не поднимается, - предположила Салли.
- И тогда был полдень, - согласился я. - Солнце высоко, нет тени.
Поэтому Лорен ничего не увидел с вертолета. - Все так просто, а я
совершенно упустил. И это так называемый гений. Должно быть, тест
проводили невнимательно.
- Но ведь нет стен, Бен, нет башен, ничего нет. Только сонования. Что
же случилось с городом?
- Узнаем, Сал, - пообещал я. - А теперь давай отметим, пока снова не
исчезло.
Я достал из рюкзака фонарик. "Одна вспышка - ко мне, две - от меня,
три - двигайся влево, четыре - двигайся вправо; размахивание фонариком -
ты на месте. - Мы быстро согласовали простой код. - Я спущусь на равнину,
а ты будешь сигналить. Вначале выведи меня на вершину большой башни, потом
веди по периметру внешней стены. Нужно поторопиться: мы не знаем, сколько
продлится эффект. Дай знак конца, когда он прекратится".
Чуть больше часа я бегал по равнине вслед за указаниями Салли, и тут
город начал расплываться и медленно исчез, луна приблизилась к зениту. Я
поднялся наверх, за Салли, обнаженный по пояс: рубашку изорвал на тряпки,
которые в качестве отличительных знаков привязывал к кустам и пучкам
травы.
В лагере мы разожгли большой костер, и я достал бутылку Глен Грант,
чтобы отпраздновать событие. Мы были так возбуждены, нам столько
предстояло обсудить, так многому удивиться, что очень долго мы не ложились
спать.
Мы снова вернулись к эффекту освещения, согласились с тем, как он
действует, и с сожалением вспомнили, как близки были к разгадке, в самый
первый день, когда мы обсуждали действие лучей солнца под низким углом,
тот самый день, когда мы обнаружили раковину пресноводного моллюска. Мы
говорили и об этой раковине и ее смысле.
- Снова клянусь, и пусть все боги будут свидетелями, что больше
никогда не брошу предмет, имеющий силу научного доказательства, - поклялся
я.
- Выпьем за это, - предложила Сал.
- Прекрасная мысль, - согласился я и снова наполнил стаканы.
Потом мы перешли к рассказу старика бушмена.
Это еще раз доказывает, что в фольклоре все, каждая деталь, каждая
подробность основаны на реальных фактах, возможно, искаженных. - После
порции виски Салли стала склонной к философствованию.
- И будем смотреть в лицо фактам: мой брат Ксаи мастер искажения.
Вспомни его рассказ о Лунном городе.
- Какое прекрасное название! Давай сохраним его, - предложила Салли.
- А как ты думаешь, может, дедушка Ксаи на самом деле видел белого
призрака?
- Вероятно, это один из старых охотников или путешественников.
Вспомни, мы сами чуть не получили статус духов.
- И не только фигурально, но и буквально, - напомнила мне Салли.
Разговор продолжался, а луна совершала по небу свое великолепное
шествие. Время от времени серьезное обсуждение переходило в выкрики: "О
Бен, это чудесно! У нас целый финикийский город, который предстояит
исследовать. И все это только наше!" Или: "Боже, Сал! Всю жизнь я мечтал о
чем-то подобном".
Было уже далеко заполночь, когда мы вернулись на землю, и Салли
подняла вопрос, имеющий практическое значение.
- Что нам делать, Бен? Нужно ли сообщать Лорену Стервесанту?
Я медленно налил себе еще виски, обдумывая ее вопрос.
- Как ты думаешь, Сал, не прорыть ли нам небольшой шурф, совсем
небольшой, в основании? Только чтобы убедиться, что мы не выставим себя на
посмешище.
- Бен, ты знаешь первейшее правило. Не ройся наудачу. Ты можешь
разрушить что-нибудь ценное. Надо подождать, пока дело не будет делаться
организованно, в нужной последовагельности.
- Знаю, Сал. Просто не могу сдержаться. Один маленький шурф?
- Ну хорошо, - она улыбнулась. - Всего один маленький шурф.
