с раненым прошла между моими похитителями и боковой стеной. Они
перекрывали друг другу линию огня, Вся группа была выведена из равновесия,
и в этот момент способность соображать вернулась ко мне. Я напружинил
ноги, слегка наклонился и дернул. Люди, державшие меня за руки, полетели
вперед, как дротики, с боков ударились о Тимоти и свалили на землю, упав
на него.
- Роджер! - закричал я. - Радио! Вызови помощь! - Я надеялся, что мой
голос перекроет шум двигателя. Третий из наземной команды прыгнул мне на
спину, сдавил сзади горло. Я протянул руку назад, схватил его за запястье
и локоть и повернул. С треском его рука сломалась, он закричал по-женски.
- Не стрелять! - крикнул Тимоти. - Никакого шума.
- Помогите! - закричал я, двигатели заглушили мой крик. Раненого
бросили и кинулись на меня. Я нагнулся, предводителя лягнул в пах. Он
согнулся, и я ударил его коленом в лицо. С хрустом сломался хрящ носа.
Тимоти и наземный экипаж встали.
- Не стрелять! - голос Тимоти звучал напряженно. - Никакого шума. - Я
бросился на него. Как рассерженный леопард, всей душой возненавидев его за
предательство, стремясь увидеть, как брызнет его кровь, как кости
сломаются в моих руках.
Одна из девушек ударила меня по голове стальной рукояткой пистолета.
Я почувствовал, как острый край врезается в мой череп, это нарушило мое
равновесие. Один из наземной команды схватил меня, я его прижал к себе изо
всех сил. Он закричал, и я почувствовал, как ломаются его ребра.
Меня снова ударили по голове, рукоять врезалась в кость. Теплая кровь
полилась на лицо, ослепляя меня. Руки мои солабли, я выпустил человека,
которого сжимал, и повернулся, чтобы отразить нападение остальных. Я был
ослеплен собственной кровью, оглушен своим же ревом, они столпились вокруг
меня, ударили снова, я молотил руками, пытался нащупать их. На мою голову
и плечи посыпались удары. Колени у меня подогнулись, и я упал. Но не
потерял сознания, меня удерживали горячие волны гнева. Меня начали бить
ногами, ударять ботинками по груди и животу. Я согнулся, ослепленный,
собрался в комок на холодном скользком бетоне, пытаясь укрыться от ударов.
- Хватит, оставьте его, - голос Тимоти. - Втащите его в самолет.
- Моя рука. Я его убью! - в писклявом голосе слышалась боль.
- Прекратить! - снова Тимоти, и звук удара ладонью по лицу. - Нам
нужны заложники. Втащите его в самолет.
Множество рук потащило меня по бетону. Потом подняли и тяжело бросили
на металлический пол фюзеляжа. Дверь захлопнулась, приглушив звук
двигателя.
- Пусть пилот взлетает, - приказал Тимоти. - Доктора отведите к
радио.
Меня потащили по проходу. Стерев кровь с глаз, я увидел у стен
фюзеляжа лежащих белого инженера и черных рабочих наземной команды. Все
они были связаны, у всех во рту кляп. Они были без форменной одежды:
бандиты сняли ее с них и использовали для маскировки.
Грубые руки посадили меня в кресло радиорубки, меня привязали к
креслу так прочно, что веревки врезались в тело. Лицо у меня распухло и
онемело, а во рту чувствовался металлический привкус крови.
Я повернул голову, глядя в кабину. У руля сидел Роджер ван Девентер.
Под глазом у него был большой синяк, волосы всклокочены, лицо бледное и
испуганное. Один из бандитов стоял за ним, прижав ствол пистолета к
затылку.
- Взлетайте, - сказал Тимоти. - Соблюдайте все необходимые процедуры.
Вам понятно?
Роджер кивнул. Мне стало его жаль. Вероятно, он не родился героем.
- Простите, доктор, - попытался он объяснить. - Они набросились на
меня, как только я поднялся на борт. - Все его внимание было обращено на
то, чтобы вывести самолет на все еще темное поле. Он не смотрел на меня. -
У меня не было ни малейшей возможности.
