после прихода поезда, тщательно проверившись, боевая
десятка прибыла на конспиративную квартиру. Внешне это выглядело вполне
обыденно: к богатому особняку с небольшим интервалом подъехали три так-
си, и демонстративно оживленные молодые люди с цветами и пакетами вошли
в охраняемую молчаливыми кавказцами калитку. Обычно так приезжают гости
на семейное торжество. В данном случае так завершилась переброска
бандгруппы, ставящей своей целью уничтожение офицеров Тиходонского СОБ-
Ра.
- Нам нужно железо, самое простое, пусть будет "макар", или "ТТ", или
"наган" - все равно, - говорил Ужах, и его тонкие, жирно лоснящиеся губы
дергались, как туловище раздавленной машиной змеи. Гостям приготовили
тушеную баранину, и это был выраженный знак уважения в краю, где не раз-
бирают чистых и нечистых животных, жест понимания, подчеркивающий общие
корни приезжих и хозяина. Али Кинжал сидел за столом и ел вместе со все-
ми, демонстрируя полное презрение к полученной ране. Это тоже был жест -
демонстрация силы и несокрушимой воли, характерной для настоящего горс-
кого мужчины.
- Три-четыре "акаэма", пару "лимонок", - гость жадно выпил стакан ми-
нералки. Спиртного на столе не было вообще. - И желательно познакомиться
с кем-нибудь из милиции. Чтобы был своим и...
В наступившей тишине слышалась только работа мощных челюстей, но хо-
зяину стало ясно, к чему клонит командир группы.
- И не очень полезным, - довел свою мысль до конца Ужах.
Над столом снова сгустилась тишина. По кавказским обычаям к деловым
разговорам приступают после еды, потому Гуссейн Гуссейнов молчал, под-
черкивая недопустимость проявленной рыжим чеченцем поспешности. Они не
были ни родственниками, ни даже соплеменниками, их объединял ислам да
общие интересы в торговле оружием, что позволяло называть друг друга
братьями, однако каждый из них понимал, что это не больше, чем красочная
кавказская метафора.
Криминальная азербайджанская группировка переживала не лучшие време-
на. Несколько месяцев назад убили их вожака - Эльхана Тахирова, потом
последовали обычные в таких случаях разборки, в которых погибло еще нес-
колько человек, но власть в конце концов перешла к Гуссейну. Он занял
дом Эльхана, оставил его прислугу, охрану и жену, тем более что свою
семью пришлось отослать на родину - там безопасней. Очень влиятельным
конкурентом был Кондрат, но того застрелили менты, когда они всей кодлой
нарвались на засаду в чебуречной. Правда, опера не пользуются "ТТ" и не
делают контрольный выстрел в голову, но братва в подобные тонкости вда-
ваться не стала. Только сам Гуссейн помнит ту морозную ночь и выхвачен-
ное желтой вспышкой из тьмы изумленное лицо Кондрата. Он все равно был
чужаком. По крови, вере, обычаям. Жалеть о нем не стали - как вышло, так
и лучше. В группировке все улеглось. Теперь следовало добиться прежней
стабильности в городе, но приезд группы Ужаха сулил новую волну кровавых
разборок. Пистолеты и автоматы нужны не для азартных игр и не для охоты
на оленей...
Гуссейном владели противоречивые чувства. С одной стороны, он должен
был по-братски принять единоверцев и оказать им максимальную помощь. С
другой - ничего, кроме вреда, это ему не принесет. Лучше всего, если бы
беспокойные и кровожадные "братья" не приезжали вообще. Но они здесь,
они заканчивают трапезу, и через несколько минут он должен будет сказать
свое слово. Не обязательно то, которое хочет сказать. Его связывали ты-
сячи условностей и совершенно реальные опасения: за отказ вполне можно
заплатить жизнью. От братской дружбы до смертной вражды расстояние быва-
ет короче пистолетного ствола...
Ужах отодвинул тарелку и вытер ладонью губы. Кто привык к войне, тот
отвык от правил приличия. Он был голоден и имел дело к Гуссейну. Он поел
и изложил суть вопроса. Теперь он хотел получить ответ. Узко посаженные
черные глаза напоминали дуло двустволки. Его спутники, как по команде,
тоже подняли головы. Казалось, от них пахнет землей, потом и пороховой
гарью.
- Железки найдем, - кивнул Гуссейн. - А человека... Был один подходя-
щий, но его убили вместе с Тахиром. Слышали про это?
Ужах отрицательно цыкнул.
