почти все время бодрствования Хай размышлял над возникшей дилеммой. Он
часами вчитывался в свитки священных книг, отыскивая все, что касается
жрецов и жриц, их обязанностей и отношений с богами и друг с другом. Он
надеялся, что из всех этих поисков он извлек для себя объяснение своего
поведения. Он не мог назвать это жертвой. Теперь он решился предъявить
суду свой случай и выслушать решение.
Солнце бросило свои первые золотые копья в вершину холма, и Хай запел
похвальную песнь его красоте и могуществу. Потом произнес свою просьбу.
Она была составлена с учетом сложной диалектики, основана на том, что
поведение, разумное для Баала и его небесной подруги Астарты, столь же
разумно для их земных представителей - хотя, конечно, не между любыми
жрецами и жрицами, а только между жрицей и верховным жрецом Баала. Хай
делал комментарии к очевидным слабостям в своем рассуждении.
Он закончил так: "Может быть, великий Баал и небесная Астарта, я
ошибся в своих рассуждениях. Может быть, я согрешил. В таком случае я
заслуживаю всего вашего гнева, несмотря на то, что вся моя жизнь была
полна служению вам и верному исполнению долга. Я заслуживаю самого
сурового наказания".
Для большего эффекта Хай сделал паузу. "Сегодня я буду охотиться на
слона. Клянусь своей жизнью, что буду в самом опасном месте. Там, где
грозит смерть, там буду я.
- Если я согрешил, пусть пронзят меня клыки слона. Если я не
согрешил, позвольте мне жить и вернуться к груди вашей жрицы. Если вы
даруете мне жизнь и любовь, клянусь верно служить вам до конца жизни, и ни
один мужчина, ни одна женщина никогда не узнают об освобождении от обета,
которые вы даете мне. - Он немного помолчал и потом закончил: - Вы,
которые любили, сжальтесь над тем, кто любит.
Хай спустился с холма вполне удовлетворенный заключенным договором.
Он будет выполнять свою часть условий. Не спрячется соегодня в отвращении
к убийству. У богов будут все возможности, чтобы продемонстрировать свой
гнев. Во всяком случае Хай был уверен, что только смерть может удержать
его от рук Танит. Вкус этого плода слишком сладок, чтобы от него
отказаться.
- Хай! - крикнул Ланнон, когда Хай появился в лагере. - Где ты был? -
Ланнон был вооружен и нетерпеливо расхаживал перед своей палаткой. Он
быстро пошел навстречу Хаю. - День проходит, - крикнул он. - Разведчики на
холмах уже сообщили о появлении стад.
Боевые слоны были готовы, погонщики сидели на их шеях и в высоких
башнях у них на спинах. Охотничья группа Ланнона собралась у палатки.
Среди них Хай заметил наиболее извстных начальников царской охоты:
Мурсила, с красным пьяным лицом, стройного молчаливого Задала, известного
лучника Хайя и маленького желтого Ксаи, чья слава следопыта за последние
годы необычайно возросла. За ними в толпе рабов возвышался черный гигант
Тимон. Хай улыбнулся ему и заторопился рядом с Ланноном к линиям
охотников.
Ланнон сказал ему: "Ты едешь со мной, Птица Солнца". И Хай ответил:
"Это большая честь, мой господин".
Мурсил дал Хаю один из слоновьих луков. Мало кто мог натянуть это
мощное оружие. Вырезанные из цельного ствола черного дерева, эти луки в
центре достигают толщины мужского запястья, а тетивой для них служат
перевитые кишки львов. Нужна огромная сила рук и груди, чтобы выпустить
одну из массивных пятифутовых стрел, с тяжелым стальным наконечником,
оперенных перьями дикого гуся. Но, выпущенная, такая стрела пролетает сто
футов и глубоко погружается в тело слона. Она может поразить могучее
сердце в его клетке из ребер, может проникнуть глубоко в розовые легкие, а
если ее выпускают с особым искусством, проникает через ушное отверстие в
крепкий костяной череп и поражает мозг.
