- четвертый! И выстрелы, и трупы...
Каждый раз схема одна, сценарий один, умные головы из МВД и ФСК раз-
мышляют: почему так происходит, да кто всем руководит, да какая цель це-
лой череды однотипно спланированных акций...
А простой снайпер первой категории старший лейтенант Акимов знает -
что да почему!
Если бы шлепнули бандитскую четверку, то ничего дальше и не было
бы... Ни второго захвата, ни третьего, ни четвертого, ни крови, ни тру-
пов. Потому что пример крайне убедителен. И все знают: начнешь захват
заложников - расшлепают на месте!
А так пример обратный получился: возьми под прицел невинных людей и
сразу превратишься в важную фигуру! Большие начальники с тобой почти-
тельно говорят, все просьбы выполняют. Хочешь вертолет - на! Оружие -
бери! Наркоту - пожалуйста! Деньги? Выбирай - доллары, марки, фунты...
Красота! А то, что у тех до конца не вышло, так они сами дураки! А мы-то
умные, у нас выйдет...
Снайпер мог только жалеть о том, что зло осталось безнаказанным. Он
был таким же орудием в руках руководителя операции, как СВД в его
собственных руках. Винтовка не выстрелит, пока он не нажмет на спуск, а
он не нажмет на спуск, пока не поступит команда.
На крыше было жарко, Виктор достал платок, хотел прикрыть голову, но
передумал и накрыл оптику. Опыт подсказывал, что сегодня обойдутся без
него. Мелькание в окне прекратилось, эфир успокаивался.
- Кажется, отпирает...
- Точно, дверь открылась... Выходит...
- Все!
Через пару минут дали сигнал общего отбоя. Акимов разрядил винтовку,
зачехлил ее и направился к чердачной двери.
Когда вернулись на базу и он переоделся, Литвинов сказал:
- Я тебя поставил спецмероприятие обеспечивать на той неделе. Го-
товься.
- Что за спецмероприятие?
Литвинов пожал плечами.
- Приказ: обеспечить. А что - сам не знаю.
- Ну и ладно, обеспечим.
Пожал старший лейтенант командиру руку и пошел домой - в коммуналку с
сохнущими посередине комнаты пеленками. Платили ему в СОБРе куда меньше,
чем Мастеру, и жил он не так комфортно и красиво.
* * *
Амбал пролежал пластом два дня, на третий стал ворочаться, садиться,
а на шестой встал на ноги.
Карманы оказались пустыми, ни любимого ножа, ни отобранных у мужика
денег. Башка сказал: когда, его бесчувственного тащили, Попугай вроде
шмонать прикладывался. И потом на "пятачок" к проституткам бегал. На ка-
кие шиши?
Попугай с возмущением от всего отперся, а на Башку буром попер, тот
хотел ухе морду бить, но Амбал запретил, защитил Попугая и вроде даже
ему поверил. Это была хитрая и дальновидная политика, но не понимающий
ее Башка психанул и хотел уйти.
- Погодь, - успокоил Амбал. - Большие дела намечаются, на хер обиды
разводить. Собирай ребят на вечер. Валька, Ржавого, Морду не надо... Ве-
ретено тоже позови.
- А баб?
- У тебя одно на уме! Кого сказал - и все!
Попугай присутствовал здесь же, и подразумевалось, что он тоже при-
дет.
Бросив недобрый взгляд на Попугая, Башка хлопнул дверью.
- Жрать охота, - Амбал открыл холодильник. - Посмотрим, что маманя
наПИПдила...
Мать работала поваром в кафе за углом, проблем с продуктами в доме
никогда не знали. Продуктовые карточки и многочасовые очереди семьи не
коснулись. Амбал в те времена подчищал холодильник и продавал хозяйкам
другого квартала яйца, масло, колбасу. Матери он объяснял опустевшие
полки хорошим аппетитом и угощением друзей. Но она как-то дозналась
правду, устроила скандал, несколько раз вытянула сына шваброй по спине и
громко ругалась матом, крича, что из-за такого ублюдка может легко ока-
заться в тюрьме.
В конце концов Амбалу это надоело, он вырвал швабру и сказал:
- Заткнись, а то ночью удавлю!
