"теневую" жизнь рынка, позволяющую безбедно существовать до конца своих
дней. Но он был бандитом из будущего, а потому ответил:
- Я не приду. Он сам ко мне придет.
И похитил жену Багдасарова, назначив выкуп - сто тысяч рублей и дав
три дня сроку.
На второй день Артем выкуп заплатил. Может, тем бы дело и кончилось,
но Кнут допустил ошибку, самую большую ошибку в своей жизни.
Жена Багдасарова была молодой и красивой. Привыкший делать все, что
он хочет. Кнут ее изнасиловал. И тем подписал себе приговор.
Он надолго скрылся из города и как всегда мотался по стране, очевид-
но, чувствуя, что перегнул палку. Тогда еще не было частных сыскных кон-
тор и детективных бюро, но через Несколько месяцев какой-то человек при-
нес в приемную МВД СССР толстую папку с материалами о Похождениях Кнута.
Там было и про львовский ресторан, и про" рижского милиционера, и про
московскую сберкассу, и про Мулика.
Все систематизировано: даты, факты, соучастники, свидетели. Здесь же
адреса конспиративных квартир Кнута и его предполагаемое местонахождение
в ближайшие дни.
Кнута арестовали и осудили на пятнадцать лет. В зоне его зарезали и
освежевали как свинью: перехватили горло и распороли живот. Кто и почему
это сделал, осталось загадкой - среди уголовников Кнут был в авторитете
и рассчитывал "отстоять срок на одной ноге". Его тиходонских соучастни-
ков зарезали точно таким образом и уложили одного у восточных, другого -
у западных ворот рынка.
Заинтересованные люди поняли что к чему, и больше "теневые" авторите-
ты не протягивали руки в сферу интересов официальной рыночной власти.
А занимавший директорское кресло с восемьдесят девятого по девяносто
третий год Воронцов подчинил себе криминальный мир Центрального рынка и
стал единовластным официальным и "теневым" хозяином.
В девяносто четвертом он создал акционерное общество, объединившее
все четыре городских рынка.
Сейчас Шаман стоял в своем кабинете на втором этаже административного
корпуса и" глядя в окно, ожидал прибытия представителей основных группи-
ровок.
Рынок закрылся, огромная территория была пуста, ветер носил обрывки
газет, капустные листья и другой мусор. Специально посланные им люди об-
ходили торговые ряды и говорили что-то устраивающимся на ночлег продав-
цам, не успевшим распродать свой товар, перекупщикам, оставшимся повесе-
литься: выпить и развлечься с девочками, бомжам, рассчитывающим чем-ни-
будь поживиться и переночевать в одном из многочисленных закутков, кар-
тежникам, выпотрашивающим азартных южан в закрытых павильонах, базарным
проституткам, отправляющимся на ночной заработок...
И хотя правилами, которые никогда не соблюдаются, ночлег на рынке
запрещен и всем об этом известно, после специального предупреждения зав-
сегдатаи ночного базара начинают выполнять распорядок и немедленно поки-
дают территорию.
Предусмотрительный Шаман опасался шпионов.
- Я нужна, шеф?
В кабинет заглянула розовощекая Надя, преданно глядевшая красивыми
блудливыми глазами. Каждое утро она выпивает два стакана каймачного мо-
лока, которое специально приносят из молочного павильона.
"Стала жиреть, скоро придется менять", - подумал Шаман, а вслух спро-
сил:
- Звонил кто-нибудь?
- Из городской администрации. Завтра в десять совещание по трихинел-
лезу. Я все записала.
- Ладно, иди.
Еще через десять минут зашел Толстяк.
- Собрались, шеф.
- Все?
- Вроде все.
"Даже раньше времени, - подумал Шаман, спускаясь по лестнице. - Зна-
чит, понимают, что дело серьезное".
Опасаясь микрофонов, он решил проводить сходняк в мясном павильоне.
Впрочем, на это имелась еще одна причина.
Под высоким стеклянным потолком пустого павильона гулко отдавался
каждый звук: слово, кашель или скрип сдвигаемого стула. На уровне второ-
го этажа по периметру проходила галерея, здесь торговали птицей. Середи-
на огромного зала была свободна от каменного пола до толстого стекла
крыши, что иногда напоминало Шаману московский ГУМ.
