Старый слон. Большой слон.
- Оставайтесь на месте, - приказала мне и Галу рука Ксаи, и я кивнул
в знак согласия.
- Иди со мной! - указательный палец Ксаи повернулся к Лорену,
согнулся, и они двинулись вместе, обходя слона с фланга. Кукольная фигура
бушмена рядом с большим телом Лорена, старик вел его туда, откуда удобно
сделать выстрел.
Слон остановился и начал объедать ветви с кустарника, острожно
обрывая зеленые побеги кончиком хобота, заталкивая их в пасть, совершенно
не подозревая об опасности, а сбоку от него Лорен занял позицию для
выстрела, расставил ноги, откинулся, готовясь встретить отдачу тяжелого
ружья.
В жаркой тишине звук выстрела прозвучал оглушительно громко. Я
слышал, как пуля ударила в тело, слон покачнулся от этого удара, обернулся
к Лорену, высоко поднял большие желтые клыки, расставил огромные серые уши
и завизжал, увидев человека. Он визжал от гнева, его многолетняя ненависть
к людям вспыхнула ярким пламенем.
Повернувшись, он бросился в атаку, прячась за кустарником и не давая
возможности выстрелить вторично. Я видел, как Лорен повернулся и побежал в
сторону, пытаясь открыть линию огня. Нога его попала в нору муравьеда, он
упал на бегу, тяжело ударился о землю, ружье вылетело из его рук, и он
остался лежать прямо перед бегущим слоном.
- Лорен! - закричал я и тоже побежал, вооруженный только дробовиком,
стараясь привлечь внимание нападавшего раненого самца.
- Здесь! - кричал я на бегу. - Здесь! - Стараясь увести слона, я
краем глаза видел Лорена, он на четвереньках тяжело полз к ружью.
- Эй! Эй! - напрягая легкие, кричал я, и самец замедлил свой бег,
повернулся ко мне, его маленькие поросячьи глазки отыскивали нового
противника, хобот в поисках нового запаха поднялся в воздух. Я поднял
дробовик и с расстояния в тридцать футов прицелился в малькие глазки,
надеясь ослепить его.
Бам! Бам! Я выстрелил из обоих стволов прямо ему в морду, и он
бросился на меня. Я почувствовал огромное облегчение: я увел его от
Лорена, это главное. Дрожащими пальцами я пытался перезарядить дробовик,
зная, что не успею.
- Беги, Бен, беги! - высокий голос Лорена пробился сквозь топот
нападающего самца. Но мои ноги отказались повиноваться, и я стоял прямо
перед бегущим слоном, глупо шаря в поисках зарядов, которые так же
бесполезны против этой горы плоти, как зернышки перца.
Мой оцепеневший мозг воспринял удар выстрела Лорена, потом еще один,
и серая гора неслась ко мне, уже мертвая, мозг слона разлетелся от удара
тяжелой пули, как переспевший плод.
Ноги мои оставались прикованы к земле, я не мог двигаться, не мог
уклониться, и выставленный вперед хобот ударил меня со свирепой силой. Я
почувствовал, как взлетаю в воздух, потом сильный удар о землю, яркая
вспышка перед глазами, и я потерял сознание.
- Глупый ублюдок! Глупый храбрый маленький ублюдок! - ко мне из
темного далекого туннеля долетел голос Лорена, и звук этот странно
отозвался в моей голове. Мне в лицо плеснули холодную воду, благословенная
влага смочила губы, и я открыл глаза. Лорен сидел на земле, держа мою
голову у себя на коленях и брызгая водой из бутылки мне в лицо.
- Кого это ты называешь ублюдком? - прохрипел я, и облегченное
радостное выражение, сменившее тревогу на его лице, стало одним из самых
светлых впечатлений моей жизни.
Тело мое онемело и болело, плечо и спина в синяках и царапинах, на
затылке шишка, к которой больно притронуться.
- Идти можешь? - суетился надо мной Лорен.