- Совсем не слышали? - удивился хозяин. - Такая бойня была... Одних
наших четверых убили...
- А наших знаешь, сколько поубивали? - недобро прищурился рыжий. -
Вот мы, сидящие за столом, пять близких родственников похоронили!
Дуло двустволки пальнуло таким зарядом злобы и ненависти, что в душе
Гуссейна сдетонировали аналогичные чувства.
- Разве я в этом виноват?! Или мои люди? - привстал он. В конце кон-
цов, это его дом, это его территория, он здесь хозяин, и одного кивка,
головы достаточно, чтобы дерзкие пришельцы навсегда исчезли с лица зем-
ли. - Тот, кто помнит только о своем горе и забывает о беде друга, может
потерять дружбу навсегда!
- Извини, брат. - Ужах прикрыл глаза и сложил ладони перед грудью. -
Твоя беда - наша беда. Просто мы слишком ожесточили сердца...
Показное смирение не могло обмануть никого в этой комнате. На Кавказе
знают: смиренный жест, примиряющая улыбка, кивок согласия - это тоже
оружие. Такое же, как кинжал в спрятанной за спину руке.
- Ничего, брат, - кивнул Гуссейн в ответ и через силу улыбнулся. Он
лучше многих знал лукавые обычаи гор.
Когда все отправились отдыхать, а руководители за чаем продолжали об-
суждать свои дела, в комнату зашел один из помощников хозяина и что-то
пошептал в привычно подставленное ухо.
- Пусть зайдет, - скомандовал Гуссейн и многозначительно взглянул на
Исмаилова.
- Присмотрись, может, тебе подойдет...
Тот покосился на высоченную резную дверь.
- Здорово, Гуссейн, - в комнату зашел человек в форме капитана мили-
ции, с одутловатым лицом прохиндея и пьяницы. Мундир и лицо в принципе
не сочетались, но на подобные мелочи в этой стране уже давно не обращали
внимания.
- Слушай, друг, выручи, завтра у братана свадьба, одолжи свой "мере",
чтоб красиво все было...
Подобная фамильярность всегда коробила Гуссейна: он был на короткой
ноге с большим городским и милицейским начальством, а этот жалкий участ-
ковый вел себя так, будто они с ним ровня. Но для пользы дела эмоции
нужно скрывать.
- Возьми, друг, какой разговор.
Капитан приободрился, видно, в глубине души он опасался отказа: отказ
сразу бы обозначил разницу в их положении, которую он прекрасно понимал,
хотя незаурядным нахальством скрывал это понимание.
Не спрашивая разрешения, он присел к столу, достал из раздутого кар-
мана сигареты, закурил.
- Слышишь, Гуссейн, там наши ребята обижаются на Эльяса. Патрульным
машинам недоплачивает, за новый киоск ничего не выставил. Ты бы ему ска-
зал...
Участковый вел себя так, будто они были компаньонами, ведущими одно
дело, и разговаривали наедине. Присутствие незнакомца его совершенно не
смущало. Очевидно, потому, что он понимал: здесь все свои. И себя он
считал своим для собравшихся в этой комнате.
- Скажу, - хозяин посмотрел на Ужаха. Тот прикрыл глаза.
- Познакомьтесь, друзья, - это наш участковый Петр Владимирович, а
это мой друг...
- Иван, - дружески улыбнулся Исмаилов.
- Петр Владимирович - человек со связями, почти всех в городе знает,
- продолжил Гуссейн и незаметно подмигнул.
- Я выйду во двор по делам, а вы тут посидите. Петя, тебе водочки
прислать?
- Стаканчик. Да закусить чего, а то я не позавтракал.
Когда Гуссейн вышел. Ужах придвинулся поближе:
- Слушай, друг, чего ты машину одалживаешь, не можешь свою купить?
- У меня есть девяносто девятая, - самодовольно ответил участковый. -
Я же сказал - красивая нужна, на свадьбу.
- Так купи себе красивую!
Петр Владимирович обиделся.
- Купи, купи... На какие шиши?
- А я тебе денег дам.
На плутовской физиономии проявилось выражение живейшего интереса.
- Сколько?
Он даже не спросил "за что? ", и это окончательно решило его судьбу.
- Да сколько надо будет! Или знаешь как - я позвоню в Москву, и тебе
пригонят хорошую тачку!
- Это еще лучше... Только чтоб не числилась в угоне...
- Обижаешь, друг! Как можно! Ты из СОБРа кого-нибудь знаешь?
