злобой, и убедился, что это действительно тот человек, которого
я видел на фотографии.
Но не на пленника устремил Холмс все свое внимание. Он
самым тщательным образом исследовал то, что наш пленник вынес
из дома. Это был разбитый вдребезги бюст Наполеона, совершенно
такой же, как тот, что мы видели сегодня поутру. Холмс
поочередно подносил к свету каждый осколок, не пропустив ни
одного, но все они нисколько не отличались от любых других
обломков гипса. Едва он успел закончить свое исследование, как
дверь отворилась и перед нами предстал хозяин дома —
добродушный полный мужчина в рубашке и брюках.
— Мистер Джосайа Браун, если не ошибаюсь? — сказал
Холмс.
— Да, сэр. А вы, без сомнения, мистер Шерлок Холмс?
Посыльный принес мне вашу записку, и я поступил так, как вы мне
посоветовали. Мы закрыли все двери и ждали, что произойдет. Рад
видеть, что негодяй не ушел от вас. Пожалуйте, джентльмены, в
дом, выпейте на дорогу.
Но Лестрейду хотелось поскорее доставить пленника в
надежное убежище, и через несколько минут наш кэб уже вез нас
четверых в Лондон. Пленник не произнес ни слова; он злобно
глядел на нас из-под шапки курчавых волос.
В полицейском участке его тщательно обыскали, но не нашли
ничего, кроме нескольких шиллингов и длинного кинжала, на
рукояти которого были обнаружены следы крови.
— Все в порядке,— сказал Лестрейд, прощаясь с нами.—
Хилл знает этих людей и без труда установит его личность.
Увидите, моя версия подтвердится полностью. Однако я очень
благодарен вам, мистер Холмс, за то, что вы с таким мастерством
устроили преступнику ловушку. Я до сих пор не совсем понимаю,
как вам пришло это в голову.
— Боюсь, в такой поздний час не стоит заниматься
разъяснениями, — сказал Холмс. — Кроме того, некоторые
подробности еще не вполне установлены, а это дело — одно из
тех, которые необходимо доводить до конца. Если вы заглянете ко
мне завтра в шесть, я докажу вам, что даже сейчас мы еще не
вполне понимаем подлинное значение этого своеобразного дела.
Посетив нас на следующий вечер, Лестреид сообщил нам все,
что удалось установить о личности арестованного. Фамилия его
неизвестна, а зовут его Беппо. Это самый отчаянный головорез во
всем итальянском квартале. Когда-то он был искусным
скульптором, но потом сбился с пути и дважды побывал в тюрьме:
один раз — за мелкое воровство, другой раз — за нанесение
раны своему земляку. По-английски говорит он превосходно. До
сих пор не выяснено, ради чего он разбивал бюсты, и он упорно
отказывается отвечать на вопросы об этом. Но полиции удалось
установить, что он сам умеет изготовлять бюсты и что он
изготовлял их, работая в мастерской Гельдера и компании.
Все эти сведения, большая часть которых была нам уже
известна. Холмс выслушал с вежливым вниманием, но я, знающий
его хорошо, заметил, что мысли его заняты чем-то другим, и
сквозь маску, которую он надел на себя, ясно увидел, что он
чего-то ждет и о чем-то тревожится. Наконец он вскочил со
стула, глаза у него заблестели. Раздался звонок. Через минуту
мы услышали шаги, и в комнату вошел пожилой краснолицый человек
с седыми бакенбардами. В правой руке он держал старомодный
чемоданчик. Войдя, он поставил его на стол.
— Можно видеть мистера Шерлока Холмса?
Мой друг поклонился, и на лице его показалась улыбка.
— Мистер Сэндфорд из Рединга, если не ошибаюсь? — сказал
он.
— Да, сэр. Я, кажется, немного запоздал, но расписание
поездов составлено так неудобно... Вы писали мне об имеющемся у
меня бюсте.
— Совершенно верно.
