ролью посредника. Они часто доверяли мне передачу писем: и я же
поторопился сообщить Мод о смерти нашего друга именно потому,
что любил ее и мне не хотелось, чтобы она была извещена
человеком чужим и бездушным. Она не хотела говорить вам, сэр, о
наших отношениях, боясь, что вы их истолкуете неправильно и не
в мою пользу. А теперь я прошу вас отпустить меня в школу, мне
хочется скорее добраться до постели.
Стэкхерст протянул ему руку.
— У всех нас нервы расшатаны, — сказал он. — Простите,
Мэрдок. Впредь мы будем относиться друг к другу с большим
доверием и пониманием.
Они ушли под руку, как добрые друзья. Инспектор остался и
молча вперил в меня свои воловьи глаза.
— Здорово сработано! — вскричал он. — Что говорить, я
читал про вас, но никогда не верил. Это же чудо!
Я покачал головой. Принять такие дифирамбы значило бы
унизить собственное достоинство.
— Вначале я проявил медлительность, непростительную
медлительность, — сказал я. — Будь тело обнаружено в воде, я
догадался бы скорее. Меня подвело полотенце. Бедному малому не
пришлось вытереться, а я из-за этого решил, что он не успел и
окунуться. Поэтому мне, конечно, не пришло в голову, что он
подвергся нападению в воде. В этом пункте я и дал маху. Ну что
ж, инспектор, мне часто приходилось подтрунивать над вашим
братом — полицией, зато теперь Cyanea capillata отомстила мне
за Скотленд-Ярд.
Перевод М. Баранович
Артур Конан-Дойль. Камень Мазарини
Доктору Уотсону было приятно снова очутиться на
Бейкер-стрит, в неприбранной комнате на втором этаже, этой
исходной точке стольких замечательных приключений. Он взглянул
на таблицы и схемы, развешанные по стенам, на прожженную
кислотой полку с химикалиями, скрипку в футляре, прислоненную к
стене в углу, ведро для угля, в котором когда-то лежали трубки
и табак, и, наконец, глаза его остановились на свежем
улыбающемся лице Билли, юного, но очень толкового и
сообразительного слуги, которому как будто удалось перекинуть
мостик через пропасть отчуждения и одиночества, окружавшую
таинственную фигуру великого сыщика.
— У вас тут все по-старому. И вы сами нисколько не
изменились. Надеюсь, то же можно сказать и о нем?
Билли с некоторым беспокойством посмотрел на закрытую
дверь спальни.
— Он, кажется, спит, — сказал он.
Стояла ясная летняя погода, и было только семь часов
вечера, однако предположение Билли не удивило доктора Уотсона:
он давно привык к необычному образу жизни своего старого друга.
— Это означает, если не ошибаюсь, что ему поручено дело,
не так ли?
— Совершенно верно, сэр. Он сейчас весь поглощен им. Я
даже опасаюсь за его здоровье. Он бледнеет и худеет с каждым
днем и ничего не ест. Миссис Хадсон его спросила: "Когда вы
изволите пообедать, мистер Холмс?" — а он ответил: "В половине
восьмого послезавтра". Вы ведь знаете, какой он бывает, когда
увлечен делом.
— Да, Билли, знаю.
— Он кого-то выслеживает. Вчера он изображал рабочего,
подыскивающего место. А сегодня нарядился старухой. И так
похоже, что я совершенно не узнал его, а уж я бы, кажется,
должен знать его приемы.
Усмехнувшись, Билли указал на необыкновенно потрепанный
зонтик, прислоненный к дивану.
— Это одна из принадлежностей костюма старухи.
— Но какое у него на этот раз дело, Билли?
Билли понизил голос, словно речь шла о великой
государственной тайне.
— Вам я, конечно, скажу, сэр. Но, кроме вас, этого никто
не должен знать. Это то самое дело о бриллианте короны.
— Вы говорите о похищении камня в сто тысяч фунтов?
