- Я приготовила твой стиль для письма, - сказала она, и Хай уставился
на свиток, чернильницу и стиль под висячей лампой.
- Не сегодня. - Он направился к кровати, сбился и столкнулся с
переборкой. Рабыня подбежала и направила его в нужном направлении.
Хай лег на спину и посмотрел на нее. Она из дома Ланнона. Хай хотел
бы иметь таких же, но она стоит не менее десяти пальцев золота.
- Что еще, мой господин? - спросила она. Хорошенькая малышка с
мягкими темными волосами и бледной, цвета слоновой кости кожей. Хай закрыл
один глаз, чтобы лучше разглядеть ее.
- Может быть, - медленно сказал он, - есть и еще кое-что. - Но он
переоценивал свои силы, и через несколько мгновений его храп до самого
киля потряс корабль. Девушка встала, надела платье и улыбнулась ему,
прежде чем выскользнуть из каюты.
В предрассветной тьме Хай стоял на палубе у передней башни и
упражнялся с топором, который летал со свистом и гулом. Хай чувствовал,
как все быстрее течет в его жилах старое вялое вино, на его теле выступил
пот, прохладный озерный воздух не мог его охладить. Он менял руки, а
большой топор пел. Голова прояснилась, пот выступал обильно, тек по
мускулистым рукам и ногам, по горбатой спине, промочил набедренную
повязку, затекал в глаза, и Хай начал танцевать, легко подпрыгивая,
поворачиваясь и раскачиваясь, а топор продолжал петь.
Рассвет озарил небо, когда наконец Хай остановился и оперся на свой
топор. Дыхание его паром вырывалось в холодном воздухе, но кровь быстро
бежала по телу, и он снова чувствовал себя человеком.
В каюте одна из рабынь золотой щеточкой стерла с его тела пот. Эта
щеточка - подарок Ланнона. Рабыня растерла тело Хая ароматным маслом,
расчесала и заплела его волосы и помогла надеть свободную белую одежду без
пояса.
Хай вышел на рулевую палубу, когда по флоту был отдан приказ ложиться
в дрейф. Корабли повернули на восток, ожидая восхода солнца, а рабы-гребцы
с благодарностью упали на свои весла. Когда солнце показалось над
горизонтом, Хай запел торжественное восхваление Баала. А потом
позавтракали на открытой палубе, сидя на тростниковых циновках. Хай
смотрел на лица, серые, сморщенные, с красными глазами. У всех было дурное
настроение. Даже Ланнон побледнел, руки его дрожали, когда онзавтракал
теплым молоком с медом.
Хай начал с просяного хлеба, обмакивая его в масло и мед, потом ел
больших копченых и соленых озерных лещей, и когда он приказал принести
жареную утку, остро пахнущую диким чесноком, вся компания с благоговейным
страхом смотрела на него. Хай разорвал утку на куски и стал в довольным
выражением есть: он ревниво относился к своей репутации.
Фило выразил общую мысль, воскликнув: "Великий Баал, ты оскорбляешь
не только свой желудок, но и мой". И, согнувшись, он заторопился к борту.
- Он прав, - впервые рассмеялся Ланнон. - Ты как ребенок, который пил
только материнское молоко.
- Он вскормлен на красном зенгском вине, а зубы точил о лезвие своего
топора.
- Если бы озеро было полно вином, он осушил бы его, и мы смогли бы
перейти вброд.
Хай подмигнул им, как озорной гном, и оторвал другую ногу от утки.
К середине утра он добрались до мели, и Хаббакук Лал прошел вперед,
чтобы вести корабль узким каналом. Водный гиацинт, папирус и десятки
других водных растений угрожали перекрыть дорогу жизни Опета. Работавшие в
канале лодки отошли по сторонам, и десять больших кораблей прошли мимо них
на серебряных крыльях. Офицеры сжатым кулаком приветствовали флаг Барка на
мачте флагмана, но отряды рабов, обреченных пожизненно сражаться с
озерными растениями, стояли молча и смотрели терпеливыми звериными
глазами.
Ближе к Опету стали встречаться рыбачьи лодки, с них свисали сети,
полные рыбы, блестевшей серебряным серебром, как пойманные звезды, а над
лодками белым облаком с криками вились чайки. На горизонте темно-красной
линией показались холмы, и у борта собрались все, радуясь возвращению
домой.
Мурсил, глава охотников, подошел к Ланнону на рулевой палубе и
склонил колени.
- Ты посылал за мной, величество.
- Да, и за пигмеем.
- Он здесь, царь.
- Я обещал тебе награду. Назови ее.
- Мой господин, у меня три жены. И все три алчные.
- Золото?
- Если пожелаешь, мой господин.
- Хай, напиши приказ в скровищницу на пять пальцев золота.
- Пусть тебе всегда светит Баал!
- А пигмей?
Мурсил подозвал маленького желтого бушмена, и Ланнон с интересом
осмотрел его.
- Как его зовут?
- Ксаи, мой господин.
- Он понимает язык?
- Нет, господин, он говорит только на своем примитивном языке.
- Спроси, чего он хочет. Может, свободы?
- Он не понимает, что такое свобода. Он как собака, твое величество.
Лиши его хозяина, и ты лишишь его смысла жизни.
- Спроси, чего он хочет.
Мурсил и бушмен довольно долго говорили на птичьем щебечущем языке,
прежде чем охотник снова повернулся к царю.
- Странная просьба.
- Назови ее.
- Он хочет охотиться с убийцей великого льва.
Ланнон посмотрел на бушмена, который улыбнулся ему с невинной
искреннстью ребенка.
- Он считает, мой господин, да простится мне моя дерзость, - Мурсил
вспотел, он ерзал и чувствовал себя неуверенно, - он считает тебя богом и
хочет принадлежать тебе.
Ланнон испустил бычий рев-хохот и хлопнул себя по бедрам.
- Да будет так. Он назначается начальником царской охоты - со всеми
выплатами и привилегиями. Возьми его, Хай. Научи говорить по-человечески,
а если не сумеешь, научись говорить на его языке.
- Все бездомные и калеки, - огорченно подумал Хай. Его дом заполнени
ими; когда у него собралось достаточно золота для покупки сладкой молодой
рабыни, оно уходило на других, слишком старых или больных, чтобы оправдать
их содержание, и потому предназначенных хозяином для бассейна Астарты. Ну,
по крайней мере пигмей будет получать содержание как начальник охоты, Хаю
он ничего не будет стоить.
Ланнон покончил с этим делом и повернулся к перилам. На горизонте
наконец показался город. Стены храма казались красно-розовыми в свете
солнца, а нижний город был ярко-белым, стены его домов выкрашены пеплом
озерных раковин.
Навстречу из гавани устремился боевой флот Опета. Мечи и шлемы
легионеров блестели на солнце, когда корабли по очереди отворачивали перед
носом флагмана, а острая, как стрела, корма отражала солнце от своей
позолоты. Все увидели свежие шкуры, свисавшие под флагом Барка, и над
водой пронеслись приветственные крики.
Флагманский корабль первым вошел в гавань. Он по-прежнему шел на
веслах. Хаббакук Лал нацелился на каменный причал ниже города, на котором
собрались встречающие толпы. Все население города, в своих лучших, самых
ярких одеждах, приветствовало своего нового царя сотней тысяч глоток.
В последнее мгновение Хаббакук Лал резко опустил руку, давая сигнал
барабанщику и рулевому. Корабль развернулся, все весла углубились в воду,
тормозя его, и бок корабля легко коснулся причала. Ланнон Хиканус и его
свита спустились на берег.
Первыми приветствовали Ланнона его жены. Их было девять, по одной из
каждой аристократической семьи, юные благородные матроны, гордые и
прекрасные. Каждая по очереди преклоняла перед Ланноном колени, впервые
называя его "государь".
Хай смотрел на них, и сердце у него болело. Это не простые безмозглые
рабыни, чье общество только ему и доступно. Это женщины в полном смысле
слова. Ему нужна такая женщина, с которой он мог бы разделить жизнь, и он
пытался получить ее. Он сватался во все аристократические дома Опета и
всюду получал отказ. Дальше его согнутой спины они не видели, и он не мог
их в этом винить.
Чинность церемонии внезапно нарушили громкие крики "Хо! Хо!", и
близнецы вырвались у своих нянек и побежали по причалу. Не обращая
внимания на отца и аристократов, они побежали к Хаю, заплясали вокруг
него, тащили его за одежду и требовали внимания. Когда он их поднял, они
так целовали его и при этом дрались за его поцелуи, что все стало похоже
на припадок. Подбежали няньки и выручили Хая.
Руки Имилце все еще цеплялись за волосы Хеланки, и по сердитому
выражению Ланнона Хай понял, что детей ждет наказание и что их пухлые
мягкие задики скоро покраснеют. Он хотел бы помешать этому.
Хай ускользнул в толпу. По пути в храм он поторговался с продавцом
цыплят и дешево купил их. Потом принес их в жертву и пошел в свой дом в
районе, отведенном для жрецов, между внешней и внутренней стенами храма.
Вся его дворня высыпала ему навстречу. Все эти впавшие в детство и
трясущиеся старики, качающие седыми головами и обнажающие беззубые десны.
Все в возбуждении от его последних приключений, ждущие рассказа об охоте,
пока они купали и кормили его.
Когда наконец он ушел в спальню отдохнуть, тон не успел даже лечь,
когда прибыли четыре старшие принцессы в возрасте от шести до десяти лет.
Прорвав слабое сопротивление рабов, они по праву вторглись в его комнату.
Хай со вздохом отказался от отдыха и послал за своей лютней. Когда он
запел, рабы один за другим начали пробираться в комнату и тихо садиться
вдоль стены. Хай Бен-Амон снова дома.
В 533 году от основания Опета, шесть месяцев спустя после того, как
он взял великого льва и доказал свое право на царство, Ланнон Хиканус,
глава дома Барка, оставил город Опет и начал марш вдоль границ -
исполнение этого обычая сделает его полноправным царем. Весной ему
исполнилось двадцать девять лет, он был на год старше своего верховного
жреца.
Он выступил, взяв с собой четырех еще бездетных жен, надеясь за время
двухлетнего путешествия изменить это положение. Он взял с собой два
легиона, в каждом по шесть тысяч гоплитов, легкой пехоты, топорников и
лучников. Легионы состояли главным образом из вольноотпущенников юе с
офицерами из благородных семейств Опета. Легионы органозиваны по римскому
обычаю, заимствованному Ганнибалом во время войны в Италии. В каждом
легионе десять когорт, в каждой когорте шесть центурий. У всех легионеров
кожаные нагрудники, конические железные шлемы и круглые кожаные щиты,
усаженные бронзовыми розетками. На ногах кожаные поножи и сандалии.
Маршируя, легионеры пели.
Офицеры выглядят величественнее, как и требует их благородное
происхождение. Доспехи у них бронзовые, плащи из тонкой ткани пурпурные и
красные, они шли во главе своих отрядов.
Кавалерии не было. За 500 лет ни одна попытка привезти с севера
лошадей не увенчалась успехом. Большинство животных не выдерживало
морского пути, а те, что выживали, вскоре после прибытия в Опет погибали
от загадочной болезни, от которой у них становилась жесткой шкура, а глаза
превращались в кровавое желе.
Вместо кавалерии были слоны. Огромные злобные звери, вселявшие ужас в
сердца врагов Опета, когда они обрушивались на них, а лучники, сидящие в
башнях на их спинах, посылали волныстрел. Но слоны в боевой ярости могли
внести не меньшее смятение и в собственные ряды, и их погонщики были
вооружены деревянными молотками и пиками, которые загоняли в мозг
взбесившегося животного. Ланнон взял с собой двадцать пять боевых слонов.
С ним отправился верховный жрец, с десяток жрецов низших разрядов, а
также инженеры, врачи, оружейники, повары, рабы и большая толпа
сопровождающих: старатели, игроки, заговорщики зубов, продавцы напитков и
проститутки. Караван волов, везущих палатки и продовольствие, растянулся
на семь миль, а вся громоздкая колонна занимала не меньше пятнадцати миль.
Это не создает проблем, пока они движутся по большим незаселенным травяным
равнинам, где достаточно воды и травы. Но Хай Бен-Амон, стоя на невысоком
холме рядом с царем и глядя на бесконечную колонну, движущуюся с севера,
подумал о том времени, когда они вновь повернут на север, сделав огромный
круг, и двинутся вдоль большой реки. Такое сосредоточение богатств будет
сильным искушением для отрядов воинственных язычников с неведомых земель
за рекой. Он сказал Ланнону о своих опасениях, и Ланнон рассмеялся,
сощурив бледно-голубые глаза на солнце.
- Ты рассуждаешь как солдат, а не как жрец.
- Я и то, и другое.
- Конечно. - Ланнон положил руку ему на плечо. - Иначе ты не
командовал бы Шестым легионом. Что ж, Хай, я много думал об этом марше. В
прошлом он всегда приносил только траты времени и сокровищ Опета. Мой марш
будет другим. Я намерен извлечь из него прибыль.
Хай улыбнулся при этом волшебном слове, которое одинаково хорошо
понимают в Опете все: аристократы и простолюдины, цари и жрецы.
- Я намерен сделать марш другим. В южном королевстве мы будем
охотиться. Такой охоты еще не бывало. Мясо прокоптим, высушим, засолим и
продадим жителям и в шахты, чтобы кормить рабов. Будем также охотиться на
слонов. Мне хочется довести число этих зверей в армии до двухсот, чтобы не
опасаться угрозы с севера, о которой ты мне напомнил.
- А я гадал, зачем нам столько пустых повозок.
- Они наполнятся, прежде чем мы снова повернем на север, - пообещал
Ланнон. - А когда будем проходить через сады Зенга, я сменю там гарнизоны,
оставив этих людей. Войска, слишком долго стоящие в одном месте на постое,
становятся ленивыми и разлагаются. В Зенге я встречусь с послами дравов с
востока и возобновлю с ними договор.
- Но как же север? - Хай вернулся к волновавшему его вопросу.
- Из Зенга на север мы пойдем боевым строем. Женщины и дети
отправятся домой в Опет по дорогам срединного царства. Мы придем к большой
реке двумя легионами полного состава и укрепим уже имеющиеся там два
легиона, вместе пересечем реку и проведем такой рейд за рабами, что все
племена будут знать: в Опете новый царь.
Ланнон повернулся и посмотрел на север, его грива золотых и рыжих
волос и борода блестели на солнце.
- Свыше ста лет они тревожат нас, и мы были с ними слишком мягкими. С
каждым годом они становятся все многочисленнее, все смелее. Я покажу им
железо своей руки, Птица Солнца. Я покажу им, что реку удерживает стальная
защита, и им дорого будут стоить нападки на нее.
- Интересно, откуда они приходят и сколько их, - негромко сказал Хай.
- Это войско тьмы, они черны, они не похожи на бога солнца Баала, как
мы. Они рождены во тьме лесов, в вечной тьме севера, и если ты сможешь
пересчитать жадную саранчу, то сможешь пересчитать и их.
- Ты боишься, Ланнон? - спросил Хай, и царь с гневом повернулся к
нему.
- Ты слишком многое позволяешь себе, жрец! - рявкнул он.
- Зови меня другом, а не жрецом - и я осмеливаюсь показать тебе, что
беспричинная ненависть основана на страхе.
Гнев Ланнона стих, он играл рукоятью своего меча, поглядывая по
сторонам, чтобы убедиться, что никто из приближенных не слышит.
- У меня есть основания для страха, - сказал он наконец.
- Я знаю, - ответил Хай.
На рассвете Хай спел приветствие Баалу, но пел негромко, чтобы не
встревожить ближайшие стада, потом он попросил богов послать хорошую
охоту, обещав, что часть добычи будет оставлена птицам солнца, чтобы они
отнесли ее богам. Затем Хай и Ланнон выпили по чаше вина и поели сухого
просяного хлеба, ожидая, пока все участвующие в охоте займут свои места.
Мурсил, начальник охоты на юге, выбрал район тщательно и хитро. Со
своего места на невысоком холме Ланнон и Хай видели уходящую вдаль равнину
туннелеобразной формы, по обе стороны огражденную холмами. На вершинах
холмов горели сигнальные костры: там стояли в ожидании воины, готовые
отогнать всякую дичь, которая попытается уйти в стороны.
В отдалении, не видные глазу, по равнине растянулись два легиона. Они
уже двинулись, 10 000 человек, накатываясь на травяную равнину, как волна
на берег. Пыль, поднятая ими, уже поднялась в голубое небо, а под покровом
этой пыли изредка мелькало отражение солнца на шлеме или копье.
- Началось, - с удовлетворением сказал Ланнон.
Хай взглянул на десятки тысяч животных, пасущихся стадами на равнине.
Десятая большая охота за пятьдесят дней, и от убийств его начинало
тошнить.
Он посмотрел туда, где равнина сужалась и где ее пересекала река. В
конце долины между крутыми холмами виднелось отверстие в пятьсот шагов
шириной, которое давало возможность уйти в бесконечные травянистые равнины
за рекой. Вся поверхность заросла редкими акациями с плоской кроной.
Со своего места Хай с трудом различал тройную линию ям,
перегородившую выход их долины. Здесь в засаде ждала тысяча лучников
Ланнона, у каждого триста стрел и запасной лук.
А за ними двойная линия сетей, тяжелых плетеных сетей на непрочных
кольях, которые упадут, когда в сеть влетит бегущее животное. Оно
запутается в сети, и тогда лежащие в укрытии гоплиты подбегут с копьями
наготове, прикончат животное и снова поставят сеть. Этого в готовности
ждет тысяча копейщиков.
- Пора спускаться. - Ланнон допил вино и стряхнул крошки с плаща.
- Подождем еще немного, - предложил Хай. - Мне хочется посмотреть.
Стада на равнине начали беспокоиться. Беспокойство распространялось
от тех животных, которые ближе всего к линии загонщиков. Гну начали бегать
бесцельными кругами, почти упираясь носами в землю, их длинные черные тела
с летящими гривами легко проносились в воздухе. Стада зебр собирались
плотными массами по 200 - 300 животных и с любопытством смотрели на
приближающихся загонщиков. Их близкие родственники квагга, приземистые и
плотные, собирались меньшими стадами; у них шкура темнее, чем у зебры. С
ними смешивались стада ярко-желтых и рыжих бубалов, пурпурные сассаби и
топи и большие, похожие на быков антилопы канна, величественные, с мощными
гривами. И все это огромное множество животных зашевелилось и начало
двигаться, медленно отступать в сторону выхода, и вокруг поднялись столбы
пыли.
- Ах, - сказал Ланнон. - Какая добыча!
- Большей никогда не было в истории охоты, - согласился Хай.
- Сколько, как ты думаешь? - спросил Ланнон.
- Не знаю... пятьдесят, сто тысяч... их невозможно пересчитать.
Теперь нарастающая тревога передалась длинношеим жирафам, они
покинули убежища среди акаций и присоединились к общему движению, их
телята бежали за ними. Среди стад кое-где виднелись одиночные носороги,
большие и неуклюжие, фыркающие и высоко поднимающие массивные ноги.
Как течение, удерживающее всю массу вместе, двигались большие стада
дымчато-коричневых антилоп-прыгунов. Эти газели, двигаясь быстрее других,
как воды наводнения, запрудили долину, и пыль поднялась выше, завиваясь
удушливыми облаками. Холмы заставляли животных сжиматься теснее, а когда
бубалы и сассаби попытались убежать через холмы, на вершинах возникли
линии кричащих, потрясающих оружием людей. И животные устремились вниз с
холмов, распространяя панику среди тесно сбившихся стад.
Стада устремились вперед, и топот их копыт поднялся, как звук бури,
прибоя и ветра. Земля задрожала. "Пошли!" - крикнул Ланнон и побежал вниз
по склону. Хай еще несколько мгновений смотрел на невероятно огромное
скопление живых существ, с громом несущихся к выходу из долины, затем
подхватил свой топор и побежал вслед за Ланноном. За ним летели длинные
черные пряди, он бежал легко, как коза, быстро, как кролик, так что на
равнину они с Ланноном выбежали вместе, и Хай первым добрался до центра
сужения, где для них была выкопана яма и лежали наготове десятки копий.
Ланнон спрыгнул вслед за ним. "У забега не было золотого приза", -
рассмеялся он.
- Надо было назначить, - ответил Хай, и они устремились к переднему
краю ямы и выглянули в долину. Зрелище было ужасающее. Вся долина от края
до края заполнилась живыми существами, над ними поднималась стена пыли,
сквозь которое зловеще просвечивало низкое солнце.
Головы и гривы передовых животных вздымались и падали, как течение в
урагане, вверху поднимались похожие на палки шеи жирафов и страусов. И все
это летело на них, и земля дрожала, и они смотрели в изумлении и
благоговейном страхе.
Ланнон искусно выбрал момент, дождавшись, пока первая волна дичи
достигла специально обозначенного места. Как только этот момент наступил,
он выкрикнул приказ своему трубачу. Прозвенела единственная нота - сигнал
к нападению, она резко повторялась снова и снова.
С земли прямо перед надвигающейся живой стеной встала линия лучников.
Они успели выстрелить четыре раза, прежде чем живая волна пронеслась над
ними. За двадцать секунд они выпустили четыре тысячи стрел, и о ряды
упавших животных спотыкались другие, падая, ломая ноги, крича от боли.
Животные своим огромные весом прорвали линию стрелков, и тут же перд
ними встала другая, и третья, внося опустошение в их ряды, а трупы и
раненые животные образовали большие груды.
Дичь меньшего размера была уничтожена лучниками, но большие
толстокожие животные прорвались со стрелами, торчащими из боков. Огромные
серые носороги с дикими глазами неслись к сетям, угрожающе раскачивая
своими длинными рогами. Скакали длиннононогие подгоняемые ужасом жирафы.
Плотной массой пробежало стадо буйволов, плечо к плечу, как в упряжке.
Они попадали в сети, падали, бились и кричали. В них впивались копья,
они катались с криками по земле, тяжелая сеть душила их. Ланнон и его люди
торопливо освобождали сети от мертвых животных и снова ставили их, но
напрасно. Их теперь было слишком много, и смерть ждала за безопасностью
ям. Взбешенные раненые животные набрасывались на всякого человека, который
попадался им на пути.
Хай видел, как разгневанный носорог отшвырнул солдата. Тот несколько
раз перевернулся в воздухе, упал на жесткую землю и тут же был растоптан,
превращен в кровавое месиво бегущими стадами.
Из своей ямы теперь Ланнон с необыкновенной точностью и силой бросал
копья, целясь в мягкие ребра или плечи пробегающей добычи. Вокруг ямы
росла груда тел, а Ланнон кричал и смеялся в возбуждении охоты.
Хая оно тоже заразило. Он приплясывал, кричал, размахивал топором,
охраняя спину и бока Ланнона, бросая время от времени копье в животное,
которое могло упасть в яму им на головы.
Они с Ланноном насквозь промокли от собственного пота и покрылись
коркой высохшей пыли. Камень, вырвавшийся из-под ноги бегущего животного,
до кости разрезал лоб Хая; Хай оторвал край одежды и быстро перевязал
рану, не прерывая возбужденного танца.
Линия лучников перед ними была прорвана весом набегающих животных.
Истратив стрелы, лучники укрылись в ямах и позволили рядам животных
пронестись над ними.
Хай увидел набегающие стада, схватил своего обезумевшего от крови
царя и стащил его на дно ямы, и они лежали, закрыв головы руками, а края
ямы над ними обрушивались от ударов копыт. Земля засыпала их, и они
прикрыли лица одеждой и с трудом дышали.
Молодая зебра упала в яму прямо на них. Она лягалась, ржала в ужасе,
и ее мощные желтые зубы без разбора рвали все вокруг. Опасность
смертельная.
Хай откатился от острых, как бритва, копыт. На мгновение застыл,
прицеливаясь, и выбросил вверх правую руку. Острие топора с грифами
вонзилось под челюсть испуганного животного и глубоко проникло в мозг.
Зебра забилась, мягкая, теплая, над ними, и ее туша защитила их от той
бури копыт, которая продолжала бушевать вверху.
Буря стихла, миновала, теперь она гремела на расстоянии. В
последовавшей тишине Хай повернулся к Ланнону.
- Ты не ранен? - Ланнон с трудом выполз из-под мертвой зебры. Они
выбрались из ямы и с удивлением огляделись.
В ширину на 500 шагов и в глубину на такое же расстояние земля была
сплошь покрыта тушами мертвых и умирающих животных. Из ям выбирались
лучники и копейщики и смотрели по сторонам с оцепенелым видом пьяных
людей.
Линия загонщиков, казалось, приближается вброд по морю пыли, даже
небо затмилось пылью, и болезненные крики и блеяние раненых и умирающих
животных заглушали все вокруг.
Загонщики приближались линиями по полям окровавленной плоти, их мечи
вздымались и падали: они добивали раненых. Хай достал кожаную фляжку
зенгского вина.
- На тебя всегда можно положиться, - улыбнулся Ланнон и с жадностью
стал пить. Капли вина, как кровь, блестели в его бороде.
- Была ли когда-нибудь подобная охота? - спросил он, возвращая фляжку
Хаю.
Хай отпил и посмотрел на поле. "Не могу в это поверить", - ответил
он.
- Добычу прокоптим и высушим - и снова начнем охоту, - пообещал
Ланнон и зашагал, чтобы навести порядок в бойне.
Высокий купол оранжевого света повис над равниной, света десяти тысяч
костров. Всю вторую половину дня и всю ночь армия разделывала огромную
добычу. Мясо резали полосами и развешивали на стойках над дымящимися
кострами. Сладкий запах свежего мяса, затхлая вонь внутренностей и шипение
жарящегося мяса разносились по всему лагерю. Хай сидел в своей кожаной
палатке и работал при мерцающем свете масляной лампы.
Из темноты появился Ланнон, все еще покрытый пылью и засохшей кровью.
- Вина! Птица Солнца, ради любви к другу. - Он сделал вид, что
шатается от жажды, и Хай протянул ему амфору и чашу. Презрительно
отодвинув чашу, Ланнон напился прямо из горлышка и рукой вытер бороду.
- Я принес новости, - улыбнулся он. - В добыче 1 700 голов.
- И сколько среди них человеческих?
- Пятнадцать человек умерло, есть раненые, но разве дело того не
стоило?
Хай не ответил, и Ланнон продолжал.
- Есть и еще новости. И другое мое копье попало в цель. Аннель
пропустила месячные.
- Южный воздух благотворен. У всех беременность за два месяца.
- Вовсе не воздух, - Ланнон рассмеялся и снова отпил вина.
- Я доволен, - сказал Хай. - Больше древней крови для Опета.
- Когда это ты беспокоился о крови, Хай Бен-Амон? Ты доволен, что
можно будет баловать больше моего отродья. Я тебя знаю. - Ланнон подошел и
встал рядом с Хаем. - Ты пишешь? - спросил он без необходимости. - Что
это?
- Стихотворение, - скромно ответил Хай.
- О чем?
- Об охоте, о сегодняшней охоте.
- Спой его мне, - приказал Ланнон и упал на меховую постель Хая, все
еще держа амфору за горлышко.
Хай взял лютню и присел на тростниковую циновку. Он запел, а когда
кончил, Ланнон некоторое время молча лежал на постели, глядя через входное
отверстие во тьму ночи.