- Ничего, Роджер. У меня чуть получше, - хрипло ответил я. - Нанес им
пару хороших ударов.
- Не разговаривайте, доктор. Мистер ван Девентер должен заниматься
только взлетом, - предостерег меня Тимоти, и я, повернувшись, бросил на
него полный ненависти взгляд.
Роджер запросил разрешение на взлет и получил его, и взлет произошел,
как обычно. Напряженные обеспокоенные черные лица расслабились, и
послышалось даже несколько нервных смешков.
- Летите по направлению к Ботсване, - приказал Тимоти Роджеру. -
Когда пересечем границу, я вам укажу следующее направление.
Роджер напряженно кивнул, пистолет по-прежнему был прижат к его
затылку. Я оценивал силу банды и примерные мотивы их поступков. Помимо
Тимоти и восьмерых, втащивших меня, на борту было еще пятеро бандитов. Это
те, кто караулил Роджера и наземную команду. Раненый и двое искалеченных
мною лежали на полу грузового отсека. Две девушки, обе работавшие в
Институте, склонились к ним, вправляли сломанную руку, меняли повязки.
Бандиты начали переодеваться: гражданскую одежду они меняли на
защитные мундиры парашютистов. Я увидел нашивки с красной звездой, и
последние мои сомнения рассеялись. Я повернул голову и увидел, что Тимоти
смотрит на меня.
- Да, доктор, - он кивнул. - Солдаты свободы.
- Или вестники тьмы, смотря как взглянуть.
Тимоти нахмурился. "Я всегда считал вас гуманным человеком, доктор. Я
надеялся, что вы поймете и поддержите наши стремления".
- Мне трудно поддерживать бандитов с пистолетами в руках.
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Потом он неожиданно
встал и прошел в радиорубку, остановившись рядом со мной. Включил радио,
посмотрел на свои часы и начал менять частоты. Послышался громкий голос
диктора, и сразу все в самолете застыли, все слушали:
- Южноафриканская радиокорпорация. Семь часов. Новости. Представитель
южноафриканской полиции сообщил, что сегодня утром в 2-15 отряд полиции
безопасности, действуя в соответствии с полученной информацией, захватил
ферму на окраине Рандбурга, пригорода Йоханнесбурга. Произошло решительное
сражение между полицией и большим отрядом неизвестных, вооруженных
автоматическим оружием. Часть банды попыталась скрыться в машинах, и после
преследования двум машинам удалось уйти. По первоначальному сообщению
восемь членов банды убиты, четверо захвачены в плен ранеными и
невредимыми. Предполагается, что среди сбежавших тоже есть раненые.
Проводится крупномасштабная полицейская операция, перекрыты все дороги,
ведущие из района Витвотерсренд, контролируются все аэропорты. С глубоким
прискорбием сообщается о смерти трех полицейских и тяжелом ранении еще
двоих...
Радостные возгласы послышались в самолете, и один или два члена банды
подняли сжатые кулаки в коммунистическом салюте.
- Поздравляю, - саркастически сказал я Тимоти и отвернулся.
- Смерть ужасна, рабство еще хуже, - спокойно ответил он. - Доктор,
мы связаны друг с другом.
- У меня слишком болит голова и лицо, чтобы слушать твою
коммунистическую болтовню, - ответил я, - не трать красивыхслов, ублюдок.
Ты хочешь сжечь мою землю и залить ее кровью. Хочешь уничтожить все, что я
считаю дорогим и священным. Это моя страна, и я люблю ее со всеми ее
недостатками. Ты мой враг. Между нами нет больше связи, только нож.
Снова мы какое-то время смотрели в глаза друг другу, затем он кивнул.
"Пусть будет нож", - согласился он и отвернулся. Дакота шла на север, мои
ушибы начали болеть. Я закрыл глаза и слушал, как длинные волны боли
поднимаются в желудке и взрываются в голове.
