она капала себе валокордин, судорожно пила воду, но в конце концов Лар-
цеву удалось составить из разрозненных слов некое подобие рассказа. В
прошлом году к ней обратился один человек, который попросил ее посещать
родительские собрания в шестьдесят четвертой школе, в классе, где учится
Надя Ларцева. Он - отец Нади, но с женой расстался плохо, с тяжелейшим
скандалом, она слышать о нем не хочет и не пускает его к дочери. А ему
так хочется хоть что-то знать о девочке, о том, как она учится, как ве-
дет себя в школе, какие у нее проблемы, не болеет ли. Он казался таким
искренним, таким любящим и страдающим отцом, что отказать ему было не-
возможно. Тем более что он предложил хорошее вознаграждение за столь не-
обременительную услугу.
- Кто он такой? - спросил Ларцев.
- Я не знаю. - Наталья Евгеньевна снова принялась плакать.
- Как он вас нашел?
- Мы вместе стояли в очереди в магазине. Очередь была длинная, мы
разговорились, он пожаловался на семейные проблемы... Вот и все. Больше
я его не видела. Он сам мне звонит.
- А как вы получаете от него деньги?
- Он кладет их в конверте в мой почтовый ящик, после каждого собра-
ния, на следующий день. Вечером после собрания он мне звонит, я ему все
рассказываю, а на другой день - конверт в ящике. Вы должны меня понять,
- всхлипнула Дахно, - я охотница, а это требует огромных денег. Машина
нужна, чтобы возить снаряжение, оружие нужно, боеприпасы, лицензии... А
я без охоты не могу, умру без нее. Я ведь родилась в Сибири, в заповед-
нике, мой отец, егерь, к охоте приучил меня с младенчества. Отнимите у
меня ее - я задохнусь в городе.
Дахно оправдывалась, то и дело хватаясь за сердце, принимая сердечные
лекарства, всхлипывая и сморкаясь. Они сидели в просторной, но неуютной
комнате с разнокалиберной мебелью, явно купленной в разное время по слу-
чаю, без единого замысла и стиля. Все стены большой трехкомнатной квар-
тиры были увешаны охотничьими трофеями и оружием. На пороге двери, веду-
щей из комнаты в прихожую, торжественно возлежал огромный чистейших кро-
вей доберман по кличке Цезарь.
- Постарайтесь успокоиться, Наталья Евгеньевна, - мягко сказал Лар-
цев. - Давайте попробуем с самого начала восстановить все, что вы помни-
те об этом человеке. Не торопитесь, подумайте как следует.
- Зачем вам этот человек? - вдруг с подозрением спросила Дахно.
- Видите ли, Наталья Евгеньевна, мою дочь похитили, и похищение орга-
низовал именно он.
- Как?! - Дахно опять схватилась за сердце. - Боже мой, какой ужас,
какой ужас, - причитала она, схватившись за голову и раскачиваясь на
стуле. - Это я виновата, дура доверчивая, за деньгами погналась, повери-
ла подонку...
И все сначала: рыдания, капли, вода, покаянные слова, битье себя в
грудь. Ларцеву стало отчаянно жалко эту немолодую уже женщину, которую
огни большого города сначала привлекли, как глупого мотылька, а потом
обожгли. Девчонка из сибирского заповедника стала задыхаться в огромном
каменном, задымленном и загаженном городе, и единственной ее отдушиной
все годы была охота, как глоток свежести и природной чистоты.
От станции "Университет" к Дахно Ларцев ехал на метро, но при пере-
садке на кольцевую линию наблюдатели его потеряли. Наступил "час пик",
толпы людей врезались друг в друга, толкались, мешали проходу, огибали
многочисленные книжные и газетные лотки, расплодившиеся в тоннелях и пе-
реходах.
- Давай быстро назад в МООиР, - скомандовал тот, что был пониже рос-
том и постарше. Его напарник, симпатичный темноволосый паренек, ловко
лавируя, вывернулся из толпы и влился во встречный поток, расчищая собой
дорогу для старшего в паре.