Тогда он еще не вошел в силу и ножиком не обзавелся, а мать весила за
центнер и легко ворочала мешки с сахаром, но угроза подействовала.
- Эх, нет отца, он бы с тебя шкуру спустил, - устало сказала она, вы-
ходя из комнаты.
Отец был шофером и разбился, когда Саше Сомову исполнилось пять лет и
он еще не стал Амбалом. Хотя он с первого класса понял, что легче всего
добиться желаемого силой, кличка прилепилась в четырнадцать, когда его
расперло вверх и в стороны и даже старшеклассники стали оказывать знаки
уважения и дружеской расположенности. Тогда же он первый раз украл мопед
и впервые попал в милицию.
Оказалось, что ничего особо страшного там нет. И хотя пацаны постарше
рассказывали, как буркают в кабинетах уголовного розыска, инспектор по
несовершеннолетним ничем не отличался от учительницы: такая же полная
усталая тетенька; только в форме. И говорит то же, что и училка.
Амбал пожарил яичницу и ел ее ложкой, вытирая губы тыльной стороной
ладони. Попугай от угощения отказался. Ему была неприятна запущенная,
никогда не убиравшаяся квартира с ржавыми трубами в ванной и засаленной
раковиной на кухне, да и Амбал, никогда не моющий руки...
Попугай брезговал. В отличие от приятелей он рос в полной и вполне
благополучной семье: отец заведовал лабораторией проектного института,
мать работала там же конструктором. Семья выписывала много газет и жур-
налов, участвовала в заочных конкурсах радиослушателей и однажды выигра-
ла в какой-то викторине. Их фамилию назвали несколько раз и сыграли лю-
бимую песню "Подмосковные вечера".
Родители неплохо зарабатывали, каждый год Пикотины выезжали на море,
и маленький Игорь с удовольствием строил крепости из песка и "пек бли-
ны", зашвыривая плоские камни так, чтобы они давали рикошет от водной
поверхности.
Уделяя внимание развитию сына, они обучали его музыке, фигурному ка-
танию и большому теннису. Ни к чему из перечисленного способностей у
Игоря не было, он с трудом тянул лямку утомительных обязанностей и злил-
ся на свою беспомощность, а еще больше - на родителей, заставляющих его
эту беспомощность ощущать.
Он хотел быть "таким как все". Дворовые пацаны, свободные от беско-
нечных обязательств, целыми днями гойдали по проходнякам, чердакам и
подвалам, мастерили рогатки, и никто им ничего не запрещал.
Несколько раз Игорь устраивал истерики, требуя свободы, но родители в
один голос объясняли, что полностью свободны только хулиганы, а у него
есть долг перед чудесной семьей, фамилию которой объявляли на весь Союз.
Но та давняя победа в радиовикторине не помогала Игорю, когда у него
выворачивали карманы в туалете, отпускали щелбаны на лестнице или кололи
булавкой прямо на уроке. Он пытался самоутвердиться за счет унижения
слабых: репрессировал младшеклассников, больно таскал за косы девчонок,
а с Маринки Воропаевой на физкультуре стащил трусы.
Это вызвало страшный скандал, обсуждение на педсовете и угрозу исклю-
чения. Будущий Попугай испугался, сник и убедился в несправедливости ми-
ра: то, что делали нехорошего ему, не привлекало внимания взрослых, а
когда невинно пошутил он - на него обрушились все силы педагогического
коллектива.
Ожидал он своей участи в компании грозы всей школы Сомова по кличке
Амбал. Общие переживания сближают, и Амбал, ожидавший неминуемого исклю-
чения за оскорбление директора, угостил Игоря сигаретой и назвал "коре-
шем". Сам он тут же про это забыл и вспомнил несколько лет спустя, когда
Попугай стал проситься в команду. Если бы не покровительство Амбала, то
обмочившемуся при испытании Попугаю не видать команды как своих ушей.
Обретший защиту Попугай испытывал к Амбалу, Башке и другим чувство
благодарности, хотя постоянно переносил от них насмешки и оскорбления.
Сейчас к этому добавлялось ощущение вины перед обворованным вожаком.
