естественнее? И кроме того, — добавил он отнюдь не злобно и
положив руку на плечо фон Борка, — все же лучше погибнуть от
руки благородного врага. Бумаги все просмотрены, Уотсон. Если
вы поможете мне поднять пленника, я думаю, нам следует тотчас
же отправиться в Лондон.
Сдвинуть фон Борка с места оказалось нелегкой задачей.
Отчаяние удвоило его силы. Наконец, ухватив немца с обеих
сторон за локти, два друга медленно повели его по садовой
дорожке — той самой, по которой он всего несколько часов назад
шагал с такой горделивой уверенностью, выслушивая комплименты
знаменитого дипломата. После непродолжительной борьбы фон
Борка, все еще связанного по рукам и ногам, усадили на
свободное сиденье маленького "форда". Его драгоценный чемодан
втиснули рядом с ним.
— Надеюсь, вам удобно, насколько то позволяют
обстоятельства? — сказал Холмс, когда все было готово. — Вы
не сочтете за вольность, если я разожгу сигару и суну ее вам в
рот?
Но все эти любезности были растрачены впустую на
взбешенного немца.
— Я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, мистер Холмс,
что если ваше правительство одобрит ваши действия в отношении
меня, это означает войну?
— А как насчет вашего правительства и его действий? —
спросил Холмс, похлопывая по чемодану.
— Вы частное лицо. У вас нет ордера на мой арест. Все
ваше поведение абсолютно противозаконно и возмутительно.
— Абсолютно, — согласился Холмс.
— Похищение германского подданного...
— И кража его личных бумаг.
— В общем, вам ясно, в каком вы положении, вы и ваш
сообщник. Если я вздумаю позвать на помощь, когда мы будем
проезжать деревню...
— Дорогой сэр, если вы вздумаете сделать подобную
глупость, вы, несомненно, нарушите однообразие вывесок наших
гостиниц и трактиров, прибавив к ним еще одну: "Пруссак на
веревке". Англичанин — создание терпеливое, но сейчас он
несколько ощерился, и лучше не вводить его в искушение. Нет,
мистер фон Борк, вы тихо и спокойно проследуете вместе с нами в
Скотленд-Ярд, и оттуда, если желаете, посылайте за вашим другом
бароном фон Херлингом: как знать, быть может, еще сохранено
числящееся за вами место в личном составе посольства. Что
касается вас, Уотсон, вы, насколько я понял, возвращаетесь на
военную службу, так что Лондон будет вам по пути. Давайте
постоим вон там на террасе — может, это последняя спокойная
беседа, которой нам с вами суждено насладиться.
Несколько минут друзья беседовали, вспоминая минувшие дни,
а их пленник тщетно старался высвободиться из держащих его пут.
Когда они подошли к автомобилю, Холмс указал на залитое лунным
светом море и задумчиво покачал головой.
— Скоро подует восточный ветер, Уотсон.
— Не думаю, Холмс. Очень тепло.
— Эх, старина Уотсон! В этом переменчивом веке вы один не
меняетесь. Да, скоро поднимется такой восточный ветер, какой
никогда еще не дул на Англию. Холодный, колючий ветер, Уотсон,
и, может, многие из нас погибнут от его ледяного дыхания. Но
все же он будет ниспослан Богом, и когда буря утихнет, страна
под солнечным небом станет чище, лучше, сильнее. Пускайте
машину, Уотсон, пора ехать. У меня тут чек на пятьсот фунтов,
нужно завтра предъявить его как можно раньше, а то еще, чего
доброго, тот, кто мне его выдал, приостановит платеж.
Примечания
1 Огромный (площадью около 3 га) павильон в Лондоне, где
устраиваются выставки, спортивные состязания и пр.
2 Имеется в виду движение суфражисток.
3 Английская военно-морская база в Шотландии.
4 Дом N 9 по Карлтон-Террас — здание немецкого
посольства.