- Я знаю, ты предпочитаешь лук копью, святой отец, - почтительно
сказал Мурсил. - А мои старые руки уже не смогут натянуть лук.
- Спасибо, начальник охоты.
- Колчан полон. Я сам испытал каждую стрелу, - заверил его Мурсил, и
Хай вслед за Ланноном прошел туда, где стоял на коленях боевой слон. Это
была долговязая старая самка, на которую в бою можно положиться надежнее,
чем на самца, у нее лучше характер, и она послушнее.
Вслед за Хаем Ланнон забрался в башню. В этом деревянном ящике было
место для трех человек. Снаружи к нему прикрепили колчаны, головки стрел
торчали из них, так что их удобно было взять рукой. У передней стенки
башни стояли наготове копья, и Ланнон взял одно из них и задумчиво взвесил
в руке.
- Хорошо уравновешено, - сказал он и посмотрел туда, где в
беспокойстве ждали начальники охоты. Каждый из них стремился ехать с
Великим Львом. Ланнон посмотрел на них, и взгляд его остановился на Ксаи.
Он кивнул, и с трогательной благодарностью пигмей вскарабкался по боку
слона.
С сильным толчком, который отбросил Хая к стенке башни, слон встал с
колен. Они оказались на высоте в восемнадцать футов, и погонщик тронул
слона быстрой раскачивающейся рысцой. Они начали спускаться к выходу из
долины.
- Я выбрал для нас хорошее место, - сказал Ланнон Хаю. - Там крутая
тропа неожиданно спускается в небольшое углубление. Там мы их подождем.
Хай посмотрел назад и увидел, что остальные боевые слоны идут за
ними. Все двадцать выстроились в цепочку, уши размахивают, хоботы дрожат.
Охотники в башнях проверяли оружие и возбужденно разговаривали.
- На кого охотимся, мой господин? - спросил Хай. - Телята или кость.
- Прежде всего телята. Воспитатели слонов просят двадцать слонят в
возрасте от пяти до десяти лет. Сегодня утром мы их захватим, потому что
первыми в долину спустятся стада с кормящими самками. А потом будем
охотиться за костью. Разведчики доложили, что в стадах много отличных
самцов.
Углубление, о котором говорил Ланнон, оказалось окруженным крутыми
спусками. Круглое по форме, примерно в 500 шагов в поперечнике. Слоновья
тропа проходила здесь после узкого скалистого прохода, пересекала
углубление и снова уходила круто вверх. Все углубление заросло деревьями,
и Ланнон поместил своего слона в засаде, скрыв его у края углубления в
густых зарослях. Слона опустили на колени для лучшего укрытия, и в
ожидании Ланнон и Хай позавтракали холодными лепешками, сыром и соленым
мясом, запивая все красным вином. Охотничья еда, которую едят в укрытии, и
растущее возбуждение усиливает аппетит; за едой они все время посматривали
на карульных, размещенных вверху по краям углубления, чтобы предупредить о
приближении стад.
Еще не сошла роса, когда фигура на фоне неба над ними яростно
замахала руками, и Ланнон удовлетворенно хмыкнул и вытер жир с пальцев и
губ.
- Пошли, моя Птица Солнца, - сказал он, и они снова поднялись на
коленопреклоненного слона.
Последовало долгое ожидание, все более обострявшее и натягивавшее
нервы, когда маленький Ксаи вдруг шевельнулся и быстро замигал.
- Они здесь, - прошептал он, и почти немедленно в скалистом проходе
показался дикий слон и остановился на краю углубления. Это была старая
самка, серая, худая, без клыков. Она подозрительно осмотрела углубление,
подняла хобот, набирая воздух и потом вдунув его себе в рот, где у нее в
верхней губе расположены обонятельные железы. Ветер дул от нее и относил
запах ожидавших людей, она опустила хобот и пошла вперед.
За ней полился поток больших серых тел.