На этом сходство заканчивалось. Вдоль стен тянулись мраморные,
скользкие на вид широкие прилавки. Между ними были устроены два мрамор-
ных овала, за которыми мясники как бы занимали круговую оборону от жаж-
дущих мяса тиходонцев. Сейчас хозяев торговых мест в зале не было, толь-
ко орудия их ремесла: большие, почерневшие от крови и жира деревянные
плахи да косо вогнанные в изрубленную поверхность огромные мясницкие то-
поры. Зловеще блестели острые стальные крючья, на которые в начале рабо-
чего дня насаживаются филейки, ребра, окорока.
Между овальными прилавками на принесенных из администрации неудобных
стульях застыли в ожидании шесть озабоченных мужчин. Перевернуто отража-
ясь в высоком стекле, эта кафкианская сцена принимала совершенно фантас-
магорический характер.
Когда в павильон быстрым шагом вошел Шаман, Карпет и его сопровождаю-
щий, как и было договорено, встали. Гарик и Степашка - представители
речпортовских, замешкались, но, поддавшись примеру, поднялись тоже. Раз-
валившиеся на стульях Паровоз и Еж не двинулись с места, но это большой
роли не играло - Шаман махнул рукой: "Сидите, не надо церемоний", и выш-
ло так, что именно он разрешил им сидеть.
- Что ты сегодня устроил у нас на "Супермаркете"? - враждебно спросил
Паровоз.
- Почему "у вас"? - удивился Шаман. - "Супермаркет" давно захватили
донецкие.
И вновь властным движением руки прервал возмущенно открывшего рот Па-
ровоза.
- Об этом позже. Сейчас о главном: кто был прав?
Все молчали, потому что не понимали, о какой правоте говорит Шаман.
- Смотрите, что получилось: вы перессорились, Итальянец завалил Носа-
ча, сейчас он и Валет в тюрьме, с ними еще ребята... Кстати, почему вы
их не вытащили? Хотя бы под залог?
- Пробовали, не вышло, - угрюмо сказал Гарик.
- Не сумели, значит, - удовлетворенно произнес Воронцов. Он сел на
стул верхом, сцепив руки на высокой спинке, и эта развязная поза не вя-
залась с его обычным официальным видом. - А ты, Паровоз, почему отдал
"Супермаркет"?
- Что я отдал! - огрызнулся тот. - Я в камере три дня парился! Сейчас
хотел заняться, а ты уже налетел!
- Хотел заняться, говоришь? А сколько ты можешь человек выставить?
Луна сидит, Грек - сидит, Костик и Бидон перешли ко мне... Сколько оста-
лось? Шесть, семь?
Паровоз молчал.
- А донецких - двадцать! Да со стволами! Да крутые - моего парня при-
шили на месте! Ну, что скажешь?
Паровоз по-прежнему молчал.
- Нечего говорить! А я скажу: проорали важную точку! Думаете, это
только ваше дело? Нет, это не твой дом или машина. Это всех касается!
Шаман встал и подошел к Паровозу вплотную.
- Вы донецким "Супермаркет" отдали, я Шамилю рынок отдам, у Гарика
чечены точно порт отберут - и что получится?!
- Ладно, не ори, - повысил голос и Паровоз. - Что ты предлагаешь?
Шаман усмехнулся и не торопясь вернулся к своему стулу, но не сел, а
поставил ногу на перекладину и согнулся, оперевшись о колено.
- Сначала ты что-нибудь предложи! Или ты, - он ткнул пальцем в Гари-
ка.
Воронцов знал: ни один из них не способен принимать решения. Умные
решения.
И точно: предложений не последовало.
- Скажи, Гарик, ты сможешь порт удержать?
Тот пожал плечами:
- Не знаю. Чечены наседают. Откуп предлагают...
- Ты им за откуп свою квартиру отдай, - сказал Карпет. - Или машину.
А порт не твой. Он общий! Не можете удержать - я его себе возьму!
Карпет взглянул на Шамана.
- Если Палыч разрешит, - тут же добавил он.
Паровоз выругался.
- Выходит, Палыч уже всем распоряжается! И "Супермаркетом", и портом!
Карпет крякнул.
- Если ты бабу б руках удержать не можешь, ее другой к делу пристро-
ит. Так и здесь.