Рабочий день закончился, и сотрудница МООиРа, с которой разговаривал
Ларцев, уже ушла. Взяв у дежурного ее адрес, наблюдатели сообщили о про-
коле на Петровку, Жерехову, и помчались в Кунцево. Женщину с трудом уго-
ворили сесть в машину и вернуться на работу. Не скрывая раздражения, она
открыла сейф и швырнула на стол учетные карточки.
У нее были свои, вполне определенные планы на этот вечер, и странные
милиционеры, бегающие друг за другом, ничего, кроме злости, у нее не вы-
зывали.
- Он кем-то заинтересовался? - вежливо спросил высокий паренек, пере-
бирая карточки с фотографиями женщин-охотниц.
- Не знаю. Он ничего не записывал. Только посмотрел, и все.
- Припомните, пожалуйста, может быть, он чью-то карточку разглядывал
дольше других, что-нибудь спрашивал у вас, уточнял? Нам важна любая де-
таль.
- Ничего такого не было. Просто внимательно просмотрел все карточки,
поблагодарил и ушел.
- Так может быть, он не нашел то, что искал? Как вам показалось?
- Я спросила его, он ответил, что нашел. Вы еще долго меня будете за-
держивать?
- Сейчас уйдем, вот адреса только перепишем. Слушай, - обратился
вдруг паренек к тому, кто был постарше, - а ведь большинство этих женщин
работают здесь же, в МООиРе. Если Ларцев не остался здесь и не стал ни-
чего выяснять, значит, та, кто его интересует, не из их числа. Женщин,
работающих в других местах, совсем немного.
- Уже легче, - обрадовался старший. - Ты молодец, котелок варит.
Быстро составляем список адресов, намечаем план объезда и просим подмогу
у Жерехова.
Первым в план они поставили адрес на Домодедовской улице, вторым -
дом на Люблинской, чтобы отработать южную часть Москвы и двинуться через
центр сначала на восток, потом на север. Адрес Натальи Евгеньевны Дахно
в начале Ленинского проспекта стоял в плане объезда третьим. Было 19 ча-
сов 40 минут.
К семи часам вечера Сергей Александрович Градов наконец понял, что
дела его совсем плохи. Когда около половины третьего он расстался с Ар-
сеном и, сидя в баре, попытался привести мысли в относительный порядок,
его вдруг осенило. Произошло какое-то недоразумение! Арсен упомянул Ни-
кифорчука, и Градов так испугался, что совсем потерял способность сооб-
ражать и тем более сопротивляться натиску Арсена. Теперь же, припоминая
в деталях разговор, он вспомнил, что Арсен упрекал его в самодеятельнос-
ти. Что он имел в виду? Никакой самодеятельности он, Градов, себе не
позволял. Это ошибка, досадная ошибка, которую следовало разъяснить, и
Арсен вновь вернется к контракту и доведет дело до конца. Надо срочно с
ним связаться.
Сергей Александрович торопливо вышел из бара, сел в машину и поехал
домой. С домашнего телефона он несколько раз позвонил по условленному
номеру и стал ждать ответного звонка, чтобы договориться о месте и вре-
мени встречи. Но звонка не последовало. Он повторил попытку, но с тем же
результатом. Градов начал нервничать и связался со своим знакомым из Ми-
нистерства внутренних дел с просьбой проверить, где и на чье имя уста-
новлен номер интересующего его телефона. Ответ пришел быстро и был обес-
кураживающим: такой номер ни за кем не зарегистрирован и в течение пре-
дыдущих пяти лет оставался свободным.
Был еще один путь, тот самый, которым он впервые пришел к Арсену.
Сергей Александрович позвонил человеку, давшему ему первый выход на кон-
тору.
- Петр Николаевич, это Градов говорит, - торопливо произнес он. -
Подскажите, как мне срочно связаться с вашим знакомым.
- Градов? - удивленно пророкотал в трубке бас. - Не припоминаю. Вы от
кого?
- Ну как же, Петр Николаевич, я вам звонил два месяца назад и вы мне
дали телефон для связи с человеком, который может помочь в одном щекот-
ливом деле. Этот человек мне срочно нужен.
- Не понимаю, о чем вы. Может, вы номером ошиблись?