- Наверно, надо поспать. Уже больше двух часов.
Когда мы уже засыпали, Салли пробормотала мне в щеку: "Я по-прежнему
думаю, что произошло с нашим городом. Если рассказ бушмена правдив, стены
и башни рассеялись в воздухе".
- Да. Интересно будет выяснить.
Со всей силой характера, которую я иногда проявляю, я отбросил
искушение выкопать траншею внутри храмовой стены и выбрал место на
основании внешней стены, где надеялся причинить минимальный ущерб.
Салли жадно следила за моими действиями и иногда не просто
советовала, а вмешивалась, а я с помощью обрывков своей рубашки наметил
очертания будущей траншеи. Узкая щель в три фута шириной и в двадцать
длиной под прямым углом к основанию должна была открыть пересечение
горизонтов.
В своем блокноте Салли тщательно отметила положение каждого нашего
условного знака. Я подготовил фотоаппараты, инструменты и брезент с
лендровера. Наша траншея будет проходить всего в тридцати ярдах от
палатки. Мы разбили лагерь буквально на древней стене.
Я расстелил брезент, куда буду складывать землю из траншеи, потом
снял рубашку и отбросил в сторону. Больше я не стыдился обнажать свое тело
при Салли. Плюнул на ладони, заметил расположение ленточек, взял кирку и
взглянул на Салли, которая, поджав ноги, сидела на брезенте с шляпе с
широкими полями.
- Готова? - я улыбнулся ей.
- До конца, партнер? - сказала она, и я был неприятно поражен. Слова
вызвали во мне потрясение, это слова Лорена и мои. Другим мы их не
говорили. Потом я вдруг подумал: какого дьявола? Ее я ведь тоже люблю.
- До конца, девушка, - согласился я и взмахнул киркой. Приятно было
ощутить легкую, как перышко, кирку в руках, ее конец глубоко врезался в
песчаную землю. Я работал неторопливо, время от времени меняя кирку на
лопату, но скоро пот ручейками заструился по моему телу и промочил брюки.
Землю из траншеи я набрасывал на брезент. Салли начала тщательно ее
просеивать. Она весело болтала во время работы, я отвечал только уханьем,
взмахивая очередной раз киркой.
К полудню я открыл траншею на всю длину и на глубину в три фута. На
глубине в восемнадцать дюймов песчаная почва сменилась темным красноватым
суглинком, все еще влажным от недавних дождей. Мы отдохнули, поели
консервов и выпили бутылку виндхукского пива, чтобы возместить потерянную
мной влагу.
- Знаешь, - Салли задумчиво смотрела на меня, - когда привыкнешь, в
твоем теле обнаруживается странная красота, - сказала она, и я покраснел
так, что чуть не прослезился.
Я работал еще с час, потом кирка выбросила что-то черное. Я ударил
еще раз - опять черное. Я отбросил кирку и склонился в траншее.
- Что там? - сейчас же спросила Салли.
- Пепел, - сказал я. - Угли.
- Древний очаг, - предположила она.
- Возможно, - я решил не соглашаться сразу, чтобы потом иметь
возможность посмеиваться над ней за поспешность. - Возьмем образцы для
датирования.
Теперь я работал осторожно, стараясь вкрыть слой с пеплом, не задевая
его. Мы собрали образцы, обнаружив что слой пепла достигает в разных
местах от четверти дюйма до двух дюймов толщины. Салли отметила глубину
залегания и позицию каждого образца, а я сфотографировал траншею и наши
знаки.
Потом мы распрямились и посмотрели друг на друга.
- Слишком велико для очага, - сказала она, и я кивнул. - Мы не должны
дальше углубляться, Бен. Не так, с помощью кирки и лопаты.
- Знаю, - сказал я. - Половину траншеи мы оставим, постараемся не
трогать слоя пепла, но в другой части я намерен добраться до основания.
- Я рад, что ты так сказал, - захлопала Салли. - Я тоже так считаю.