Реактивный Мираж появился на востоке и пересек гладкой серебряной
линией наш курс перед самым носом. Он прошел на большой скорости, и я ясно
увидел круги военно-воздушных сил и голову пилота в шлеме и очках. Самолет
исчез, но сразу ожило радио.
- ZА-СЕЕ. Говорит истребитель военно-воздушных сил красный 2. Вы меня
слышите? - Я смотрел в окно рядом с головой, и видел, как серебряная
искорка Миража появилась снова вверху. Подбежал Тимоти, сел рядом со мной
и какое-то время смотрел на него. Атмосфера сразу стала напряженной.
Тимоти отвечать не мог, у него слишком заметный акцент банту.
Снова впереди появился истребитель. Человек с пистолетом за Роджером
присел, чтобы его нельзя было увидеть.
- ZА-СЕЕ, - вызов был повторен. Тимоти начал потеть, лицо его
посерело от напряжения и боли в раненой руке. Он повернулся в кресле и
подозвал двоих своих людей.
- Приведите его, - он показал на белого инженера. Его втащили в
радиорубку и держали передо мной. Лицо у него побледнело и блестело от
пота, в глазах застыл ужас, он жалобно смотрел на меня, во рту торчал
кляп. Один из бандитов встал сзади, откинул голову инженера и обнажил его
горло, кожанатянулась и стали видны голубые пульсирующие артерии. Бандит
прижал к горлу инженера сверкающее лезкие траншейного ножа.
- Я серьезен, доктор, - заверил меня Тимоти, разрезая вереки у меня
на руках и сунув мне в руку микрофон. - Успокойте их. Скажите, что на
борту только два человека и вы направляетесь в обычный рейс к Лунному
городу. - Он положил палец на кнопку передатчика, готовый отключить его.
Испуганный инжнер что-то промычал в кляп, нож был плотно прижат к его
пульсирующему горлу. Его пригнули так, чтобы я ясно видел его лицо.
- Истребитель военно-воздушных сил красный два, говорит ZА-СЕЕ, -
прохрипел я в микрофон, глядя в пораженное ужасом лицо инженера.
- Сообщите назначение и количество людей на борту.
- Говорит доктор Кейзин, Стервесант, Африка, полет по расписанию, -
говоря это, я увидел, как они расслабились, Тимоти убрал руку с
выключателя. Глаза инженера не отрывались от меня. Я хотел сказать ему,
что мне очень жаль, что я хотел бы спасти его. Я хотел сказать, что отдаю
его жизнь за жизнь четырнадцати злейших врагов нашей страны, что жертва
того стоит, что я с готовностью заменил бы его. Вместо этого я закричал в
микрофон:
- Мы похищены террористами! Стреляйте в нас! Не заботьтесь о нашей
безопасности! - Рука Тимоти устремилась к передатчику, в то же мгновение
он обернулся к заложнику. Я думаю, он хотел вмешаться, остановить
убийство. Но было поздно.
Нож перерезал напряженное горло, глубоко впиваясь под челюстью. Кровь
брызнула, как вода из пережатого садового шланга, она красным фонтаном
залила Тимоти и меня. Сильной жидкой струей она плеснула по крыше кабины,
потом закапала сверху на пол. Инженер испустил высокий воющий звук, как
пар, вырывающийся из котла, воздух из его легких пошел через перерзанное
дыхательное горло, и розовая пена забрызгала радиоустановку.
По радио послышалось: "Немедленно смените курс на противоположный.
Подтвердите получение. Подтвердите немедленно, иначе открываю огонь".
Тимоти бранился, вырывая у меня из рук микрофон, я кричал и старался
разорвать веревки.
- Звери! Грязные кровожадные звери-убийцы!
Один из бандитов поднял пистолет, собраясь ударить меня по лицу, но
Тимоти оттолкнул его руку.
- Уберите его отсюда! - он головой указал на все еще дергающийся труп
инженера, и его вытащили в грузовое отделение.
- Мираж атакует! - закричал Роджер из кабины, и мы увидели серебряную
точку, идущую наперерез нам.
Тимоти поднес микрофон ко рту. Его лицо было залито кровью инженера.
- Не стреляйте! - закричал он. - На борту заложники.
- Атакуйте! - кричал я, стараясь порвать свои путы. - Нас все равно
убьют. Открывайте огонь!
Мираж, не открывая огонь, круто поднял нос прямо перед нами. Дакоту
сильно качнуло в зоне пониженного давления. Я по-прежнему кричал и
старался вырваться. Я хотел добраться до них. Стальное кресло подо мной
раскачивалось из стороны в сторону. Я уперся ногами в стену фюзеляжа и
надавил изо всех сил. Кресло наклонилось, и бандит снова поднял пистолет.
- Нет! - крикнул Тимоти. - Он нужен нам живым. ПустьМэри принесет
морфий.
Мираж отвернул в сторону, потом повернул назад и повис в ста футах
справа от нас. Я видел, как пилот беспомощно смотрит на нас.
- Вы слышали доктора Кейзина, - предупредил Тимоти пилота
истребителя. - У нас еще четверо заложников на борту. Одного белого
заложника мы уже казнили и, не колеблясь, казним другого, если вы
предпримете враждебные действия.
- Нас все равно убьют! - закричал я, но Тимоти уже прервал контакт.
Им пришлось держать меня впятером, чтобы сделать укол, но наконец
игла впилась мне в руку, и хотя я пытался противиться наркотику, все
начало расплываться и затягиваться туманом. Я все равно пытался бороться,
но движения мои становились летаргическими, координация утрачивалась, и я
потерял сознание. Последнее, что я помню: Тимоти дал Роджеру новый курс.
Меня разбудили боль и жажда. Во рту все слиплось, голова страшно
болела. Я попытался сесть и громко вскрикнул.
- Как вы. доктор? Спокойней. - Голос Роджера ван Девентера. Я
заставил себя сосредоточить на нем взгляд.
- Есть вода?
- Простите, доктор. - Он покачал головой, и я осмотрел голую, с
белыми стенами комнату. Всю ее мебель составляли четыре деревянные койки и
ведро-параша. Дверь закрыта и забрана решеткой. Три банту из наземного
экипажа сидели в углу, выглядели они испуганными и несчастными.
- Где мы? - прошептал я.
- Замбия. Нечто вроде военного лагеря. Приземлились час назад.
- А куда делся истербитель?
- Повернул назад, когда мы пересекли Замбези. Они ничего не могли
сделать.
Мы тоже. Пять дней мы просидели в душной, раскаленной, как печь,
комнате, с этим вонючим ведром. На пятый день за мной пришли. С криками и
множеством ненужных толчков и ударов меня провели по коридору в скудно
меблированную комнату. Главным предметом мебели был большой портрет
Председателя Мао. Тимоти Магеба встал из-за стола и приказал стражникам
удалиться.
- Садитесь, доктор - На нем была форма парашютиста и линии и зведы
полковника Китайской Народной Армии.
Я сел на деревянную скамью, и глаза мои устремились к ряду бутылок с
тускерским пивом на подносе. Бутылки запотели от холода, и мое горло
сжалось.
- Я знаю, вы любите холодное пиво, доктор. - Тимоти открыл одну из
бутылок и протянул мне. Я покачал головой.
- Нет, спасибо. Я не пью с убийцами.
- Понятно. - Он кивнул, и я увидел сожаление в его темных задумчивых
глазах. Он поднял бутылку ко рту и отпил. Я с жадностью следил за ним.
- Казнь инженера не была преднамеренной, - сказал он. - Я не хотел
этого. Поймите, пожалуйста, доктор.
- Да. Понимаю. А когда дым от нашей горящей земли затмевает небеса, а
запах мертвых доходит даже до твоей черной души, ты тоже говоришь: "Я не
хотел этого"?
Тимоти отвернулся и подошел к окну. Он смотрел на плац, где под
жгучим солнцем маршировали взводы одетых в мундиры людей.
- Я смог добиться вашего освобождения, доктор. Вам позволят улететь в
Дакоте. - Он подошел ко мне и перешел с английского на венди: - Сердце мое
плачет оттого, что вы уходите, мачане: вы мягкий, сильный и храбрый
человек. Некогда я надеялся, что вы присоединитесь к нам.
Я ответил тоже на венди: "И мое сердце плачет, потому что человек,
который был моим другом, кому я верил, считал человеком доброй воли, ушел
в мир преступников и разрушителей. Он умер для меня, и сердце мое плачет".
Я понял, что сказал правду. Я не хотел пристыдить его. За ненавистью
и гневом скрывалось чувство печали и утраты. Я верил в него. Я видел в
таких людях, как он, надежду нашего бедного измученного континента. Мы
смотрели печально друг на друга с расстояния в четыре фута, и было это
расстояние широко, как небо, и глубоко, как пропасти ада.
- Прщайте, доктор, - негромко сказал он. - Идите в мире, мачане.
Нас, босых, раздетых до белья, отвезли в крытом грузовике в аэропорт.
От грузовика к самолету вела двойная линия людей. Их было около
двухсот в мундирах парашютистов, и мы были вынуждены идти по узкому
коридору между усмехающимися черными лицами по обе стороны от нас. Были
тут и китайские инструкторы, их гладкие черные волосы выбивались из-под
матерчатых форменных шапок. Они широко улыбались. Я видел всюду
насмешливые глаза, слышал насмешки по адресу своей согнутой спины и
торопливо шел к Дакоте. Неожиданно один из них преградил мне путь. Он
плюнул мне в лицо, послышался громовой хохот. С большим желтым плевком в
волосах я вскарабкался в самолет. Как только мы пересекли Замбези, нас
встретил Мираж военно-воздушных сил и сопровождал до военного аэропорта
Вуртреккер Хугт. Но мое почти истерическое облегчение от освобождения
оказалось короткоживущим. Как только врач очистил и перевязал засыхающие и
нагноившиеся раны на голове, меня увезли в закрытой машине на встречу с
четырьмя неулыбчивыми мрачно вежливыми офицерами полиции и военной
разведки.
- Доктор Кейзин, это ваша подпись?
Моя рекомендация на выдачу паспорта Тимоти Магеба.
- Доктор Кейзин, вы помните этого человека?
Китаец, с которым я встретился, когда навестил Тимоти в Лондонском
университете.
- Вы знали, что он агент коммунистического правительства Китая,
доктор?
На фотографии мы втроем пьем пиво на бечевнике у Темзы.
- Расскажите, о чем вы разговаривали с ним, доктор.
Тимоти сказал мне, что китаец известный археолог, и мы обсуждали
открытия Лики в ущелье Олдувай.
- Вы рекомендовали Магеба на получение стипендии Стервесантов,
доктор?
- Знали ли вы, что он был в Китае и там прошел подготовку как
руководитель партизанской войны?
- Вы подписали этот заказ на вывоз двадцати шести бочек с шпатлевкой
из Гон-Конга, доктор? На таможенной декларации ваша подпись?
Стандартные институтские бланки, и я свою подпись узнал издали. Сам
груз я не помнил.
- Вы знали, что в бочках находится сто пятьдесят фунтов пластиковой
взрывчатки, доктор?
- Вы узнаете это, доктор?
Брошюры на десятке африканских языков. Я прочел первые строки.
Террористическая пропаганда. Взрывай и убивай, жги и уничтожай.
- Вы знали, что все это печатается в типографии вашего Института,
доктор?
Вопросы продолжались бесконечно, я устал, был смущен, даже начал
противоречить себе. Я указал на раны на голове, на следы веревок на руках
и ногах, но вопросы продолжались. Голова у меня болела, мозг стал как
взбитое желе.
- Вы узнаете это, доктор?
Автоматический пистолет, боеприпасы.
- Да! - закричал я. - Такой пистолет приставили к моей голове, к
моему животу!
- Знаете ли вы, что это оружие ввозилось в ящиках для книг,
адресованных в ваш Институт?
- Получая разрешение на полет Дакоты, доктор, вы заявили...
- На меня набросились после телефонного разговора. Я объяснял это уже
десятки раз, черт возьми!
- Вы знали Магеба двенадцать лет. Он был вашим протеже, доктор.
- Вы хотите нас убедить, что Магеба ни разу не искал к вам подхода?
Не обсуждал с вами вопросы политики?
- Я не один из них! Клянусь... - Я вспомнил кровь, брызнувшую на
крышу кабины, вспомнил удар металлической рукояткой по черепу, плевок в
волосах. - Вы должны мне поверить. Боже, пожалуйста! - Думаю, я потерял
сознание, все потемнело, и я упал на стул.
Пришел я в себя в больничной палате, лежа на чистых хрустящих
простынях... и рядом с кроватью сидел Лорен Стервесант.
- Ло, слава Богу! - Я чуть не задохнулся от облегчения. Лорен здесь,
и теперь все будет в порядке.
Он наклонился вперед, не улыбаясь, прекрасное холодное и жесткое лицо
будто выковано из бронзы. "Тебя считают членом банды. Что ты все
организовал, использовал Институт как штабквартиру террористической
организации".
Я смотрел на него, а он безжалостно продолжал: "Если ты предал меня и
нашу страну, если ты перешел к нашим врагам, не ожидай от меня
милосердия".
- Ну хоть не ты, Ло. Этого я не вынесу.
- Это правда?
- Нет. - Я покачал головой. - Нет! Нет! - Неожиданно у меня полились
слезы, я дрожал, как ребенок. Ло наклонился вперед и крепко схватил меня
за плечи.
- Хорошо, Бен. - Он говорил с бесконечной нежностью и жалостью. -
Хорошо, партнер. Я все улажу. Все кончено, Бен.
Лорен не позволил мне вернуться в мою холостяцкую кваритру в
Институте, и я поселился в помещениях для гостей в Клайн Шуур, резиденции
Стервесантов.
В первую же ночь Лорен разбудил меня. Я кричал вкошмарном сне, мне
снилась кровь и насмешливые черные лица. Лорен был в пижаме, его золотые
локоны встрепаны от сна. Он сидел рядом с моей кроватью, и мы
разговаривали о том, что делали с ним и что нам еще предстоит сделать в
будущем, пока я наконец не уснул спокойно.
Десять ленивых идиллических дней я провел в Клайн Шуур, меня баловала
Хилари, вокруг барахтались дети; я был защищен от голодной на новости
прессы, защищен от реальностей и тревог внешнего мира. Синяки сошли,
царапины зажили, и я обнаружил, что мне все труднее находить что-нибудь
новое в ответ на детские крики: "Расскажи!" Они выкрикивали хором ударные
фразы и поправляли меня в подробностях. Пора возвращаться к жизни.
В течение неприятной, занявшей целый день сессии я рассказывал о
похищении в публичном судебном заседании, потом отвечал на вопросы
журналистов со всего мира. А потом Лорен отвез меня в самолете на север,
назад в Лунный город.
По пути я рассказал ему о своем замысле поискать карьер - и кладбище
древних.
Когда он улыбнулся и сказал: "Вот это тигр! Давай, парень, включайся
и раскопай все до дна!", я понял, что в словах моих слишком много
энтузиазма и эмоций. Я вспомнил, как Ксаи подражал солнечной птице, и
плотно прижал руки к коленям.
В Лунном городе меня приняли как героя, тут следили за моими
приключениями по радио. Открыли ящик пива Виндхук и расселись вокруг
костра, и я рассказал все заново.
- Этот Тимоти, он всегда вызывал у меня странное чувство. - Салли
проявила удивительную способность видеть задним числом. - Я хотела тебе
скать, что в нем что-то подозрительное. - Потом она встала и поцеловала
меня в лоб перед всеми, а я покраснел. - Мы рады, что теперь ты в
безопасности, Бен. Мы все беспокоились о тебе.
На следующее утро, отвезя Лорена на полосу и проследив, как он
взлетает, я отправился на поиски Рала Дэвидсона. Он оказался на дне
траншеи, измерял размеры плиты из песчаника. Он был одет в шорты, которые
ему слишком малы, и копну волос, почти совершенно закрывавших лицо, но на
солнце он загорел, стал худым и стройным. Мне он очень нравился. Мы сели
на краю траншеи, свесив ноги, и я объяснил ему свой идею насчет карьера.
- Здорово, док! Как это мы сразу не догадались? - с энтузиазмом
воскликнул он. Вечером мы разработали схему поисков, решив ежедневно
увеличивать район поиска по спирали. Команда Рала временно была снята с
раскопок внутри храма и вооружена мачете для расчистки дороги в зарослях
густой колючей растительности на вершине холмов.
Поиск планировался как военная операция. Мне ужасно хотелось
испробовать набор уоки-токи, которым Лорен снабдил нас, хотя мы его и не
заказывали. Мы с Ралом перекликались по радио, выкрикивая вещи вроде
"Конец приема", "Вас понял", "Слышу вас ясно пять, пять" и так далее.
Питер Уилкокс бормотал что-то насчет бойскаутов, но мне кажется, он
немного ревновал, что его не пригласили участвовать в поисках. Лесли и
Салли, однако, заразились нашим энтузиазмом и снабдили экспедицию
продовольствием, достаточным для того, чтобы кормить и поить целую армию в
течение недели. Они встали на рассвете, в пижамах, а Лесли еще и в бигуди,
чтобы помахать нам рукой и пожелать удачи. Чувствуя себя Скоттом или
храбрым Кортецом, во главе толпы приверженцев, нагруженных едой и
оборудованием, я повел их к расщелине в холме, которая стала нашим обычным
путем на вершину, - и десять часов спустя, потный, обрванный, исцарапанный
колючками, ужаленный гиппопотамовой мухой и другими насекомыми,
пропеченный на солнце и в дурном настроении, я привел их обратно.
Так повторялось в течение следующих десяти дней, и на десятый вечер,
когда мы остановились в расщелине на полпути вниз, Рал неожиданно взглянул
на крутые стены расщелины и удивленно сказал:
- Док, вот же он!
Десять дней мы пользовались ступенями, высеченными древними в
карьере. Густые заросли скрыли аккуратные террасы, с которых брался
камень. Мы нашли несколько полуобработанных плит еще in situ [в месте
нахождения (лат.)], их осталось только подрубить. Они почти не пострадали
от выветривания в этой закрытой расщелине. Следы пил были так свежи, будто
рабочие только накануне отложили свои орудия, а не 2 000 лет назад. Затем
мы нашли блоки, которые были намечены к обработке, нашли полуобтесанные
блоки, а также блоки, которые уже начали перевозить и бросили посреди
карьера.
Мы расчистили вокруг них растительность и смогли проследить каждый
шаг в изготовлении. Все пришли к нам на помощь. Успех вызвал всеобщий
восторг, потому что все уже приуныли от отсутствия заметного прогресса. Мы
зарисовывали и наносили на карту, измеряли и фотографировали, спорили и
теоретизировали, и все испытывали прилив воодушевления. Чувство, что мы в
своих исследованиях зашли в тупик, рассеялось. У меня сохранилась
фотография, сделанная десятником банту, который решил, что мы сошли с ума.
Мы гримасничаем, позируя на большом обтесанном кане. Питер стоит в позе
Наполеона, засунув руку за пазуху куртки, волосатый лик Рала украшен
ужасной гримасой, и он убийственно поднимает кирку над головой Питера.
Лесли застенчиво демонстрирует ватрушку, и это почти так же ужасно, как
гримаса Рала, потому что своими ногами она могла бы на смерть лягнуть
слона. Я сижу на коленях у Хитзер и сосу палец. У Салли на носу очки
Питера, моя шляпа нахлобучена у нее на уши, она старается казаться
страшной, но ей это решительно не удается. Фотография иллюстрирует наше
настроение тех дней.
Когда помощь уже была не нужна, остальные с новой энергией занялись
своими прежними делами. Мы с Ралом оставались в карьере. Я принес свой
теодолит, и мы принялись измерять количество извлеченного камня. Конечно,
точные данные получить в таком неправильном карьере невозможно, но мы
решили, что было извлечено примерно полтора миллиона кубических ярдов
камня.