— Я захватил с собой ваше письмо. Вы пишете: "Желая
приобрести слепок с бюста Наполеона работы Девина, я готов
заплатить десять фунтов за тот слепок, который принадлежит
вам". Так ли это?
— Именно так.
— Ваше письмо меня очень удивило, потому что я не мог
догадаться, каким образом вы узнали, что у меня есть этот бюст.
— А между тем все это объясняется очень просто. Мистер
Хардинг, владелец торгового дома "Братья Хардинг", сказал мне,
что продал вам последнюю копию этого бюста, и сообщил мне ваш
адрес.
— Понимаю. А он сказал вам, сколько я заплатил ему за
этот бюст?
— Нет, не говорил.
— Я человек честный, хотя и не слишком богатый. Я
заплатил за этот бюст только пятнадцать шиллингов, и я хочу
поставить вас об этом в известность, прежде чем получу от вас
десять фунтов.
— Такая щепетильность делает вам честь, мистер Сэндфорд.
Но я сам назвал эту цену и не намерен от нее отказываться.
— Это очень благородно с вашей стороны, мистер Холмс. Я,
согласно вашей просьбе, захватил бюст с собой. Вот он.
Он раскрыл чемодан, и наконец мы увидели у себя на столе в
совершенно исправном состоянии тот бюст, который до сих пор нам
удавалось видеть только в осколках.
Холмс вынул из кармана листок бумаги и положил на стол
десятифунтовый кредитный билет.
— Будьте любезны, мистер Сэндфорд, подпишите эту бумагу в
присутствии вот этих свидетелей. Здесь сказано, что вы
уступаете мне все права, вытекающие из владения этим бюстом. Я,
как видите, человек предусмотрительный. Никогда нельзя знать
заранее, как впоследствии обернутся обстоятельства... Благодарю
вас, мистер Сэндфорд. Вот ваши деньги. Желаю вам всего
хорошего.
Когда наш посетитель удалился, Шерлок Холмс снова удивил
нас. Он начал с того, что достал из комода чистую белую
скатерть и накрыл ею стол. Потом он поставил только что
купленный бюст на самую середину скатерти. Затем он поднял свой
охотничий хлыст и тяжелой его рукоятью стукнул Наполеона по
макушке. Бюст разлетелся на куски, и Холмс самым тщательным
образом оглядел каждый кусок. Наконец с победным криком он
протянул нам осколок, в котором находилось что-то круглое,
темное, похожее на изюминку, запеченную в пудинге.
— Джентльмены! — воскликнул он. — Разрешите представить
вам знаменитую черную жемчужину Борджиев!1Мы с Лестрейдом
молчали; затем, охваченные внезапным порывом, начали
аплодировать, как аплодируют в театре удачной развязке драмы.
Бледные щеки Холмса порозовели, и он поклонился нам, как
кланяется драматург, вызванными на сцену рукоплесканиями
зрителей.— Да, джентльмены, — сказал он, — это самая
знаменитая жемчужина во всем мире, и, к счастью, мне путем
размышлений удалось проследить ее судьбу от спальни князя
Колонны в гостинице "Дакр", где она пропала, до внутренностей
последнего из шести бюстов Наполеона, изготовленных в
мастерской Хелдера и компании, в Степни.
Вы, конечно, помните, Лестрейд, сенсационное исчезновение
этого драгоценного камня и безуспешные попытки лондонской
полиции найти его. Полиция обращалась за помощью даже ко мне,
но и я был бессилен помочь. Подозрения пали на горничную
княгини, родом итальянку. Всем было известно, что у этой
горничной есть в Лондоне брат, но никаких связей между ними
установить не удалось. Горничную звали Лукреция Венуччи, и я не
сомневаюсь, что Пьетро, которого убили двое суток назад, был ее
братом. Я просмотрел старые газеты и обнаружил, что
исчезновение жемчужины произошло за два дня до ареста Беппо. А
Беппо был арестован в мастерской Хелдера и компании как раз в
то время, когда там изготовлялись эти бюсты.