- Начинай с того конца, я с этого, мы пойдем друг другу навстречу. -
Мы начали снимать слой пепла с половины траншею. Я обнаружил, что сразу
под пеплом лежит слой твердой глины, и хоть я и не сказал этого, но решил,
что это строительная шпатлевка. Этот слой искусственный, он не мог
появиться естественным путем.
- Осторожней, - предупредил я Салли.
- Промолвил человек с киркой и лопатой, - саркастически пробормотала
она, не поднимая головы, и почти немедленно сделала первое открытие в
руинах Лунного города.
Когда я пишу это, передо мной ее блокнот, с грязными отпечатками
пальцев на страницах и надписью крупным девичьим почерком:
Траншея 1. Знак АС. 6.П.4. Глубина 4'2,5".
Предмет. Одна стеклянная бусинка. Овальная. Голубая. Окружность 2,5
мм. С отверстием. Слегка смята.
Прим. Найдена в слое пепла на уровне 1.
N находки 1.
Эта лаконичная запись не дает представления о нашей радости, о том,
как мы обнимались и смеялись при свете солнца. Типичная финикийская
голубая торговая бусина, и я зажал этот крошечный стеклянный шарик в
кулаке.
- Я собираюсь сохранить это и затолкать им в зад, - пригрозил я,
- Если зад у них такой же узкий, как мозги, придется тебе
потрудиться, дорогой Бен.
Я начал работать маленькой киркой и через пятнадцать минут сделал
второе открытие. Обгоревший обломок кости.
- Человеческая? - спросила Салли.
- Возможно, - ответил я. - Головка бедренной кости человека, ствол
сгорел.
- Каннибализм? Кремация? - предположила Салли.
- Можно только гадать.
- А ты сам что думаешь? - Я долго молчал, собираясь с мыслями, потом
сказал:
- Я думаю, на этом уровне Лунный город был разграблен и сожжен, его
обитатели перебиты, стены снесены и здания разрушены.
Салли негромко свстнула, изумленно глядя на меня. "И все это на
основании одной бусины и куска кости - вот кто самый большой выдумщик
нашего времени!"
Вечером в ответ на громогласные расспросы Ларкина я ответил:
"Спасибо, Питер. У нас все в порядке. Нет, нам ничего не нужно. Да.
Хорошо. Пожалуйста, передайте мистеру Стервесанту, что перемен никаких,
сообщить нечего".
Я выключил радио, стараясь не смотреть на Салли.
- Да, - строго заметила она, - после такой гнусной лжи ты должен
выглядеть виноватым.
- Ты же сама сказала, что это всего лишь одна бусина и обломок кости.
Но два вечера спустя таких извинений у меня уже не было, потому что,
углубив траншею на семь футов пять дюймов, я обнаружил первый из четырех
горизонтальных рядов каменной кладки. Прямоугольные камни искусно
обтесаны. Щели между ними такие тонкие, что туда не входит даже лезвие
ножа. Камни больше, чем в постройках Зимбабве, они явно должны были
выдерживать вес большого здания. Средний их размер четыре фута на два и на
два. Высечены их красного песчаника, аналогичного тому, из которого
состояли холмы, и при первом же взгляде на них становилось ясно, что это
работа искусных ремесленников, относившихся к высокоразвитой и богатой
цивилизации.
В этот вечер я снова разговаривал с Ларкиным.
- Как скоро вы сумеете передать сообщение мистреу Стервесанту, Питер?
- Сегодня он должен вернуться из Нью-Йорка. Могу позвонить ему
сегодня же.
- Попросите его немедленно прилететь.
- Вы хотите, чтобы он бросил все свои дела и прибежал к вам? Ну и
смех!
- Пожалуйста, передайте ему это.
Вертолет появился назавтра в три часа дня, и я побежал встречать его,
на ходу натягивая рубашку.
- Что у тебя тут, Бен? - спросил Лорен, как только выбрался, большой
и светловолосый, их кабины.
- Мне кажется, тебе это понравится, - и мы обменялись рукопожатием.
Пять часов спустя мы сидели у костра, и Лорен над краем стакана
улыбался мне.