Затем, изучая методы обработки и примерно подсчитав количество
брошеных блоков, мы решили, что отношение обтесанных камней к отброшенному
материалу составляет 40 к 46. Таким образом, мы получили число 600 000
кубических ярдов.
До сих пор мы в целом работали с надежными данными, но теперь перешли
к предположениям.
- По крайней мере не так трудно, как изобразить динозавра по его
отпечатку, - защищался Рал, когда мы с помощью карты основания храма и
наших расчетов попытались реконструировать высоту исчезнувшего Лунного
города.
- Дай-ка мне! - Салли отобрала у меня кисточку в первый же вечер,
после того как десять минут следила за моими усилиями.
- Мне кажется, скос главной стены слишком велик, - критично сказал
Питер, наблюдая за ней, - если сравнить со стенами эллиптического здания в
Зимбабве...
- Да, но возьми храм Тарксиена на Мальте, - вмешалась Хитзер. - Или
главные стены Кносса. - И прежде чем я смог помешать, проект стал всеобщим
и сменил наши вечерние импровизированные концерты.
И вот с учетом всего, что найдено было в раскопках, с учетом наших
разнобразных способностей мы сделали несколько рисунков города.
Массивные красные стены, украшенные шевроном - рисунком волн, которые
сделали Финикию такой знаменитой. Красные стены, на которые падают лучи
заходящего солнца, вечернее благословение великого бога солнца Баала.
Высокие башни, символы плодородия и процветания, встают из темно-зеленой
листвы молчаливой рощи. За ними вертикальный разрез в утесе, ведущий в
загадочную пещеру. И опять символ органов размножения. Разумеется это
место посвящено Астарте, которую в Карфагене обычно называли Танит, богине
земли и луны, и вот процессия одетых в белое жрецов движется по роще, мимо
башен в таинственную пещеру.
Мы знали, что финикийцы приносили своим богам и богиням человеческие
жертвы. Ветхий Завет описывает, как младенцев бросали в пламенеющее чрево
Баала, и гадали, какие ужасные ритуалы видел наш мирный изумрудный
бассейн. Мы изобразили на краю бассейна жертву, одетую в золото и
драгоценности, а верховный жрец рядом поднимает жертвенный нож.
- Если бы он не был так глубок! - воскликнула Салли. - Бен хотел
исследовать его с помощью ныряльщиков, но так глубоко они не смогут
работать.
В пространстве между внешней и внутренней стеной храма, где лежит
самый толстый слой пепла и где найдено большинство золотых бусин и богатых
украшений, мы нарисовали жилые помещения жрецов и жриц. Это лабиринт
глиняных стен и тростниковых крыш. Мы реконструировали улицы и дворы
жрецов и аристократов.
- А как же царь и его двор? - спросил Питер. - Разве они тоже не жили
за стенами?
И мы отделили помещения жрецов от двора царя, привлекли то немногое,
что известно о Кноссе, Карфагене, Тире и Сидоне, чтобы вдохнуть в картину
жизнь. Рал обнаружил ворота во внешней стене, это был единственный вход и
он смотрел на запад.
- Отсюда дорога должна была вести прямо к гавани. - Салли нарисовала
ее.
- Да, но рядом с гаванью должен быть базар, место торговли и обмена,
- предложил Рал и показал на крате. - Вот где это. Район, который озадачил
Питера.
- Представьте себе, какие там груды слоновой кости, меди и золота, -
вздохнула Лесли.
- И рабы, предназначенные на продажу, - подхватила Хитзер.
- Погодите! Погодите! Ведь у нас научное исследование, - пытался я
сдержать их.
- И корабли, вытащенные на берег, - Салли начала рисовать их. -
Большие биремы с носами, как головы таранов, покрытые позолотой и эмалью.
Снова поднялись стены и башни, озеро наполнилось блестящей водой, а
гавань и таверны населили люди, умершие две тысячи лет назад.
Прогуливались воины, стонали рабы, проезжали в носилках благородные