Теперь вам ясна последовательность событий. Жемчужина была
у Беппо. Возможно, он украл ее у Пьетро; возможно, он был сам
соучастником Пьетро; возможно, он был посредником между Пьетро
и его сестрой. В сущности, для нас не важно, которое из этих
предположений правильное. Для нас важно, что жемчужина у него
была как раз в то время, когда за ним погналась полиция.
Он вбежал в мастерскую, где работал. Он знал, что у него
есть всего несколько минут для того, чтобы спрятать необычайной
ценности добычу, которую непременно найдут, если станут его
обыскивать. Шесть гипсовых бюстов Наполеона сохли в коридоре.
Один из них был еще совсем мягкий. Беппо, искусный работник,
мгновенно проделал отверстие во влажном гипсе, сунул туда
жемчужину и несколькими мазками придал бюсту прежний вид. Это
было превосходное хранилище, найти там жемчужинy невозможно. Но
Беппо приговорили к году тюремного заключения, а тем временем
все шесть бюстов были проданы в разные концы Лондона. Он не мог
знать, в котором из них находится его сокровище. Только разбив
все бюсты, он мог найти жемчужину.
Однако Беппо не отчаивался. Он принялся за поиски
вдохновенно и последовательно. С помощью двоюродного брата,
работавшего у Хелдера, он узнал, каким фирмам были проданы эти
бюсты. Ему посчастливилось получить работу у Морза Хэдсона, и
он выследил три бюста. В этих трех жемчужины не оказалось. С
помощью своих сородичей он разведал, кому были проданы
остальные три бюста. Первый из них находился у Харкера. Тут
Беппо был выслежен своим сообщником, который считал его
виновником пропажи жемчужины, и между ними произошла схватка.
— Если Пьетро был его сообщником, для чего он таскал с
собой его фотографию? — спросил я.
— Чтобы можно было расспрашивать о нем у посторонних, это
наиболее вероятное предположение. Словом, я пришел к убеждению,
что после убийства Беппо не только не отложит, а, напротив,
ускорит свои поиски. Он постарается опередить полицию, боясь,
как бы она не разнюхала его тайну. Конечно, я не мог
утверждать, что он не нашел жемчужины в бюсте, принадлежавшем
Харкеру. Я даже не знал наверняка, что это именно жемчужина, но
для меня было ясно, что он что-то ищет, так как он разбивал
похищенные бюсты только в тех местах, где был свет. Бюст у
Харкера был один из трех, и, следовательно, шансы были
распределены именно так, как я говорил вам: один шанс "против"
и два — "за". Оставались два бюста, и было ясно, что он начнет
с того, который находится в Лондоне. Я предупредил обитателей
дома, чтобы избежать второй трагедии, и мы достигли блестящих
результатов. К этому времени я уже твердо знал, что мы охотимся
за жемчужиной Борджиев. Имя убитого связало все факты воедино.
Оставался всего один бюст — тот, который находился в Рединге,
— и жемчужина могла быть только в нем. Я купил этот бюст в
вашем присутствии. И вот жемчужина.
Мы несколько мгновений молчали.
— Да,— сказал Лестрейд,— много раз убеждался я в ваших
необычайных способностях, мистер Холмс, но такого мастерства
мне еще встречать не приходилось.
— Спасибо! — сказал Холмс. — Спасибо!
Примечания
1 Борджиа — богатый и знатный род, игравший видную роль в
истории Италии XV века.
Перевод М. и Н. Чуковских
Артур Конан-Дойль.
Человек с рассеченной губой
Айза Уитни приучился курить опий. Еще в колледже, прочитав
книгу де Куинси, в которой описываются сны и ощущения
курильщика опия, он начал подмешивать опий к своему табаку,
чтобы пережить то, что пережил этот писатель. Как и многие
другие, он скоро убедился, что начать курить гораздо легче, чем
бросить, и в продолжение многих лет был рабом своей страсти,
внушая сожаление и ужас всем своим друзьям. Я так и вижу перед
собой его желтое, одутловатое лицо, его глаза с набрякшими
веками и сузившимися зрачками, его тело, бессильно лежащее в
кресле,— жалкие развалины человека.