- Ты был прав, парень. Мне понравилось! - Впервые с момента прибытия
он выразил свое мнение. Вслед за Сал и мной он прошел от траншеи до
пещеры, а оттуда к отверстию в верху холма, внимательно слушал наши
объяснения, с сожалением качал головой, когда я объяснял нашу теорию
низких лучей света, открывающих руины, время от времени задавая вопросы
тем же тоном, какой бывает у него на собраниях директоров компаний. Каждый
раз вопрос прямо относился к делу, он был острым и точным, как будто Лорен
оценивает финансовую сделку.
Когда говорила Салли, он стоял рядом с ней, откровенно глядя ей в
лицо, и удивительно красивые классические черты его лица выражали
восхищение. Один раз она коснулась его руки, подчеркивая какое-то свое
утверждение, и они улыбнулись друг другу. Я был счастлив от их наконец-то
дружеских взаимоотношений: этих двоих я любил больше всего на земле.
Лорен вместе со мной спустился в траншею и ласково провел рукой по
обтесаным камням кладки, он подержал в руке обломок кости, повертел
бусину, нахмурившись, будто стараясь вырвать у этих предметов их тайны
силой сконцентрированной воли.
Перед самым закатом по настоянию Лорена мы вернулись в пещеру и
прошли к задней стене. Я зажег керосиновые лампы и разместил их так, чтобы
свет падал на изображение белого царя. Потом мы втроем сели полукругом и
принялись рассматривать изображение во всех подробностях. Голова царя была
изображена в профиль, и Салли указала на черты лица, на длинный прямой нос
и высокий лоб.
- Такое лицо не может происходить из Африки, - сказала она и для
контраста указала на другую фигуру, нарисованную дальше на стене. - Это
вне всякого сомнения банту. Художник достаточно искусен, чтобы отразить
различия между чертами каждой расы.
Но Лорен разглядывал белого царя не отрываясь. Опять казалось, что он
хочет вырвать у него его тайны, но царь сохранял царское равнодушие, и
наконец Лорен вздохнул и встал. Он уже собирался отвернуться, когда его
взгляд упал на фигуры жрецов в белой одежде рядом с царем.
- А это кто такие? - спросил он.
- Мы назвали их жрецами, - ответил я, - но Салли думает, что это,
возможно, арабские торговцы или...
- Фигура в центре... - он указывал на центральную фигуру жреца, и
голос его звучал резко, почти встревоженно, - что он делает?
- Кланяется царю, - предположила Салли.
- Даже кланяясь, он выше остальных, - возразил Лорен.
- Для художника-бушмена размер - это способ показать значение
человека. Взгляни на относительные размеры царя, он всегда изображается
гигантом. Размер изображения может означать, что это верховный жрец или
предводитель арабов, если Салли права.
- Если он кланяется, то только третью своего тела, к тому же только
он один это делает. Остальные стоят прямо, - Лорен все еще не был убежден.
- Как будто... - он замолк и покачал головой. Потом неожиданно слегка
вздрогнул, и я заметил, что его загорелое тело покрылось гусиной кожей.
- Тут становится холодно, - сказал он, сложив руки на груди. Я не
заметил этого, но тоже встал.
- Идемте в лагерь, - предложил Лорен, и только после того как я
развел костер, он снова заговорил.
- Ты был прав, парень. Мне понравилось! - И он отхлебнул солодового
виски. - Теперь давайте устанавливать цены, - предложил он.
- Установи их для нас, Ло, - согласился я.
- Я проведу переговоры с правительством Ботсваны. Могу оказать на них
некоторое давление. У нас должно быть формальное разрешение на раскопки.
Вероятно, результаты раскопок придется делить пополам, но мы должны
получить исключительные права на изучение и публикации. Ну и так далее.
- Хорошо. Это уж твоя сторона дела, Ло.
- Зная тебя, Бенджамин, я не удивлюсь, если ты уже подготовил список
необходимого. Люди, оборудование. Я прав?