5 Памятник герцогу Йоркскому (брату Георга IV) находится
рядом со зданием немецкого посольства.
6 Главное произведение (лат.). 7 Шекспир, "Кориолан", акт
V, сцена 6.
8 Город на юге Ирландии.
Перевод Н. Дехтеревой
Артур Конан-Дойль. Алое кольцо
I
— По-моему, миссис Уоррен, у вас нет серьезных причин
беспокоиться, — сказал Шерлок Холмс, — а мне, человеку, чье
время в какой-то степени ценно, нет смысла ввязываться в эту
историю. Право же, у меня достаточно других занятий. — И он
снова взялся за свой огромный альбом с газетными вырезками,
намереваясь вклеить в него и вписать в указатель какие-то новые
материалы.
Но миссис Уоррен, упрямая и лукавая, как всякая женщина,
твердо стояла на своем.
— В прошлом году вы распутали дело одного моего жильца,
— сказала она. — Мистера Фэрдела Хоббса.
— О да, пустяковое дело.
— Но он, не переставая, говорил об этом — про вашу
доброту, сэр, про то, как вы сумели раскрыть тайну. Я вспомнила
его слова теперь, когда сама брожу в потемках и окружена
тайной. Я уверена, вы найдете время, если только захотите.
Холмс поддавался на лесть и, надо отдать ему
справедливость, был человеком отзывчивым. Эти две силы побудили
его, вздохнув, безропотно положить на место кисточку для клея и
отодвинуться от стола вместе со своим креслом.
— Ну что ж, миссис Уоррен, рассказывайте. Вам не
помешает, если я закурю? Спасибо. Уотсон, — спички! Насколько
я понимаю, вы обеспокоены тем, что ваш новый жилец не выходит
из своих комнат и вы никогда его не видите? Простите, миссис
Уоррен, но будь я вашим постояльцем, вы частенько не видели бы
меня неделями.
— Вы правы, сэр, только тут совсем другое. Мне страшно,
мистер Холмс. Я не сплю по ночам от страха. Слушать, как он
ходит там взад и вперед, с раннего утра и до позднего вечера, и
никогда его не видеть — такого мне не вынести. Мой муж
нервничает, как и я, но он весь день на службе, а мне куда
деваться? Почему он прячется? Что он натворил? Кроме служанки,
я одна с ним в доме, и мои нервы больше не выдерживают.
Холмс наклонился к женщине и положил ей на плечо свои
длинные, тонкие пальцы. Он, когда хотел, проявлял чуть ли не
гипнотическую способность успокаивать. Взгляд женщины утратил
выражение испуга, а черты ее взбудораженного лица обрели
присущую им обыденность. Она села в указанное Холмсом кресло.
— Если я берусь распутать загадку, я должен знать
мельчайшие подробности, — сказал он. — Соберитесь с мыслями.
Самая незначительная деталь может оказаться самой существенной.
Вы говорите, этот человек явился десять дней назад и заплатил
вам за квартиру и стол вперед за две недели?
— Он спросил, какие будут мои условия, сэр. Я ответила —
пятьдесят шиллингов в неделю. На верхнем этаже у меня небольшая
гостиная и спальня — обособленная квартирка.
— Дальше?
— Он сказал: "Я буду платить вам вдвое больше — пять
фунтов в неделю, если вы согласитесь на мои условия". Я женщина
небогатая, сэр, мистер Уоррен зарабатывает мало, и такие деньги
для меня большое подспорье. Он тут же достал десятифунтовый
кредитный билет. "Вы будете получать столько же каждые две
недели в течение долгого времени, если согласитесь, — сказал
он, — а нет — так я с вами никаких дел больше не имею".
— И какие же он поставил условия?
— Так вот, сэр, он хотел иметь ключ от дома. В этом
ничего удивительного нет. Жильцы нередко имеют свой ключ. А
также, чтоб его предоставили самому себе, и никогда, ни при
каких обстоятельствах не тревожили.