Однажды вечером, в июне 1889 года, как раз в то время,
когда начинаешь уже зевать и посматривать на часы, в квартире
моей раздался звонок. Я выпрямился в кресле, а жена, опустив
свое шитье на колени, недовольно поморщилась.
— Пациент! — сказала она. — Тебе придется идти к
больному.
Я вздохнул, потому что незадолго до этого вернулся домой
после целого дня утомительной работы.
Мы услышали шум отворяемой двери и чьи-то торопливые шаги
в коридоре. Дверь нашей комнаты распахнулась, и вошла дама в
темном платье, с черной вуалью на лице.
— Извините, что я ворвалась так поздно, — начала она и
вдруг, потеряв самообладание, бросилась к моей жене, обняла ее
и зарыдала у нее на плече. — Ох, у меня такое горе! —
воскликнула она. — Мне так нужна помощь!
— Да ведь это Кэт Уитни, — сказала жена, приподняв ее
вуаль. — Как ты испугала меня, Кэт! Мне и в голову не пришло,
что это ты.
— Я обращаюсь к тебе, потому что не знаю, что делать.
Это было обычным явлением. Люди, с которыми случалась
беда, устремлялись к моей жене, как птицы к маяку.
— И правильно поступила. Садись поудобнее, выпей вина с
водой и рассказывай, что случилось. Может быть, ты хочешь,
чтобы я отправила Джеймса спать?
— О нет, нет! От доктора я тоже жду совета и помощи. Дело
идет об Айзе. Вот уже два дня, как его нет дома. Я так боюсь за
него!
Не в первый раз беседовала она с нами о своем несчастном
муже — со мной как с доктором, а с женой как со своей старой
школьной подругой. Мы утешали и успокаивали ее как могли. Знает
ли она, где находится ее муж? Нельзя ли съездить за ним и
привезти его домой?
Оказалось, что это вполне возможно. Ей было известно, что
за последнее время он обычно курил опий в притоне, который
находился на одной из восточных улиц Сити. До сих пор его оргии
всегда ограничивались одним днем и к вечеру он возвращался
домой в полном изнеможении, совершенно разбитый, но на этот раз
он отсутствует уже сорок восемь часов и, конечно, лежит там
среди всяких подозрительных личностей, сдыхая яд или отсыпаясь
после курения. Она была убеждена, что он находился именно там,
в "Золотом самородке" на Эппер-Суондем-лейн. Но что она может
сделать? Как может она, молодая, застенчивая, робкая женщина,
войти в такое место и вырвать своего мужа из толпы подонков?
Не пойти ли нам с ней вместе? Впрочем, зачем ей идти? Я
лечил Айзу Уитни и, как доктор, мог повлиять на него. Без нее
мне будет легче справиться с ним. Я дал ей слово, что в течение
ближайших двух часов усажу ее мужа в кэб и отправлю домой, если
он действительно находится в "Золотом самородке".
Через десять минут, покинув уютную гостиную, я уже мчался
в экипаже на восток. Я знал, что мне предстоит довольно
необычное дело, но в действительности оно оказалось еще более
странным, чем я ожидал.
Сначала все шло хорошо. Эппер-Суондем-лейн — грязный
переулок, расположенный позади высоких верфей, которые тянутся
на восток вдоль северного берега рек'и, вплоть до Лондонского
моста. Притон, который я разыскивал, находился в подвале между
грязной лавкой и кабаком; в эту черную дыру, как в пещеру, вели
крутые ступени. Посередине каждой ступеньки образовалась
ложбинка — такое множество пьяных ног спускалось и поднималось
по ним.