- Попробую. - Оказалось не очень больно, и я даже захотел
сфотографировать огромного мертвого зверя с головой, упиравшеся большими
желтыми клыками в землю, а Лорен и Ксаи сидели у него на голове.
- Сегодня мы заночуем у Воды-В-Скалах, - сказал мне Ксаи, - а завтра
вернемся и возьмем клыки.
- А далеко это? - с сомнением спросил я.
- Близко! - заверил меня Ксаи. - Очень близко. - И я неуверенно
поморщился. Я уже слышал, как он точно такими же словами предупреждал о
переходе в пятьдесят миль.
- Хорошо бы, чтоб действительно близко, - сказал я по-английски, и, к
моему удивлению, действительно, оказалось близко, гораздо ближе, чем я
ожидал. Да и многого другого я тоже не ожидал.
Мы пересекли один хребет, я шел, опираясь на руку Лорена, и оказались
на широкой гранитной площадке, большом куполообразном камне почти в четыре
акра площадью. Мне достаточно было одного взгляда на эту площадку, на
мелкие круглые углубления, усеивавшие всю ее поверхность, как я испустил
крик радости. Неожиданно я перестал нуждаться в поддержке Лорена, и мы
побежали по камню, задыхаясь от радости, осматривая правильные линии
углублений, сглаженных погодой.
- Больша была, Бен! - возбужденно воскликнул Лорен, подсчитывая
отверстия. - Тысяча?
- Больше! - возразил я. - Больше двух тысяч!
Я остановился, вообразив длинные правильные линии обнаженных рабов,
склонившихся к скале, каждый у одного из углублений, каждый связан цепью с
соседом, у каждого в руках тяжелый железный пест, каждый бьет по куску
золотоносной породы, зажатой в коленях.
В своем воображении я видел расхаживающих вдоль рядов надсмотрщиков с
кожаными хлыстами в руках, они следят, как руда превращается в порошок.
Видел бесконечные колонны рабов с корзинами руды, которые они несут на
головах из забоев. И все это происходило здесь почти 2 000 лет назад.
- Интересно, где шахта, - мысли Лорена развивались параллельно моим.
- И вода? - добавил я. - Нужно много воды, чтобы промывать золото.
- К дьяволу воду! - крикнул Лорен. - Мне нужна шахта, эти ребята в
старину разрабатывали только руду при содержании в три унции и больше и
прекращали работу на уровне воды; тут где-то поблизости настоящая
сокровищница.
Так уничтожались все древние шахты. Нужно признать искусство древних
геологов и металлургов: почти все современные шахты в Центральной Африке
были открыты ими 2 000 лет назад. Современные шахтеры в спешке уничтожили
все следы древних разработок, торопились обнажить золтоносную породу. Я
дал клятву, что по крайней мере сейчас буду первым, прежде чем эти вандалы
пустят в ход свои сверла и динамит.
Вода оказалась на дне пятидесятифутового колодца, вырубленного в
скале, его стены были отделаны обтесанным камнем. Лучший образец древнего
колодца, какой мне только приходилось видеть; очевидно, бушмены содержали
его в порядке, и я радовался этому, пока Ксаи доставал из тайника в скалах
веревку из шкуры и кожаное ведро. Он вытащил из колодца ведро, полное до
краев прозрачной водой, в которой плавало несколько мертвых лягушек и
утонувшая кустарниковая крыса. Я принял решение пить воду, только
прокипятив ее.
Лорен ровно тридцать секунд восхищался колодцем, а затем спустился в
узкое ущелье между двумя гранитными хребтами. Я следил, как он скрывается
среди деревьев, усердно отыскивая следы шахты; двадцать минут спустя до
меня долетел его слабый крик.
- Бен! Иди сюда! Быстрее! - Я с трудом слез с перекрытия колодца и
захромал в ущелье.
- Сюда, Бен. - Лорен был страшно возбужден, и меня опять поразила
власть золота, убыстряющая даже самый вялый пульс, придающая жадный блеск
даже самому усталому взгляду. Сам я не жаден, но магия золота, его
таинственная власть ускорили даже мое дыхание, когда я стоял рядом с
Лореном, глядя на шахту древних.
Само по себе это не очень впечатляющее зрелище, мелкая яма, траншея
на три-четыре фута ниже окружающей земли, стены ее мягко закруглены, она
извивается среди деревьев, как тропа, проложенная по земле.
- Открытый забой, - сказал мне Лорен. - Они шли вдоль золотоносной
жилы.
- Потом опять заполнили выемку, - прокомментировал я странный обычай
древних заполнять свои выработки землей, прежде чем покинуть их. Эта
мелкая траншея появилась вследствие оседания насыпанной в выемку земли.
- Пошли, - сказал Лорен. - Пройдем вдоль нее.
Мы почти полторы мили шли вдоль траншеи по лесу, пока она не
кончилась.
- Если бы мы только могли найти их отвалы, - бормотал Лорен, когда мы
пробирались через буйную растительность в поисках груд обработанной
породы. - Или хотя бы кусок руды, который они не заметили.
Спина моя болела, поэтому я присел отдохнуть на упавший ствол, а
Лорен продолжал поиски. Он отошел, оставив меня одного, и я наслаждался
тем чувством древности, которое охватывает в таких местах.
Вода в колодце в пятидесяти футах от поверхности; я предположил, что
до этого уровня и довели свой забой древние. У них не было насосов, и как
только забой начинала заливать вода, им приходилось уходить и искать
другую жилу.
Эта шахта открытая. Полторы мили длиной и пятидесяти футов глубиной,
высеченная железными теслами и железными клиньями, забиваемыми каменными
молотами. Когда скала оказывалась особенно прочной и не поддавалась такому
методу, на ее поверхности разжигали костры и поливали раскаленный камень
смесью воды с кислым вином, чтобы расколоть его. Именно такой способ
использовал Ганнибал, чтобы расколоть камни, преграждавшие его слонам
проход в Альпах, это можно назвать старой карфагенской уловкой.
Расколовшийся золотоносный кварц грузили в корзины и кожаными веревками
вытаскивали на поверхность.
Используя такой метод, древние добыли на обширном пространстве
центральной и южной Африки примерно 700 тонн золота плюс большие
количества железа, меди и олова.
- Это дает 22 миллиона унций золота по сорок долларов за унцию, 880
миллионов долларов, - вслух произнес я. - Большой кусок хлеба.
- Бен, ты где? - среди деревьев показался Лорен. - Я нашел кусок
породы. - В руке он держал обломок скалы.
- Что ты об этом скажешь?
- Голубой сахарный кварц, - сказал я. Лизнул, чтобы увлажнить
поверхность, и подставил лучам солнца. - Фью! - присвистнул я, когда
влажно вспыхнуло природное золото, заполнившее трещины и щели в кварце,
как масло в сэндвиче.
- Действительно фью! - согласился Лорен. - Богатая руда. Я отправлю
своих ребят застолбить весь район.
- Ло, не забудь обо мне, - сказал я, и он нахмурился.
- Тебе будет выделена доля, Бен. Разве я когда-нибудь пробовал...
- Не будь дураком, Ло. Я не это имел в виду. Не хочу, чтобы твои псы
перевернули тут все, прежде чем я тут поработаю.
- Хорошо, Бен. Обещаю, - он рассмеялся. - Ты будешь здесь, когда мы
возобновим разработку. - Он взвесил в руке кусок кварца. - Давай
возвращаться, я хочу размолоть это и получить представление о его
ценности.
Мспользуя углубление в граните как ступу и кусок бурого железняка как
пест, Лорен превратил кусок кварца в тонкий белый порошок. Потом в нашем
кухонном котле водой из колодца промыл порошок. Легкими круговыми
движениями он промывал порошок, с каждым оборотом выплескивая немного
через край. Потребовалось пятнадцать минут, чтобы выделить золотой "след".
Он лежал на дне котла, грязновато-желтый, блестящий.
- Красиво, - сказал я.
- Красивее не бывает! - улыбнулся Лорен. - Не менее пяти унций на
тонну.
- Ах ты алчный ублюдок! - издевался я.
- Между прочим, Бен, - он подолжал улыбаться, - доход отсюда,
вероятно, сможет финансировать твой Институт в течение двадцати лет. Не
пинайся, партнер, золото и деньги не обязательно зло, если их правильно
использовать.
- Не буду пинаться, - пообещал я.
Ночь мы провели у колодца, ели вареный слоновий язык с картошкой и
всю ночь поддерживали костер, чтобы компенсировать отсутствие у нас одеял.
Следующее утро провели, вырубая клыки. Мы закопали их под скалой, чтобы
они не достались гиенам, и уже после подудня дивнулись туда, где оставили
лендровер.
Ночь застала нас в пути, но к середине следующего утра мы добрались
до лендровера. На подошвах у меня вздулись волдыри, а ушибы сильно болели.
Я с благодарностью опустился на пассажирское сидение лендровера.
- До сих пор я недооценивал изобретение двигателя внутреннего
сгорания, - серьезно заявил я. - Можете отвезти меня домой, Джеймс.
Мы оставили Ксаи и его семью продолжать бесконечные странствия и
вернулись в Лунный город через восемь дней после ухода из него. Мы
почернели от солнца и грязи, отрастили бороды, и волосы наши посерели от
пыли и пепла. Ярко-рыжая борода Лорена сверкала на солнце.
После самовольной отлучки Лорена ждала огромная кипа сообщений в
радиорубке. Не умывшись и не побрившись, он просидел час за радио,
принимая решения по самым неотложным вопросам, возникшим за время его
отсутствия.
Выйдя из рубки, он сказал: "Мне придется немедленно улететь. Сейчас
четыре тридцать. Пожалуй, успею. - Он немного поколебался, потом принял
решение. - Нет, черт возьми! Украду еще одну ночь. Доставай Глен Грант,
пока я принимаю ванну".
- Вот теперь ты говоришь разумно, - рассмеялся я.
- До конца, партнер. - Он сжал мне плечо.
- До конца, Ло, - заверил я его.
Мы много разговаривали, немного пели и выпили до полуночи немало
виски.
- Бен! - сказал Лорен, вставая. - Ты пообещал сделать для меня
несколько фотографий белого царя.
- Конечно, Ло. - Я немного неуверенно встал и пошел в кабинет. Взял
пачку глянцевитых фотографий девять на шесть дюймов и вернулся с ними к
Лорену. Подойдя к свету, он рассматривал их.
- А что с этой, Бен? - неожиданно спросил он и протянул мне
фотографию.
- А что? Я ничего не вижу.
- Лицо, Бен. На нем какой-то след.
Тут я увидел: легкие крестообразные линии пересекали лицо царя. Я
какое-то время рассматривал их. Удивительно. Раньше я этого не замечал.
- Вероятно, брак при проявлении, Ло, - предположил я. - На других
этого нет?
Он быстро просмотрел остальные фотографии.
- Нет. Только на этой.
Я протянул ее ему. "Неудачный снимок".
- Ну, хорошо. - Лорен согласился с моим объяснением. - Спокойной
ночи.
Я налил себе последнюю порцию, а Салли и все остальные поднялись
вслед за Лореном. Я медленно пил, сидя в одиночестве, обдумывая планы
дальнейшего исследования пещеры.
Признаю, что я больше не вспоминал о странном кресте на фотографии
белого царя. Извинить меня может только то, что я был порядочно пьян.
Следующие два месяца пролетели быстро. Мы с Ралом занимались
раскопками в пещере.
Результаты оказались удивительными только своей незначительностью.
Пещеру никогда не использовали в качестве жилища, не было ни куч мусора,
ни слоя пепла. Мы обнаружили множесто костей животных до самой коренной
породы. На уровне самой коренной породы обнаружили лишь единственный
обтесанный камень, и это была вся наша добыча.