— Но ведь и в этом нет ничего особенного.
— Так-то оно так, сэр, да надо меру знать. А тут какая уж
мера. Он у нас десять дней, и ни я, ни мистер Уоррен, ни
служанка ни разу его не видели. Мы слышим, как он там ходит и
ходит — ночью, утром, днем, но из дому он выходил только в
первый вечер.
— О, значит, в первый вечер он выходил?
— Да, сэр, и вернулся очень поздно — мы все уже легли
спать. Он предупредил, что придет поздно, и просил не запирать
дверь на задвижку. Я слышала, как он поднимался по лестнице,
это было уже после полуночи.
— А как насчет еды?
— Он особо наказал, чтоб еду ставили на стул за его
дверью после того, как он позвонит. Когда поест, он звонит
опять, и мы забираем поднос с того же стула. А если ему надо
что-нибудь еще, он оставляет клочок бумаги, на котором написано
печатными буквами.
— Печатными буквами?
— Да, сэр, карандашом. Только одно слово и ничего больше.
Я принесла вам показать, вот: МЫЛО. А вот еще: СПИЧКА. Эту
записку — "ДЕЙЛИ ГАЗЕТТ" — он положил в первое утро. Я
оставляю ему эту газету на стуле каждое утро вместе с
завтраком.
— Вот как! — сказал Холмс, с любопытством разглядывая
клочки бумаги, протянутые ему миссис Уоррен. — Это
действительно не совсем обычно. Желание отгородиться от людей
мне понятно, но зачем печатные буквы? Писать печатными буквами
— утомительное занятие. Почему он не пишет просто? Как вы это
объясните, Уотсон?
— Он хочет скрыть свой почерк?
— Но зачем? Что ему до того, если квартирная хозяйка
получит бумажку, написанную его рукой? Впрочем, может, вы и
правы... Ну, а почему такие лаконичные записки?
— Понятия не имею.
— Это открывает перед нами интересные возможности для
умозаключений. Написано плохо отточенным, фиолетового света
карандашом весьма обычного образца. Обратите внимание, у
записки оборвали уголок после того, как она была напечатана,
недостает кусочка буквы "м" в слове "мыло". Наводит на
размышления, Уотсон, а?
— Он чего-то опасается?
— Безусловно. На бумажке, по-видимому, остался след,
отпечаток пальца или что-нибудь еще, по чему его могли бы
опознать. Так вы говорите, миссисУоррен, что человек этот
среднего роста, брюнет и носит бороду. А сколько ему лет?
— Молодой, сэр, не больше тридцати.
— На что вы еще обратили внимание?
— Он правильно говорил по-английски, сэр, и все-таки,
судя по произношению, я подумала, что он иностранец.
— И он был хорошо одет?
— Очень хорошо, сэр, настоящий джентльмен. Черный костюм
— ничего такого, что бросалось бы в глаза.
— Он не назвался?
— Нет, сэр.
— Не получал писем, и никто не навещал его?
— Нет.
— Но вы или служанка, разумеется, входите по утрам в его
комнату?
— Нет, сэр, он сам себя обслуживает.
— Неужели! Поистине удивительно. Ну, а какой у него был
багаж?
— Один большой коричневый чемодан — и только.
— М-да, не сказал бы, что у нас много данных. Так вы
говорите, что из комнаты ничего не выносили, совсем ничего?
Миссис Уоррен извлекла из сумочки конверт и вытряхнула из
него на стол две использованные спички и окурок сигареты,
— Это было нынче утром на подносе. Я принесла, так как
слышала, что даже из мелочей вы умеете делать серьезные выводы.
Холмс пожал плечами.
— Из этого никаких серьезных выводов не сделаешь.
Спичками, разумеется, зажигали сигареты, судя по тому, что
обгорел только кончик. Когда зажигают сигару или трубку,
сгорает половина спички. Э, а вот окурок действительно
представляет интерес. Вы говорите, у этого джентльмена усы и
борода?