Правда, деньги пошли на благое дело: с каждым новым визитом в ларек к
Ивану возня на топчане за занавеской доставляла ему все большее удо-
вольствие. В конце концов проклятый психологический барьер был сломан, и
Попугай посчитал, что стал настоящим мужчиной.
- А на какие бабки ты к Ивану ходил? - спросил Амбал, доедая яичницу.
Попугай кашлянул.
- Дома шепнул.
Украсть дома крупную сумму денег было невозможно по самой простой
причине: семья Пикотиных бедствовала. Проектный институт закрылся, роди-
тели лишились работы. Мать устроилась уборщицей в гастроном на первом
этаже, отец сторожил склад стройматериалов. От предложений приятелей мо-
таться "челноками" в Турцию или реализовывать привезенные шмотки они от-
казывались, хотя эти занятия полностью решали материальные проблемы.
Имея столь наглядный пример перед глазами, Попугай сделал вывод, что
радиовикторины и большой теннис - не те занятия, на которые стоит тра-
тить время. Это полная фигня, как и конструкторская работа, газеты и
журналы. А "если уж ездить к морю, то к Эгейскому.
Родители были умными, начитанными людьми с высшим образованием, но
оказались в дураках. А Амбал, изгнанный из девятого класса и не прочи-
тавший ни одной книжки, может за вечер раздобыть пятьсот тысяч. А если
повезет, то и больше.
Вопроса "с кого делать жизнь" перед Попугаем не стояло.
- Слышь, Амбал, - шепотом сказал он. - Я знаю одного дядьку, коллек-
ционера. Богатющий! Сейчас квартира пустая стоит...
Амбал вымазал хлебом сковородку и бросил ее в раковину, а хлеб отпра-
вил в рот.
- А он где?
- В санаторий уехал.
- Квартира на сигнализации?
- Нет.
- Откуда знаешь?
- Был там несколько раз...
Точнее, много десятков раз. Дядя Юра - давний друг отца. Сколько раз
показывал Игорю монеты, ордена, надеялся заинтересовать, увлечь..."
- Ладно, покажешь... Нам сейчас надо казну собрать.
Амбал вышел куда-то, вернулся, держа руку за спиной.
- Гражданин Пикотин? - Он попытался изобразить официальный тон, но
вышло плохо - проскальзывали привычные блатные интонации.
"Чего это он"? - подумал Попугай и на всякий случай сделал шаг назад.
- Вы арестованы!
Амбал выставил перед собой удостоверение Галенкова и ощерился в весе-
лой, по его мнению, улыбке.
- Покажь!
Попугай выхватил красную книжечку.
- Ух" ты! Подполковник госбезопасности? Где взял?
- Нашел.
Попугай недоверчиво покрутил головой.
- Ну да! Такими ксивами не разбрасываются!
Амбал, не отвечая, спрятал документ и вместо него извлек картонный
прямоугольник с красной полосой.
- А это что?
В глубине души Амбал понимал, что у Попугая башка работает лучше, чем
у кого-нибудь из команды. Но признавал это он крайне редко. Сейчас был
как раз такой случай.
- Это?
Попугай вертел карточку в руках. Проявить свою неосведомленность было
нельзя. И он ляпнул наобум:
- Внутренний пропуск.
- Да?
Амбалу это ничего не сказало.
- И какой с ним можно поиметь навар?
- Навар?
Попугай лихорадочно думал.
- Позвонил в квартиру, показал: госбезопасность, будем делать обыск!
Или на улице: пройдемте! И в подворотню...
Он понимал, что говорит полную ерунду, но Амбалу идея понравилась.
- А что, здорово! Только фотография не годится... Он совсем старый...
- Можно переклеить... Только... Если там будет твоя фотка или Ржаво-
го... Молодые ведь! А написано "подполковник". Подполковников таких не
бывает!
Амбал отмахнулся.
- Херня! Когда за яйца берут, кто будет разбираться! А фотку перекле-
им! У Башки есть керя, который ксивы мастырит... Только ты про это мол-
чи!
Вечером в подвале Амбал предложил корешам новые дела...
- Сколько можно огрызки хватать, - ругаясь через слово, начал он. -
Сейчас у кого сила - у того все! Сраного дебила Рынду видели? Раньше я
бы ему за пазуху нассал, а теперь - по башке получил!