Приказав кэбу подождать, я спустился вниз. При свете
мигающей керосиновой лампочки, висевшей над дверью, я отыскал
щеколду и вошел в длинную низкую комнату, полную густого
коричневого дыма; вдоль стен тянулись деревянные нары, как на
баке эмигрантского корабля.
Сквозь мрак я не без труда разглядел безжизненные тела,
лежащие в странных, фантастических позах: со сгорбленными
плечами, с поднятыми коленями, с запрокинутыми головами, с
торчащими вверх подбородками. То там, то тут замечал я темные,
потухшие глаза, бессмысленно уставившиеся на меня. Среди тьмы
вспыхивали крохотные красные огоньки, тускневшие по мере того,
как уменьшалось количество яда в маленьких металлических
трубках. Большинство лежали молча, но иные бормотали что-то
себе под нос, а иные вели беседы странными низкими монотонными
голосами, то возбуждаясь и торопясь, то внезапно смолкая,
причем никто не слушал своего собеседника — всякий был
поглощен лишь собственными мыслями. В самом дальнем конце
подвала стояла маленькая жаровня с пылающими углями, возле
которой на трехногом стуле сидел высокий, худой старик, опустив
подбородок на кулаки, положив локти на колени и неподвижно
глядя в огонь.
Как только я вошел, ко мне кинулся смуглый малаец,
протянул мне трубку, порцию опия и показал свободное место на
нарах.
— Спасибо, я не могу здесь остаться, — сказал я. —
Здесь находится мой друг, мистер Айза Уитни. Мне нужно
поговорить с ним.
Справа от меня что-то шевельнулось, я услышал чье-то
восклицание и, вглядевшись во тьму, увидел Уитни, который
пристально смотрел на меня, бледный, угрюмый и какой-то
встрепанный.
— Боже, да это Уотсон! — проговорил он.
Он находился в состоянии самой плачевной реакции после
опьянения.
— Который теперь час, Уотсон?
— Скоро одиннадцать.
— А какой нынче день?
— Пятница, девятнадцатое июня.
— Неужели? А я думал, что еще среда. Нет, сегодня среда.
Признайтесь, что вы пошутили. И что вам за охота пугать
человека!
Он закрыл лицо ладонями и зарыдал.
— Говорю вам, что сегодня пятница. Ваша жена ждет вас уже
два дня. Право, вам должно быть стыдно!
— Я и стыжусь. Но вы что-то путаете, Уотсон, я здесь
всего несколько часов. Три трубки... четыре трубки... забыл
сколько! Но я поеду с вами домой. Я не хочу, чтобы Кэт
волновалась... Бедная маленькая Кэт! Дайте мне руку. Есть у вас
кэб?
— Есть. Ждет у дверей
— В таком случае, я уеду сейчас же. Но я им должен.
Узнайте, сколько я должен, Уотсон. Я совсем размяк и ослабел.
Нет сил даже расплатиться.
По узкому проходу между двумя рядами спящих, задерживая
дыхание, чтобы не вдыхать одуряющих паров ядовитого зелья, я
отправился разыскивать хозяина. Поровнявшись с высоким
стариком, сидевшим у жаровни, я почувствовал, что меня кто-то
дергает за пиджак, и услышал шепот:
— Пройдите мимо меня, а потом оглянитесь.
Эти слова я расслышал вполне отчетливо. Их мог произнести
только находившийся рядом со мной старик. Однако у него
по-прежнему был такой вид, будто он погружен в себя и ничего
кругом не замечает. Он сидел тощий, сморщенный, согбенный под
тяжестью лет; трубка с опием висела у него между колен, словно
вывалившись из его обессиленных пальцев. Я сделал два шага
вперед и оглянулся. Мне понадобилось все мое самообладание,
чтобы не вскрикнуть от удивления. Он повернулся так, что лица
его не мог видеть никто, кроме меня. Спина его выпрямилась,
морщины разгладились, в тусклых глазах появился их обычный
блеск. Возле огня сидел, посмеиваясь над моим удивлением, не
кто иной, как Шерлок Холмс. Он сделал мне украдкой знак, чтобы
я подошел к нему, и опять превратился в дрожащего старика с
отвислой губой.
— Холмс! — прошептал я. — Что делаете вы в этом
притоне?
— Говорите как можно тише, — прошептал он, — у меня
превосходный слух. Если вы избавитесь от вашего ошалелого
друга, я буду счастлив немного побеседовать с вами.
— Меня за дверью ждет кэб.
— Так отправьте вашего друга домой одного в этом кэбе. Вы
можете за него не бояться, так как он слишком слаб, чтобы
впутаться в какой-нибудь скандал. Будет лучше всего, если вы
пошлете с кучером записку вашей жене, что вы встретили меня и
остались со мной. Подождите меня на улице, я выйду через пять
минут.
Трудно отказать Шерлоку Холмсу: его требования всегда так
определенны и точны и выражены таким повелительным тоном. К
тому же я чувствовал, что, как только я усажу Уитни в кэб, я
уже выполню все свои обязательства по отношению к нему и мне
уже ничто не помешает принять участие в одном из тех
необычайных приключений, которые составляли повседневную
практику моего знаменитого друга.
Помогать Шерлоку Холмсу в его изысканиях было для меня
наивысшим счастьем. Поэтому я тотчас же написал записку жене,
заплатил за Уитни, усадил его в кэб и стал терпеливо ждать
неподалеку от дома. Кэб сразу же скрылся во мраке. Через
несколько минут из курильни вышел старик, и я зашагал за ним по
улице. Два квартала он прошел не разгибая спины и неуверенно
шаркая старческими ногами. Потом торопливо оглянулся,
выпрямился и от души захохотал. Предо мною был Шерлок Холмс.
— Вероятно, Уотсон, — оказал он, — вы вообразили, что я
пристрастился к курению опия.
— По правде сказать, я действительно был удивлен, когда
увидел вас в этой трущобе.
— И все же я удивился еще больше, чем вы, когда увидел в
этой трущобе вас.
— Я искал там друга.
— А я — врага.
— Врага?
— Да. Короче говоря, Уотсон, я занят чрезвычайно
любопытным делом и надеялся узнать кое-что из бессвязной
болтовни очумелых курильщиков опия. Прежде мне это иногда
удавалось. Если бы меня узнали в той трущобе, жизнь моя не
стоила бы медяка, так как я уже бывал там не раз и негодяй
ласкар, хозяин притона, поклялся расправиться со мною. На
задворках этого дома, возле верфи святого Павла, есть потайная
дверца, которая могла бы порассказать много диковинных историй
о том, что выбрасывают через нее в черные, безлунные ночи.
— Неужели трупы?
— Да, Уотсон, трупы. Мы с вами были бы миллионерами, если
бы получили по тысяче фунтов за каждого несчастного, убитого в
этом притоне. Это самая страшная ловушка на всем берегу реки, и
я опасаюсь, что Невилл Сент-Клер, попавший в нее, никогда не
вернется домой. Но мы тоже устроим ловушку.
Шерлок Холмс сунул два пальца в рот и резко свистнул.
Тотчас же издалека донесся такой же свист, а затем мы услышали
грохот колес и стук копыт.
— Ну что же, Уотсон, — сказал Холмс, когда из темноты
вынырнула двуколка с двумя фонарями, бросавшими яркие полосы
света, — поедете вы со мною?
— Если буду вам полезен...
— Верный товарищ всегда полезен. В моей комнате в
"Кедрах" имеются две кровати.
— В "Кедрах"?
— Да. Так называется дом мистера Сент-Клера. Я буду жить
в его доме, пока не распутаю это дело.
— Где же этот дом?
— В Кенте, неподалеку от Ли. Нам нужно проехать семь
миль.
— Ничего не понимаю.
— Вполне естественно. Сейчас я вам все объясню.