— Да, сэр.
— Тогда не понимаю. Эту сигарету, по-моему, мог курить
только гладко выбритый человек. Ведь даже ваши скромные усы,
Уотсон, нельзя было бы не опалить.
— Мундштук? — предположил я.
— Ни в коем случае: примят кончик. А может быть, у вас в
доме живут два человека, миссис Уоррен?
— Нет, сэр. Он ест так мало, что я порой удивляюсь, как
одному-то хватает.
— Что ж, придется ждать еще материала. В конце концов вам
не на что жаловаться. Квартирную плату вы получили, и он
спокойный жилец, хотя, безусловно, не совсем обычный. Он хорошо
вам платит, а если предпочитает не показываться, то,
собственно, вас это не касается. У нас нет причин нарушать его
уединение, пока нет оснований полагать, что он скрывается от
закона. Я берусь за это дело и буду о нем помнить. Сообщите,
если произойдет что-либо новое, и рассчитывайте на мою помощь,
если она понадобится.
— В этом деле, несомненно, есть кой-какие занятные
особенности, Уотсон, — сказал он после того, как миссис Уоррен
ушла. — Оно может оказаться пустяковым — допустим, жилец
просто оригинал; возможно, однако, что оно гораздо серьезнее,
чем выглядит поначалу. Прежде всего приходит в голову, что в
комнатах миссис Уоррен живет вовсе не тот человек, который их
снимал.
— Почему вы так думаете?
— На такую мысль наводит окурок, и потом, разве не было
установлено, что жилец выходил один раз и в тот же день, как
снял квартиру? Он — или кто-то другой — возвратился, когда
никто в доме не мог его видеть. У нас нет никаких
доказательств, что вернувшийся — тот самый человек, который
уходил. Далее, человек, снявший комнаты, правильно говорил
по-английски. Этот же пишет печатными буквами и "спичка" вместо
"спичкл". По-видимому, он нашел слово в словаре, ведь словарь
дает существительное только в единственном числе. Краткость,
возможно, ему нужна, чтобы скрыть незнание английского языка.
Да, Уотсон, у нас достаточно оснований подозревать, что тут
произошла замена.
— Но с какой целью?
— Наша задача в том и заключается, чтобы это разгадать.
Один очевидный путь к разгадке у нас, пожалуй, есть. — Он
достал свой огромный альбом, куда изо дня в день вклеивал
вырезанные из лондонских газет объявления о розыске пропавших,
о месте встреч и тому подобное. — Боже мой! — воскликнул он,
листая страницы. — Какая разноголосица стонов, криков, нытья!
Какой короб необычайных происшествий! А ведь именно из этого
короба человек, изучающий необычное, может выудить самые ценные
сведения! Жилец миссис Уоррен уединился, и ему не шлют писем из
опасения, что раскроется тайна, которую так хотят сохранить.
Каким же путем сообщать ему о том, что происходит за стенами
дома? Разумеется, через газеты. По-видимому, другого способа
нет, и, по счастью для нас, мы можем ограничиться изучением
одной газеты.
Вот вырезки из "Дейли газетт" за последние две недели.
"Дама в черном боа в Конькобежном Клубе Принса" — это
пропустим. "Неужели Джимми разобьет сердце своей матери!" — и
это вряд ли имеет к нам отношение: "Если женщина, потерявшая
сознание в Брикстонском омнибусе..." — меня она не интересует.
"Душа моя тоскует по тебе..." — нытье, Уотсон, самое настоящее
нытье! А вот это подходит больше. Слушайте: "Терпение. Найду
какой-нибудь верный способ общаться. А пока этот столбец. Дж."
Напечатано через два дня после того, как жилец поселился у
миссис Уоррен. Вполне годится, верно? Таинственный незнакомец,
возможно, читает по-английски, хотя и не умеет писать.
Попытаемся снова напасть на этот след. Ну вот, так и есть —
три дня спустя. "Дело идет на лад. Терпение и благоразумие.
Тучи рассеются. Дж." Потом — ничего целую неделю. А вот нечто
более определенное. "Путь расчищается. Если найду возможность
сообщить, помни условленный код — один А, два Б и так далее.
Узнаешь вскорости. Дж." Напечатано во вчерашней газете, в
сегодняшней — ничего. Все это весьма подходит к случаю с
жильцом миссис Уоррен. Ждать недолго, Уотсон, я уверен, что
положение прояснится.
Мой друг оказался прав. Утром я застал его стоящим на
коврике перед камином, спиной к огню, с улыбкой полного
удовлетворения на лице.
— Ну, что вы теперь скажете, Уотсон! — воскликнул он и
взял со стола газету. "Высокий красный дом с белыми каменными
карнизами. Четвертый этаж. Второе окно слева. Когда стемнеет.
Дж." Это уже вполне определенно. После завтрака мы, пожалуй,
произведем небольшую разведку в окрестностях дома миссис
Уоррен... А-а, миссис Уоррен! Какие у вас новости?
Стремительность, с какой наша клиентка влетела в комнату,
говорила о том, что произошло что-то очень важное.
— С меня хватит, мистер Холмс! — вскричала она. — Надо
сообщить в полицию! Пусть укладывает чемодан и убирается. Я бы
сразу поднялась к нему и так ему и сказала бы, да подумала, что
сперва надо посоветоваться с вами. Но терпение мое кончилось,
уж если дошло до того, что избили моего старика...
— Избили мистера Уоррена?
— Ну, во всяком случае, обошлись с ним по-свински.
— Но кто с ним обошелся по-свински?
— Вот это мы и хотим узнать! Случилось это нынче утром,
сэр. Мистер Уоррен работает табельщиком у Мортона и Вейлайта на
Тоттенхем-Корт-роуд. Уходит он из дому около семи. Так вот,
нынче утром, не прошел он и десяти шагов по улице, как его
нагнали двое, накинули на голову пальто и сунули в кэб,
стоявший у обочины. Целый час они возили его, потом отворили
дверь и вышвырнули. Он лежал на мостовой, обезумев от страха,
и, конечно, ему было не до того, куда девался кэб. Когда он
встал, то увидел, что находится на Хэмстед-Хит. Он приехал
домой в омнибусе и теперь лежит на кушетке, а я сразу помчалась
сюда рассказать, что произошло.
— Чрезвычайно интересно, — сказал Холмс. — Не заметил
ли он, как выглядели эти люди, не слышал ли, о чем говорили?
— Нет, он совсем обалдел. Знает только, что подняла его
будто нечистая сила и будто нечистая сила бросила наземь. Их
было не меньше, чем двое, а может, и трое.
— И вы связываете нападение на вашего мужа с жильцом?
— А как же! Мы живем здесь пятнадцать лет, и подобного
никогда не случалось. Больше я не желаю терпеть. Деньги — это
еще не все в жизни. Я сегодня же выставлю его из своего дома.
— Подождите немного, миссис Уоррен. Не делайте ничего
наспех. Боюсь, что случай куда более серьезен, чем кажется на
первый взгляд. Теперь ясно, что вашему жильцу грозит какая-то
опасность. Столь же ясно, что в туманном утреннем свете враги,
подстерегавшие его у двери, приняли за него вашего мужа.
Обнаружив свою ошибку, они его отпустили. Мы можем лишь гадать,
как бы они поступили, если бы не ошиблись.
— Ну, а мне что делать, мистер Холмс?
— Мне было бы весьма любопытно посмотреть на вашего
жильца, миссис Уоррен.
— Ума не приложу, как это устроить, если не взломать
дверь. Когда я оставляю поднос и спускаюсь по лестнице, я
всегда слышу, как он ее отпирает.
— Ему приходится уносить поднос в комнату. Разве нельзя
где-нибудь спрятаться и последить за ним?
Хозяйка задумалась.
— Верно, сэр, Напротив есть чулан. Я могла бы поставить
туда зеркало, и если вы скроетесь за дверью...
— Великолепно! — воскликнул Холмс. — А когда у него
второй завтрак?
— Около часа, сэр.
— Значит, мы с доктором Уотсоном придем к тому времени.
Всего вам хорошего, миссис Уоррен.
В половине первого мы были уже у дома миссис Уоррен —
высокого, узкого, желтого кирпичного дома на Грейт-Орм-стрит,
неширокой улочке к северо-востоку от Британского музея. Он был
расположен поблизости от угла, и из него открывался вид на
Хау-стрит с ее более солидными строениями. Посмеиваясь, Холмс
указал на одно из них — большой многоквартирный дом, стоявший
несколько впереди других, из тех, что невольно привлекают
внимание.
— Вот оно, Уотсон! Высокий красный дом с белыми каменными
карнизами. А вот и окно, откуда будут подавать сигналы. Место
известно, известен и код; наша задача не окажется трудной. В
том окне объявление: "Сдается внаем". Следовательно, квартира
пуста и сообщник может ею пользоваться... Ну, как дела, миссис
Уоррен?
— Я все для вас подготовила. Оставьте башмаки внизу,
поднимайтесь, и я впущу вас в чулан.
Она все устроила очень удобно. Зеркало было так
поставлено, что, сидя в темноте, мы ясно видели дверь напротив.
Только мы уселись и миссис Уоррен нас покинула, как отдаленное
звяканье возвестило, что таинственный сосед позвонил. Вскоре
явилась хозяйка, поставила поднос на стул возле запертой двери
и, тяжело ступая, удалилась. Скрючившись в уголке за нашей
дверью, мы устремили взгляд на зеркало. Замерли шаги хозяйки,
туг же щелкнул ключ, повернулась дверная ручка, и две тонких
руки взяли со стула поднос. Через минуту его быстро поставили
на место, и передо мною мелькнуло прекрасное смуглое личико, с
ужасом глядевшее на чуть приоткрытую дверь чулана. Потом дверь
в комнату захлопнулась, ключ в замке повернулся снова, и все
стихло. Холмс дернул меня за рукав, и мы, крадучись, спустились
по лестнице.
— Вечером я приду опять, — сказал он выжидающе
смотревшей на него хозяйке. — По-моему, Уотсон, нам лучше
обсудить это дело у себя дома.
— Итак, мое предположение подтвердилось, — начал он,
удобно расположившись в кресле. — Произошла замена. Я только
не предугадал, Уотсон, что мы встретим женщину, и женщину
незаурядную.
— Она увидела нас.
— Она увидела что-то испугавшее ее. Это несомненно. В
общем, ход событий достаточно ясен, вы согласны с этим? Парочка
ищет убежища в Лондоне, спасаясь от нависшей над ними страшной
угрозы. Насколько серьезна угроза, можно судить по тому, что
приняты строгие меры предосторожности. Мужчина, которому
необходимо что-то совершить, желает на это время обеспечить
женщине полную безопасность. Задача нелегкая, однако он решил
ее весьма своеобразно и настолько успешно, что присутствие
женщины в доме неизвестно даже квартирной хозяйке, которая ей
носит еду. Теперь ясно, зачем нужны печатные буквы: чтобы не
видно было, что пишет женщина. Встречаться с ней мужчина не
может — он навел бы врагов на ее след. А поскольку ему нельзя
с нею видеться, он сообщал ей о себе через газету. Пока что все
понятно.
— Но что за этим кроется?