— Да, сэр. Они должны разыскать его во что бы то ни
стало. И премьер-министр и министр внутренних дел были у нас и
сидели вот на этом самом диване. Мистер Холмс был очень любезен
с ними. Он совсем не важничал и пообещал сделать все, что
только можно. И потом еще лорд Кантлмир...
— Вот как?
— Да, сэр, вы понимаете, что это значит. Он, если только
можно так выразиться, ужасно заносчивый. Я могу иметь дело с
премьер-министром и ничего не имею против министра внутренних
дел — он производит впечатление воспитанного и любезного
человека, — но этого лорда я совершенно не выношу. И мистер
Холмс тоже. Дело в том, что он не верит в мистера Холмса и
возражал против того, чтобы ему поручили дело. Мне кажется, он
был бы даже рад, если бы мистер Холмс с ним не справился.
— И мистер Холмс это знает?
— Не было еще такого случая, чтобы мистер Холмс
чего-нибудь не знал.
— Ну, я очень надеюсь, что он справится и лорд Кантлмир
будет посрамлен. Послушайте, Билли, зачем эта занавеска на
окне?
— Мистер Холмс повесил ее три дня тому назад. У нас там
есть кое-что любопытное. — Билли подошел и отдернул занавесь,
отделявшую комнату от оконной ниши.
Доктор Уотсон невольно вскрикнул от удивления. Перед ним в
глубоком кресле сидела точная копия его старого друга, и халат
и все остальное были в точности как у Холмса, лицо, на три
четверти обращенное к окну, было слегка наклонено вниз, словно
над невидимой книгой. Билли снял голову с туловища и подержал
ее в руках.
— Мы придаем ей различные положения, чтобы было больше
похоже на живого человека. Если бы штора не была спущена, я бы,
конечно, не решился ее трогать. Когда штора не задернута, ее
видно с той стороны улицы.
— Однажды у нас уже было что-то в этом роде.
— Меня тогда еще здесь не было, — сказал Билли. Он
раздвинул шторы и выглянул на улицу. — За нами из того дома
ведут наблюдение. Вон в окне человек, хотите посмотреть?
Уотсон сделал шаг вперед, но в это время дверь спальни
отворилась, и оттуда появилась худая и длинная фигура Холмса;
лицо его осунулось и побледнело, но держался он, как всегда,
бодро. Одним прыжком он очутился у окна и поправил штору.
— Довольно, Билли, — сказал он, — вы рисковали жизнью,
а как раз сейчас вы мне очень нужны. Рад вас видеть, Уотсон, в
вашей старой квартире. Вы явились в критическую минуту.
— Я это чувствую.
— Можете идти, Билли. Не знаю, как быть с этим мальчиком.
Насколько я вправе подвергать его опасности.
— Какой опасности, Холмс?
— Опасности внезапной смерти. Я не удивлюсь, если сегодня
вечером что-нибудь произойдет.
— Но что именно?
— Например, меня убьют.
— Не может быть, Холмс, вы шутите!
— Даже при моем отсутствии юмора я мог бы придумать
лучшую шутку. Но пока что мы можем наслаждаться жизнью, верно?
Спиртные напитки вам не противопоказаны? Сифон и сигары на
прежнем месте. Надеюсь, вы еще не презираете мой жалкий табак и
трубку? В эти дни они должны заменить мне еду.
— Но почему вы отказываетесь от еды?
— Потому что голод обостряет умственные способности. Мой
дорогой Уотсон, вы, как врач, должны согласиться, что при
пищеварении мозг теряет ровно столько крови, сколько ее
требуется для работы желудка. Я сейчас один сплошной мозг. Все
остальное — не более чем придаток. Поэтому я прежде всего
должен считаться с мозгом.
— Но вы говорили о какой-то опасности, Холмс?
— Ах да, на всякий случай вам, пожалуй, не мешает
обременить свою память адресом и именем убийцы. Вы сможете
передать эти сведения в Скотленд-Ярд в виде прощального привета
от преданного Холмса, Его зовут Сильвиус, граф Негретто
Сильвиус. Запишите: Мурсайд-Гарденс, 136, Норд-Вест. Готово?
Честное лицо Уотсона нервно подергивалось. Ему было
слишком хорошо известно, что Холмс никогда не останавливался ни
перед какой опасностью и скорее склонен был недооценивать ее,
чем преувеличивать. Уотсон не привык тратить время даром и
решительно поднялся.
— Можете располагать мной, Холмс, в ближайшие дни я
совершенно свободен.
— В моральном отношении вы нисколько не изменились к
лучшему, Уотсон. Ко всем вашим старым порокам добавился еще
один — вы научились лгать. Весь ваш вид говорит о том, что вы
загруженный работой врач, которого осаждают больные.
— Среди них ни одного сколько-нибудь серьезного. Но разве
вы не можете арестоватъ этого человека?
— Конечно, могу, Уотсон, поэтому-то он так и беспокоится.
— Так в чем же дело?
— Дело в том, что я не знаю, где бриллиант.
— Ах да, Билли рассказывал — бриллиант короны.
— Вот именно, огромный желтый камень Мазарини. Я
расставил сети, и рыбка уже попалась, но я еще не получил
камня. Какой мне толк забирать грабителей? Разумеется, мир
станет лучше, если всех их посадить за решетку. Но у меня
другая цель — мне нужен камень.
— Так, значит, граф Сильвиус — одна из попавшихся рыбок?
— Да, и при этом акула, которая кусается. Другой — Сэм
Мертон, боксер. Сэм — неплохой парень, но граф использует его
для своих целей. Он не акула, а всего только глупый
большеголовый пескарь. Но все равно он тоже бьется в моих
сетях.
— А где этот граф Сильвиус?
— Я сегодня все утро провел у него под самым носом. Вы
ведь видели меня в роли старухи. Но так удачно, как в этот раз,
у меня еще никогда не получалось. Граф даже поднял мой зонтик
со словами "Позвольте мне, сударыня", он ведь наполовину
итальянец и, как истинный южанин, умеет быть чрезвычайно
любезным, если только он в духе, но если не в духе, — это
сущий дьявол. Как видите, Уотсон, в жизни случаются
прелюбопытные вещи.
— Но это могло кончиться трагически.
— Не спорю. Я шел за ним до мастерской старого Штраубензе
на Майнорис. Ему там изготовили духовое ружье — великолепная
штука, и, если не ошиблось, сейчас она находится в окне
напротив. Вы видели манекен? Ах да, Билли вам показывал. В
любой момент в эту прекрасную голову может угодить пуля. В чем
дело, Билли?
Билли вошел с карточкой на подносе. Холмс взглянул на
карточку; брови его поднялись, и на губах появилась усмешка.
— Он решил пожаловать сюда собственной персоной. Этого я
не ожидал. Надо хватать быка за рога, Уотсон. Этот человек
способен на все. Вы ведь, наверное, слышали, что граф —
знаменитый охотник на крупного зверя. Если ему удастся
заполучить в свой ягдташ и меня. Это будет достойным и
блестящим завершением его спортивной карьеры. Он, конечно,
чувствует, что я вот-вот его настигну,
— Пошлите за полицией.
— Вероятно, я так и сделаю, но не сейчас. Поглядите
хорошенько, Уотсон, нет ли кого на улице.
Уотсон осторожно выглянул из-за шторы.
— Какой-то верзила стоит около двери.
— Ну так это Сэм Мертон, преданный, но не слишком далекий
Сэм. Где же этот джентльмен, Билли?
— В приемной, сэр.
— Когда я позвоню, впустите его.
— Слушаюсь, сэр.
— Если меня не будет в комнате, все равно впустите его.
— Слушаюсь, сэр.
Уотсон подождал, когда закроется дверь, и затем с
горячностью обратился к своему собеседнику:
— Послушайте, Холмс, это просто невозможно. Это же
отчаянный человек, он ни перед чем не остановится. Может быть,
он пришел сюда, чтобы убить вас.
— Что же, я нисколько не удивлюсь.
— В таком случае, я останусь с вами.
— Ваше присутствие может очень помешать.
— Ему?
— Нет, мой дорогой, мне.
— И все-таки я не могу оставить вас одного.
— Нет, Уотсон, вы можете и должны это сделать, вы еще
никогда не выходили из игры. Я уверен, что и на этот раз вы
доведете ее до конца. Этот человек явился сюда ради своих
целей, но, возможно, он останется здесь ради моих. — Холмс
вытащил записную книжку и написал несколько строк. — Поезжайте
в Скотленд-Ярд и передайте эту записку Югелу из отдела
уголовного розыска. Возвращайтесь обратно с полицией, и тогда
графа можно будет арестовать.
— Я охотно помогу вам в этом.
— Надеюсь, до вашего возвращения у меня как раз хватит
времени, чтобы выяснить, где камень.
Холмс позвонил.
— Пожалуй, нам лучше выйти через спальню. Чрезвычайно
удобно иметь второй выход. Я предпочитаю поглядеть на свою
акулу так, чтобы она меня не видела, и, вы ведь знаете, для
таких случаев у меня кое-что придумано.
Таким образом, когда через минуту Билли впустил Сильвиуса,
в комнате никого не было. Знаменитый стрелок, спортсмен и франт
был крупный смуглый мужчина, его огромные черные усы прикрывали
тонкий жестокий рот, над которым нависал длинный крючковатый
нос, напоминавший орлиный клюв. Он был хорошо одет, но его
яркий галстук, сверкающая булавка и блестящие кольца слишком
резко бросались в глаза. Когда дверь за ним затворилась, он
свирепо и вместе с тем испуганно огляделся, словно ожидая на
каждом шагу ловушки. Вдруг он резко вздрогнул, заметив у окна
безмятежно склоненную голову и воротник халата, видневшийся
из-за спинки кресла. Сначала на его лице выразилось полнейшее
изумление. Затем черные глаза убийцы радостно сверкнули. Он еще
раз осмотрелся кругом, чтобы убедиться, что его никто не видит,
и затем, приподняв свою тяжелую палку, подкрался на цыпочках к
молчаливой фигуре. Он уже присел, чтобы сделать последний
прыжок и нанести удар, как вдруг из открывшейся двери спальни
его остановил спокойный и насмешливый голос Холмса:
— Смотрите, не разбейте ее, граф!
Убийца отступил назад, его перекошенное лицо выражало
изумление. Он снова приподнял опущенную было трость, словно
желая перенести свою ярость с изображения на оригинал, но в
твердом взгляде серых глаз и насмешливой улыбке Холмса было
что-то, заставившее его руку снова опуститься.
— Прелестная вещица! Работа французского мастера
Тавернье. Он так же ловко делает восковые фигуры, как ваш
приятель Штраубензе — духовые ружья.
— Духовые ружья? Не понимаю, сэр, что вы хотите этим
сказать.
— Положите шляпу и трость на столик. Вот так, благодарю
вас. И, пожалуйста, присядьте. Быть может, вы заодно вытащите и
свой пистолет? Впрочем, если вы предпочитаете сидеть на нем, я
не возражаю. Вы пришли очень кстати, мне необходимо с вами
поговорить.
Граф угрожающе нахмурил свои густые брови.
— Я тоже хотел сказать вам пару слов, Холмс. Поэтому я и
пришел. Не стану отрицать — я только что собирался размозжить
вам голову.
Холмс присел на краешек стола.
— Я так и понял, что вам взбрело на ум нечто подобное. Но
почему я заслужил такое внимание с вашей стороны?
— А потому, что вы слишком много себе позволяете, мне это
начинает действовать на нервы. Потому что вы рассылаете своих
приспешников следить за мной.
— Я никого не посылал, даю вам честное слово.
— Не говорите глупостей. Я видел, что за мной следят. Но
мы еще посмотрим, кто кого, Холмс.
— Разумеется, это мелочь, граф Сильвиус, но я попросил бы
вас обращаться ко мне, соблюдая правила вежливости. Вы
понимаете, что по роду своей деятельности мне пришлось бы быть
на ты с доброй половиной преступников, и согласитесь, что я не
могу делать ни для кого исключения, дабы не вводить в соблазн
других.
— Ладно, пусть будет мистер Холмс.
— Прекрасно! Однако, уверяю вас, вы ошибаетесь,
утверждая, будто бы я пользуюсь агентами.
Граф Сильвиус презрительно рассмеялся.
— Не думайте, что я глупее вас и ничего не замечаю. Вчера
это был какой-то спортсмен. Сегодня — старуха. Они ни на
минуту не выпускали меня из виду.
— Вы мне льстите, сэр. Старый барон Даусон за день до
того, как его повесили, сказал, что театр потерял в моем лице
ровно столько же, сколько выиграло правосудие. А сегодня вы
расхваливаете меня за мои маленькие перевоплощения.
— Так это... Так это были вы?
Холмс пожал плечами.
— Вон в углу стоит зонтик, который вы, еще ничего не
подозревая, так вежливо вручили мне.
— Если бы я знал, вы бы никогда...
— Я бы никогда не увидел этого скромного жилища, хотите
вы сказать? Я это хорошо понимал. Всем нам свойственны промахи,
о которых мы потом сожалеем. Но так или иначе вы меня Не
узнали, и вот я сижу перед вами.
Нахмуренные брови графа, из-под которых угрожающе блестели
глаза, сдвинулись еще плотнее.
— Что ж, тем хуже. Значит, это не ваши агенты, а вы сами
скоморошничаете и суете нос не в свое дело. Вы сами сознаетесь,
что следили за мной. Зачем?
— Полноте, граф, вы ведь когда-то охотились на львов в
Алжире.
— Ну так что?
— Позвольте вас спросить: зачем?
— Зачем? Ради спорта, ради сильных ощущений, ради риска.
— И, кроме того, вы хотели очистить страну от хищников?
— Совершенно верно.
— Теперь вам понятна моя цель?
Граф вскочил, и его рука невольно потянулась к заднему
карману.
— Сядьте, сядьте, граф. У меня, кроме этого, есть еще и
другая, более конкретная цель. Мне нужен желтый бриллиант!
3лов.еще улыбаясь, граф Сильвиус снова опустился на стул.
— Вот как, — произнес он.
— Вы отлично знали, что ради этого я следил за вами, и вы
только затем и явились сюда сегодня, чтобы выяснить, много ли
мне известно и насколько необходимо меня устранить. Можете мне
поверить, что с вашей точки зрения это абсолютно необходимо,
так как я знаю все, за исключением одного факта, но я
рассчитываю узнать о нем от вас.
— Неужели? Интересно, что же это за факт, которого вы не
знаете.
— Где находится бриллиант сейчас?
Граф хитро взглянул на собеседника.
— И только-то? Но, черт возьми, как я могу вам это
сказать?
— Можете, и вы это сделаете.
— Вы думаете?
— Граф Сильвиус, вам не удастся меня запугать.
Глаза Холмса, устремленные на Сильвиуса, сузились и
угрожающе сверкнули, как стальные острия.
— Я вижу вас насквозь, как будто вы стеклянный.
— В таком случае, вы видите, где бриллиант.
Холмс радостно хлопнул в ладоши и затем выразительно
поднял палец.
— Итак, вы знаете, где он, вы это сами признали.
— Ничего я не признавал.
— Послушайте, граф, если вы будете благоразумны, мы
сможем заключить сделку, а иначе вам не поздоровится.
Граф Сильвиус вперил взор в потолок.
— Кто же кого запугивает — вы меня или я вас?
Холмс посмотрел на него в раздумье, словно гроссмейстер,
собирающийся сделать решающий ход. Затем он выдвинул ящик стола
и достал оттуда толстый блокнот.
— Знаете, что у меня в этой книжечке?
— Понятия не имею, сэр.
— Вы.
— Я?
— Да, сэр, вы! Вы тут весь — каждый шаг вашей гнусной и
преступной жизни.
— Подите вы к черту, Холмс! — вскочил граф, сверкнув
глазами. — Не выводите меня из терпения.
— Тут все записано, граф. Все, что касается смерти старой
миссис Гаролд, оставившей вам свое владение в Блимере, которое
вы так поспешно проиграли.
— Что за чушь!
— И вся история мисс Минни Уоррендер.
— Бросьте! Вы ничего из этого не выжмете.
— И много еще чего, граф. Ограбление в экспрессе по пути
на Ривьеру 13 февраля 1892 года. И подделка чека Лионского
банка в том же году.
— Ну уж тут вы ошиблись.
— Значит, я не ошибся во всем остальном. Послушайте,
граф, вы ведь играете в карты. Какой смысл продолжать игру,
если вы знаете, что у противника все козыри?
— Какое отношение имеет вся эта болтовня к драгоценному
камню?
— Терпение, граф. Умерьте свою любознательность!
Позвольте уж мне изложить дело со свойственной мне дотошностью.
Все это улики против вас. Но, помимо этого, у меня есть еще
неоспоримые улики по делу о бриллианте и против вас и против
вашего телохранителя.
— Какие же это улики?
— Во-первых, показания кэбмена, с которым вы ехали на
Уайт-холл, и кэбмена, который вез вас обратно. Во-вторых,
показания швейцара, видевшего вас около витрины. И, наконец, у
меня есть показания Айки Сандерса, который отказался распилить
вам камень. Айки донес на вас, так что игра сыграна.
Вены вздулись на лбу у графа. Стараясь подавить волнение,
он судорожно сжимал смуглые волосатые руки. Он попробовал
заговорить, но язык не слушался его.
— Вот мои карты. Я все их выложил перед вами. Но одной
карты не хватает. Не хватает короля бриллиантов. Я не знаю, где
камень.
— И никогда не узнаете.
— Вы так думаете? Ну будьте же благоразумны, граф.
Взвесьте все обстоятельства. Вас посадят на двадцать лет. Так
же, как и Сэма Мертона. Какой вам прок от камня? Ровно
никакого. Но если вы его вернете, я вам обещаю, что дело не
дойдет до суда. Ни вы, ни Сэм нам не нужны. Нам нужен камень.
Отдайте его, и, если вы будете хорошо себя веста, я гарантирую
вам свободу. Но если вы опять попадетесь, то это будет уже
конец. А пока что мне поручено раздобыть камень, а не вас.
— А если я не согласен?
— Ну что ж, тогда придется взять вас, а не камень.
Холмс позвонил, и вошел Билли.
— Я полагаю, граф, что неплохо было бы пригласить на это
совещание и вашего приятеля Сэма. Он как-никак тоже
заинтересованная сторона. Билли, на улице, у подъезда, вы
увидите огромного безобразного джентльмена. Попросите его
подняться сюда.
— А если он откажется, сэр?
— Никакого насилия, Билли. Не обращайтесь с ним грубо.
Если вы скажете, что его зовет граф Сильвиус, он непременно
придет.
— Что вы собираетесь делать? — спросил граф, как только
Билли вышел.
— Я только что говорил своему другу Уотсону, что в мою
сеть попались акула и пескарь. Сейчас я тяну сеть, и обе рыбы
показались из воды.
Граф поднялся со стула, держа руку за спиной. Холмс
опустил руку в карман халата.
— Вам не суждено умереть в своей постели, Холмс.
— Да, я уже не однажды об этом думал. Но разве это так уж
важно? Похоже, что и вы, граф, примете смерть не в
горизонтальном, а в вертикальном положении. Впрочем, все эти
мрачные прогнозы только портят настроение. Не лучше ли беспечно
наслаждаться сегодняшним днем?
Темные враждебные глаза короля преступного мира внезапно
вспыхнули, как у настоящего хищника. Вся фигура Холмса выражала
напряжение и готовность в любой момент отразить удар; казалось,
что от этого он сделался еще выше.
— Не стоит нащупывать револьвер, мой друг, — спокойно
произнес он. — Вы очень хорошо знаете, что не осмелитесь
пустить его в ход, даже если бы я дал вам время его вытащить. С
этими револьверами не оберешься хлопот. От них так много шума,
граф. Лучше уж пользоваться духовыми ружьями. А, я, кажется,
слышу легкую поступь вашего достойного компаньона. Добрый день,
мистер Мертон! Скучновато дожидаться на улице, не правда ли?
Премированный боксер, грузный молодой человек с глупым,
упрямым и грубо обтесанным лицом неловко остановился в дверях,
растерянно озираясь по сторонам. Любезный тон Холмса озадачил
его, и, хотя Сэм смутно почувствовал в нем враждебность, он не
знал, как себя вести. Он повернулся к своему более
проницательному товарищу.
— Что тут происходит, граф? Чего ему надо? В чем дело? —
Голос его звучал глухо и хрипло.
Граф пожал плечами. Вместо него Сэму ответил Холмс:
— Если говорить кратко, мистер Мертон, ваше дело
проиграно.
Боксер продолжал обращаться к своему сообщнику:
— Шутит он, что ли? Так мне сейчас не до шуток.
— Это вполне понятно, — сказал Холмс. — И уверяю вас,
что через час-другой вы будете настроены еще менее шутливо. Вот
что, граф Сильвиус. Я человек занятой и не могу попусту тратить
время. Сейчас я пройду в спальню. Прошу вас не стесняться в мое
отсутствие. Без меня вам будет удобнее объяснить своему другу,
как обстоит дело. Тем временем я сыграю на скрипке баркаролу из
"Сказок Гофмана". Через пять минут я вернусь за окончательным
ответом. Надеюсь, вы достаточно ясно уразумели, что вам
приходится выбирать одно из двух: или мы заберем вас или
камень.
Холмс удалился, прихватив с собой стоявшую в углу скрипку.
Минуту спустя из-за закрытой двери спальни послышались
протяжные, жалобные звуки этой самой запоминающейся из мелодий.
— Так в чем дело? — спросил Мертон, когда его приятель
повернулся к нему. — Он что, знает про камень?
— Будь он проклят, он знает слишком много, а может быть,
и все.
— Черт! — Желтоватое лицо боксера слегка побледнело.
— Нас выдал Айки Сандерс.
— Айки? Ну, погоди, я ему сверну шею, хоть бы меня за это
повесили.
— Нам от этого легче не станет. Надо решить, что делать.
— Обожди, — сказал боксер, подозрительно глядя на дверь
спальни. — С этой хитрой лисицей надо держать ухо востро. Он
не подслушивает?
— Как он может подслушивать, когда он играет?
— Это верно. А нет ли кого за занавеской? Слишком уж
много тут занавесок.
Боксер стал осматриваться и вдруг в первый раз заметил у
окна манекен; в немом удивлении он уставился на него, не в
силах произнести ни слова.
— Это восковая кукла, и больше ничего, — объяснил граф.
— Подделка, да? А здорово, мадам Тюссо, небось, такое и
не снилось. Прямо как живой, и халат и все остальное. Но черт
бы побрал эти занавески, граф!
— Шут с ними, с занавесками, мы только зря тратим время,
а у нас его не так уж много. Он может арестовать нас из-за
этого камня.
— Черта с два!
— Но если мы скажем, где камень, он нас отпустит.
— Еще чего! Отказаться от камня в сто тысяч фунтов?
— Другого выхода нет.
Мертон почесал коротко остриженную голову.
— Послушай, он ведь тут один. Пристукнуть его, и все.