Садитесь... Хорошо, Джон, вы нам больше не нужны. Вот вам
полкроны. Ждите меня завтра часов в одиннадцать. Дайте мне
вожжи. Прощайте.
Он хлестнул лошадь, и мы понеслись по бесконечным темным,
пустынным улицам и наконец очутились на каком-то широком мосту,
под которым медленно текли мутные воды реки. За мостом были
такие же улицы с кирпичными домами; тишина этих улиц нарушалась
только тяжелыми размеренными шагами полицейских да песнями и
криками запоздалых гуляк.
Черные тучи медленно ползли по небу, и в разрывах между
ними то там, то здесь тускло мерцали звезды. Холмс молча правил
лошадью, в глубокой задумчивости опустив голову на грудь, а я
сидел рядом с ним, стараясь отгадать, что занимает его мысли, и
не смея прервать его раздумье. Мы проехали несколько миль и уже
пересекали пояс пригородных вилл, когда он наконец очнулся,
передернул плечами и закурил трубку.
— Вы наделены великим талантом молчания, Уотсон, —
сказал он. — Благодаря этой способности вы незаменимый
товарищ. Однако сейчас мне нужен человек, с которым я мог бы
поболтать, чтобы разогнать неприятные мысли. Представления не
имею, что я скажу этой маленькой милой женщине, когда она
встретит меня на пороге.
— Вы забываете, что я ничего не знаю.
— У меня как раз хватит времени рассказать вам все, пока
мы доедем до Ли. Дело кажется до сметного простым, а между тем
я не знаю, как за него взяться. Нитей много, но ни за одну из
них я не могу ухватиться как следует. Я расскажу вам все,
Уотсон, и, быть может, вам удастся найти хоть искру света в
окружающем мраке.
— Рассказывайте.
— Несколько лет назад — точнее, в мае 1884 года — в Ли
появился джентльмен по имени Невилл Сент-Клер, который.,
видимо, имел много денег. Он снял большую виллу, разбил вокруг
нее прекрасный сад и зажил на широкую ногу, по-барски.
Мало-помалу он подружился с соседями и в 1887 году женился на
дочери местного пивовара, от которой теперь имеет уже двоих
детей. Определенных занятий у него нет, но он прянимаег участие
в нескольких коммерческих предприятиях и обычно каждое утро
ездит в город, возвращаясь оттуда с поездом 5.14. Мистеру
Сеят-Клеру теперь тридцать семь лет. Живет он скромно; он
хороший муж и любящий отец; люди, встречавшиеся с ним,
отзываются о нем превосходно. Могу еще прибавить, что долгов у
него всего восемьдесят восемь фунтов десять шиллингов, а в
банке на его текущем счету двести двадцать фунтов стерлингов.
Следовательно, нет оснований предполагать какие-нибудь денежные
затруднения.
В прошлый понедельник мистер Невилл Сент-Клер отправился в
город раньше обычного, сказав перед отъездом, что у него два
важных дела и что он привезет своему сынишке коробку с
кубиками. Случайно в тот же самый понедельник, вскоре после его
отъезда, жена его получила телеграмму, что на ее имя в
Эбердинском пароходном обществе получена небольшая, но весьма
ценная посылка, которую она ожидала уже давно. Если вы хорошо
знаете Лондон, вам известно, что контора этого пароходного
общества помещается на Фресно-стрит, которая упирается в
Эппер-Суондем-лейн, где вы нашли меня сегодня вечером. Миссис
Сеит-Клер позавтракала, отправилась в город, сделала кое-какие
покупки, заехала в кантору общества, получила там свою посылку
и в четыре часа тридцать пять минут шла по Суондем-лейн,
направляясь к вокзалу... До сих пор вам все ясно, не правда ли?
— Конечно, здесь нет ничего непонятного.