— Ах, Уотсон, вы, как всегда, практичны донельзя! Что за
всем этим кроется? Забавная проблема миссис Уоррен несколько
усложнилась и принимает все более зловещий характер. Покамест
мы можем с уверенностью сказать одно: это не банальное любовное
приключение. Вы заметили выражение лица женщины, когда ей
почудилась опасность? Мы слышали также о нападении на хозяина,
ведь его, несомненно, приняли за жильца. Все это, а также
крайняя необходимость сохранить тайну, говорит о том, что речь
идет о жизни и смерти. Далее, нападение на мистера Уоррена
показывает, что врагам, кто бы они ни были, неизвестно о замене
квартиранта-мужчины женщиной. Это весьма любопытно и запутанно,
Уотсон.
— А почему бы вам не отстраниться от этого дела? Никакой
выгоды оно вам не сулит.
— Правда, не сулит. Искусство для искусства, Уотсон. Вы
ведь тоже, когда занимались врачебной практикой, наверное,
лечили не только за плату.
— Чтобы пополнять свое образование. Холмс.
— Учиться никогда не поздно, Уотсон. Образование — это
цепь уроков, и самый серьезный приходит род конец. Наш случай
поучительный. Он не принесет ни денег, ни славы, и все же
хочется загадку распутать. С наступлением темноты мы сделаем
шаг вперед в наших изысканиях.
Когда мы снова пришли в квартиру миссис Уоррен, сумрак
лондонского вечера сгустился; унылую, однообразно серую пелену
разрывали только резко очерченные желтые квадраты окон и
расплывчатые круги газовых фонарей. Выглянув из затемненной
гостиной, мы увидели еще одно тусклое пятно света, мерцавшее
высоко во мраке.
— В той комнате кто-то ходит, — прошептал Холмс,
приблизив свое длинное напряженное лицо к стеклу. — Да, я вижу
его тень. Вот он опять. У него в руке свеча. Теперь он смотрит
в нашу сторону. Хочет убедиться, что она наблюдает за ним.
Начинает подавать сигналы. Принимайте и вы, Уотсон, чтобы мы
могли сверить наши данные. Одна вспышка, — разумеется, А. Ну,
сколько вы насчитали? Двадцать? Я тоже. Должно означать Т. AT
— вполне вразумительно! Снова Т. Это, разумеется, начало
второго слова. Получается TENTA. Кончилось. Неужели все,
Уотсон? ATTENTA — бессмысленно. Нет смысла ив том случае, если
считать за три слова — AT, TEN, ТА. Началось опять! Что же это
такое? АТТЕ — как, то же самое? Странно, Уотсон, очень
странно! И опять все сначала! AT — да ведь он повторяет уже в
третий раз. Три раза — ATTENTA. Сколько же будет еще? Нет,
кажется, кончил. Он отошел от окна. Как вы это объясните,
Уотсон?
— Зашифрованное сообщение.
Неожиданно Холмс хмыкнул, будто что-то сообразив.
— И шифр не такой уж головоломный, Уотсон. Ведь это на
итальянском! "А" в конце — обозначает, что адресовано женщине.
"Берегись! Берегись! Берегись!" Что скажете, Уотсон?
— Полагаю, что вы попали в точку.
— Несомненно. Предупреждение необычайно важное, потому и
повторено трижды. Но беречься чего? Погодите, он снова подошел
к окну.
Мы опять увидели смутный силуэт согнувшегося человека и
мелькание огонька в окне, когда сигналы возобновились. Теперь
их передавали намного быстрее, так быстро, что трудно было
уследить.
— PERICOLO — pericolo — а это что означает, Уотсон?
Опасность? Боже милостивый! Да это сигнал опасности. Опять
начал! PERI... Вот те на, что же...
Свет вдруг погас, скрылся мерцающий квадрат, и четвертый
этаж черной лентой опоясал высокое здание с его рядами
светящихся окон. Последний предостерегающий сигнал внезапно
оборван. Почему? Кем? Такая мысль возникла у нас обоих
одновременно. Холмс отскочил от окна.
— Это не шутки, Уотсон! — крикнул он. — Там происходит
какая-то дьявольщина! Почему сигналы так странно прекратились?
Надо связаться со Скотленд-Ярдом, а с другой стороны, уходить
нам нельзя — время не терпит.
— Может, мне сбегать за полицией?
— Необходимо поточнее узнать, в чем там дело. Может быть,
причина совсем безобидная. Скорее туда, Уотсон, и попытаемся
разобраться сами.
II
Когда мы быстро шли по Хау-стрит, я оглянулся на только
что покинутый нами дом. В окошке верхнего этажа маячила тень
головы — тень женщины, которая напряженно, затаив дыхание,
смотрела в ночь, ожидая возобновления сигналов.
Перед зданием на Хау-стрит, склонившись над перилами и
уткнув лицо в шарф, стоял человек в длинном пальто. Он
вздрогнул, когда свет фонаря в подъезде упал на наши лица.
— Холмс! — вскричал он.
— Да, это я, Грегсон! — отозвался мой спутник,
здороваясь с сыщиком из Скотленд-Ярда. — Влюбленные
встретились вновь. Что вас привело сюда?
— Очевидно, то же, что и вас, — сказал Грегсон, — но
каким образом вы узнали об этом деле, ума не приложу.
— Меня и вас привели разные нити одного и того же
запутанного клубка. Я принимал сигналы.
— Сигналы?
— Да, из этого окна. Они оборвались на середине. Мы
пришли выяснить, почему. Но так как дело сейчас в верных руках,
у меня нет оснований заниматься им дальше.
— Погодите! — с жаром крикнул Грегсон. — Скажу вам по
чести, мистер Холмс, с вашей поддержкой я в любом деле чувствую
себя увереннее. Этот подъезд единственный в доме. Ему от нас не
уйти.
— Кому? Кто он такой?
— Наконец-то перевес на нашей стороне, мистер Холмс.
Придется вам с этим согласиться. — Он сильно ударил своей
тростью по тротуару, после чего кучер извозчичьей кареты,
стоявшей в конце улицы, не спеша направился к нам с кнутом в
руке. — Позвольте представить вам мистера Холмса, — сказал
ему Грегсон. — А это мистер Ливертон из американского
агентства Пинкертона.
— Герой тайны Лонг-Айлендской пещеры! — воскликнул
Холмс. — Рад познакомиться с вами, сэр.
Американец, деловитый молодой человек с острыми чертами
продолговатого, гладко выбритого лица, покраснел, услышав такую
похвалу.
— То, что нам предстоит сейчас, — дело всей моей жизни,
мистер Холмс. Если мне удастся схватить Джорджано...
— Что? Джорджано из лиги "Алое кольцо"?
— О, у него уже европейская слава? Что ж, в Америке нам
все о нем известно. Мы знаем, что на его совести пятьдесят
убийств, но пока что у нас нет неопровержимых улик, и мы не
можем его арестовать. Я гнался за ним по пятам из Нью-Йорка и
неделю слежу за ним в Лондоне, выжидая случая схватить его за
шиворот. Мы с мистером Грегсоном выследили его — он в этом
большом доме, где только один подъезд, и ему от нас не
скрыться. С тех пор, как он там, вышли трое, но, клянусь, его в
их числе не было.
— Мистер Холмс говорил о сигналах, — вставил Грегсон. —
Я уверен, ему, как всегда, известны такие подробности, каких мы
не знаем.
Холмс в коротких словах разъяснил, как мы себе
представляем положение дел. Американец с досадой стиснул руки.
— Он узнал, что мы здесь!
— Почему вы так думаете?
— А разве не ясно? Он скрылся в доме и подает знаки
соучастнику — в Лондоне несколько человек из его банды. Потом,
как вы изволили заметить, когда он сообщал о грозящей
опасности, сигналы вдруг оборвались. Что же это означает, если
не то, что он увидел нас из окна или почему-то догадался,
насколько близка опасность, и решил действовать немедля, чтобы
ее избежать? Что вы предлагаете, мистер Холмс?