- Я не так это видел, - сказал он наконец. - Для меня это просто
взятие, урожай мяса.
Он снова замолк.
- Тебе не понравилось? - спросил Хай, и Ланнон покачал головой.
- Ты на самом деле считаешь, что то, что мы сегодня сделали,
уничтожило нечто невосстановимое?
- Не знаю. Может, и нет. Но если мы так будем охотиться каждый день
или хотя бы один из десяти дней, разве не превратим мы эту землю в
пустыню?
Ланнон размышлял над полупустой амфорой, потом посмотрел на Хая и
улыбнулся.
- Мы сделали достаточный запас мяса. Больше в этом году охотиться не
будем, только за слоновой костью.
- Мой господин, кувшин вина прилип к твоей руке? - негромко спросил
Хай, и Ланнон смотрел на него некоторое время, потом расхохотался.
- Поторгуемся. Еще одна песня, и я отдам тебе вино.
- Честный договор, - согласился Хай.
Когда амфора опустела, Хай послал одного из своих стариков рабов за
другой.
- Пусть принесет две, - посоветовал Ланнон. - Сбережет время позже.
К полуночи Хай помягчел от вина и почувствовал себя несчастным от
красоты собственного голоса. Он заплакал, и Ланнон, видя, что он плачет,
тоже заплакал.
- Нельзя, чтобы такая красота записывалась на звериных шкурах, -
воскликнул Ланнон, слезы катились по его пыльным щекам и застревали в
бороде. - Прикажу сделать свиток из чистого золота, и на нем ты будешь
записывать свои песни, о моя Птица Солнца. Они будут жить вечно, чтобы
радовать моих детей и детей моих детей.
Хай перестал плакать. В нем проснулся художник, мозг его сразу оценил
обещание, которое, он знал это, утром Ланнон не вспомнит.
- Это великая честь, мой господин, - Хай опустился на колени у края
кровати. - Не подпишешь ли сейчас же приказ в сокровищницу?
- Пиши, Хай, пиши немедленно, - приказал Ланнон. - Подпишу.
И Хай побежал за своим стилем.
Колонна медленно двигалась по большой окружности сначала на юг, потом
на восток по южным травяным равнинам. Это такие безграничные просторы, что
пятнадцатимильная колонна на них заметна не более, чем цепочка муравьев.
По пути встречались реки и хребты, леса и равнины, кишащие дичью.
Единственные встреченные люди - гарнизоны охотничьих царских лагерей. Их
задача заключалась в непрерывной поставке сушеного мяса для прокорма
множества рабов, этого основания национального благосостояния.
Через шесть месяцев после выхода из Опета они пересекли реку на юге
(река Лимпопо. - Прим. автора), а через сто миль - хребет из густо
поросших лесом голубых гор (Заутпансберг. - Прим. автора), которые
обозначали южную границу царства.
Они остановились лагерем у входа в темное скалистое ущелье, которое
врезается в самое сердце гор, и Ланнон и Хай в сопровождении когорты
пехоты и лучников прошли по опасной тропе через ущелье. Странное место:
высокие черные каменные утесы нависали над ревущим глубоко внизу потоком.
Холодное и темное место, куда редко проникает тепло солнца. Хай дрожал, но
не от холода, и крепче сжимал свой топор. В течение трех дней, во время
которых они шли сквозь горы, он почти непрерывно молился, потому что это
место, несомненно, населяли демоны.
Они остановились на южных склонах гор и разожгли сигнальные костры,
от которых высоким столбом поднялся дым, видный на пятьдесят миль.
Глядя на бесконечные золотистые равнины и темно-зеленые леса, Хай
испытывал чувство благоговейного страха. "Я бы хотел спуститься в эту
землю", - сказал он Ланнону.
- Ты был бы здесь первым, - согласился Ланнон. - Интересно, что в ней
скрывается. Какие чудеса, какие сокровища?
- Мы знаем, что далеко на юге есть мыс с горой с плоской вершиной,