- Из СОБРа?
Принесли водку и закуску. Петр Владимирович со вкусом выпил и теперь
с удовольствием закусывал.
- Они с нами не дружат... И бабки не берут. Злые, как собаки. Вам че-
го надо-то? Может, без них порешаем?
- Адреса надо. С десяток адресов, лучше офицеров.
Выражение лица капитана не изменилось.
- Адреса... Надо подумать.
Не выказывая презрения. Ужах смотрел на утоляющего голод человека в
форме. Если бы эту свинью подстрелили несколько часов назад, она бы виз-
жала и плакала. А если бы Али угрожали неминуемой смертью, он бы никогда
не предал никого из своих. Не говоря уже о предательстве за деньги. В
этом и состоит разница между настоящим мужчиной и вонючим свиным салом.
- Есть у меня один ход. Сделаем, - пробурчал Петр Владимирович, пере-
жевывая бесплатное угощение.
* * *
Криминальный Тиходонск готовился к большой сходке. Он уже не был
столь однородным, как в прошлые годы, когда единая воровская община де-
лилась на "малины" или "кодланы", и собрать сходняк можно было за два
часа, потому что каждый вор, жулик, козырный или честный фраер, сявка и
даже пацан из пристяжи строго соблюдал "закон" и воровскую дисциплину.
Главным для любого из них были дела общины и "воровское благо" - общая
касса, своевременный взнос в которую считался святым делом. Даже доходя-
щий от туберкулеза некогда знаменитый щипач Жора Шлеп-нога в конце каж-
дого месяца нес Хранителю четвертачок из шестидесятирублевой пенсии
электрика, которым он был в своей официальной жизни. Его пытались осво-
бодить от оброка, но он обижался и в следующий раз вновь приходил с за-
жатой в кулаке купюрой.
Теперь все не так. Наряду с традиционными уголовниками преступным ре-
меслом занялись вроде бы благополучные молодые люди, которые не имеют
опыта совершения разбоев и краж, не топтали зону, не завоевали авторите-
та у паханов и бывалых арестантов, не знают "законов", "фени", не разби-
раются в "росписи". Единственное, что у них есть - физическая сила, наг-
лость и желание получить все и сразу. Они обзавелись оружием и первыми
начали использовать взрывчатку, потому что среди воров нет специалистов
- взрывников и бывших спецназовцев. Они придумали свой набор обяза-
тельных правил, который назвали "понятиями", они практикуют широкий под-
куп нужных людей во властных структурах, они без всяких приговоров схо-
док расстреливают тех, кто встал поперек дороги. В отличие от воров, их
стали называть "спортсменами" или предельно откровенно - бандитами.
"Спортсмены" расчистили себе место под солнцем и несколько потеснили
воров, потому что были здоровей, многочисленней, имели чистые биографии
и лучше умели обращаться с оружием, а главное - не останавливались ни
перед чем...
Теперь в Тиходонске сосуществовали изрядно изменившаяся под влиянием
времени воровская община и многочисленные организованные преступные
группировки, проходящие в милицейских" документах под сокращенным наиме-
нованием ОПГ. Сосуществование в отличие от многих других регионов проис-
текало мирно, но довольно прохладно: обе стороны соблюдали дистанцию. И
все же в серьезных делах обойтись друг без друга стороны не могли: так
ненавидящие друг друга и годами не разговаривающие между собой жильцы
ветхой коммуналки собираются на опостылевшей общей кухне и решают, как
заменить прогнивший канализационный стояк.
Поэтому старый лагерник и авторитетный "законник" по прозвищу Крест
послал гонцов не только к воровским авторитетам, но и к руководителям
ОПГ.
- Сейчас много смуты и много непоняток, - гулко вещал он, восседая во
главе длинного полированного стола в офисе акционерного общества закры-
того типа с динамичным названием "Движение".
Уместнее было бы назвать его "Стоянка", потому что основным занятием
фирмы являлось взимание платы за парковку автомобилей в местах массового
посещения населением: у кинотеатров, ресторанов, рынков, стадионов, тор-
говых центров. За день через все эти места проходили тысячи машин, шуст-
рые мальчишки сноровисто, без всяких кассовых аппаратов, квитанций и то-
му подобных бюрократических извращений собирали деньги... В переводе на
твердую валюту в среднем выходило пятьдесятшестьдесят тысяч долларов в
месяц, контролеры получали по пятьсот тысяч рублей, никаких капитальных
вложений и дополнительных затрат не требовалось.