Я рассмеялся и полез в карман куртки. "Прав", - согласился я и
протянул ему три листа бумаги. Он быстро просмотрел их.
- Весьма по-спартански, Бен, - похвалил он меня. - Думаю, мы можем
позволить себе и большее. Прежде всего нужна посадочная полоса, такая,
чтобы можно было принимать Дакоту. Приближается жаркое время года. Вы
здесь умрете в палатках. Нужны удобства, кабинеты, склад, все с
кондиционерами. Значит, потребуется генератор и насос, чтобы качать воду
из бассейна.
- Никто не обвинит тебя в половинчатости, Ло, - сказал я, и мы все
рассмеялись. Салли снова наполнила стаканы. Я был доволен собой в этот
вечер. Мне было чем гордиться. Я собирался открывать тайны, скрытые в
течение тысячелетий, и Лорен поддержит меня. Виски шло как вода.
Я привык пить много виски. Это мой способ забывать кое о чем, а
кое-что делать приемлемым. И вот лет шесть назад я обнаружил, что уже год
не работаю над книгой, что память у меня становится плохой, а интелллект
снижается, что по утрам у меня трясутся руки. Я по-прежнему выпиваю
одну-две порции по вечерам, а изредка и больше. Но теперь я пью потому,
что счастлив, а не потому что печален.
- Давай, Бен. Сегодня у нас есть что отпраздновать, - Салли
рассмеялась и налила мне еще.
- Эй! Полегче, доктор! - пытался я протестовать, но в тот вечер я
напился, приятно, удовлетворенно, окончательно. С достоинством я отказался
от помощи Лорена и самостоятельно добрался до своей палатки, куда со
времени появления Лорена Салли меня тайком выселила. Одетый, я упал на
постель и уснул. Наполовину проснулся, когда вошел Лорен и лег на свою
кровать. Помню, как открывал глаз и видел луну во входном клапане палатки
- или это уже был рассвет? Мне это казалось неважным.
Наиболее важным оказалось подобрать персонал для нашего проекта, и
тут мне повезло. Питер Уилкокс собирался в свой полугодовой отпуск из
Кейптаунского университета. Я полетел на встречу с ним и за шесть часов
убедил, что ему вовсе не понравятся злачные места Европы. Несколько
труднее было убедить его жену Хитзер, но я в конце концов показал ей
фотографию белого царя. Ее специальность, как и Салли, наскальные росписи.
Для раскопок они самые подходящие люди. Я уже был с ними в экспедиции
при раскопках Слангкопских пещер. Обоим четвертый десяток; он, слегка
растолствеший и полысевший, в очках в стальной опреве и в брюках, которые
всегда свисали. Ему постоянно приходилось их подтягивать. Она, худая и
угловатая, с широким смешливым ртом и курносым веснушчатым носом. Питер
играет на аккордеоне, а голос Хитзер очень созвучен моему.
Питер представил мне двоих своих выпускников, которых рекомендовал
без всяких оговорок. При первой встрече с ними я удивился. Рал Дэвидсон
оказался молодым человеком двадцати одного года. Впрочем, то, что он
принадлежит к мужскому полу, было совсем не очевидно. Однако Питер заверил
меня, что под этой массой нерасчесанных волос скрывается многообещающий
молодой археолог. Его невеста, очкастая серьезная молодая особа, окончила
курс на год раньше срока. И хотя я предпочитаю красивых женщин, а Лесли
Джонз удручающе некрасива, она завоевала мое расположение, прошептав
задыхаясь: "Доктор Кейзин, я считаю, что ваша "Древняя Африка" - лучшая из
прочитанных мною книг".
Такое проявление хорошего вкуса обеспечило им обоим работу.
Питер Ларкин подобрал сорок шесть африканских рабочих с южных
территорий Ботсваны, которые никогда не слышали ни о Кровавых холмах, ни о
проклятии на них.
Единственное разочарование принес мне Тимоти Магеба. Возвращаясь из
Кейптауна, я провел пять дней в своем Институте в Йоханнесбурге и все это
время пытался убедить Тимоти, что он нужен мне на Кровавых холмах.