Градов и не подозревал, что предусмотрительный и осторожный Арсен не-
медленно после разговора с ним позвонил Петру Николаевичу и сказал:
- Если ваш протеже посмеет меня искать, объясните ему, что он не
прав.
Сергей Александрович в ужасе подумал, что все пропало. Ему не найти
Арсена. Никогда. Оставалась последняя надежда. Этой последней надеждой
был Фистин.
Сережа Градов рос заласканным и избалованным ребенком. Он искренне
страдал от того, что у всех его друзей отцы постоянные, а у него - при-
ходящий, да и то в редкие его визиты мать, как правило, отправляла
мальчика поиграть во двор. Отец всегда приходил с подарками, игрушками,
гостинцами, мать безумно любила его и постоянно повторяла: наш папа са-
мый лучший, просто у него есть другая жена и двое детей, которых он как
честный человек не может бросить. Отец же, в свою очередь, твердил Сере-
же: сынок, если что - я всегда помогу, я в беде не брошу, ты можешь на
меня рассчитывать, вы с мамой у меня самые любимые. Много раз Сережа со-
вершал обычные детские и подростковые глупости, но никогда не бывал за
них наказан, наоборот, папа с мамой, испытывая вину перед ребенком за
отсутствие полноценной семьи, сами сглаживали ситуацию и не ругали сына,
а вроде как даже жалели.
С годами у Сережи развилось абсолютное неумение и нежелание думать о
последствиях своих поступков, смотреть хотя бы на шаг вперед. Он делал
все, как считал нужным, предоставляя родителям почетное право исправлять
его опрометчивые, а порой и опасные шаги. Результатом явилось то, что у
психологов называется аффективной дезорганизацией мышления. В стрессовой
ситуации мозги у Сережи отказывали, он плохо соображал, начинал говорить
и делать глупости. А стрессом для него становилось любое изменение обс-
тановки, которое требовало внимания, осмысления, реакции, принятия реше-
ния. Малейшее психологическое напряжение становилось для него невыноси-
мым.
После армии папа устроил Сергея в Институт международных отношений. В
МГИМО учились преимущественно дети высокопоставленных родителей, у кото-
рых хватило связей "поступить" своих чад сразу после окончания средней
школы, поэтому прошедших армию студентов было немного. Они привлекали
внимание своей взрослостью, знанием армейского быта, сальными анекдота-
ми, разговорами о бабах и пьянках, замашками, сильно отдающими "дедовщи-
ной". Их внимания искали, их уважали, к ним прислушивались.
Из своего окружения Сергей особо выделял Аркадия Никифорчука, так не-
похожего на него самого. Аркадий вырос за границей в семье дипломата,
детство провел за книжками, роялем и изучением языков, общался в основ-
ном с матерью, варился в соку ограниченного контингента советской коло-
нии. 10-й класс отучился в Москве и сразу поступил в институт. Вырвав-
шись на студенческую свободу, Аркадий, целиком и полностью попавший под
влияние Градова, словно с цепи сорвался. Родители его снова уехали в
долгосрочную командировку за рубеж, предоставив в распоряжение сына
квартиру и систематически снабжая его деньгами и модными тряпками.
После того, что произошло в лесу, Градов и Никифорчук легко решали
проблему выплат мужу пострадавшей, продавая то одно, то другое из присы-
лаемого Аркашиными родителями барахла. Но Градов, не имея возможности
брать деньги у матери, не хотел вечно одалживаться у обеспеченного сала-
ги.
Идея избавиться от навязчивого вымогателя принадлежала ему. Тамара
Еремина была его знакомой, и ему нетрудно было уговорить Виталия Лучни-
кова после передачи очередного взноса пойти всем втроем выпить-посидеть
"у одной сладкой бабенки". Тамару напоили быстро до состояния полной
невменяемости и уложили спать, с Лучниковым пришлось повозиться, но в
конце концов и его довели до Тамариной постели. Били кухонным ножом по
очереди. Потом сидели в кухне и ждали, когда Тамара прочухается. Ники-
форчук ерзал, как на иголках, и хотел скорее уйти, но Сергей авторитетно
объяснил ему, что непременно нужно дождаться, пока Тамара обнаружит
труп, и разыграть перед ней сцену, дабы убедить ее, что это она, напив-
шись до беспамятства, убила парня. Иначе неизвестно, как дело обернется.