Работа строилась на полном доверии: мальчикам и в голову не приходило
присвоить хоть один рубль, потому что они отлично знали: и за копейку
оторвут яйца. Налоговая инспекция не требовала корешков квитанций и кас-
совых лент, ибо была убеждена в кристальной репутации учредителей "Дви-
жения" - граждан Калашникова Олега Васильевича и Старова Ивана Иванови-
ча, в параллельной жизни - Креста и Севера. И отделы борьбы с экономи-
ческими преступлениями всех уровней не докучали своим вниманием, и
участковые, и районные администрации...
Пятнадцать тысяч ежемесячно забирал на "оперативные расходы" Север,
который придумал и организовал этот бизнес, остальное оставалось чистой
прибылью. За свою пятидесятивосьмилетнюю, включающую двадцать лет отсид-
ки криминальную жизнь Крест никогда не занимался столь прибыльным и бе-
зопасным делом. Его партнер постоянно расширял территорию платных парко-
вок, для этого приходилось контактировать с руководством районных адми-
нистраций, принимавшим окончательное решение, несколько раз Север брал с
собой Креста.
Тому вначале приходилось преодолевать некоторую робость перед
властью. За последние несколько лет под влиянием Севера Крест здорово
изменился: свел татуировки на видимых частях тела, заменил стальные
"фиксы" на тщательно подобранную по цвету металлокерамику, стал носить
дорогие костюмы с крахмальными сорочками и галстуками, элитную обувь,
подаренные партнером швейцарские часы и паркеровскую ручку с золотым пе-
ром, но все это были внешние изменения, глубоко внутри жил гонимый всю
жизнь властями уголовник, опасающийся, что дорогую маскировочную шелуху
в любой момент обдерут и поставят голого для шмона в положение раком,
чтобы обысчик мог засунуть палец в задницу и найти свернутые трубочкой
общаковые деньги, "палочку" - опий в целлофановом пакете, "малевку" или
"постановочное письмо".
Внутреннее изменение произошло, когда хозяйка очередного солидного
кабинета, выслушав предложение Севера, моментально превратилась из от-
ветственного должностного лица в обычную, слегка напуганную бабу, и,
спрятав глаза, пробормотала:
- Я-то не против, я вас поддержу... Только знаете, как такие дела де-
лаются... Вы вначале с Калашниковым переговорите, он эту территорию дер-
жит... Если договоритесь - приходите, решение в три дня оформим...
Крест решил, что Калашников - это однофамилец из какого-то более вы-
сокого учреждения, но Север добродушно рассмеялся и показал на своего
партнера.
- Так вон он, Калашников Олег Васильевич, собственной персоной. Мы с
ним вместе работаем!
- Да... Вот как... Ну тогда все в порядке...
Женщина стала суетливо перекладывать на столе бумаги.
- Тогда мы все быстро проведем... Позвоните в конце недели или подош-
лите кого-нибудь...
Привыкший за свою жизнь безошибочно различать запах страха, Крест по-
чувствовал, что она боится его куда больше, чем он опасается властей.
Внутри что-то щелкнуло, и гонимый уголовник исчез. Респектабельный
предприниматель дружески попрощался с хозяйкой кабинета и вместе с парт-
нером вышел на улицу. С этого момента он ощущал себя совсем другим чело-
веком и не раз похвалил себя за то, что пересмотрел свои прошлые взгля-
ды, заскорузлые, как портянка камерного "чушка". К этому его подтолкнуло
неудавшееся покушение и слова Севера, сказанные наедине и вполне искрен-
не:
- "Законы" наши да-а-авно составлялись, а времена-то теперь другие.
Жить так, как двадцать лет назад, никто не хочет, и воры тоже не хотят.
Если их заставлять - плохо получится. Дремучего пахана терпеть никто не
станет, даже на сходку не позовут и предъяву не сделают - замочат, и де-
ло с концом...
Хранитель старых воровских традиций понял, что так оно и будет. Сна-
чала он переехал в новый дом, потом вывел электротоком рисунок восходя-
щего солнца на правой кисти, потом согласился переодеться в пристойный
костюм...
Сейчас он сидел в кожаном вертящемся кресле, как будто провел в нем
всю жизнь.
- Очень много смуты, - повторил Крест и обвел тяжелым взглядом тех,
кто его слушал.