- Кормящее стадо, - прошептал Ланнон, и Хай увидел у ног взрослых
слонят. Самые маленькие были и наиболее озорными и шумливыми, они визжали,
прыгали и носились между ног матерей. Хай улыбнулся, когда один слоненок
попытался присосаться к вымени матери на ходу, щупая свисающее вымя своим
маленьким хоботом, пока раздраженная мать не подобрала ветку и не ударила
слоненка безжалостно по заду. Тот завизжал и послушно побежал за ней
следом.
Теперь углубление все наполнилось дикими слонами, их горбатые спины
высовывались над кустами, когда они двигались по древней дороге к
безопасности.
Ланнон наклонился, коснулся плеча погонщика, и боевой слон встал,
высоко подняв их в воздух, так что теперь они смотрели на добычу сверху
вниз. По всей окружности углубления вставали слоны с вооруженными людьми
на спинах. Они окружили стадо, визг малышей и топот ног скрывали их
приближение, и вот они уже в середине самого стада.
Ланнон выбрал молодую самку с полувзрослым детенышем, из башни он
бросил ей в шею копье, нацелившись в крупную артерию. Самка закричала в
боли и тревоге, ярко-красная артериальная кровь полилась через ее хобот.
Она покачнулась, смертельно раненная, а из других башен в слонов полетел
град копий. Сотни огромных тел обратились в бегство, лес задрожал и
зазвенел от их топота и отчаянных попыток уйти.
Несмотря на свое обещание богам, Хай не поднимал свой лук, он, как
зачарованный, смотрел на бойню пришедших в ужас животных. Он видел, как
старая самка, ощетинившаяся копьями и стрелами, набросилась на боевого
слона, который от ее удара упал на колени, люди вылетели из башни и попали
под топчущие ноги, а самка в боевом неистовстве отбежала, упала и умерла.
Он видел, как слоненок пытался вытащить хоботом попавшую в бок стрелу и
болезненно визжал, так как наконечник стрелы не поддавался. Он видел
другого слоненка, тщетно пытавшегося поднять свою мертвую мать, таща ее
своим маленьким хоботом.
Ланнон кричал от возбуждения, бросая копья в шеи и спины со
смертоносной точностью, и вокруг них становилось все больше серых тел.
Одна из самок напала на них сбоку; старая злая самка, такая же
большая и сильная, как их боевой слон, она неслась на них. Ланнон
повернулся лицом к ней, напрягся и бросил копье, но самка подняла хобот. и
копье попало в него, глубоко погрузившись в этот самый чувствительный
орган животного под самыми глазами. Самка закричала от боли, но бежать не
перестала, и Хай с сожалением поднял свой лук. Он знал, что теперь ее
остновит только смерть.
Старая самка подняла голову и начала тормозить перед ударом. Пасть ее
была широко открыта, свисала нижняя губа, и Хай натянул лук и выпустил
стрелу прямо ей в горло. Все пять футов стрелы исчезли в зияющей пасти, и
Хай понял, что стрела попала в мозг, потому что самка присела на задних
лапах, вся дрожа, и испустила сдавленный крик. Веки ее вздрогнули, она
упала и затихла.
Они убили сорок одну самку, тридцать из них имели детенышей. Однако
девять детенышей были отвергнуты воспитателями слонов как слишком молодые
для того, чтобы выжить, и их убивали одним милосердным ударом. Остальных
окружили специально обученные самки и увели от окровавленных туш матерей.
К полудню работа была закончена, и рабы занялись разделкой туш. Мясо
относили к кострам, где его коптили. Углубление превратилось в смердящую
покойницкую, и стервятники темным облаком почти закрывали солнце.
В полдень Ланнон поел с аристократами и начальниками охоты.
Свежепрожаренная слоновья требуха, приправленная горячим перечным соусом,
вареное слоновье сердце, фаршированное диким рисом и оливками, лепешки и
обязательные амфоры зенгского вина - все это делало еду соответствующей
аппетиту охотников.
Ланнон был в прекрасном настроении, он расхаживал среди обедающих,
смеялся и шутил с ними, время от времени особо благодаря одного из них.