- Ситуацию нельзя выпускать из-под контроля, - важно говорил Градов,
накладывая себе картошки и отрезая еще кусок хлеба. Только что совершен-
ное убийство не отбило у него аппетит. Он даже не обращал внимания на
трехлетнюю дочку Тамары Вику, тихонько возившуюся под столом и сопящую
над какими-то своими Малышевыми проблемами.
Ждали долго. Наконец из комнаты послышались звуки, сначала невнятные,
но скоро перешедшие в дикий вой. На пороге кухни возникла позеленевшая
от ужаса Тамара с перепачканными кровью руками. Кровь капала с пальцев,
и она, недоуменно поглядев на руку, как заторможенная, отерла ее о белую
оштукатуренную стену. Зрелище было настолько чудовищным, что Аркадий с
трудом сдержал рвоту. Ему очень не хотелось терять лицо перед лучшим
другом, и, чтобы продемонстрировать самообладание, он схватил с буфета
зеленый портняжный мелок и нарисовал поперек оставшихся на стене крова-
вых полос скрипичный ключ. В тот момент он счел свой поступок ориги-
нальным и нестандартным и довольно рассмеялся. Он мог гордиться собой.
Дальше все шло, как и задумывал Сергей. С криком: "Б.... что ты наде-
лала, ты его зарезала!" - они кинулись на лестницу, привлекая внимание
соседей и создавая, как выразился Градов, общественное мнение. Приехала
милиция, молодые люди дали показания, и тут только Аркадий спохватился:
- Они записали наши адреса и место учебы. А вдруг они пришлют в инс-
титут телегу, что мы проводим время с алкоголичкой-убийцей? Нас в три
секунды отчислят.
Этого Градов не предусмотрел. Но и не сильно перепугался. Есть же па-
па, в конце концов он всегда поможет.
Папе Сергей принялся излагать ту же версию, что и работникам милиции.
Но Александр Алексеевич Попов слишком хорошо знал сына, чтобы проглотить
такое вранье.
- Это вы сделали? - спросил он без обиняков.
- Ага. А как ты догадался? - Сергей с вызовом посмотрел ему прямо в
глаза. Он уже стал совершенно бессовестным, а постоянная безнаказанность
в прошлом лишила его последних остатков страха перед родительским гне-
вом.
Отец разъяснил сыночку в емких, образных, но весьма конкретных выра-
жениях, что тот не прав и совершил весьма дурной поступок. Но помочь
все-таки обещал. И помог.
После окончания института пути Сергея Градова и Аркадия Никифорчука
разошлись. Александр Алексеевич, продвинувшись дальше по партийной лест-
нице, добился распределения сына в МГК КПСС. С выездной работой ничего
не получилось, потому что Сергей ленился учить редкие языки, а с англий-
ским, тянувшимся еще со школы, и средненьким французским, кое-как осво-
енным в МГИМО, рассчитывать было особо не на что. Сергей вполне удовлет-
ворился распределением, не спеша принявшись строить свою партийную
карьеру. К началу эпохи перестройки он оброс многочисленными связями и
придумал легкий способ зарабатывания валюты, организовав в Париже кучку
молодых голодных литераторов и переводчиков из эмигрантской среды и пос-
тавляя им сырье для литературной обработки и написания душераздирающих
триллеров.
После путча 1991 года, когда одна партия умерла окончательно и на ее
месте, как грибы, стали появляться во множестве новые партии и партийки,
Сергей Александрович с воодушевлением, подкрепленным хорошо конвертируе-
мой материальной базой, стал ковать новую страницу в своей жизни. И тут
на его пути после многолетнего перерыва возник Никифорчук...