Справа сидел Север - правая рука пахана, ему исполнилось тридцать
пять, но он давно был в авторитете, имел две "ходки" - за разбой и гра-
беж, отмотал шестерик. Недавно его короновали вором в законе. Сходку
собрал Крест, он же выступал основным поручителем. Нечасто бывает, чтобы
"законник" готовил под себя другого, так сказать, растил смену... Обычно
в городе один вор, он и является полновластным хозяином общины. А если
есть достойные кандидаты на смену - пусть ждут, пока пахан уйдет в мир
иной... Но чаще терпения не хватает и кандидат пытается поторопить заси-
девшегося в своем кресле старика. Иногда это удается, иногда нет - тогда
идет оборотка: гремят выстрелы, сверкают ножи, льется кровь... Так что
Крест поступил мудро, и они с Севером живут душа в душу...
Чуть дальше откинулся на спинку кресла Лакировщик - круглолицый, с
редкими бесцветными волосами, белесыми веками и ресницами. Человек без
возраста, броских признаков, особых примет. На самом деле ему было сорок
два года и всего две судимости за кражи с общим сроком пять лет. Невыра-
зительное лицо, непрезентабельная одежда... Он руководил угонами автомо-
билей. В его империи перекрашивали машину, перебивали номера на агрега-
тах и выписывали новые документы за полдня. Отдельная группа работала
под заказ: марка, год выпуска, цвет... Две бригады гоняли "тачки" из
Германии и Польши, причем, угнаны они или куплены на распродажах, не мог
сказать никто. Сам Лакировщик получил прозвище еще в молодые годы за то,
что мастерски подбирал краску и умел наводить "заводской" блеск. И сей-
час, став "королем угонов", не гнушался надевать комбинезон и лезть в
покрасочную камеру, со стороны казалось, что это доставляло ему удо-
вольствие. Так оно и было.
За Лакировщиком, отставив стул, чтобы можно было вытянуть покалечен-
ную ногу, сидел Хромой. Он оттянул за колючей проволокой четырнадцать
лет за кражи, грабежи и разбои и выглядел гораздо старше своих сорока
семи. У него был нездоровый вид усталого и больного человека. Все при-
сутствующие знали, что он сильно маялся легкими и постоянно пил ка-
кую-нибудь гадость: то собачий, то барсучий жир, однажды кореша с Севера
прислали даже жир тюленя. "Ну и вещь! - рассказывал потом Хромой. - При-
мешь столовую ложку, аж в жар бросает, как от ханки". Выношенный костюм
мешком обвисал на высохших плечах, нервные пальцы карманника постоянно
находились в движении: то барабанили по столу, то терли друг друга, то
складывали какие-то фигуры. Сам-то он уже давно не работал, но все тихо-
донские щипачи и фармазоны находились под его командованием.
По левую сторону стола располагались Серый, Крот и Зевака. Эти были
молодыми, из другого поколения - Серому и Кроту по двадцать четыре, Зе-
ваке - двадцать шесть. И выглядели они иначе - спортивные костюмы, крос-
совки, короткие стрижки, цепи и печатки, жвачка в постоянно движущихся
мощных челюстях. "Бакланы!" - сплевывал Лакировщик. Да и Хромой осуждаю-
ще цыкал:
- Вы что, в натуре, со "спортсменов" пример берете? Вор скромным дол-
жен быть!
Заслуг у молодых было немного: по одной судимости с короткими срока-
ми. Крот и вовсе отделался условным приговором. А Зевака отбывал по по-
зорной для вора хулиганской статье... Шансов подняться по ступеням во-
ровской иерархии все трое почти не имели, но принцип поощрения "не за
заслуги, а за услуги" не обошел и криминальный мир.
Несколько лет назад, во время противостояния Креста и бывшего пахана
Тиходонска Черномора, Хромой первым открыто перешел на его сторону, Се-
рый руководил охраной и распознал поджидающего пахана киллера. Крот и
Зевака были личными "гладиаторами"... Крест не забывал добра.
- Кто обменный пункт на Садовой взял, людей пострелял средь бела дня?
Кто машины на трассе молотит? Кто Ваську и Земелю завалил? - сурово воп-
рошал он, как будто подозревал в этих грехах своих ближайших сподвижни-
ков. Те виновато пожимали плечами или просто отводили глаза в сторону.
- Это какие-то дикие, - сказал Север. - Слышал я краем уха, что заве-
лись несколько отмороженных бригад... Их никто не знает, и они ни с кем
не кентуются.
Зевака громко сглотнул:
- Какие-то парни оружие искали, вроде из местных. Но темные вглухую:
