хорошо ли это: сперва выдвигать против меня такие обвинения, а
чуть сами оказались в беде, пресмыкаться передо мной, умоляя о
помощи? Как это назвать? А?
Я услышал хриплое, затрудненное дыхание больного.
— Дайте мне воды, — прошептал он задыхаясь.
— Скоро вам крышка, милейший. Но я не уйду, не поговорив
с вами. Только поэтому я и подаю вам воду. Держите! Не
расплескайте. Вот так. Вы понимаете, что я вам говорю?
Холмс застонал.
— Помогите мне чем можно. Забудем прошлое... — шептал
он. — Я выброшу из головы все это дело. Клянусь вам. Только
вылечите меня, я все забуду.
— Что забудете?
— О смерти Виктора Сэведжа. Вы сейчас сознались в своем
преступлении. Я это забуду.
— Можете забывать или помнить, как вам будет угодно. Я не
увижу вас среди свидетелей. Вы будете в другом месте, мой
дорогой Холмс. Вы знаете, отчего умер мой племянник, ну и
ладно. Сейчас речь не о нем, а о вас.
— Да, да.
— Ваш приятель, которого вы послали за мной — не помню
его имя,— сказал, что вы заразились этой болезнью в Ист-Энде,
у матросов.
— Я только так могу это обгяснить.
— И вы гордитесь своим умом, Холмс! Вы считаете себя
таким догадливым, не правда ли? Но нашелся кое-кто поумнее вас.
Подумайте-ка, Холмс, не могли ли вы заразиться этой болезнью
другим путем?
— Я не могу думать. Голова не работает. Ради всего
святого, помогите...
— Да, я вам помогу, помогу вам понять, что и как
произошло. Я хочу, чтобы вы узнали об этом прежде, чем умрете.
— Дайте мне чего-нибудь, чтобы облегчить эти боли!
— Ага, у вас появились боли? Да, мои кули тоже визжали
перед смертью. Ощущение, как при судорогах?
— Да, да, это судороги.
— Ничего, слушать они вам не помешают. Слушайте! Не
припомните ли вы какое-нибудь необычное происшествие в вашей
жизни, как раз перед тем, как вы заболели?
— Нет, нет, ничего.
— Подумайте хорошенько.
— Я слишком болен, чтобы думать.
— Ну, тогда я вам помогу. Не получали ли вы чего-нибудь
по почте?
— По почте?
— Например, коробочку.
— Я слабею, я умираю!..
— Слушайте, Холмс! — Он, видимо, тряс умирающего за
плечо. (Я едва усидел в своем убежище.) — Вы должны меня
услышать! Помните коробочку из слоновой кости? Вы получили ее в
среду. Вы ее открыли... Помните?
— Да, да, я открыл ее, там была острая пружина. Какая-то
шутка...
— Это не было шуткой, в чем вы очень скоро убедитесь.
Пеняйте на себя, глупый вы человек. Кто просил вас становиться
на моем пути? Если бы вы меня не трогали, я не причинил бы вам
вреда.
— Вспомнил! — Холмс задыхался. — Пружина! Я оцарапался
о нее до крови. Вот эта коробочка, там на столе.
— Она самая! И сейчас она исчезнет в моем кармане. Таким
образом, здесь не останется ни одной улики. Ну вот. Холмс,
теперь вы знаете правду и умрете с сознанием, что я вас убил.
Вы слишком много знали о смерти Виктора Сэведжа, поэтому я
заставил вас разделить его судьбу. Вы очень скоро умрете,
Холмс. Я посижу здесь и посмотрю, как вы будете умирать.
Голос Холмса понизился почти до невнятного шепота.
— Что? — спросил Смит. — Отвернуть газ? У вас уже темно
в глазах? Охотно. Я отверну газ, чтобы лучше вас видеть. — Он
пересек комнату, и мгновенно ее залил яркий свет. — Не нужно
ли оказать вам еще какую-нибудь услугу, мой друг?
— Спички и папиросы!
Я едва не закричал от радости. Холмс говорил своим
естественным голосом, правда немного слабым, но тем самым,
который я так хорошо знал. Последовала долгая пауза, и я
почувствовал, что Кэлвертон Смит в безмолвном изумлении смотрит
на Холмса.
— Что это значит? — спросил он наконец сухим, резким
голосом.
— Лучший способ хорошо сыграть роль, — сказал Холмс, —
это вжиться в нее. Даю вам слово, что все эти три дня я ничего
не ел и не пил, пока вы любезно не подали мне стакан воды. Но
труднее всего было не курить. А вот и папиросы! (Я услышал
чирканье спички.) Ну вот, мне сразу стало лучше. Ого, я,
кажется, слышу шаги друга!
Снаружи послышались шаги, дверь открылась, и появился
инспектор Мортон.
— Все в порядке. Можете его забрать, — сказал Холмс.
— Вы арестованы по обвинению в убийстве Виктора
Сэведжа,— сказал инспектор.
— И можете прибавить: за покушение на убийство Шерлока
Холмса,— заметил мой друг, посмеиваясь. — Чтобы зря не
затруднять больного, мистер Кэлвертон Смят сам дал вам сигнал
полным включением газа. Между прочим, у арестованного в правом
кармане пиджака небольшая коробочка. Ее надо изгять. Благодарю
вас. С ней надо обращаться очень осторожно. Положите ее сюда.
Она пригодится на суде.
Послышался внезапный бросок, борьба, сопровождаемая
звяканьем железа и криком боли.
— Только себя же изувечите, — сказал инспектор. —
Стойте смирно!
И я услышал, как защелкнулись наручники.
— Вот как! Ловушка! — закричал высокий визгливый голос.
— Это приведет на скамью подсудимых вас, Холмс, а не меня. Он
просил меня приехать лечить его. Я его пожалел и приехал.
Теперь он, конечно, будет утверждать, будто я сказал
какую-нибудь чепуху, которую он сам придумал в подтверждение
своих безумных подозрений. Можете лгать сколько хотите, Холмс.
Мои слова имеют не меньший вес, чем ваши.
— Боже мой! — воскликнул Холмс.— Ведь я совершенно
забыл о нем. Дорогой Уотсон, приношу вам тысячу извинений!
Подумать только, что я упустил из виду ваше присутствие! Мне
незачем знакомить вас с мистером Кэлвертоном Смитом — вы,
сколько я понимаю, уже виделись с ним сегодня. Есть у вас кэб,
инспектор? Я поеду вслед за вами, как только оденусь: мое
присутствие может понадобиться полиции.
Одеваясь, Холмс сгел несколько бисквитов и утолил жажду
стаканом кларета.
— Никогда я, кажется, не ел и не пил с таким
удовольствием, — сказал он. — Впрочем, мой образ жизни, как
вам известно, не отличается регулярностью, и такие подвиги
даются мне легче, чем многим другим. Мне было крайне
необходимо, чтобы миссис Хадсон уверилась в моей болезни, так
как ей предстояло сообщить эту новость вам, а вы должны были, в
свою очередь, уведомить Смита. Вы не обиделись, Уотсон?
Признайтесь, что умение притворяться не входит в число ваших
многочисленных талантов. Если бы вы знали мою тайну, вы никогда
не смогли бы убедить Смита в необходимости его приезда, а этот
приезд был главным пунктом моего плана. Зная его мстительность,
я был убежден, что он приедет взглянуть на результаты своего
преступления.
— Но ваш вид, Холмс, ваше мертвенно-бледное лицо?..
— Три дня полного поста не красят человека. А остальное
легко может быть устранено губкой. Вазелин на лбу, белладонна,
впрыснутая в глаза, румяна на скулах и пленки из воска на губах
— все это производит вполне удовлетворительный эффект.
Симуляция болезней — это тема, которой я думаю посвятить одну
из своих монографий. А разговор о полукронах, устрицах и прочих
не относящихся к делу вещах неплохо создал иллюзию бреда...
— Но почему вы не разрешали мне приближаться к вам, раз
никакой инфекции не было?
— И вы еще спрашиваете, мой дорогой Уотсон! Вы думаете, я
не ценю ваши медицинские познания? Разве я мог надеяться, что
ваш опытный взгляд пройдет мимо таких фактов, как отсутствие
изменений температуры и пульса у умирающего? На расстоянии
четырех шагов я еще мог обмануть вас. А если бы мне это не
удалось, кто привез бы сюда Смита? Нет, Уотсон, не трогайте эту
коробочку. Если взглянете на нее сбоку, вы сможете заметить,
где именно появляется острая пружинка, когда коробку раскроешь.
Очевидно, при помощи какого-нибудь приспособления вроде этого и
был убит бедный Сэведж, который стоял между этим чудовищем и
наследством. Я, как вы знаете, получаю самую разнообразную
корреспонденцию и привык относиться с опаской ко всем посылкам,
приходящим на мое имя. Мне было ясно, что, убедив Смита в том,
что его злобный план осуществился, я смогу выманить у него
признание. Свою болезнь я разыграл со старанием настоящего
актера. Благодарю вас, Уотсон, а теперь помогите мне,
пожалуйста, надеть пальто. Когда мы закончим дела в полиции, я
полагаю, что и лишним будет заехать подкрепиться к Симпсону.
Перевод В.Штенгеля
Артур Конан-Дойль.
Голубой карбункул
На третий день Рождества зашел я к Шерлоку Холмсу, чтобы
поздравить его с праздником. Он лежал на кушетке в красном
халате; по правую руку от него была подставка для трубок, а по
левую — груда помятых утренних газет которые он, видимо,
только что просматривал. Рядом с кушеткой стоял стул, на его
спинке висела сильно поношенная, потерявшая вид фетровая шляпа.
Холмс, должно быть очень внимательно изучал эту шляпу, так как
тут же на сиденье стула лежали пинцет и лупа.
— Вы заняты? — сказал я. — Я вам не помешал?
— Нисколько, — ответил он. — Я рад, что у меня есть
друг, с которым я могу обсудить результаты некоторых моих
изысканий. Дельце весьма заурядное, но с этой вещью, — он
ткнул большим пальцем в сторону шляпы, — связаны кое-какие
любопытные и даже поучительные события.
Я уселся в кресло и стал греть руки у камина, где
потрескивал огонь. Был сильный мороз; окна покрылись плотными
ледяными узорами.
— Хотя эта шляпа кажется очень невзрачной, она, должно
быть, связана с какой-нибудь кровавой историей, — заметил я.
— Очевидно, она послужит ключом к разгадке страшной тайны, и
благодаря ей вам удастся изобличить и наказать преступника.
— Нет, — засмеялся Шерлок Холмс, — тут не преступление,
а мелкий, смешной эпизод, который всегда может произойти там,
где четыре миллиона человек толкутся на площади в несколько
квадратных миль. В таком колоссальном человеческом улье
возможны любые комбинации событий и фактов, возникает масса
незначительных, но загадочных и странных происшествий, хотя
ничего преступного в них нет. Нам уже приходилось сталкиваться
с подобными случаями.
— Еще бы! — воскликнул я. — Из последних шести
эпизодов, которыми я пополнил свои записки, три не содержат
ничего беззаконного.
— Совершенно верно. Вы имеете в виду мои попытки
обнаружить бумаги Ирен Адлер, интересный случай с мисс Мэри
Сазерлэнд и приключения человека с рассеченной губой. Не
сомневаюсь, что и это дело окажется столь же невинным. Вы
знаете Питерсона, посыльного?
— Да.
— Этот трофей принадлежит ему.
— Это его шляпа?
— Нет, он нашел ее. Владелец ее неизвестен. Я прошу вас
рассматривать эту шляпу не как старую рухлядь, а как предмет,
таящий в себе серьезную задачу... Однако прежде всего, как эта
шляпа попала сюда. Она появилась в первый день Рождества вместе
с отличным жирным гусем, который в данный момент наверняка
жарится у Питерсона в кухне. Произошло это так. На Рождество, в
четыре часа утра, Питерсон, человек, как вы знаете, благородный
и честный, возвращался с пирушки домой по улице Тоттенхем-Корт-
роуд. При свете газового фонаря он заметил, что перед ним,
слегка пошатываясь, идет какой-то субъект и несет на плече
белоснежного гуся. На углу Гудж-стрит к незнакомцу пристали
хулиганы. Один из них сбил с него шляпу, а незнакомец,
отбиваясь, размахнулся палкой и попал в витрину магазина,
оказавшуюся у него за спиной. Питерсон кинулся вперед, чтобы
защитить его, но тот, испуганный тем, что разбил стекло, увидев
бегущего к нему человека, бросил гуся, помчался со всех ног и
исчез в лабиринте небольших переулков, лежащих позади
Тоттенхем-Корт-роуд. Питерсон был в форме, и это, должно быть,
больше всего и напугало беглеца. Хулиганы тоже разбежались, и
посыльный остался один на поле битвы, оказавшись обладателем
этой понятой шляпы и превосходного рождественского гуся...
— ...которого Питерсон, конечно, возвратил незнакомцу?
— В том-то и загвоздка, дорогой друг. Правда, на
карточке, привязанной к левой лапке гуся, было написано: "Для
миссис Генри Бейкер", а на подкладке шляпы можно разобрать
инициалы "Г. Б.". Но в Лондоне живет несколько тысяч Бейкеров и
несколько сот Генри Бейкеров, так что нелегко вернуть
потерянную собственность одному из них.
— Что же сделал Питерсон?
— Зная, что меня занимает решение даже самых ничтожных
загадок, он попросту принес мне и гуся и шляпу. Гуся мы
продержали вплоть до сегодняшнего утра, когда стало ясно, что,
несмотря на мороз, его все же лучше незамедлительно съесть.
Питерсон унес гуся, и с гусем произошло то, к чему он уготован
судьбой, а у меня осталась шляпа незнакомца, потерявшего свой
рождественский ужин.
— Он не помещал объявления в газете?
— Нет.
— Как же вы узнаете, кто он?
— Только путем размышлений.
— Размышлений над этой шляпой?
— Конечно.
— Вы шутите! Что можно извлечь из этого старого рваного
фетра?
— Вот лупа. Попробуйте применить мой метод. Что вы можете
сказать о человеке, которому принадлежала эта шляпа?
Я взял рваную шляпу и уныло повертел ее в руках. Самая
обыкновенная черная круглая шляпа, жесткая, сильно поношенная.
Шелковая подкладка, некогда красная, теперь выцвела. Фабричную
марку мне обнаружить не удалось, но, как и сказал Холмс, внутри
сбоку виднелись инициалы "Г. Б.". На полях я заметил петельку
для придерживавшей шляпу резинки, но самой резинки не
оказалось. Вообще шляпа была мятая, грязная, покрытая пятнами.
Впрочем, заметны были попытки замазать эти пятна чернилами.
— Я ничего в ней не вижу,— сказал я, возвращая шляпу
Шерлоку Холмсу.
— Нет, Уотсон, видите, но не даете себе труда
поразмыслить над тем, что видите. Вы слишком робки в своих
логических выводах.
— Тогда, пожалуйста, скажите, какие же выводы делаете вы?
Холмс взял шляпу в руки и стал пристально разглядывать ее
проницательным взглядом, свойственным ему одному.
— Конечно, не все достаточно ясно, — заметил он, — но
кое-что можно установить наверняка, а кое-что предположить с
разумной долей вероятия. Совершенно очевидно, например, что
владелец ее — человек большого ума и что три года назад у него
были изрядные деньги, а теперь настали черные дни. Он всегда
был предусмотрителен и заботился о завтрашнем дне, но
мало-помалу опустился, благосостояние его упало, и мы вправе
предположить, что он пристрастился к какому-нибудь пороку,—
быть может, к пьянству. По-видимому, из-за этого и жена его
разлюбила...
— Дорогой Холмс...
— Но в какой-то степени он еще сохранил свое
достоинство,— продолжал Холмс, не обращая внимания на мое
восклицание. — Он ведет сидячий образ жизни, редко выходит из
дому, совершенно не занимается спортом. Этот человек средних
лет, у него седые волосы, он мажет их помадой и недавно
подстригся. Вдобавок я почти уверен, что в доме у него нет
газового освещения.
— Вы, конечно, шутите, Холмс.
— Ничуть. Неужели даже теперь, когда я все рассказал, вы
не понимаете, как я узнал об этом?
— Считайте меня идиотом, но должен признаться, что я не в
состоянии уследить за ходом ваших мыслей. Например, откуда вы
взяли, что он умен?
Вместо ответа Холмс нахлобучил шляпу себе на голову. Шляпа
закрыла его лоб и уперлась в переносицу.
— Видите, какой размер! — сказал он.— Не может же быть
совершенно пустым такой большой череп.
— Ну, а откуда вы взяли, что он обеднел?
— Этой шляпе три года. Тогда были модными плоские поля,
загнутые по краям. Шляпа лучшего качества. Взгляните-ка на эту
шелковую ленту, на превосходную подкладку. Если три года назад
человек был в состоянии купить столь дорогую шляпу и с тех пор
не покупал ни одной, значит, дела у него пошатнулись.
— Ну ладно, в этом, пожалуй, вы правы. Но откуда вы могли
узнать, что он человек предусмотрительный, а в настоящее время
переживает душевный упадок?
— Предусмотрительность — вот она, — сказал он,
показывая на петельку от шляпной резинки. — Резинки не продают
вместе со шляпой, их нужно покупать отдельно. Раз этот человек
купил резинку и велел прикрепить к шляпе, значит, он заботился
о том, чтобы уберечь ее от ветра. Но когда резинка оторвалась,
а он не стал прилаживать новую, это значит, что он перестал
следить за своей наружностью, опустился. Однако, с другой
стороны, он пытался замазать чернилами пятна на шляпе, то есть
не окончательно потерял чувство собственного достоинства.
— Все это очень похоже на правду.
— Что он человек средних лет, что у него седина, что он
недавно стригся, что он помадит волосы — все станет ясным,
если внимательно посмотреть на нижнюю часть подкладки в шляпе.
В лупу видны приставшие к подкладке волосы, аккуратно срезанные
ножницами парикмахера и пахнущие помадой. Заметьте, что пыль на
шляпе не уличная — серая и жесткая, а домашняя — бурая,
пушистая. Значит, шляпа большей частью висела дома. А следы
влажности на внутренней ее стороне говорят о том, как быстро
потеет ее владелец, потому что не привык много двигаться.
— А как вы узнали, что его разлюбила жена?
— Шляпа не чищена несколько недель. Мой дорогой Уотсон,
если бы я увидел, что ваша шляпа не чищена хотя бы неделю и вам
позволяют выходить в таком виде, у меня появилось бы опасение,
что вы имели несчастье утратить расположение вашей супруги.
— А может быть, он холостяк?
— Нет, он нес гуся именно для того, чтобы задобрить жену.
Вспомните карточку, привязанную к лапке птицы.
— У вас на все готов ответ. Но откуда вы знаете, что у
него в доме нет газа?
— Одно-два сальных пятна на шляпе — случайность. Но
когда я вижу их не меньше пяти, я не сомневаюсь, что человеку
часто приходится пользоваться сальной свечой, —может быть, он
поднимается ночью по лестнице, держа в одной руке шляпу, а в
другой оплывшую свечу. Во всяком случае, от газа не бывает
сальных пятен... Вы согласны со мною?
— Да, все это очень остроумно, — смеясь, сказал я. —
Но, как вы сами сказали, тут еще нет преступления. Никто не
пострадал — разве что человек, потерявший гуся, — значит, вы
ломали себе голову зря.
Шерлок Холмс раскрыл было рот для ответа, но в это
мгновение дверь распахнулась, и в комнату влетел Питерсон; щеки
у него буквально пылали от волнения.
— Гусь-то, гусь, мистер Холмс! — задыхаясь, прокричал
он.
— Ну? Что с ним такое? Ожил он, что ли, и вылетел в
кухонное окно? — Холмс повернулся на кушетке, чтобы лучше
всмотреться в возбужденное лицо Питерсона.
— Посмотрите, сэр! Посмотрите, что жена нашла у него в
зобу!
Питерсон протянул руку, и на ладони его мы увидели ярко
сверкающий голубой камень чуть поменьше горошины. Камень был
такой чистой воды, что светился на темной ладони, точно
электрическая искра. Холмc присвистнул и опустился на кущетку.
— Честной слово, Питерсон, вы нашли сокровище! Надеюсь,
вы понимаете, что это такое?
— Алмаз, сэр! Драгоценный камень! Он режет стекло, словно
масло!
— Не просто драгоценный камень — это тот самый камень,
который...
— Неужели голубой карбункул графини Моркар? — воскликнул
я.
— Конечно! Узнаю камень по описаниям, последнее время я
каждый день вижу объявления о его пропаже в "Тайме". Камень
этот единственный в своем роде, и можно только догадываться о
его настоящей цене. Награда в тысячу фунтов, которую предлагают
нашедшему, едва ли составляет двадцатую долю его стоимости.
— Тысяча фунтов! О, Боже!
Посыльный бухнулся в кресло, изумленно тараща на нас
глаза.
— Награда наградой, но у меня есть основания думать, —
сказал Холмс, — что по некоторым соображениям графиня отдаст
половину всех своих богатств, только бы вернуть этот камень.
— Если память мне не изменяет, он пропал в гостинице
"Космополитен", — заметил я.
— Совершенно верно, двадцать второго декабря, ровно пять
дней назад. В краже этого камня обвинен Джон Хорнер, паяльщик.
Улики против него так серьезны, что дело направлено в суд.
Кажется, у меня есть об этом деле газетный отчет.
Шерлок Холмс долго рылся в газетах, наконец вытащил одну,
разгладил ее, сложил пополам и прочитал следующее:
"КРАЖА ДРАГОЦЕННОСТЕЙ В ОТЕЛЕ
"КОСМОПОЛИТЕН"
Джон Хорнер, 26 лет, обвиняется в том, что 22 сего месяца
похитил у графини Моркар из шкатулки драгоценный камень,
известный под названием "Голубой карбункул". Джеймс Райдер,
служащий отеля, показал, что в день кражи Хорнер припаивал
расшатанный прут каминной решетки в комнате графини Моркар.
Некоторое время Райдер находился в комнате с Хорнером, но потом
его куда-то вызвали. Возвратившись, он увидел, что Хорнер
исчез, бюро взломано и маленький сафьяновый футляр, в котором,
как выяснилось впоследствии, графиня имела обыкновение держать
дагоценный камень, валялся пустой на туалетном столике. Райдер
сейчас же сообщил в полицию, и в тот же вечер Хорнер был
арестован, но камня не нашли ни при нем, ни у него дома. Кэтрин
Кыосек, горничная графини, показала, что, услышав отчаянный
крик Райдера, она вбежала в комнату и тоже увидела пустой
футляр. Полицейский инспектор Бродстрит из округа "Б" сообщил,
что Хорнер отчаянно сопротивлялся при аресте и горячо доказывал
свою невиновность. Поскольку стало известно, что арестованный и
прежде судился за кражу, судья отказался разбирать дело и
передал его суду присяжных. Хорнер, все время высказывавший
признаки сильнейшего волнения, упал в обморок и был вынесен из
зала суда".
— Гм! Вот и все, что дает нам полицейский суд, —
задумчиво сказал Холмс, откладывая газету. — Наша задача
теперь — выяснить, каким образом из футляра графини камень
попал в гусиный зоб. Видите, Уотсон, наши скромные размышления
оказались не такими уж незначительными. Итак, вот камень. Этот
камень был в гусе, а гусь у мистера Генри Бейкера, у того
самого обладателя старой шляпы, которого я пытался
охарактеризовать, чем и нагнал на вас невыносимую скуку. Что ж,
теперь мы должны серьезно заняться розысками этого джентльмена
и установить, какую роль он играл в таинственном происшествии.
Прежде всего испробуем самый простой способ: напечатаем
объявление во всех вечерних газетах. Если таким путем не
достигнем цели, прибегнем к иным методам.
— Что вы напишете в объявлении?
— Дайте мне карандаш и клочок бумаги. "На углу Гуджстрит
найдены гусь и черная фетровая шляпа. Мистер Генри Бейкер может
получить их сегодня на Бейкер-
стрит, 221-б, в 6.30 вечера". Коротко и ясно.
— Весьма. Но заметит ли он объявление?
— Конечно. Он просматривает теперь все газеты: человек он
бедный, и рождественский гусь для него целое состояние. Он до
такой степени был напуган, услышав звон разбитого стекла и
увидев бегущего Питерсона, что кинулся бежать, не думая ни о
чем. Но потом он, конечно, пожалел, что испугался и бросил
гуся. В газете мы упоминаем его имя, и любой знакомый обратит
его внимание на нашу публикацию... Так вот, Питерсон, бегите в
бюро объявлений, чтобы они поместили эти строки в вечерних
газетах.
— В каких, сэр?
— В "Глоб", "Стар", "Пэлл-Мэлл", "Сент-Джеймс газетт",
"Ивнинг ньюс стандард", "Эхо" — во всех, какие придут вам на
ум.
— Слушаю, сэр! А как быть с камнем?
— Ах да! Камень я пока оставлю у себя. Благодарю вас. А
на обратном пути, Питерсон, купите гуся и принесите его мне. Мы
ведь должны дать этому джентльмену гуся взамен того, которым в
настоящее время угощается ваша семья.
Посыльный ушел, а Холмс взял камень и стал рассматривать
его на свет.
— Славный камешек! — сказал он.— Взгляните, как он
сверкает и искрится. Как и всякий драгоценный камень, он
притягивает к себе преступников, словно магнит. Вот уж подлинно
ловушка сатаны. В больших старых камнях каждая грань может
рассказать о каком-нибудь кровавом злодеянии. Этому камню нет
еще и двадцати лет. Его нашли на берегу реки Амоу, в Южном
Китае, и замечателен он тем, что имеет все свойства карбункула,
кроме одного: он не рубиново-красный, а голубой. Несмотря на
его молодость, с ним уже связано много ужасных историй. Из-за
сорока граней кристаллического углерода многих ограбили,
кого-то облили серной кислотой, было два убийства и одно
самоубийство. Кто бы сказал, что такая красивая безделушка
ведет людей в тюрьму и на виселицу! Я запру камень в свой
несгораемый шкаф и напишу графине, что он у нас.
— Как вы считаете, Хорнер не виновен?
— Не знаю.
— А Генри Бейкер замешан в это дело?
— Вернее всего, Генри Бейкер здесь ни при чем. Я думаю,
ему и в голову не пришло, что, будь этот гусь из чистого
золота, он и то стоил бы дешевле. Все очень скоро прояснится,
если Генри Бейкер откликнется на наше объявление.
— А до тех пор вы ничего не хотите предпринять?
— Ничего.
— В таком случае я навещу своих пациентов, а вечером
снова приду сюда. Я хочу знать, чем окончится это запутанное
дело.
— Буду рад вас видеть. Я обедаю в семь. Кажется, к обеду
будет куропатка. Кстати, в связи с недавними событиями не
попросить ли миссис Хадсон тщательно осмотреть ее зоб?