Аркадий прожил восемнадцать лет, прошедших после распределения, сов-
сем иначе. На последнем курсе он женился на студентке того же института,
худощавой невысокой брюнетке с маленькой соблазнительной грудью и
большими претензиями, из очень хорошей семьи и с очень плохим характе-
ром. После случая в лесу он инстинктивно избегал женщин ярко выраженного
русского типа, крупных, светловолосых, сероглазых и круглолицых, он
просто представить себе не мог, как дотронуться до них, не то что спать
с ними. Сам он, - изящный, высокий, с красивым нежным лицом, привлекал
внимание девушек, но из всех претенденток выбрал ту, которая меньше все-
го похожа была на русскую красавицу Леночку Лучникову. Никифорчук, с
детства приученный к иностранным языкам, с удовольствием изучал в инсти-
туте голландский, что и помогло ему через годдругой получить назначение
в Нидерланды в качестве представителя одного из объединений Внешторга.
Жена была в восторге. Все шло так, как она себе представляла, выходя за-
муж за Аркадия. Родилась девочка.
Но блистательно начавшаяся карьера вдруг застопорилась. Аркадий пери-
одически напивался и впадал в хандру, слушал грустную музыку и рассуждал
о смысле жизни, греховности и прочей ерунде. Жена стала нервничать, она
ваяла из него дипломата и считала, что он должен работать, угождать нуж-
ным людям, ходить на приемы, а он вместо этого валяет дурака. А потом на
одном из ответственнейших приемов Никифорчук безобразно напился, потерял
лицо, говорил глупости - одним словом, вел себя неправильно. Основной
темой его пламенных пьяных высказываний было то, что, мол, все мы тут
сидим сытые и благополучные и делаем вид, что все в порядке, а на самом
деле каждый из нас пришел сюда по трупам и на каждом лежит грех. В тече-
ние суток его отозвали в Москву. Он стал невыездным, на зарубежных по-
ездках можно было ставить крест, поэтому жена, долго не раздумывая, заб-
рала дочку и все совместно нажитое и без сожалений покинула брачное ло-
же. Шел 1977 год. К 1980 Аркадий допился до увольнения из Внешторга и с
тех пор обретался в издательстве "Прогресс" в качестве переводчика. Ког-
да в 1981 году родители окончательно вернулись из-за границы, жизнь его
стала совсем невыносимой. На собственную квартиру он заработать не су-
мел, поэтому был вынужден ежедневно выслушивать родительские причитания
и упреки. Он терпел сколько мог, потом женился на официантке и ушел жить
к ней. С задушевным другом Сергеем Градовым он виделся за эти годы
только один раз, в 1983 году, на встрече выпускников 1973 года, переки-
нулся с ним парой слов, обменялся телефоном, помялся и потихонечку поки-
нул праздник. Хвастать ему было нечем.
По мере появления совместных предприятий дела у Аркадия пошли чуть
получше, его стали приглашать для устного перевода на различных серьез-
ных и несерьезных переговорах.
В 1991 году его в очередной раз пригласили переводить на переговорах
с каким-то голландским фирмачом. Голландец вмиг положил глаз на красивую
секретаршу Вику, подававшую кофе и напитки, и после окончания офици-
альной части пригласил ее в ресторан. Заодно позвал и Аркадия, так как
объясняться с девушкой без его помощи не мог. В ресторане все крепко
набрались, и фирмач повез их к себе в гостиницу, в двухкомнатный "люкс".
Пока он развлекался с Викой, Никифорчук успел слегка вздремнуть на ди-
ванчике в соседней комнате. Голландец вышел из спальни с усталой улыбкой
и предложил Аркадию объедки с барского стола. Девушка была необыкновенно
хороша, и Аркадий, кляня себя в душе за слабость и превозмогая отвраще-
ние к самому себе, предложение принял. Вика смутно напоминала ему ко-
го-то, и он спросил ее фамилию, надеясь вспомнить, где мог с ней встре-
чаться.
Услышав фамилию "Еремина", вздрогнул и помертвел, но тут же принялся
утешать себя тем, что фамилия распространенная и это не более чем совпа-
дение.
Но отделаться от болезненного интереса к Вике оказалось не так прос-
то, поэтому Аркадий вызвался отвезти ее из гостиницы домой, зашел к ней
и остался до утра. Посреди ночи она проснулась с криком, вся в поту, в
слезах, вскочила с постели, налила стакан водки, выпила его залпом и
рассказала Никифорчуку про сон, который ее пугает. Потом она рыдала, би-
лась в истерике, ее рвало, Аркадий вытирал ей слезы и с ужасом думал о
том, что это они с Градовым виноваты в искореженной жизни и поломанной
психике девушки. Ему было мучительно жалко Вику и так же мучительно
стыдно. После двадцати лет угрызений это стало последней каплей.
Наутро он позвонил Градову и стал нести какую-то околесицу о том, что
они-де должны помочь Вике, они виноваты в том, что ее жизнь сломалась,
на них лежит тяжкий грех. Градову удалось на некоторое время успокоить
старого приятеля.
- Какой сейчас из тебя помощник, - ласково уговаривал Сергей Алек-
сандрович, - ты же дня прожить не можешь без стакана. Давай мы сначала
тебя в порядок приведем, а потом подумаем, как помочь девочке. Отведу
тебя к своему доктору, он тебе вошьет эспераль, поправишься, вот тогда и
будем решать.
На какое-то время уговоры помогли, но потом Аркадий все чаще стал
звонить Градову по ночам с бредовыми идеями наложить на себя руки и на-
писать покаянное письмо, или пойти к священнику исповедаться, или приз-
наться во всем Вике и вымолить у нее прощение. Градов понял, что Ники-
форчук становится опасен. И решение Сергей Александрович принял, как
обычно, грубое и радикальное.
- Ну, как она? - тихонько спросил Арсен, зябко поеживаясь и согревая
дыханием замерзшие руки.
В комнате был полумрак, тихо жужжал электрокардиограф, самописцы вы-
черчивали загадочные кривые, в которых был зашифрован ответ на заданный
вопрос.
- Пока ничего, держится, - ответил врач, отлепляя от тела девочки
провода и складывая аппарат в чемоданчик. - Пульс хороший, тоны чистые.
- Но долго так продолжаться не будет? - уточнил Арсен.
- Как вам сказать... - неопределенно протянул врач, - Вы мне скажите,
что вам нужно, а я тогда отвечу, как лучше это сделать.
Он заискивающе поглядел в лицо Арсену, для чего ему пришлось сильно
наклонить голову, так как старик был намного ниже ростом.
- Не подстраивайтесь под меня, - резко сказал Арсен. - Вы врач, вот и
скажите мне совершенно определенно, сколько еще можно держать девочку на
препарате без риска для ее здоровья. Вы называете мне конечный срок, и я
в соответствии с ним буду принимать решение.
- Видите ли, - помялся врач. Ему очень хотелось угодить Арсену, и он
пытался понять, какой ответ тот хочет услышать. - В общем... Это зависит
от состояния сердечной деятельности... Вообще от того, насколько она
здорова, не переносила ли тяжелых заболеваний в последнее время.
- Перестаньте морочить мне голову, - рассердился Арсен. - С вашей же-
ной мне гораздо легче работать. Она всегда четко оценивает и ситуацию, и
свои возможности, и не боится настаивать на своих оценках. Я вас держу
как специалиста, так имейте же свою точку зрения. Если бы я сам мог ре-
шать медицинские вопросы, я бы не платил вам бешеные деньги за услуги.
Так вы уж будьте любезны отрабатывать их добросовестно. Вот вы сейчас
сделали ей укол. На сколько его хватит?
- На двенадцать часов.
- Стало быть, завтра в восемь утра нужно делать следующий?
- Ну... В принципе - да.
- Что значит "в принципе"?
- Это уже становится опасным. Следующий укол может убить ее. Она уже
не проснется.
- Так, уже какая-то ясность, - хмыкнул Арсен. - А может так слу-
читься, что и следующий укол ей не повредит?
- Конечно. Я же говорю, это зависит от ее здоровья, от сердца...
- Значит, ситуация выглядит таким образом, - подытожил Арсен. - Завт-
ра утром вы осматриваете девочку и сообщаете мне, можно ли делать следу-
ющую инъекцию. Если можно - делайте. Если нет - я приму решение, будить
девочку или всетаки держать на препарате. К утру у меня будет достаточно
информации, чтобы принять такое решение.