- Мачане, - ответил он, - есть дело, которое могу сделать только я. -
Позже я припомню эти слова. - А там многие могут выполнять эту работу. У
вас уже есть немало специалистов. Я вам не нужен.
- Пожалуйста, Тимоти. Всего на шесть месяцев. Твоя работа подождет.
Он горячо покачал головой, но я торопливо продолжал:
- Ты мне очень нужен. Есть такие вещи, которые можешь объяснить
только ты. Тимоти, там пятнадцать тысяч квадратных футов наскальных
рисунков. Большинство из них - символические изображения, которые только
ты...
- Доктор Кейзин, вы можете прислать мне копии. И я вам пришлю своб
интерпретацию. - Тимоти перешел на английский, это всегда плохой признак.
- Надеюсь, вы не станете настаивать на том, чтобы я сейчас покинул
Институт. Мои помощники не смогут работать без моего руководства.
Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Тупик. Я, конечно, мог
приказать ему, но подневольный помощник хуже, чем вообще его отсутствие. В
темных глазах Тимоти блестел непокорный независимый дух, и я понял, что
существует какая-то более глубокая причина, почему он не хочет ехать.
- Может быть... - я остановился. Хотел спросить, не древнее ли
проклятие причина его отказа. Всегда тревожно обнаружить суеверие под
оболочкой хорошо образованного и разумного человека. Мне не хотелось
спрашивать, потому что даже с африканцами типа Тимоти прямые вопросы
считаются бестактными и невежливыми.
- Всегда существуют причины за причинами, доктор. Поверьте, будет
лучше, если я не стану вас сейчас сопровождать.
- Ну ладно, Тимоти, - согласился я с покорностью и встал. Снова мы
обменялись взглядами, и теперь мне показалось, что его взгляд изменился.
Огонь в нем горел ярче, и я почувствовал в глубине души беспокойство, даже
страх.
- Клянусь вам, доктор, моя работа здесь в критической стадии.
- Было бы интересно взглянуть, чем ты сейчас занят, Тимоти.
Мои четыре новых помощника прибыли с коммерческим рейсом из Кейптауна
на следующее утро, и мы отправились прямо к ангару Стервесантов, где нас
ждала Дакота.
Полет прошел шумно и весело. У Питера был с собой аккордеон, а я
никогда не путешествую без своей старой гитары. Мы начали с легких песен
типа "Абдул Абулбул Эмир" и "Зеленью покрыты холмы", и я обнаружил с
радостью, что Рал Дэвидсон очень чисто и верно свистит, а у Лесли приятное
маленькое сопрано.
- Когда кончим раскопки, возьму вас с собой на гастроли, - пообещал я
им и начал разучивать кое-что из собственных композиций.
Прошло три недели, как я покинул Кровавые холмы, и когда мы сделали
круг, я увидел, какие изменения произошли за это время. Посадочная полоса,
законченная вплоть до ветрового конуса, была выдолблена на пыльной
равнине. Рядом виднелось несколько сборных домов. Одно длинное центральное
бунгало и вокруг дома для персонала. На решетчатой металлической башне
двухтысячегалонная цистерна для воды из гальванизированного железа; рядом
лагерь, где размещаются африканские рабочие.
На полосе нас ждала Салли, мы погрузили багаж в лендровер и
отправились взглянуть на свой новый дом. Я надеялся застать Лорена, но
Салли сказала, что накануне он улетел, пробыв здесь несколько дней.
Салли гордо показывала лагерь. В центральном бунгало с
кондиционированием была небольшая гостиная в одном конце, в центре большой
кабинет и за ним складские помещения. Были также четыре жилых дома с
кондиционерами, но скупо меблированные. Один предназначался для Уилкоксов,
один для Лесли и самой Салли, один для меня и Рала и четвертый для Лорена
или других посетителей и пилотов.
- Я мог бы придумать кое-какие усовершенствования в размещении для
сна, - прошептал я с горечью.