Возбуждение охоты еще не спало, и когда он остановился возле Хая, то хотел
просто подразнить его:
- Моя бедная Птица Солнца, ты выпустил только одну стрелу за всю
охоту. - И Хай только собирался легко ответить, что для слона одна его
стрела все равно что множество, как вдруг начальник охоты из срединного
царства Задал рассмеялся.
- Лук стал для тебя слишком тяжел, святой отец, или добыча слишком
свирепа?
Наступила неожиданная тишина, все смотрели на стройного смуглого
человека с насмешливым ртом и вызывающим взглядом.
Потребовалось несколько секунд тишины, чтобы до Задала дошло, что он
сказал, он бысто оглянулся на выжидающие лица. И увидел, что на него
смотрят с таким же выражением, с каким смотрят на осужденную на смерть
жертву. Рядом с ним аристократ чуть шевельнулся и заметил: "Ты мертвец".
Задал с тревогой посмотрел на Хая Бен-Амона. Слишком поздно вспомнил
он репутацию этого жреца. Говорят, нет ни одного человека, который
посмеялся над его спиной, ростом или храбростью и остался в живых. С
облегчением Загал заметил, что жрец слегка улыбается и вытирает пальцы о
край одежды.
- Спасибо, великий Баал, - про себя поблагодарил Хай, слегка
улыбаясь. - Ты вовремя напомнил мне о моем обещании. Я держался в стороне
от охоты. Прости меня, великий Баал. Я дам тебе теперь твой шанс.
- Задал, - негромко произнес Хай, и все придвинулись ближе, чтобы
услышать его слова. - Хочешь лететь со мной на крыльях бури?
Все зашевелились при этом вызове, начали перешептываться, глядя на
Задала. Его лицо побледнело, губы сжались в тонкую бледную линию.
- Я запрещаю, - громко произнес Ланнон. - Я не позволю тебе это
сделать, Хай. Ты слишком ценен для меня, чтобы рисковать твоей жизнью,
и...
Хай спокойно прервал его:
- Величество, это вопрос чести. Этот человек назвал меня трусом.
- Но уже пятьдесят лет никто так не охотился, - возразил Ланнон.
- Пятьдесят лет - слишком большой срок, не так ли, Задал? - улыбнулся
Хай. - Мы с тобой оживим обычай.
Задал смотрел на него, проклиная собственный несдержанный язык.
Хай продолжал улыбаться. "Или такая добыча слишком свирепа для тебя?"
- негромко спросил он. Казалось, Задал откажется, но он коротко кивнул,
губы его по-прежнему были бледны.
- Как хочешь, святейшество. - И понял, что окружающие правы: он
мертвец.
Рабы собрали в большие корзины содержимое внутренностей слонов. Хай и
Задал разделись донага, их тела вымазали желтым пометом, а тем временем
молодой Бакмор обсуждал с Мурсилом особенности предстоящей охоты.
- Не верю, чтобы взрослого слона можно было убить топором. Мне это
кажется неприятной формой самоубийства.
- Поэтому такой способ и называют лететь на крыльях бури.
У слоновьего помета острый запах, он способен скрыть запах человека.
Это единственная защита, которой будут располагать охотники. Их
единственный шанс оказаться незамеченными вблизи животного. Обоняние -
главное чувство слонов, зрение у них слабое, и они близоруки.
Тимон помогал Хаю, смазывая его пометом. Он быстро понял способ
охоты.
- Высокорожденный, я боюсь за тебя, - негромко сказал он.
- Я и сам боюсь, - сознался Хай. - Погуще накладывай помет, Тимон.
Лучше вонять, чем умереть.
Хай посмотрел на крутой спуск, который вел в углубление. Слоновья
тропа, извиваясь, проходит через густой лес. Здесь они перехватят
следующее стадо, прежде чем оно встревожится от запаха крови.
Хай осмотрелся и увидел, что охотники расположились на вершине холма,
заняв удобные позиции для наблюдения. Его взгляд встретился с взглядом
Задала. Начальник охоты с головы до ног был вымазан желтым пометом, он
слишком напряженно сжимал рукоять боевого топора. В его темных глазах был
страх, и страх в напряжении, с которым он себя вел. Хай улыбнулся ему,
наслаждаясь его страхом, и Задал отвернулся. Губы его дрожали.
- Ты готов, начальник охоты? - спросил Хай, и Задал кивнул. Голосу он
не доверял.
- Пошли, - сказал Хай, и они двинулись по спуску, но дорогу им
преградил Ланнон. Он испытывал дурные предчувствия, улыбка его была
напряженной.
- Этот глупец Задал поторопился, он ничего дурного не хотел сказать.
Ни один человек не усомнится в твоей храбрости, Хай, кроме тебя самого. Не
старайся слишком убедительно доказать ее. Жизнь много потеряет для меня
без моей Птицы Солнца.
- Мой господин, - голос Хая звучал хрипло. Он был тронут тревогой
Ланнона.
- Первый удар опасен, Хай. Смотри, чтобы слон не придавил тебя, когда
будет падать.
- Я запомню это.
- Не забудь также вымыться перед ужином, - улыбнулся Ланнон и сделал
шаг в сторону.
Дважды в этот день мимо них проходили маленькие стада слонов, и
каждый раз Хай отрицательно качал головой, и животные проходили мимо,
потому что это были самки, слонята и самцы-подростки.
День близился к концу, и Хай начал испытывать облегчение, смешанное с
чувством вины. Может, боги настроены к нему благосклонно и не станут
испытывать его.
До наступления темноты оставался еще час. Хай и Задал неподвижно
сидели у тропы, в укрытии из нависших ветвей обезьяньей яблони.
Помет на их телах подсох, кожа начала чесаться. Хай сидел, положив на
колени топор с грифами и смотрел на тропу, надеясь, что никто не появится
на ней до темноты и он сможет отказаться от этого дикого замысла, к
которому ему подтолкнули честь и торопливость. Странно, как бездействие
притупляет даже самые сильные страсти, подумал Хай и сухо улыбнулся,
поглаживая рукоять топора.
Он увидел движение среди деревьев на склоне, движение большого серого
тела, как облачко тумана, и кожа у него загорелась. Задал тоже увидел его,
он перестал ерзать и застыл рядом с Хаем.
Они ждали, и неожиданно из-за деревьев показались два слона. Два
больших старых самца, с тяжелыми клыками, легко спускались по склону. Они
находились в ста шагах друг от друга, и в их походке была настороженность,
которая предупредила Хая, что животные встревожены, может быть, ранены
охотниками в долине.
- Берем этих двоих, - прошептал Хай. - Выбирай своего.
Задал молчал, опытным глазом следя за слонами. Передний слон старше,
один клык у него сломан. Он более тощий, чем его спутник, его передовое
положение свидетельствует о том, что он опытнее, подозрительнее, а
сломанный клык делает его более злобным, а характер непредсказуемым.
- Второй, - прошептал Задал, и Хай кивнул. Он ожидал этого.
- Тогда я отойду. Надо постараться напасть одновременно. - Хай
оставил укрытие из нависших ветвей и скользнул вдоль тропы, так, чтобы
расстояние между ним и Задалом было примерно таким же, как и между
слонами.
Хай лег в жесткую траву у тропы и оглянулся. Слоны приближались.
Передний слон миновал укрытие Задала и продолжал идти. Хай увидел, что
расстояние между слонами сократилось. Слон Задала дойдет до него раньше,
чем передний слон поравняется с травой, за которой лежал Хай.
Если один из охотников нападет преждевременно, второй слон будет
встревожен, и опасность для охотника многократно усилится. Хай знал, что
на предупредительность со стороны Задала ему нечего рассчитывать. Этот
человек будет думать только о своих интересах.
И тут же он увидел, что Задал оставил свое укрытие и молча побежал по
тропе за вторым слоном. А слон Хая находился еще в пятидесяти шагах от
него и смотрел в его сторону.
Задал бежал за своим слоном, совсем рядом с ним. На мгновение Хай
восхитился им. Может, он неправильно судил о нем. Может, Задал все же
подождет, пока Хай не сможет тоже напасть.
Но тут он увидел, как взметнулся топор начальника охоты, сверкнул в
высшей точке полета и начал опускаться; Хай перенес все внимание на своего
слона.
Послышался крик боли и тревоги: это ударил топор Задала, и Хай
пустился бежать. И к нему приближалось огромное животное, пока не
заполнило все поле зрения.
Хай знал, что у него всего несколько мгновений для удара, а потом
зверь пробежит мимо.
Он бежал рядом со слоном, держась на возвышении: падая, он сможет
откатиться от него. Хаю приходилась делать огромные шаги, и он быстро
терял равновесие, склоняясь к корпусу слона.
При каждом шаге, когда огромный вес падал только на задние ноги, на
них четко под грубой серой шкурой выделялись сухожилия. Сухожилие - это
толстая нить, гибкая и упругая, толщиной в девичье запястье; при каждом
шаге слона оно принимало на себя весь вес животного.
Хай изменил направление бега, зайдя сзади, и когда сухожилие в
очередной раз напряглось, он перерубил его топором; послышался резкий
щелкающий звук, как от паруса, раскрывающегося под порывом ветра.
Слон пошатнулся, нога под ним подогнулась, он шатался, балансируя на
здоровой ноге.
- За Баала! - закричал Хай возбужденно, и опять высоко взметнулся
топор. С таким же резким звуком лопнуло второе сухожилие, и огромный зверь
тяжело упал. Звук его падения донесся до зрителей на холме, и густое
облако пыли поднялось с сухой земли. Хай отпрыгнул от падающего тела и
ужасного молотящего хобота.
Он готовился к последнему удару, танцуя вокруг ревущего животного,
зная, что у него лишь несколько секунд, чтобы использовать неожиданность,
что вот-вот раненый слон увидит его, и Хай отчаянно искал возможности
ударить.
Слон приподнялся на передних лапах, таща за собой искалеченные
задние. В безумном гневе он вырывал деревья, дико размахивал хоботом, рыл
землю своим единственным клыком.
Но спиной он был обращен к Хаю, он еще не видел своего противника.
Хай легко увернулся от молотящего хобота, поднырнул под него, прыгнул и
приземлился на широкой спине слона. Он опустился на колени с высоко
поднятым над головой топором.
Под сморщенной серой шкурой отчетливо виднелись позвонки. Хай ударил,
смертоносный удар прорубил кость и разрезал мягкий желтый спинной мозг.
Слон закричал и упал, дергаясь в предсмертной агонии.
Хай спрыгнул с дергающегося тела и отскочил от ног и хобота
умирающего слона. Он испытывал чувство огромного облегчения и триумфа. Он
сделал это, он летел на крыльях бури - и выжил.
Он услышал дикий рев второго слона и резко повернулся. Один взгляд
показал ему, что дело еще не закончено, боги еще не произнесли свой
приговор.
Задал ошибся. Вторым ударом он промахнулся по сухожилию, и теперь
слон на трех ногах, но быстро и проворно преследовал человека. Задал
отбросил топор и бежал вверх по склону, слон за ним. Самец кричал от
гнева, он вытягивал хобот, быстро догоняя человека.
Хай бросился к нему. Но тут слон схватил хоботом Задала и подбросил
его в воздух. Тело Задала, вращаясь, поднялось над вершинами самых высоких
деревьев.
Задал упал лицом вниз на каменистую поверхность, слон поставил ногу
ему на спину, а хоботом оторвал голову и отбросил в сторону. Голова
запрыгала и покатилась по склону, как детский мяч.
Хай бежал к слону, поднимаясь по склону. Слон нагнулся к
изуродованному телу и пронзил клыком грудь Задала. Он был так занят
терзанием тела противника, что Хай незаметно зашел к нему с тыла.
Он увидел рану в ноге слона, тут промахнулся Задал. Топор засвистел в
воздухе. На этот раз ошибки не было.
- Я даю тебе новое звание. - Ланнон высоко поднял свою чашу, и
аристократы и рыцари, сидевшие за столом, замолкли в ожидании. - Я воздаю
воинские почести человеку, летевшему на крыльях бури.
Хай скромно опустил глаза, слегка покраснев при свете факелов под
кожаным навесом палатки Ланнона.
- Хай Бен-Амон, Топорник богов! - выкрикнул Ланнон титул, и
аристократы подхватили его, приветствуя Хая сжатыми кулаками.
- Пей, Хай! Пей, моя Птица Солнца! - Ланнон передал Хаю собственную
винную чашу. Хай прихлебнул вино, улыбаясь окружающим. Сегодня он не будет
слишком глубоко заглядывать в винную чашу. Он не хотел затуманивать,
одурманивать чувство радости. Боги ответили ему, и он сидел, тихо улыбаясь
посреди шумной пирушки, почти не слыша смеха и разговоров, вслушиваясь в
голос, который внутри него пел: "Танит! Танит!"
Когда он встал, чтобы уходить, Ланнон рассерженно схватил его за край
одежды.
- Ты не уйдешь на своих ногах, Топорник. Ты заслуживаешь того, чтобы
тебя унесли на кровать. Давай, вызываю тебя на соревнование в чашах вина.
Хай со смехом отказался от вызова.
- Один вызов в день, мой господин, прошу тебя.
Снаружи было тихо, на небе ярко горели звезды. Дневной жар миновал, и
прохладный ночной ветерок был как прикосновение прядей Танит в его щеке.
- Астарта! - Богиня поднялась над долиной, ее золотое лицо осветило
землю мягким светом. - Мать земли, благодарю тебя, - прошептал Хай и
почувствовал на глазах слезы счастья.
Он пошел по лагерю к собственной палатке, храня тепло своей любви.
- Танит, - шептал он, - Танит.
Он двигался в тени, но тут какое-то движение привлекло его внимание,
и он остановился. У костра сидела рабыня, она дробила на камне зерно для
лепешек.
Костер осветил правильные черты лица, блеснул на темной коже ее
сильных рук. Это была нянька Селена.
Хай уже хотел уйти, когда девушка в ожидании подняла голову. К ней из
темноты приблизился мужчина, и лицо девушки вспыхнуло таким восторгом,
такой бесстыдной любовью, что Хай почувствовал, как у него дрогнуло
сердце.
Мужчина вступил в свет костра, и Хаю достаточно было одного взгляда
на это мощное тело и круглую безволосую голову, чтобы узнать Тимона.
Селена встала, быстро пошла навстречу Тимону, и они обнялись.
Принюхивались к лицам друг друга в странном любовном приветствии
язычников, сжимая друг друга. Хай нежно улыбнулся, испытывая симпатию
любящего к другим любящим.
Тимон отодвинулся от девушки, держа ее на расстоянии вытянутой руки,
и быстро заговорил. Хай не разбирал его слов. Он слышал только рокот баса
Тимона, девушка кивнула.
Тимон оставил ее и исчез среди палаток. Селена вернулась к костру,
наполнила мешок размолотым зерном, потом украдкой оглянулась и пошла вслед
за Тимоном. Хай, улыбаясь, смотрел ей вслед.
- Нужно поговорить с Ланноном, - подумал он. - Я могу организовать их
спаривание.
В своей палатке Хай извлек золотой свиток и расстелил его. Поставил
лампу, достал орудие гравировки и начал писать стихотворение о Танит.
- Волосы ее темны и мягки, как дым от костров папируса над большим
озером, - писал он, и случай с Тимоном и Селеной был забыт.
Вскоре после полуночи усталость одолела его, он упал и уснул,
прижимаясь щекой к любовной поэме о Танит на золотом свитке. Огонь лампы
замигал и погас.
Грубые руки разбудили его на рассвете, он недоуменно огляделся. Его
разбудил начальник охоты Мурсил.
- Великий Лев послал за тобой, святейшество. Собаки уже на поводке,
погонщики собрались. Убежали два царских раба, и царь приглашает тебя
присоединиться к охоте.
Еще не проснувшись окончательно, Хай понял, кто эти рабы, и испытал
сосущее чувство во внутренностях.
- Глупцы, - прошептал он. - О, проклятые глупцы. - Потом посмотрел на
Мурсила. - Нет, - сказал он. - Не могу. Я... не пойду с ним. Я болен,
скажи ему, что я болен.
Селена стояла в тени и прислушивалась к пьяным возгласам и смеху в
царской палатке. Под коротким плащом она прятала кожаный мешочек с зарном,
сухое копченое мясо, нарезанное полосками, и маленький глиняный горшок.
Тут еда на двоих на четыре дня, а к этому времени они будут за большой
рекой. Она испытывала страх и возбуждение в одно и то же время. Этого
момента они ждали два года, и много чувств испытывала она, неподвижно
ожидая.
Наконец появился Тимон; он приблизился к ней сзади так неожиданно,
что она ахнула. Он взял ее за руку и повел от периметра костров лагеря. Он
увидела, что на нем тоже плащ, и под ним лук и колчан со стрелами, а у
пояса короткий железный меч. Такое оружие рабам запрещено, и наказание за
нарушение этого запрета - смерть.
У выхода из лагеря стояли два стражника. Селена заговорила с ними,
предлагая свое расположение, а Тимон подошел к ним сзади. Голыми руками он
сломал им шеи. Взял каждого в руки и тряхнул, как собака трясет крысу. Ни
звука. Тимон осторожно положил тела у выходных ворот, и они прошли в них.
Они прошли через углубление, где днем убивали слонов, и ночь была
полна отвратительным рычанием и воем стервятников. Гиены и шакалы боролись
за куски окровавленных костей и шкур. Держа в руке обнаженный меч, Тимон
вел Селену, и хотя одна из гиен с рычанием последовала за ними, они
беспрепятственно вышли на тропу и пошли в долину. Луна давала достаточно
света, и они шли быстро. Остановились лишь однажды у брода через ручей,
чтобы отдохнуть и напиться, а потом снова быстро пошли на север.
Однажды они встретились со львом. Большой серый самец с темной
гривой. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга, потом лев
негромко рявкнул и исчез в кустах у дороги. Он недавно поел, и два
человека не вызвали у него интереса.
Луна - четвертый день после полнолуния - прошла по звездному небу и
исчезла на темном горизонте. Когда она зашла, остался только свет звезд, и
на неровной крутой тропе Селена тяжело упала.
Тимон услышал ее крик и быстро обернулся к ней. Она лежала на боку,
негромко стонала.
- Ты поранилась? - спросил он, опускаясь рядом с ней на колени.
- Лодыжка, - прошептала она, от боли голос ее звучал хрипло. Тимон
пощупал ногу. Лодыжка была горяча на ощупь, и он чувствовал, как она
распухает.
Тимон мечом отрезал полоску от плаща и плотно перевязал лодыжку, как
учил его Хай. Он действовал в отчаянной спешке, и черви ужаса уже
зашевелились в его внутренностях.
Когда он поставил Селену на ноги, она закричала от боли.
- Можешь идти? - спросил Тимон, и она сделала несколько шагов. Селена
тяжело дышала, воздух со свистом вырывался из ее горла. Она прижалась к
Тимону и беспомощно покачала головой.
- Не могу идти. Оставь меня здесь. - Тимон опустил ее на землю, потом
распрямился, отбросив оружие и провизию. Оставил только короткий меч. Из
двух плащей сделал петлю для тела Селены, пометил ее в эту петлю. Затем
надел себе на шею и плечо и поднял ее. Она лежала у него на руках, одной
рукой обнимая его за шею. Часть веса приходилась на петлю, висевшую на шее
Тимона. Он пошел, спускаясь по крутому склону к долине.
К середине утра петля натерла ему шею, на темной коже появилась
розовая полоска. Жара усилилась, она тяжело надавила на беглецов, отнимая
у них последние капли энергии. Тимон давно уже двигался тяжело, усилием
воли он преодолевал физиическую усталость.
На краю одной из полян Тимон остановился и прислонился к стволу