- Но вы понимаете, что после завтрашнего укола она может... - врач
запнулся и судорожно сглотнул.
Арсен чуть приподнял голову и впился своими маленькими, очень светлы-
ми глазками в лицо врача. Он затягивал паузу, и молчание его было куда
более выразительным и угрожающим, чем любые самые строгие и бранные сло-
ва. Наконец злобный блеск в глазах погас, лицо старика снова стало обык-
новенным и ничем не примечательным.
- Как поживает император? - почти весело спросил он, изучая вытащен-
ное из кармана расписание пригородных электричек.
- Цезарь-то? Отлично. Ест за двоих, капризничает за троих, зато злоб-
ности в нем на десяток псов хватит, - в голосе врача слышалось нескрыва-
емое облегчение. Он не только хотел угодить Арсену. Он смертельно боялся
его.
- Про сына не спрашиваю, о нем я и так все знаю. Супруга здорова?
- Спасибо, у нас все в порядке.
- Что-то холодновато у вас тут, - старик снова зябко поежился. - Дев-
чонку не простудите?
- Она тепло укрыта. А вообще-то в помещении и должно быть прохладно.
В жаркой комнате наркотический сон переносится плохо, - авторитетно по-
яснил врач. - Видите, здесь только один обогреватель, его вполне доста-
точно, а в соседней комнате, где ваши мальчики сидят, намного теплее.
Там у них два калорифера, да еще вдобавок плитка постоянно включена, они
все время чайник кипятят.
- Ладно, друг мой, мне пора, - Арсен наконец выбрал удобную электрич-
ку и засобирался. - Завтра в восемь утра вы осматриваете девочку, в во-
семь пятнадцать я жду вашего звонка. Если я приму решение больше инъек-
ций не делать, скажете охранникам, чтобы везли ее в город и оставили в
сквере, они знают, где это.
- А если..? - робко спросил врач.
- Тогда сделаете укол. И не забивайте себе голову разными глупостями.
Арсен вышел из комнаты, спустился с крыльца и ступил на поскрипываю-
щий под ногами снег. Здесь, за городом, зима была настоящей, снег не
стаивал под ногами и колесами, а лежал ровным белым сахарным слоем. Ста-
рик знал, что от пустующего зимой пионерского (в прошлом, а ныне просто
детского) лагеря до платформы ровно двадцать три минуты средним шагом.
Он отправился в путь за двадцать три минуты до прихода электрички, чтобы
ни одной лишней секунды не торчать на платформе и не светиться понапрас-
ну.
Разговор с врачом оставил в нем, как всегда, чувство легкой брезгли-
вости. Старательный, но трусливый и угодливый, хотя и безусловно предан-
ный, он нравился Арсену куда меньше, чем его жена. Вот она была истинной
находкой. Просто сокровище. Но и без врача не обойтись, его надо держать
на коротком поводке, нельзя его совсем уж отпугивать. Вот и с девочкой
он помог. Арсен прекрасно понимал, что возвращать Надю опасно, она уже
все понимает и может помочь нащупать какие-то ниточки, ведущие к нему. И
в то же время возвращать ее надо, чтобы не потерять влияние на Ларцева,
а потом и на Каменскую. Вариант с усыплением девочки идеально решал
проблему: она ничего не видит и не слышит, поэтому ее можно вернуть безо
всякого риска, но строптивый папаша будет понимать, что поведи он себя
плохо, в следующий раз с девочкой поступят по-другому. Практика показы-
вала, что до следующего раза дело никогда не доходило, непокорные роди-
тели становились тише воды, ниже травы, ужаса, пережитого за время от-
сутствия их ребенка, им хватало на всю оставшуюся жизнь. Похищение Нади
Ларцевой было уже пятым в деятельности Арсена и его конторы, и врач был
в этих делах совершенно незаменим.
Арсен ступил на платформу в тот момент, когда прямо перед ним раздви-
нулись автоматические двери. Он шагнул в тепло вагона, уселся в уголке
и, прислонившись головой к стенке, прикрыл глаза.