- Значит, никаких предложений нет? - подвел итог Шамай. - Тогда слу-
шайте, что я предложу! Разобраться с донецкими - раз! Кто это сделает?
Молчание.
- Я. Отмазать Итальянца и Валета - два! Кто возьмется?
Снова молчание.
- Тоже я! Отогнать чечен от порта - три! Кто? Опять я!
Шаман подошел к Гарику со Степашкой.
- Устраивает?
Степашка вопросительно взглянул на Гарика, тот кивнул.
- Вроде бы, но...
Не дослушав, Шаман обратился к Паровозу.
- А вас устраивает мое предложение?
- Смотря...
Паровоз вытащил платок и потер вспотевшую лысину. В павильоне было не
жарко и жест привлек к нему внимание собравшихся.
- Смотря что ты за это хочешь...
- Ясно чего! Вы все идете под меня.
- Нет!
- А на хер тогда мне все это надо? Сами решайте свои проблемы. А я
пока решу свои. Смотрите и учитесь...
Шаман холодно улыбнулся.
- А не научитесь, я и за вас решать буду!
В некотором отдалении стоял Толстяк. Он отвечал за безопасность груп-
пировки. Днем он допросил четверку задержанных: фамилии, адреса, глава-
ри, адреса главарей. После двух часов в холодильнике трое рассказали все
правильно, тот, кто запорол Дятла, соврал. Когда три человека говорят
одно, а четвертый - другое, определить ложь очень легко. Правдивых пере-
вели в кладовку, лгуна вернули в холодильник.
Шаман сделал знак Толстяку, тот - маячившему в дверях Рыбе.
Через несколько минут Рында и Кент втащили полуживого чужака. Его би-
ла дрожь, волосы заиндевели, разбитое утром лицо превратилось в жуткую
маску.
- Нашего парня убил, сука! За это ответить надо!
Сзади шел Баркас. Он взял донецкого за ворот и втащил в мраморный
овал прилавка, к черной иззубренной колоде и матово блестящему топору с
захватанной ручкой.
Рында не знал сценария, но понял, что сейчас произойдет что-то страш-
ное. Колода вдруг превратилась в плаху, а топор - в орудие палача.
"Голову отрубит", - мелькнула невероятная мысль.
Но Баркас задрал парню рукав.
- Не тот, левый, - приказал Шаман.
Баркас повернулся.
- Он же в правой пику держал...
- Вот именно. На рукоятке пальцы остались. Зачем ментам работу услож-
нять!
Чужак вдруг завыл, дернулся.
Баркас лениво ударил в живот - словно футбольный мяч врезался в кир-
пичную стену. Тот обмяк.
Баркас поискал глазами Рынду, кивнул:
- Иди, помоги!
Плохо соображая, Рында подошел, придавил тело к колоде. Баркас выта-
щил из-за пазухи резиновый жгут и перетянул оголенную левую руку чуть
выше локтя. Потом с усилием выдернул тяжелый топор.
- Разверни поудобней...
Рында повиновался.
Топор описал полукруг. Хряп!
Крепкая кисть с синей татуировкой - солнце, восходящее над чуть вол-
нистым морем, - отлетела в сторону и упала на каменный пол, пачкая все
вокруг обильно хлынувшей кровью. Человеческая кровь впервые оросила ко-
лоду, на которой было разделано бесчисленное множество говяжьих, свиных
и бараньих туш.
Шаман подумал, что такого здесь еще не происходило, хотя мясной па-
вильон видывал виды.
Несколько лет назад старшина мясного цеха Гришка Лукин справлял свое
пятидесятилетие. Столы накрыли прямо между прилавками, а когда большая
часть спиртного была выпита, начались развлечения: раздели девчонок и
запустили танцевать на мраморный овал.
Танцев особых не получилось: некоторые старались, вскидывали ноги,
изображая канкан, но большинство девчонок бестолково бегали по кругу и
визжали, когда их обливали шампанским.
Потом Гришка взгромоздил свою постоянную покупательницу - двадцати-
летнюю Катьку, голой жопой на разделочную колоду и объявил, что желает
доказать всем свою мужскую силу. Катька подставилась, и он действительно
доказал, только использовал не собственный рабочий орган, а специально
припасенный бычий. Пьяная Катька разницы не чувствовала, зато гости уми-
рали со смеху.