- А я чуть пулю не схлопотал, - обиженно вякнул Башка.
- Короче! Надо собирать казну, покупать стволы и посылать всех к дол-
баной матери! Чем мы хуже этого долбаного Рынды? Или этого долбаного
Баркаса!
Злобно оскалившись, Амбал плюнул в угол.
- Если бы у меня была пушка, я бы их на месте положил!
Валек, Ржавый и Башка развалились на универсальной кушетке, Веретено
и Попугай сидели на ящиках. То, что говорил Амбал, нравилось всем, кроме
Попугая. Он понимал: окружающая криминальная жизнь развивается по своим
законам, там все взаимосвязано, и если даже жалкий недоумок Рында, став
частью бригады, получил надежную защиту, то Баркас, которого знает весь
город, окажется не по зубам ни Амбалу, ни всем им вместе взятым.
Остальные не были склонны к абстрактным размышлениям и долгосрочному
прогнозированию. Они опирались на простой опыт: если шесть против троих,
то троим дадут трендюлей. Но если у этих троих арматурные прутья или но-
жи, то выйдет наоборот. Два кулака сильней одного, нож - сильней кулака,
пистолет - сильней ножа!
- Правильно, Амбал, - поддержал Ржавый - высокий крепкий бугай с тем-
но-рыжими, стриженными "горшком" волосами. - Пушки достанем - наведем
шороху!
Веретено с остервенением почесал маленькую пулевидную голову.
- Болтали, что какие-то залетные предлагали стволы. По полтора лимо-
на...
Амбал насторожился.
- От кого слышал?
- От Шершня. Он их знает.
- Нам нужно...
Амбал ткнул в каждого, не считая Попугая, пальцем.
- Пять дур. Хотя бы четыре...
- Шесть лимонов.
Башка выругался.
- Это надо двенадцать гоп-стопов сделать...
Наткнувшись на окаменевшее лицо Амбала, он осекся.
- А если бесплатно взять? - сказал Ржавый. - Они не обидятся?
- Правильно! - оживился Башка.
- Что ж тут правильного, - угрюмо возразил Веретено. - Они ж не с
улицы придут - через Шершня... А он меня знает.
- Значит, придется тебя грохнуть, - загоготал Ржавый. - Или Шершня.
Это выгодней, чем шесть лимонов платить!
- Заткнись, мудила! - обиделся Веретено.
- А ты что скажешь? - вдруг обратился Амбал к Попугаю.
Все удивленно замолкли. Попугай напрягся.
- У мента проще отобрать. Прыснул газом - и все!
- Смотря какой мент, - поежился Веретено. - Если тихий - такой пустой
ходит. А если омоновец или опер вроде Лиса... Такой тебе яйца вмиг отор-
вет!
- Что ты этого дьявола вспоминаешь, - выматерился Ржавый. - Он у меня
здо-о-ровый кусок здоровья забрал! Хорошо, что его свои упрятали...
- Наш участковый спит на ходу, - снова заговорил Попугай. - А из ко-
буры рукоятка торчит...
Его внимательно слушали, и Попугаю это нравилось.
- По субботам он в восемнадцатую квартиру шастает, к Лидке-буфетчице.
Это в тупике, за углом, под лестницей. Возвращается поздно и под газом.
- Ладно, - подвел итог Амбал.
- Вначале попробуем бабки собрать. Не получится - посмотрим...
Квартиру дяди Юры по наводке Попугая взяли легко. Денег нашли немно-
го, около ста тысяч, зато орденов и монет выгребли целую наволочку. Но
сбывать столь специфический товар оказалось непросто. На городской тол-
кучке Веретено сдал золотые и серебряные монеты перекупщику, тот же взял
несколько орденов, содержащих драгоценные металлы.
Все остальное Попугай, зайдя во двор с заведомо ложной надписью на
заборе: "Туалета во дворе нет" - спустил в выгребную яму.
Башка собирался вертануть чемодан у иностранных туристов, выгружаю-
щихся из автобуса возле гостиницы. Но удалось схватить только дамскую
сумочку. После чего он бежал по главной улице города - Большой Садовой
до ближайшего проходняка, радуясь, что прохожие намертво отучены реаги-
ровать на крик "держи вора! ".
В сумочке оказались очки, пудреница, носовой платок, мятные конфеты
от кашля, записная книжка и маленький серебристый фотоаппарат. Когда его
раздвигали, раздался мягкий щелчок взводимого затвора, при нажатии на
спусковую кнопку - двойной шелестящий звук открывающейся шторки.
Мятные конфеты Башка ссосал, пудреницу и кружевной платочек отдал
Светке, сумочку подарил матери. Очки и записную книжку он выбросил, а
фотоаппарат оставил себе. Пленку на всякий случай вынул и сжег. Где дос-
тать новую - Башка не знал, поэтому щелкал вхолостую, дурача приятелей и
пугая девчонок, застигнутых в не слишком целомудренных ситуациях. Когда
забава наскучила, он забросил фотоаппарат на шифоньер и забыл о нем до
поры до времени.
Если бы Башке сказали, что эта игрушка плюс некоторые его слова поло-
мают совершенно секретную правительственную операцию "Зет", нарушат пла-
ны киллера высокого класса по прозвищу Мастер и изменят развитие полити-
ческих событий на Кавказе, он бы никогда не поверил. Да и никто бы не
поверил.
* * *
Курьер, посланный Гангреной в следственный изолятор с малевкой насчет
Быка, вернулся через восемь дней. Официально он был арестован за кражу
вывешенной на просушку шубы, одна женщина его опознала, да и он не отпи-
рался - признался, что взял шубу и обещал показать, куда спрятал.
Но вдруг положение изменилось: свидетельница заявила, что не уверена
в точности опознания, арестованный отказался от ранее данных показаний,
шубу так и не нашли - дело лопнуло как мыльный пузырь.
Привычно пройдя колготную процедуру освобождения из-под стражи,
курьер оказался за высокими железными воротами, выкрашенными зеленой
краской, пощурился на яркое солнце. Поглазел на гремящие трамваи, на
пестрые одежды прохожих, адаптируясь к воле. И хотя переходить из одного
мира в другой и обратно ему приходилось многократно, каждый раз он испы-
тывал острое чувство происходящих в нем изменений.
В затхлом вонючем полумраке зарешеченного "дома людей" он имел
большой вес и сразу занимал место Смотрящего, если, конечно, в "хате" не
оказывалось "законника". Но и в этом случае он становился правой рукой,
потому что любой вор в законе знал, кто такой Клоп.
Он имел самое удобное место и лучший кусок, к его услугам были "пету-
хи", а если захотеть - то можно попасть на пару часов в карцер вместе с
зэчкой помоложе из женского отделения.
Но главное - власть. Одно его слово имело большее значение, чем целая
речь секретаря обкома, или как их там сейчас называют, потому что без
всяких преувеличений касалась жизни и смерти обитателей камерного мира.
В киче не было неожиданностей: устоявшийся распорядок дня, одинаковый
во всех "домах" от Москвы до Магадана, обязательная пайка, хорошо знако-
мые "законы" и обычаи, толкователем которых он же и являлся.
Вонь, непереносимая духота, влажные испарения, вши, тараканы и крысы
не доставляли Клопу не то что страданий, но даже неудобств, он восприни-
мал их как обыденный элемент окружающей действительности.
И все же, выходя за железные ворота СИЗО или ряды "колючки" ИТК, он
радовался воздуху, свету, солнцу, ветру, запросто проходящим рядом жен-
щинам и другим приметам мира, в котором он не представлял собой ничего.
Здесь не кормили по часам, жизнь не была известна наперед, никто не
подкладывал кусок сала и не спрашивал совета. Все вокруг вертелось по
непонятным, а в последнее время еще более непонятным правилам и зако-
нам... Ему не было здесь места. Из большого мира воли он стремился в уз-
кий мирок общины, но там Клоп - Только рядовой "брат", не входящий в
число авторитетов.
Долгие годы имелась у него тайная сила, потому что состоял на связи у
Лиса, чувствовал себя нужным и значимым не только "шестеркам" "дома".
Лис держался уважительно, здоровался за руку, советовался... Эта секрет-
ная связь стала для Клопа необходимой, а Лис из курирующего офицера
превратился в друга. Единственного друга за всю жизнь, пожалуй.
Ни с кем другим Клоп работать не хотел и Лису о том сказал. Майор
поступил как друг - нигде его официально не зарегистрировал, начальству
про него не сообщил. Так что в официальной сети секретных агентов Клоп
не числился, и когда Лис сел, единственная ниточка оборвалась - никто из
ментов его дернуть не мог.
Клоп по Лису тосковал и за ним бы в зону пошел, но тот в особой, мен-
товской, не попадешь...
Поозиравшись у железных ворот, привыкнув к яркому дню, Клоп перешел
наискосок трамвайную линию, выпил у уличного ларька три кружки пива и
отправился к Черномору. Сегодня он мог прийти к нему напрямую, в обход
Гангрены, потому что нес важное сообщение.
Ему пришлось подождать.
Дежурившие у ворот Черт и Фома сказали, что у Отца представители до-
нецких воров; Клоп сел на табуретку рядом с крылечком, зажмурился от
блеска золотой тарелки и погрузился в ожидание. Он умел ждать очень дол-
го.
Наверху, у Черномора, шел довольно неприятный разговор.
- Они не правы, что полезли в чужую зону - факт! И местного замочили
в горячке - тоже неправильно... Но!
Низенький и широкий Петрусь - пахан донецких - вскинул к небу корот-
кий толстый палец.
- И Шаман ваш не прав! Во-первых, это была и не его зона. Во-вторых,
надо с разбора начинать, а не нападать - тогда и пики в ход не пойдут! А
в-третьих, разве можно руки рубить! Это уже беспредел! Наши сильно воз-
мущались, хотели Тиходонску кровь пускать...
Черномор нахмурился.
- Если жить надоело!
- И потом, он же двадцать лимонов за убитого назначил! А руку не пос-
читал! То, что нашими заработано и отобрано - не посчитал! - вмешался в
разговор Трезубец - мощный хлопец с обритым черепом и могучими покатыми
плечами.
- А чего вы мне предъяву делаете? - недовольно спросил Черномор. - Те
- не ваши, эти - не мои. Пусть между собой и разбираются! Наши общины не
ссорились, претензий друг к другу нет.
- Так-то оно так, - кивнул Петрусь. - Да не совсем. За город кто от-
вечает? Воры отвечают, община. Зачем тебе тут стрельба и взрывы? И нам
ни к чему. Потому мы должны все раздоры прекратить.
Трезубец громко высморкался в мятый платок.
- Мы у себя уже прекратили. У нас просто: сказали - закон! Но двад-
цать лимонов пока в воздухе висят! И заложника Шаман оставил!
Черномор задумался. Еще полгода назад Шаман выполнил бы его указание.
Сейчас он не был в этом уверен. Но терять лицо перед донецкими ворами он
не мог.
Придвинув телефон, Черномор набрал номер.
Шаман находился в кабинете над рынком. Напротив окна возвышалась гро-
мада собора, ярко сверкали под солнцем золоченые купола. Внизу толклись
тысячи покупателей - временных подданных его царства, сотни постоянных
обделывали свои делишки, набивая карманы деньгами, из которых он обяза-
тельно получит долю. Но сейчас он не смотрел в окно, не обращал внимания
на натужно гудящий человеческий муравейник.
Он рассматривал большой, пахнущий типографской краской плакат с
собственным портретом и биографией кандидата в Законодательное собрание
области Воронцова И. П.
- Теперь Лучше, - наконец сказал Шаман, и державший плакат юрискон-
сульт рынка Хасьянов, он же руководитель инициативной группы по выдвиже-
нию кандидата, с облегчением перевел дух.
Плакат печатался в третий раз, но первые два хозяин забраковал. Те-
перь с плаката смотрел молодой энергичный мужчина, прямой взгляд и отк-
рытое лицо говорили о его несомненной честности, а программа кандидата
не могла оставить равнодушным ни одного избирателя.
"Я вас накормлю вкусно, сытно и дешево!" - крупные буквы предвыборно-
го обещания бросались в глаза и намертво западали в душу.
По субботам и последние три дня перед выборами рынок будет торговать
по сниженным на двадцать процентов ценам. Это подкрепит убежденность до-
мохозяйки, сделавшей дешевые покупки, в искренности обещания, повысит
настроение пенсионеру, даст пищу для размышлений вечно сомневающимся ин-
теллигентам, расположит рабочих, заинтересует безработных.
Кстати, три дня перед выборами у мясного павильона будут бесплатно
кормить наваристым борщом всех желающих - и неимущих, и имущих. Если
глава областной администрации, бывший товарищ, а нынче господин Лыков
захочет отведать - и ему без всякой дискриминации поднесут полную тарел-
ку...
А Лыкова предусмотрительный Воронцов пригласил. Вместе с другими ру-
ководителями, газетчиками, телевизионщиками. Пусть все увидят заботу о
народе: еще и не выбрали в депутаты, а кандидат уже свою программу реа-
лизует, кормит население! Значит, и дальше кормить будет!
Народ доверчив, особенно когда сытость почувствует. Проголосуют на
"ура"! И станет Иван Павлович Воронцов неприкасаемым: ни задержать его,
ни обыскать, ни телефон прослушать...
- Развешивайте плакаты и крутите всю эту лабуду, - сказал Шаман. -
Кого надо в помощь - берите. Только Толстяка не трогайте, у него сейчас
здесь уйма работы!
Да, Толстяку и четырем бригадирам предстояло поработать с продавцами.
Убедить их несколько дней торговать в убыток. И не допустить, чтобы они,
суки, забастовали, оставив голыми прилавки! Впрочем, за такой исход Ша-
ман не волновался.
Зазвонил телефон. Шаман привычным жестом снял трубку.
- Слушаю! - отвечал он всегда важным баритоном ответственного работ-
ника.
- Рад приветствовать, Ванечка, - раздался чуть глуховатый голос Чер-
номора. - Поговорить бы надо.
Черномор звонил крайне редко. Если что было нужно - присылал обезьяну
с отвратительной рожей и кличкой - Гангрена, от которого исходили такие
биоволны явной угрозы, что и Толстяку, и самому Шаману становилось не по
себе.
- Здравствуйте, Иван Сергеевич, - чуть помедлив, отозвался Шаман. -
Поговорить всегда с вами рад.
- Вот и хорошо. Подъезжай ко мне прямо сейчас.
- Чего не могу, того не могу. Меня же в Законодательное собрание выд-
вигают. Через полчаса встреча с избирателями.
Несмотря на внешнюю обтекаемость и почтительность, ответ был исключи-
тельно дерзкий. Если Черномор приглашал к себе, отказываться нельзя. А
упоминание об избирателях вообще выделка чистой воды. Черномор тебя и
твоих избирателей в гробу видал, политикПИПев!
- Эхма... Может, и мне в депутаты выдвинуться? - с явной издевкой
спросил Черномор.
- И правда, попробуйте...
В голосе Шамана тоже проскальзывали насмешливые нотки. Он поймал себя
на мысли, что впервые разговаривает с главарем воровской общины на рав-
ных.
- Ладно, Ванюша, хватит шутки шутить, - доброжелательно продолжил
Черномор. - Тут ко мне друзья приехали из Донецка. Постарше тех, что ты
на "Супермаркете" взял. Поавторитетней. Моего уровня. Ты понял?
- Да, - Шаман постарался сказать это как можно безразличней, хотя
сердце учащенно забилось. История с донецкими могла иметь самые неожи-
данные последствия. Особенно если вмешались тамошние воры.
- Они просят, Ванюша, парнишку донецкого отпустить. Зачем он тебе? И,
от денег просят отступиться. Ты тоже в чем-то не прав. Мальчонка ихний
теперь инвалид. Пошумели, покричали, подрались - и хватит. Квиты!
Шаман ждал.
- Как считаешь, Ванечка? Надо просьбу уважить? Помоему, надо. Есть в
ней свой резон!
С самого начала разговора Шаман понял, о чем пойдет речь. И лихора-
дочно размышлял: стоит ли идти на уступки? С одной стороны, можно залу-
питься. Но выигрыш небольшой - двадцать лимонов... Авторитета не доба-
вится. А неприятностей наживешь! Пожары на рынке начнутся, может, взры-
вы... Больше потеряешь!