Полковник Гордеев обдумывал сведения, которые Олег Мещеринов привез
от вдовы Аркадия Никифорчука. Вчера, 29 декабря, Виктор Алексеевич полу-
чил первую информацию о соучастнике Градова по эпизоду в квартире Тамары
Ереминой. Жаль, что следователь Смеляков не помнил, в каком именно инс-
титуте учились молодые люди, которых пришлось срочно "убирать" из мате-
риалов уголовного дела. Пока Настя "вычисляла" Градова, найдя его по
совпадению адресов с одним из фигурантов нынешнего дела, пока собирали о
нем данные и выясняли, в каком институте он учился, пока искали его со-
курсника Никифорчука, прошло немало времени. В обычном исчислении это
было всего несколько часов, сущая безделица, но в жизни оперативных ра-
ботников эти несколько часов превращались в непреодолимую пропасть, пе-
решагнуть через которую Гордеев не успел: когда перед ним легли докумен-
ты двухлетней давности об обнаружении трупа Аркадия Никифорчука, Настя
уже была дома, и позвонить ей было нельзя. Сейчас Виктор Алексеевич иск-
ренне сожалел об этом, потому что в этих документах содержалась очень
важная деталь. Тогда, два года назад, гибель Никифорчука была признана
несчастным случаем. Мало ли алкашей помирают, не сумев справиться с неп-
реодолимым влечением к спиртному, невзирая на строжайшее предупреждение
врача-нарколога, вшившего им эспераль? Работники милиции делали все доб-
росовестно, но никаких врагов у спившегося переводчика найти не сумели,
корыстные мотивы тоже не просматривались. Но сегодня эта деталь, обрам-
ленная всем тем, что случилось за два последних месяца, проливала свет
на обстоятельства смерти Аркадия.
Поэтому Гордеев вчера же велел стажеру Мещеринову съездить к вдове
погибшего.
Виктор Алексеевич не мог знать, что сразу же после получения задания
Олег позвонил Арсену и обо всем доложил.
- Съезди, но прежде чем докладывать Гордееву, свяжись со мной, я тебя
сориентирую, - скомандовал старик.
Вечером Мещеринов женщину не застал, она работала официанткой и осво-
бождалась не раньше половины второго ночи, а беспокоить ее на работе по
такому деликатному вопросу стажер не решился. Он явился к ней утром, вы-
яснил все, что его интересовало, и в деталях живописал Арсену. К этому
моменту руководитель конторы уже знал, что Гордеев звонил Каменской и
жаловался на интенсивное давление "сверху". Информация о Никифорчуке
только укрепила его в решимости порвать с Градовым, предоставив ему са-
мому выпутываться.
"Экий, право же, подлец наш Сергей Александрович", - с усмешкой раз-
мышлял Арсен, слушая четкий и лаконичный рассказ стажера. Мало того, что
скрыл ту давнюю историю с убийством Лучникова, так еще и о подельнике
своем промолчал. Совсем за дурака держит старого Арсена. Руководитель
конторы привык к тому, что люди, обращавшиеся к нему за услугами, дове-
ряли ему безраздельно, как больные доверяют врачу. Разве нормальному че-
ловеку в голову придет скрывать от врача половину симптомов своей болез-
ни и потом надеяться на то, что ему помогут выздороветь? А если Градов
не понимает таких простых вещей, то нечего ему надеяться на контору и на
него, Арсена.
- Можешь рассказать своему начальнику все как есть, - милостиво раз-
решил он Олегу.
Если бы полковник Гордеев знал правду, он бы, вероятно, посмеялся над
тем, что, совершив ошибку и доверившись стажеру, получил в результате
достоверную информацию. Но правды он в тот момент не знал, потому и не
стал задумываться над сложными перипетиями борьбы истины с ложью.
Вдова же Никифорчука поведала, что в последний месяц перед смертью
Аркадий пил больше обычного и часто по ночам звонил какому-то Сергею,
плакал, упоминал имя "Вика". Кто такие эти Сергей и Вика, женщина не
знала, и два года назад искать их в многомиллионной Москве было бессмыс-