Наши раскопки придали пещере заброшенный и оскверненный вид, коренная
порода оказалась неровным песчаником, поэтому мы заполнили землей
выкопанные ямы и заровняли их. Потом выложили древние обработанные камни
вокруг изумрудного бассейна. Я считал это необходимым для удобства тысяч
будущих посетителей, которые придут в эту удивительную галерею бушменского
искусства, как только о ее существовании станет известно.
Как и пообещал, Лорен связался со мной по радио, когда его компания
начала подготовку к возобновлению работ в древней шахте, которую мы с
Лореном открыли во время охоты на слона. За мной прилетел вертолет, и я
три недели провел с инженерами, готовившими шахту к разработке.
Как мы и надеялись, ниже уровня воды пролегала золотоносная жила, и
хотя содержание золота в разных местах сильно варьировало, в целом оно
оказалось очень высоким. В глубине души я радовался своим десяти процентам
дохода, несмотря на свои нематериалистические взгляды. Мы обнаружили сотни
артефактов, главным образом орудий труда древних шахтеров. Это были сильно
проржавевшие тесла и клинья. каменные молотки, обрывки цепи, несколько
хорошо сохранившихся ведер из лыка и обычные бусы и керамика.
Больше всего меня обрадовали лыковые ведра, которые давали
возможность воспользоваться радиоуглеродным методом. Датировка оказалась
чуть предшествующей или совпадающей с временем большого огня и позволяла
связать слоновью шахту с Лунным городом.
Однако наболее интересной находкой в слоновьей шахте оказались
пятнадцать человеческих скелетов, лежавших цепочкой, как полоска бус, в
самом глубоком месте забоя. Расположение тел было таким правильным, что
исключало всякую мысль о их гибели при обвале. Хотя скелеты сплющило весом
земли, однако я сумел определить, что пять из них принадлежало женщинам и
десять мужчинам. Все скелеты принадлежали пожилым людям, на одном были
следы артрита, у другого отсутствовала рука до локтя, но кость была
инкапсулирована, доказывая, что рана не предсмертная. У большинства не
было зубов. На всех оказались следы железных цепей, и я представил себе,
как пятнадцать старых и больных рабов укладывают на дно забоя, прежде чем
засыпать его.
Присмотрев за описанием, упаковкой и отправкой в Институт всех наших
находок, я сразу вернулся в пещеру. Как я и надеялся, Салли работала там.
И не думаю, что она поцеловала меня при встрече только по обязанности.
- О, Бен, мне тебя не хватало, - сказала она и тут же пустилась в
описание технических подробностей, я отвечал, но мысли мои были далеки от
бушменских росписей.
Я смотрел, как она морщит нос при разговоре, как отбрасывает волосы
со щек тыльной стороной ладони, и все мое существо дрожало от любви к ней.
Я почувствовал холодок страха. Наша работа в Лунном городе почти
завершена, скоро мы вернемся в Йоханнесбург, в тихие залы Института. Как
это скажется на наших с Салли отношениях?
- Скоро мы отсюда уедем, Сал, - выразил я свою мысль.
- Да, - согласилась она, сразу став серьезной. - Эта мысль печалит
меня. Я здесь была счастлива.
Мы некоторое время сидели молча, потом Салли встала и остановилась
перед портретом белого царя. Она печально смотрела на него, прижав руки к
груди.
- Мы так много оставляем тут, - она немного помолчала, потом
продолжала: - И все же так много нам не далось. Как уходящие облака. Я
часто чувствую, что вот-вот что-то окажется у меня в руках. - Она гневно
покачала головой. - Тут так много неизвестных еще нам тайн, Бен. Вещей,
которые мы никогда не узнаем.
Она повернулась и подошла туда, где сидел я, наклонилась передо мной,
положив руки на колени, глядя мне в глаза.
- Ты понимаешь, что у нас нет доказательств, Бен! Сознаешь, что ни
одна из наших находок не в состоянии окончит старый спор? - Она
придвинулась ближе. - У нас есть символ на обломке керамики. Импортирован
в процессе торговли, скажут нам. У нас есть золотой кубок, работа местного
златокузнеца, использовавшего случайно мотив анка, так нам будут говорить.
У нас есть рисунки бушменов - это не прямые свидетельства, а слухи и
легенды, так нам скажут.
Она села на корточки, продолжая смотреть на меня.
- Понимаешь ли, Бен, что мы получили после всех трудов и усилий?
Большое жирное ничего.
- Знаю, - ответил я с несчастным видом.
- У нас нет ни одного факта, который позволил бы сбросить их с их
самодовольного насеста. Наш Лунный город, наш прекрасный город, всего лишь
еще один образчик культуры банту неясного происхождения, и мы ничего не
можем с этим сделать. Мы никогда не узнаем, что произошло с большими
стенами и башнями, никогда не узнаем, где погребен наш белый царь.
Я предполагал закончить раскопки первого августа, и последние недели
июля мы занимались приборкой, оставляя фундаменты открытыми для тех, кто,
может быть, придет за нами, с любовью упаковывая наши сокровища, делая
последние записи в грудах блокнотов, печатая длинные листы каталогов и
занимаясь сотнями других мелких дел.
Полевые исследования завершились, но нас ожидали многие месяцы
работы, предстояло описать и соотнести друг с другом все нами найденное,
поместить каждый факт на его место, сравнить со свидетельствами,
найденными другими в других раскопках, а в конце будет подведение итогов и
книга. Месяцы назад я надеялся, что эту книгу можно будет назвать
"Финикийцы в Южной Африке". Теперь придется поискать другое название.
Прилетела Дакота, чтобы забрать первую партию ящиков, вместе с ней
улетели Питер и Хитзер Уилкоксы. Они еще сумеют провести два-три месяца в
Европе, но мне было жаль провожать их, мы очень хорошо работали вместе.
Этим вечером со мной по радио разговаривал Лорен.
- Мы наконец связались с Кусто, Бен. Он в Тихом океане, но моя
контора в Сан-Франциско установила с ним связь. Он считает, что может нам
помочь, но только в следующем году. Все следующие восемь месяцев у него
расписаны.
Для меня это была последняя зацепка, чтобы оставаться в Лунном
городе, и я начал упаковывать свои личные бумаги. Салли предложила мне
свою помощь. Мы работали допоздна, сортируя тысячи фотографий. Время от
времени останавливались и рассматривали какую-нибудь фотографию, смеясь и
вспоминая добрые времена, которые провели здесь.
Наконец мы приступили к фотографиям белого царя.
- Мой прекрасный загадочный царь, - вздохнула Салли. - Не можешь ли
ты что-нибудь сказать нам? Откуда ты пришел? Кого любил? В каких битвах
нес свой боевой щит, и кто плакал над твоими ранами, когда тебя уносили
домой с поля битвы?
Мы медленно просматривали груду фотографий. Я делал их со всех
возможных углов, при всех разновидностях освещения, проявления и техники
печати.
Я обратил внимание на деталь одной из фотографий. Вероятно,
подсознательно я ждал этого момента. Смотрел на нее, как будто вижу
впервые. Что-то шевельнулось внутри, как пойманная птица, электрический
ток пробежал по рукам.
- Сал, - сказал я и замолк.
- Что, Бен? - Она уловила сдерживаемое возбуждение в моем голосе.
- Свет! - сказал я. - Помнишь, как мы увидели город при луне? Угол
света и его количество.
Она смотрела на фотографию. След был слабее, чем на фотографии
Лорена, но он все же был, этот крест, перечеркивавший мертвенно-белое
лицо.
- Что это? - удивилась Салли, поворачивая фотографию в руках, чтобы
уловить свет.
Я достал из ящика фонарь и протянул ей. "Возьмите это и идите за
мной, Ватсон".
- Похоже, мы всегда лучшую работу выполняем по ночам, - начала Салли,
потом поняла, что сказала. - Я не это имела в виду! - предупредила она
возможные непристойные комментарии.
Пещера была тиха, как древняя могила, наши шаги гулко звучали на
камнях, когда мы огибали бассейн и подошли к портрету белого царя. Лучи
наших фонарей плясали на нем, а он смотрел на нас, величественный и
отчужденный.
- На его лице ничего не видно, - сказала Салли, и в голосе ее
слышалось разочарование.
- Подожди. - Я достал из кармана носовой платок. Сложив его
вчертверо, я прикрыл свой фонарь. Яркий луч сменился рассеяным светом
сквозь ткань. Я взобрался на деревянную раму, оставшуюся от работ.
- Выключи свой, - приказал я Салли и в полутьме приблизился к
изображению лица и стал осматривать его при рассеянном свете.
Щеки белые, безупречные. Медленно я передвигал свет, поднимая,
опуская фонарь, двигая его кругами вокруг головы царя.
- Есть! - воскликнули мы одновременно, когда на лице появилось слабое
отражение креста. Я укрепил фонарь в нужном положении и стал рассматривать
крест.
- Это тень, Сал, - сказал я. - Под краской какая-то неровность.
Канавка или вернее две канавки, пересекающиеся под прямым углом, образуя
крест.
- Трещины в скале? - спросила Салли.
- Может быть, - сказал я. - Но они слишком прямые, угол слишком
првильный, чтобы быть естественным.
Я снял платок с фонаря и повернулся к Салли.
- Сал, нет ли у тебя куска шелка?
- Шелка? - Она удивилась, но быстро пришла в себя. - Мой шарф. - Она
коснулась пальцами горла.
- Дай, пожалуйста.
- А что ты с ним собираешься делать? - спросила она, прикрывая рукой
красивую полоску материи, высовывавшуюся из-под блузы. - Это подлинный
Карден. Стоил мне целого состояния.
- Я его не испорчу, - пообещал я.
- Купишь мне новый, если испортишь, - предупредила она, отстегивая
шарф и протягивая его мне.
- Посвети, - попросил я, и она направила луч фонаря на царя. Я
расстелил шарф на голове царя, придерживая его пальцами левой руки.
- Что ты делаешь?
- Когда покупаешь подержанный автомобиль и хочешь убедиться, что он
не был в аварии, так можно почувствовать вмятины, не видные глазу.
Кончиками пальцев правой руки я начал прощупывать поверхность рисунка
под шарфом. Ткань позволяла пальцам легко скользить по поверхности скалы,
чувствительность пальцев при этом как бы усилилась. Я нашел небольшую
канавку, прошел по ней до пересечения, двинулся вниз по южной оси к
следующему пересечению, потом на восток, на север, назад к тому месту, с
которого начал. Пальцы мои проследили правильный продолговатый
прямоугольник размером примерно девять на шесть дюймов.
- Ты что-нибудь чувствуешь? - Салли не могла сдержать своего
нетерпения. Я не отвечал, потому что сердце билось у меня во рту, а пальцы
продолжали двигаться по поверхности рисунка вниз, почти до уровня пола,
потом снова вверх.
- Бен! Да скажи же! Что это?
- Поджоди! - Сердце колотилось, как крылья вспугнутого фазана, концы
пальцев дрожали от возбуждения.
- Не стану ждать, черт тебя возьми! - крикнула она. - Скажи
немедленно!
Я спрыгнул в рамы и схватил ее за руку. "Пошли".
- Куда мы идем? - спросила она, когда я потащил ее по пещере.
- За фотоаппаратом.
- Чего ради?
- Сделаем несколько снимков.
В маленькм холодильнике, где я хранил свои пленки, лежали две катушки
эктахрома кодак для аэрофотосъемок типа 8443. Эти пленки предназначены для
съемки в инфракрасных лучах. Я их заказал для экспериментов с основаниями
стен, но результаты оказались обескураживающими. Слишком много слоев, к
тому же растительность своим теплом не давала увидеть основания.
Я зарядил свой роллефлекс инфракрасной пленкой, взял фильтр кодак 12.
Салли все время приставала ко мне, но я отвечал только:
- Подожди, увидишь!
Взял две лампы-вспышки, и мы уже в полночь вернулись в пещеру.