— Если помните, в понедельник было очень жарко, и миссис
Сент-Клер шла медленно, поглядывая, нет ли где кэба, так как ей
очень не понравился район города, в котором она очутилась. И
вот, идя по Суондем-лейп, она внезапно услышала крик и вся
похолодела, увидев своего мужа, который смотрел на нее из окна
второго этажа какого-то дома и, как ей показалось, жестами звал
ее к себе. Окно было раскрыто, и она ясно разглядела лицо мужа,
показавшееся ей чрезвычайно взволнованным. Он протянул к ней
обе руки и вдруг исчез так внезапно, будто его насильно
оттащили от окна. Однако ее зоркий женский взгляд успел
заметить, что, хотя он одет в тот же черный пиджак, в котором
он уехал из дому, на нем нет ни воротничка, ни галстука.
Уверенная, что с мужем случилась беда, она сбежала вниз по
ступенькам (дом был тот самый, в котором помещается трущоба,
где вы нашли меня нынче вечером) и, пробежав через переднюю
комнату, попыталась подняться по лестнице, ведущей в верхние
этажи. Но у лестницы она наткнулась на негодяя ласкара, о
котором я вам сейчас говорил. Ласкар с помощью своего
подручного выставил ее на улицу. У него есть подручный,
датчанин. Обезумев от ужаса, она побежала по улице и, к
счастью, на Фресно-стрит встретила полицейских, которые
совершали обход во главе с инспектором.
Инспектор с двумя констеблями последовал за миссис
Сент-Клер, и, несмотря на упорное сопротивление хозяина, им
удалось проникнуть в ту комнату, в окне которой она видела
мужа. Но здесь его не оказалось. Во всем этаже не нашли никого,
кроме какого-то калеки отвратительной внешности, который,
видимо, там и живет. И он и ласкар упорно клялись, что тут
никого больше не было. Они так решительно все отрицали, что
инспектор стал было уже сомневаться, не ошиблась ли миссис
Сент-Клер, как вдруг она с криком кинулась к небольшому
деревянному ящичку, стоявшему на столе, и сорвала с него
крышку. Из ящичка посыпались детские кубики. То была игрушка,
которую ее муж обещал привезти из города.
Эта находка и внезапное смущение калеки убедили инспектора
в серьезности дела. Комнаты были тщательно обысканы, и обыск
привел к открытию гнусного преступления.
Убранство этой квартиры, конечно, убогое. Передняя комната
представляет собою что-то вроде гостиной, а рядом с ней
помещается небольшая спальня, окно которой выходит на задворки
одной из верфей. Между верфью и окном спальни есть узкий канал,
который высыхает во время отлива, а во время прилива
наполняется водой на четыре с половиной фута. Окно в спальне
широкое и открывается снизу.
При осмотре были обнаружены на подоконнике следы крови;
несколько кровавых пятен нашли также и на деревянном полу. За
шторой в передней комнате удалось обнаружить всю одежду мистера
Невилла Сент-Клера. Не было только его пиджака. Его ботинки,
его носки, его шляпа, его часы — все оказалось тут. На одежде
не нашли никаких следов насилия. Но сам мистер Невилл Сент-Клер
бесследно исчез. Исчезнуть он мог только через окно, и зловещие
кровавые пятна на подоконнике ясно указывали, что вряд ли ему
удалось спастись вплавь, тем более что в тот час, когда
совершалась трагедия, прилив достиг наивысшего уровня.
Теперь обратимся к негодяям, на которых падает подозрение.
Лаокар известен как человек с темным прошлым, но из рассказа
миссис Сент-Клер мы знаем, что через несколько мгновений после
появления ее мужа в окне он находился внизу, и, следовательно,
его можно считать лишь соучастником преступления. Он отрицает
всякую свою причастность к этому делу. По его словам, у него
нет ни малейшего представления о том, чем вообще занимается его
жилец, Хью Бун. Появление в комнате одежды пропавшего
джентльмена — для него полнейшая загадка.
Вот все, что известно о хозяине-ласкаре. Теперь обратимся
к угрюмому калеке, который живет во втором этаже над притоном и
безусловно является последним человеком, видевшим Невилла