Я немного задержался, и было уже больше половины седьмого,
когда я снова попал на Бейкер-стрит. Подойдя к дому Холмса, я
увидел, что в ярком полукруге света, падавшем из окна над
дверью, стоит высокий мужчина в шотландской шапочке и в наглухо
застегнутом до подбородка сюртуке. Как раз в тот момент, когда
я подошел, дверь отперли, и мы одновременно вошли к Шерлоку
Холмсу.
— Если не ошибаюсь, мистер Генри Бейкер? — сказал Холмс,
поднимаясь с кресла и встречая посетителя с тем непринужденным
радушным видом, который он так умело напускал на себя.—
Пожалуйста, присаживайтесь поближе к огню, мистер Бейкер. Вечер
сегодня холодный, а мне кажется, лето вы переносите лучше, чем
зиму... Уотсон, вы пришли как раз вовремя... Это ваша шляпа,
мистер Бейкер?
— Да, сэр, это, несомненно, моя шляпа. Бейкер был
крупный, сутулый человек с большой головой, с широким умным
лицом и остроконечной каштановой бородкой. Красноватые пятна на
носу и щеках и легкое дрожание протянутой руки подтверждали
догадку Холмса о его наклонностях. На нем был порыжелый сюртук,
застегнутый на все пуговицы, а на тощих запястьях, торчащих из
рукавов, не было видно манжет. Он говорил глухо и отрывисто,
старательно подбирая слова, и производил впечатление человека
интеллигентного, но сильно помятого жизнью.
— У нас уже несколько дней хранится ваша шляпа и ваш
гусь, — сказал Холмс. — Мы ждали, что вы дадите в газете
объявление о пропаже. Не понимаю, почему вы этого не сделали.
Наш посетитель смущенно усмехнулся.
— У меня не так много шиллингов, как бывало когда-то, —
сказал он. — Я был уверен, что хулиганы, напавшие на меня
унесли с собой и шляпу, и птицу, и не хотел тратить деньги
по-пустому.
— Вполне естественно. Между прочим, нам ведь пришлось
съесть вашего гуся.
— Съесть? — Наш посетитель в волнении поднялся со стула.
— Да ведь он все равно испортился бы,— продолжал
Холмс.— Но я полагаю, что вон та птица на буфете, совершенно
свежая и того же веса, заменит вам вашего гуся.
— О, конечно, конечно! — ответил мистер Бейкер,
облегченно вздохнув.
— Правда, у нас от вашей птицы остались перья, лапки и
зоб, так что, если захотите...
Бейкер от души расхохотался.
— Разве только на память о моем приключении,— сказал
он.— Право, не знаю, на что мне могут пригодиться disjecta
membra1 моего покойного знакомца! Нет, сэр, с вашего разрешения
я лучше ограничусь тем превосходным гусем, которого я вижу на
буфете.Шерлок Холмс многозначительно посмотрел на меня и чуть
заметно пожал плечами.— Итак, вот ваша шляпа и ваш гусь, —
сказал он. — Кстати, не скажете ли мне, где вы достали того
гуся? Я кое-что смыслю в птице и, признаться, редко видывал
столь откормленный экземпляр.— Охотно, сэр,— сказал Бейкер,
встав и сунув под мышку своего нового гуся.— Наша небольшая
компания посещает трактир "Альфа", близ Британского музея, мы,
понимаете ли, проводим в музее целый день. А в этом году хозяин
трактира Уиндигейт, отличный человек, основал "гусиный клуб".
Каждый из нас выплачивает по нескольку пенсов в неделю и к
Рождеству получает гуся. Я целиком выплатил свою долю, ну а
остальное вам известно. Весьма обязан вам, сэр, — ведь
неудобно солидному человеку в моем возрасте носить шотландскую
шапочку.
Он поклонился нам с комически торжественным видом и ушел.
— С Генри Бейкером покончено, — сказал Холмс, закрывая
за ним дверь. — Совершенно очевидно, что он понятия не имеет о
драгоценном камне. Вы очень голодны, Уотсон?