- Раз вы просите, Иван Сергеевич... Надо согласиться. Только вы своим
друзьям и нашу просьбочку передайте: пусть ихние сюда не лезут.
Шаман выдержал паузу и усилил нажим:
- Мои-то ребята обозлены, друга потеряли, золотого парня. Поймают чу-
жака - могут что угодно сделать, у меня не спросят. И я не услежу...
На том конце провода собеседник гулко откашлялся.
- Спасибо, Ванюша, что просьбу моих друзей уважил. И к моему мнению
прислушался. Но уследить мы за всем обязаны, для того и поставлены. Ты
как освободишься, подъезжай, мы как раз об этом поговорим...
Положив трубку, Черномор повернулся к Петрусю.
- Все решили. У нас, как и у вас: сказали - закон.
Он покривил душой, но донецкие воры ушли внешне удовлетворенные и
уверенные в том, что Черномор по-прежнему полностью контролирует Тихо-
донск.
Почти сразу же появился Клоп.
- Знаю, Петенька, ты все правильно передал, люди все как надо сдела-
ли. Опустили беспредельщика, пусть будет другим наука.
Черномор старался всегда говорить приветливо и ласково, оправдывая
прозвище Отец. Но многие имели возможность убедиться в обоснованности
его основной клички. И все знали, что пахан очень чуток.
- Вижу, ты мне тоже весточку принес, - проговорил он, внимательно
вглядываясь в лицо Клопа. - И не очень хорошую!
Клоп кивнул, подивившись проницательности пахана.
- Крест малевки разослал. И в тюрьмы, и в зоны, и на волю.
- У нас пока не было, - настороженно произнес Черномор, - И не слыша-
ли.
- А по тюрьме ходит...
- И что же там?
Клоп опустил голову, чтобы не встречаться с главарем взглядом.
- Пишет, что ты "закон" не блюдешь, замену ему не прислал. Что в об-
щак кто хочет - дает, кто не хочет - не дает. А ты глаза закрыл и не ви-
дишь. Что зоны плохо греешь, ему помощи не даешь.
- И что? - ледяным голосом спросил Черномор.
- Хочет всеобщий сходняк собрать. Выйдет, осмотрится и соберет!
- Пусть собирает, - пахан пожал плечами. - Я "закон" не нарушал, каз-
ну не присваивал, это всем известно. А если что не так - пусть люди
спросят, я отвечу!
Но, когда Клоп ушел, маска спокойствия сползла с Черномора. Проблемы
с беженцами, залетными, неизбежная стычка с "новыми" и теперь еще это...
Очевидно, Крест ждал, что они поменяются местами: один на волю, второй -
в зону. Единственный вариант, когда не приходится делить власть.
Однако в шестьдесят лет не хочется идти на нары. Особенно из нового
уютного дома, в котором уже наметил провести старость. За это Крест и
уцепится: не оброс бы имуществом, как "закон" велит, не держался бы за
волю, исполнил бы свой долг "законника"...
Сходки Черномор не боялся, никто не поддержит старорежимных требова-
ний Креста.
Но "зоновский вор" опасен и без сходки, сам по себе. Если он решит,
что Черномору надо сделать "правилку"...
Заглянувший в комнату Фома не узнал хозяина. За столом, оперевшись
щекой о ладонь, сидел удрученный, усталый человек, которому легко можно
было дать его шестьдесят лет. А может быть, и больше.
Повидавший виды Клоп понял, что принесенная им весть огорчила пахана.
Ясно и то, что предстоят большие внутренние разборки. Лис в таких ситуа-
циях оживлялся и с азартом инструктировал его: что кому сказать, да что
узнать, да кому передать.
Когда у воров сумятица, у ментов самая работа!
Клоп медленно брел по улице, мысленно Пересказывая Лису происшедшие
события. Лис улыбался, потирал руки, хлопая его по плечу, и говорил: "Ну
ты даешь, Петруччо! Придется тебя брать в штат, на зарплату. Форму наде-
нешь - все девки твои будут!"
Он любил так шутить. А теперь парится в зоне. В то время, как морда-