Если мы его прикончим, нам нечего будет бояться.
Граф покачал головой.
— У него есть оружие, и он начеку. Если мы его застрелим,
нам вряд ли удается отсюда выбраться. К тому же он наверняка
успел сообщить свои сведения полиции. Постой-ка! Что это?
Они услышали слабый звук, который, казалось, доносился со
стороны окна. Оба вскочили, но все было тихо. Если не считать
странной фигуры в кресле, в комнате, кроме них, никого не было.
— Это на улице, — сказал Мертон. — Ну так слушай, шеф,
у тебя есть голова на плечах. Надо что-то придумать. Раз нельзя
пустить в ход кулаки, тогда твое дело решать, как быть.
— Я еще и не таких обманывал, — отвечал граф. —
Камень-то у меня с собой. В потайном кармане. Я бы ни за что не
решился оставить его где-нибудь. Сегодня ночью его можно будет
переправить в Амстердам, а там до воскресенья его успеют
распилить на четыре части. Он ничего не знает о Ван Седдаре.
— Я думал, Ван Седдар поедет на той неделе.
— Он должен был ехать на той неделе, но теперь ему
придется отправиться со следующим же пароходом. Кому-нибудь из
нас надо проскользнуть с камнем на Лайм-стрит и предупредить
его.
— Второе дно еще не готово.
— Ничего не поделаешь. Придется рискнуть и везти прямо
так. Нельзя терять ни минуты.
И снова, как охотник, привыкший быть настороже, он
замолчал и пристально посмотрел на окно. Да, этот слабый звук,
несомненно, донесся с улицы.
— А Холмса ничего не стоит провести. Этот идиот, чтоб ему
было неладно, сказал, что он нас не тронет, если получит
камень. Ну, так мы пообещаем ему камень. Наведем его на ложный
след, а пока он догадается, в чем дело, камень будет уже в
Голландии, а мы сами — за границей.
— Вот это здорово! — довольно ухмыльнулся Сэм Мертон.
— Ты пойдешь к голландцу и скажешь, чтобы он
поторапливался. А я возьму на себя этого простака и постараюсь
заговорить ему зубы. Я скажу ему, что камень в Ливерпуле. Черт
бы побрал эту музыку, она мне действует на нервы! Пока Холмс
выяснит, что в Ливерпуле его нет, камушек будет поделен на
четыре часта, а мы будем в открытом море. Поди сюда, а то тебя
видно через замочную скважину. Вот он, камушек-то.
— Как ты не боишься носить его с собой?
— Это — самое надежное. Если уж мы ухитрились стащить
его с Уайтхолл, из моей квартиры его всякий унесет.
— Дай-ка поглядеть.
Граф Сильвиус, не обращая внимания на протянутую грязную
руку, бросил не слишком одобрительный взгляд на своего
сообщника.
— Уж не думаешь ли ты, что я собираюсь тебя охмурить? Так
вот, имейте в виду, граф, мне начинают надоедать ваши штучки.
— Ну ладно, ладно, Сэм, не обижайся. Нам нельзя сейчас
ссориться. Если хочешь как следует разглядеть эту красоту,
подойди сюда, к окну. На, держи поближе к свету.
— Благодарю вас.
В мгновение ока Холмс спрыгнул с кресла, на котором раньше
сидел манекен, и схватил бриллиант. В одной руке он зажал
камень, а другой держал пистолет и целился в голову графа. В
полном замешательстве оба мошенника отступили назад. Прежде чем
они успели опомниться, Холмс нажал кнопку электрического
звонка.
— Не вздумайте сопротивляться! Джентльмены, умоляю вас,
поберегите мебель! Вам должно быть ясно, что ваше положение
безнадежно. Полиция ждет внизу.
Граф был так ошеломлен, что злоба и страх отступили в эту
минуту на второй план.
— Но, черт возьми, каким образом? — прохрипел он.
— Ваше удивление вполне естественно. Вы не знаете, что за