Но и этим не кончилось: девок разложили на прилавке, развернутыми,
как куриные тушки, а мужики передвигались вдоль, пробуя каждую, по оче-
реди...
Грубое развлечение, но забавное, и сейчас его Шаман вспомнил не без
удовольствия, хотя ситуация не располагала: Баркас замотал тряпкой кро-
вящую культю, а Рыба вместе с Рындой и Кентом тащили бесчувственное тело
на улицу.
Отрубленная кисть теперь белела на черной колоде, причем татуировка
выделялась особенно ярко.
Начался новый этап не только в жизни мясного павильона, но и в его.
Шамана, жизни. А может быть, и в жизни всего "теневого" Тиходонска. Ша-
ман это понимал, но не испытывал ни особой тревоги, ни жалости, ни сом-
нений. Даже тошноты не было. Наоборот: он с удовольствием выпил бы сто
пятьдесят хорошей водки под прожаренный толстый бифштекс. Но сначала на-
до закончить дело.
- Ведите остальных! - громко скомандовал он, незаметно осматривая
группировщиков, на которых происшедшее явно произвело сильное впечатле-
ние.
Трое донецких и без того имели жалкий вид, а увидев кусок человечес-
кого тела со знакомой татуировкой, и вовсе впали в панику.
- Вас рубить никто не будет, - холодно успокоил Шаман. - Пока... - И
резко сказал: - Семье убитого - двадцать лимонов. Один останется у нас,
пока не привезете деньги. И передайте вашим: в Тиходонск больше не со-
ваться. Если что - пришлем в Донецк бригаду: адреса известны...
Он сделал паузу.
- И чтоб все знали: за "супермаркет" отвечает... - Шаман повернулся к
ленгородцам: - Кто отвечает, Паровоз?
- Ты, - после короткой заминки отозвался тот.
- ...отвечает Шаман.
Дело было сделано. В Тиходонске образовалась единая группировка.
Когда Шаман собирался уходить, к нему подбежал озабоченный Толстяк:
- Только сообщили: у "Сапфира" Быка забрали. Сам Литвинов закрутил...
- За что?
Толстяк пожал плечами.
- Выясни за что. И Начинай отмазывать.
* * *
Гражданин Плотников по кличке Бык сидел в камере номер три изолятора
временного содержания. Он был здесь впервые. Хватали его многократно,
доставляли в ближайший райотдел, какое-то время мурыжили - и отпускали.
Бык ошарашено осматривался. Три метра в ширину и пять в длину. Справа
вдоль стены сплошные деревянные нары, отполированные до лакового блеска
телами его многочисленных предшественников. Постельные принадлежности
здесь не выдавались. Сзади толстая, обитая железом дверь, впереди заре-
шеченное, закрытое "намордником" и густо заплетенное проволокой окно,
почти не пропускающее ни света, ни воздуха. Бетонные стены покрыты гру-
быми ноздреватыми наплывами. Все. Он шагнул вперед, в углу нар что-то
шевельнулось. Нет, не все. Тщедушный замызганный мужичонка лет сорока
пяти. Сокамерник. Возможно, "наседка".
Бык еще раз осмотрелся.
- А хезать куда?
- Так выводят три раза в день, - пояснил сосед. - Приспичит, посту-
чишь, может, лишний раз выведут.
- А могут не вывести?
- Могут. Лишний раз не положено.
- Куда ж тогда?
Сокамерник вздохнул.
- Тогда, милок, только в штаны. Потому как в хате оправляться
нельзя...
Мужичонка подполз поближе, вгляделся.
- А у тебя с животом неладно?
- Нормально...
- Чего ж этим интересуешься? Главнее всего, что ль?
И правда! Бык повалился на нары.
"Вот суки! Чего ж это они так осмелели? И мартышка белобрысая, и уха-
жер, и халдеи... И Ленка с этажа... На очняках внаглую идут, не собьешь,
на испуг не возьмешь... Что-то здесь не то", - лихорадочно размышлял он.
- Слышь, мужик! А сколько здесь держат?
- Когда как, - охотно объяснял сосед. - Когда три, когда десять.
- А потом что?
- Ясное дело - в изолятор везут. В тюрьму.
- Как в тюрьму? - взвился Семка. - А выпускают когда?
- Ну даешь! Отсадишь срок - тогда и выпустят.
"А ведь действительно, этот мент, Крылов, так и сказал: на этот раз
не выкрутишься, под суд пойдешь и на всю катушку получишь..."
Бык заколотил громадным кулаком по нарам. Раздался глухой гул.
- Суки! Неужели из-за этойПИПяди срок мотать! И зачем она мне сда-
лась!
- Ты что, снасильничал кого? - строго спросил сосед.
- Прошмандовку одну трахнул во все дырки! А она заявила!
- Это плохо.
- Еще бы не плохо! Ну да ей пасть заткнут...
- Насильничать плохо, - с осуждением сказал сокамерник и отполз об-
ратно в угол.
От неожиданности Бык даже осекся.
- Чего? Ты что, прокурор? Почему "плохо"?
- Да потому, что в дому люди таких не любят, - неохотно отозвался му-
жичонка.
- А если я тебе сейчас башку расшибу? - угрожающе прогудел Бык.
- Здесь мы вдвоем, твоя сила, - смиренно произнес мужичонка. - А ког-
да в дом придем, люди нас рассудят...
- Трекнутый какой-то! Какой дом, какие люди?
- Попал, а не знаешь. Тюрьма - дом, а живут в нем люди, - объяснил
курьер Гангрены. Он нес малевку, напрямую касающуюся Быка и определяющую
его дальнейшую судьбу. - Тяжело тебе придется...
- Ты за меня не беспокойся! Меня дружбаны отсюда вытащат! А если и
попаду в тюрьму - что мне кто сделает? Срал я на твоих "людей"! Всем
кости поломаю!
Сосед тяжело, с осуждением, вздохнул и ничего не сказал. Бык бушевал
еще долго, но мужичонка не обращал на него никакого внимания. И за
семьдесят два часа, что они просидели бок о бок, не произнес больше ни
единого слова.
Бык не зря надеялся на помощь друзей-приятелей. Известие о том, что
его задержали за изнасилование, вызвало в бригаде бурю возмущения. Если
бы он замочил кого-то попьянке, лопухнулся с "пушкой" - тогда хоть по-
нять можно... Но за бабу, которая для того и предназначена! Мало ли что
у нее не спросили! Если каждую спрашивать... И эта рука имела наглость
заявить!
- За это проучивать надо! - негодовал Пинтос - правая рука бригадира.
- Я ей всю рожу порежу!
- Давай лучше ее "на хор" поставим, - предложил Голяк. - Отдерем всей
бригадой и бутылку в манду забьем!
Идея понравилась.
- И эту, этажную, Ленку - тоже!
- Годится!
Адреса потерпевшей и свидетелей были известны. Их вычислили без осо-
бых ухищрений - простым наблюдением за зданием РУРПа, куда привезли Бы-
ка. Смотришь, кто зашелвышел из гражданских, а когда рожи знакомые, еще
проще, "глаз" следом пустил - тот и довел до самого дома.
Начать решили с заявительницы - она, как-никак, главная фигура, да и
посимпатичней Ленки.
Подогнали к дому тачку, стали ждать. Пинтос за рулем, Голяк на заднем
сиденье, Слон гуляет у подъезда.
Вдруг подкатывает обшарпанный "жигуль", выходит двухметровый, коротко
стриженный мордоворот с ментовскими глазами, осматривается - и прямиком
к ним.
- По Семке соскучились? - спрашивает с издевкой и улыбается. - Что-то
быстро. Ему лет пять париться...
И вдруг, перестав улыбаться, гавкает:
- Пошли на хер! Еще раз увижу - всех продырявлю!
А у самого "пушка" в кармане прыгает.
Делать нечего, отъехали, издали смотрят.
- Зверь! - Слон поежился. - Видно, из литвиновских...
- Ничего, - успокоил Пинтос. - Просто так он шмалять не станет. И
круглые сутки с ней не будет. У них людей не хватает.
Через несколько минут охранник вывел Ковалеву, посадил в машину и от-
вез в больницу - она врачом работает. А сам сел в коридоре и смотрит по
сторонам.
- Чего ему на глаза попадаться, только морду набьет, - Говорит Голяк.
- Давай лучше за Ленкой сгоняем.
Приехали в гостиницу, а ее нет! Уволилась. Куда пошла - не знают. До-
мой - нету! Спрятали, суки.
- Поехали пообедаем, - предложил Пинтос. - А вечером к врачихе домой.
СОБР, как и предполагал Литвинов, оказался не в состоянии обеспечить
круглосуточное прикрытие всем объектам. И территориалы отказались, мол,
мы не можем просто так пост держать. Людей не хватает улицы патрулиро-
вать. Пусть звонит, если что...
После работы охранник привез Ковалеву домой, проводил в подъезд, за-
вел в квартиру.
- Дверь лучше бы железную поставить, - посоветовал он. - Ну ничего,
запритесь на все замки, если что - звоните. Не будут же они дверь ло-
мать! Наши быстро приедут... - И попрощался: - До завтра без меня не вы-
ходите...
Пинтос с друзьями все это отследил.
- Подождем часок, чтоб меньше ходили, и возьмем сучонку за сиськи...
Они собирались именно взломать дверь и приготовили для этой цели лом
и кувалду. А кого бояться? Вывалили колоду, стащили сучку в машину, и
ищи-свищи!
Татьяна наскоро перекусила, нырнула в ванную и после душа принялась
простирывать трусики с бюстгальтером. Вода льется, телевизор шумит - ни-
чего не слышно. Дверь на два замка, телефон под рукой - все как научили!
А по лестнице поднимается Пинтос с кувалдой на длинной ручке, следом
Слон с ломом, последним Голяк электрошокер баюкает.
Татьяна достирала, отжала, развесила бельишко, собралась к телевизору
на очередную серию, тут чайник засвистел. Побежала на кухню.
- Спорим, я ее без лома двумя ударами высажу, - предложил Пинтос.
- Давай, - согласился Слон. - На кабак.
Выключила Таня чайник, заварку кипятком залила, пена коричневая под-
нялась, теперь пусть настоится, а сама бегом к экрану - музыка знакомая
уже играет, начинается. Одета по-домашнему - халатик на голое тело, тап-
ки, волосы мокрые... Из кухни в комнату надо по коридору мимо двери про-
бежать, а Пинтос уже занес кувалду, к замкам примеряется...
Он бы действительно с одного удара высадил, но Гангрена сзади за ку-
валду как дернет!
Пинтос назад опрокинулся, а кувалда в руках у Гангрены осталась, он
ею Слона по плечу - трах! Плечо всмятку. Лом загремел по ступенькам,
Слон заорал благим матом - и вниз, чуть Голяка не сбил, тот следом за
другом понесся.
А внизу, на площадке, Черт с Фомой поджидают с арматурным прутом и
трубой. Гангрена сказал: мокряков не надо, но проучить хорошо. Черт Сло-
на прутом поперек лба перетянул, тот кровью залился и с копыт. Фома тру-
бой Голяку руку с электрошокером перешиб, а Черт и его арматуриной по
шее - трах! И тот рядом улегся.
А Гангрена с Пинтосом задушевный разговор ведет:
- Что же ты, фуфло позорное, к моей сеструхе вяжешься! Неужель жить
не хочешь?
С Пинтосом много раз по душам беседовали: и учителя, и инспектор
детской комнаты, и участковый, и опера угрозыска, и сыщики из РУОПа, и
сам начальник оперотдела Крылов однажды пытался до души его достучаться.
Ни у кого не получалось.
А сейчас - проняло Пинтоса до печенки и душа полностью для убеждения
раскрылась. Может, тому лицо Гангрены способствовало, может, взгляд или
кувалда, которая вот-вот мозги вышибет... Только пожалел Пинтос, что не
слушал учителей и участкового, и проклял тот день и час, когда связался
с группировкой, а особенно тот момент, когда подписался Быка выручать.
Гангрена долго не разговаривал - понял, что убедил человека, провел
ладошкой по щекам и ушел вместе с кувалдой. А поскольку между пальцев у
него была половинка бритовки зажата, какой и карандаша толком не подто-
чишь, то щеки Пинтоса обвисли, кровянка двумя потоками хлынула и завере-
щал он, как закалываемая свинья.
Татьяна крики и шум услышала, позвонила. Через полчаса приехали - и
милиция, и "скорая". Но милиции-то особо работы не нашлось, а докторам
возни много: Слона и Голяка в реанимацию, Пинтосу в хирургии щеки заши-
ли, лежит печальный, на бульдога похожий, о жизни думает.
Охранник утром за Татьяной пришел:
- А что весь подъезд кровью забрызган?
- Да хулиганы подрались...
- А-а-а... Ну вам-то бояться нечего, до вас никто не доберется...
Крылову после селектора доложили: мол, дружки Быка к Ковалевой стуча-
ли, а ее брат их вдребодан разделал...
- А у нее есть брат? - поинтересовался Крылов.
Королев плечами пожал.
- Да вроде не говорила...
Тоже небольшая странность, потому значения не придали.
А в команде Быка всему, что шкуры касалось, большое значение придава-
ли. Зашли бойцы к Пинтосу, поговорили - Слон-то с Голяком пока не разго-
варивают и смогут ли - неизвестно, узнали про охрану СОБРа да про страш-
ного брата и решили в это дело не вязаться. Нечистое тут что-то, гнилое.
Для здоровья полезней в стороне постоять...
А потому надежды Быка не оправдались и через трое суток отвезли его
плановым автозаком в следственный изолятор, попросту говоря, в тюрьму.
Попал он в камеру сто четыре - большая хата, на сорок человек, а си-
дят почти шестьдесят. Железные шконки в два яруса, духота, влажность,
воздуха не хватает, полуголые зэки в татуировках - преисподняя!
Подвели его "шестерки" к местному пахану - здоровый, мускулистый,
вокруг сосков синие звезды, на груди собор о семи куполах, оскал желез-
ный. Сидит на почетном месте у окна, на койке, ноги поджал, курит.
Осмотрел он Семку внимательно, хмыкнул.
- Какой же ты могучий да красивый!
Вроде восхитился, хотя Быку показалось, что издевается.
- А расскажи-ка ты нам, за что сюда попал?
Вспомнил Бык своего сокамерника и хотел что-нибудь соврать, но глядь
- мужичонка тот - вот он! Предыдущим автозаком его отправили - а вот он
уже сидит рядом с паханом, на почетном месте и сейчас не кажется ни за-
мызганным, ни тщедушным, вроде напитался силой в этом аду.
"Дом, люди, - вспомнил Бык. - Видно, и вправду ему здесь дом род-
ной..."
А вслух грубо сказал:
- За бабу попал!
Вот так! Понимайте: клал я на вас с прибором! Если надо - и постоять
за себя смогу!
Знай Бык, что его ждет, он, пока при силах, разбежался бы и виском об
угол стола. Но привыкнув другим зло делать, на себя его он не примерял
никогда.
- Неужто изнасиловал? - притворно удивился пахан.
- Точно, - вызывающе глянул Бык.
- Хвастал: во все дырки, - сообщил недавний сокамерник. - На людей,
говорит, срал. Кости обещал поломать.
Со всех сторон раздался ропот, будто ожил пчелиный рой. Быку стало не
по себе.
- Это плохо. Очень плохо.
Пахан покачал головой.
- У нее родинка тут была? За ушком?
Бык сглотнул.
- Не знаю никакой родинки...
Пахан сузил глаза.
- Так ты, петух, мою сестренку изнасиловал! - голос его был страшен.
Из рассказов о зоне Бык запомнил одно: "петух" - тягчайшее оскорбле-
ние, оно смывается только кровью. Сейчас эта мысль проскользнула в глу-
бине сознания, наполняемого предчувствием чего-то ужасного.
- И его дочку! - пахан показал на бывшего соседа. - И его жену!
Кольцо горячих тел вокруг смыкалось.
- Так что с тобой делать?! Давай людей спросим, которых ты ПИПсрал!
Что с ним делать, люди?
- То, что он сделал! Потушить! Во все дырки! - понеслось со всех сто-
рон.
- Слышал? Вот что люди говорят. Значит, так тому и быть...
Бригадира схватили за руки, он рванулся и, наверное, сумел бы выр-
ваться, но сзади ударили по голове, на миг свет померк, а когда зрение
вернулось, локти были крепко связаны за спиной, а штаны спущены. Чей-то
скользкий палец нырял в задний проход.
- Дай еще масла...
- Хватит, перегибай через шконку...
- Подождите, - раздался голос пахана, и Бык решил, что сейчас весь
кошмар закончится. Но он только начинался.
- Ему же надо пасть подготовить, чтоб не укусил... Дайте мне кость!
В руку пахану сунули костяшку домино.
- Переворачивай!
Опрокинутому навзничь Быку оттянули губу, пахан приставил - кость к
переднему зубу и чем-то сильно ударил сверху. Голова дернулась, молния
вонзилась в мозг, сломанный под корень зуб влетел в гортань, Семка за-
бился в кашле. Еще удар - и хрустнул второй зуб.
- Теперь нижние...
Рот наполнился обломками зубов и кровью, сознание мутилось от боли и
ужаса, происходящего.
- Теперь порядок, - донеслось откуда-то издалека. - Мы так на Сезере
собачек готовили...
Быка положили поперек шконки.
- Начинайте двойной тягой, потом поменяетесь. И по кругу...
Семку схватили за волосы и запрокинули голову. Рядом с лицом он уви-
дел толстую, раздваивающуюся на конце сардельку. Она приближалась...
Бык закрыл глаза. Это было все, что он мог сделать.
Узнав, что Быка вытащить не удалось, Шаман позвонил Черномору и поп-
росил поддержать группировщика в тюрьме.
- Воры людей поддерживают, - отозвался Черномор. - Беспредельщикам
нет нашей защиты.
Встревоженный Шаман соединился с начальником тюрьмы. Как городские
руководители, они были знакомы, неоднократно встречались в кабинетах
власти.
- Иван Иваныч, там к тебе попал спортсмен, Семен Плотников. Присмот-
ри, чтоб не обижали...
- Плотников... Вот как раз рапорт... В санчасти он. Изнасиловали со
всех сторон, зубы выбили. Зверье! А что мы можем? Лимит - тысяча зэков,
а сидит почти две...
Через две недели полностью деморализованный следственно-заключенный
Плотников, бывший бригадир по кличке Бык, а отныне и навсегда пассивный
камерный педераст по прозвищу Света, полностью признался в изнасиловании
Ковалевой. Крылов расколол его и на кладбищенский эпизод.
Плотников показал могилу, в которой под гробом с официальным покойни-
ком находился труп девушки, убитой тремя ударами ножа. Назвал и соучаст-
ников, всех арестовали.
Крылов и Королев получили по благодарности и окладу за раскрытие по
оперативным материалам тяжкого преступления.
Плотников получил двенадцать лет и навсегда сгинул в петушиных углах
камерных бараков.
Размышляя об этом деле, Крылов удивился еще одному обстоятельству:
криминальные "законы" смягчились, насильники уже не загоняются под нары,
живут как все, бывает и авторитетами становятся... Почему же столь неп-
римиримым оказался преступный мир к Быку?
Он не мог найти ответ на этот вопрос, пока не сопоставил все стран-
ности дела в одну цепочку. И понял: с Быком расправились воры. Но ис-
пользовали для этого не финку или удавку, а сыщиков РУОПа, суд и закон.
Эта догадка здорово испортила ему настроение.
* * *
Дело о причинении тяжких телесных повреждений гражданину Галенкову
находилось в производстве следственного отделения Центрального РОВД. Вел
его лейтенант Зубриков, оперативное обеспечение осуществлял оперуполно-
моченный УР капитан Макаров.
И следователь и опер понимали: дело непростое, шею на нем сломать ни-
чего не стоит. Не только потому, что погиб контрразведчик. Уже отгремел
траурный марщ военного оркестра, грохнул прощальный залп комендантского
взвода, печальный факт ушел в прошлое. А из УФСК звонят, приходят, инте-
ресуются... Непонятно, чего они хотят, но чего-то хотят. Обычно бывает
не так: похоронили, погоревали - и забыли.
А недавно сам Карнаухов приезжал, по часу наедине толковал с каждым
обвиняемым. И до этого их опера из контрразведки крутили, а следователь
УФСК допрашивал - официально, на бланках протоколов...
Значит, они свое дело ведут? А о чем? Тут можно только догадываться,
но одно ясно: когда контрразведка ведет параллельное расследование, ни-
чего хорошего не жди! Мало ли что они раскопают, какой "прокол" пойма-