Я использовал прямой свет, включив вспышки в розетку электрического
насоса у бассейна. Укрепил роллефлекс на треножнике и сделал двадцать
снимков с разной экспозицией и размером объектива.
К этому времени Салли готова была взорваться от любопытства, и я
смилостивился над нею.
- Такую технику используют при фотографировании картин, чтобы
обнаружить подпись и детали, скрытые позднейшими пластами краски; для
фотографий сквозь облачный слой, для фотографирования морских течений,
вообще всего, что невидимо для человческого глаза.
- Похоже на волшебство.
- Так и есть, - ответил я, продолжая щелкать. - Фильтр задерживает
все, кроме инфракрасных лучей, а пленка чувствительна к ним. Она
улавливает разницу в температуре объекта и отражает это разными цветами.
Мне пришлось еще с час работать в фотолаборатории, прежде чем я смог
показать изображение на экране проектора. Все цвета изменились, стали
чуждыми и сверхъестественными. Лицо царя стало ярко-желтым, борода
пурпурной. Виднелись многочисленные пятна, которых мы никогда не замечали
раньше. Это неровности поверхности, включения посторонних материалов в
краску, колонии лишайников и прочие искажения. Они светились, как
чужеземные драгоценности.
Но я их едва заметил. Все мое внимание привлекла, заставив бешено
биться пульс, решетка из правильных продолговатых прямоугольников,
покрывавшая весь рисунок. Эффект неправильной шахматной доски, прямые
линии светились бледно-голубым светом.
- Нужно немедленно связаться с Лореном, - выпалил я.
- Что это. Я по-прежнему не понимаю. Что это значит? - умоляла Салли,
и я удивленно повернулся к ней. Для меня все было так ясно, что я удивился
ее непониманию.
- Это значит, Сал, что за белым царем в скале отверстие, заложенное
искусными каменщиками блоками известняка. Белый царь нарисован поверх этой
кладки.
Лорен Стервесант стоял перед стеной пещеры и гневно смотрел на белого
царя. Руки его были заложены за спину. Он раскачивался на концах пальцев,
агрессивно выпятив челюсть. Мы стояли полукругом, Рал, Салли, Лесли и я, и
с беспокойством следили за его лицом.
Неожиданно Лорен выхватил сигару изо рта и гневно бросил ее на
мощеный пол. Он свирепо растоптал окурок, потом повернулся и отошел к
изумрудному бассейну. Стоял, глядя в затененную воду. Мы ждали молча.
Он вернулся, привлекаемый к рисунку, как мотылек к свече.
- Это, - сказал он, - одно из величайших в мире произведений
искусства. Ему две тысячи лет. Оно невосстановимо. Бесценно.
- Да, - сказал я.
- Оно не принадлежит нам. Это часть нашего наследия. Оно принадлежит
нашим детям, еще не рожденным поколениям.
- Знаю, - сказал я, но я знал больше. Я месяцами следил за Лореном и
видел, как росло его чувство к портрету. Портрет приобрел для него
какой-то глубокий смысл, и я мог о нем только догадываться.
- И вы хотите, чтобы я его уничтожил, - сказал он.
Мы все молчали. Лорен отвернулся и начал расхаживать взад и вперед
перед портертом. Наши головы поворачивались вслед ему, как у зрителей на
теннисном матче. Он резко остановился прямо передо мной.
- Ты и твои проклятые фотографии, - сказал он и снова начал
расхаживать.
- А нельзя ли... - робко начала Лесли, но голос ее замер, как только
Лорен развернулся и посмотрел на нее.
- Да? - спросил он.
- Нельзя ли... ну, как бы обойти его... - Голос ее смолк, потом опять
стал сильнее. - Проделать проход в стене с одной стороны, потом повернуть
назад за белым царем?
Впервые в жизни я захотел обнять ее и поцеловать.
Лорен прилетел с одним из своих горных инженеров и отрядом
горнорабочих машона с шахты "Сестренка" вблизи Вэлкам. Они привезли с
собой воздушный компрессор, пневматические сверла, ручные буры и все