- Бедный Бен, - жестоко улыбнулась Салли. - Цивилизация тебя догнала.
Кстати, ты, надеюсь, не забыл прихватить свой купальник. Больше никаких
купаний в бассейне обнаженными.
И я пожалел о том, что сделал для нас Лорен. Кровавые холмы больше не
были одиноким таинственным диким районом, они превратились в кипящую
жизнью маленькую коммуну, на полосу регулярно садились самолеты,
лендроверы вздымали тучи пыли, а постоянный рокот электрического насоса
уничтожил задумчивую тишину пещеры и беспокоил неподвижные воды бассейна.
Все занялись своими делами. Салли работала в пещере, ей помогал один
из африканцев. Остальные четверо распоряжались каждый десятью работниками
и получили район раскопок. Питер и Хитзер благоразумно выбрали в качестве
места своей работы район вне главной стены, в руинах нижнего города.
Именно здесь вероятнее всего обнаружатся мусор, разбитая керамика, старое
оружие, потерянные бусы и прочие следы погибшей цивилизации.
Рал и Лесли с мечтами о золоте и сокровищах ухватились за возможность
порыться внутри стен, в таком районе, который древние содержали в чистоте
и где менее вероятны интересные находки. Такова разница между опытом и
неопытностью, между импульсивностью молодости и холодным расчетом
зрелости.
Я сохранял свободу, присматривая за всеми и выступая в роли
советчика. Проводил время в разных местах, где мог принести пользу.
Вначале с беспокойством присматривался к Ралу и Лесли, потом, убедившись,
что они все делают правильно, успокоился: рекомендация Питера
подтверждалась. Умные молодые люди, энтузиасты и, что самое главное,
знают, как себя вести на археологических раскопках.
Четыре рабочих отряда организовались, довольно быстро были отмечены
самые умные среди работников. И быстрее, чем я надеялся, фирма "Кейзин и
Компания" начала действовать.
Работа была медленной, тщательной и исключительно благодарной. Каждый
вечер, перед небольшим импровизированным концертом в гостиной, мы
обсуждали результаты дневной работы, оценивали находки и их место в общей
картине.
Первое открытие заключалось в том, что слой пепла и уровень 1
наблюдаются по всей территории раскопок, даже в нижнем городе. Пепел
распределялся равномерно, но в отдельных местах был толще, чем в других.
Радиоуглеродный метод давал, однако, один и тот же результат, и мы приняли
за основу дату 450 год нашей эры. Эта дата как будто соответствовала или
слегка предшествовала древнейшим бушменским рисункам в пещере.
Мы согласились, что бушмены заняли пещеру сразу вслед за уходом или
исчезновением жителей древнего города. Мы называли жителей этого города
просто "древними", считая, что их финикийское происхождение еще не
доказано. Состояние, которое, как я горячо надеялся, скоро изменится.
В слое пепла постоянно попадалось большое количество человеческих
останков. Рал обнаружил передний зуб резец в пепле у основания главной
башни, Питер - целую плечевую кость и множество мелких обломков, которые с
трудом поддавались идентификации. Эти непогребенные человеческие останки
подкрепляли мою теорию о насильственном конце Лунного города.
Ее же поддерживало и поразительное исчезновение стен и башен,
которые, как мы имели все основания полагать, возвышались некогда на этом
глиняном слое с остатками каменных фундаментов, которые кое-где
сохранились в очертаниях стен и башен.
Рал нерешительно предположил, что враг был так одержим ненавистью,
что постарался стереть с лица земли все следы древних. И мы соглашались с
этим.
- Это возможно. Но куда девались тысячи тонн обтесанных камней? -
спросила Салли.
- Их разбросали по равнине, - предположил Рал.
- Подвиг Геркулеса, к тому же тогда на месте равнины было озеро.
Чтобы избавиться от камней, их должны были рассеять на узкой полосе между
холмами и озером. Но тут ни следа.
С виноватым видом Питер Уилкокс напомнил нам место в книге Кредо
Мутва "Индаба, дети мои" о том, как древний город был перенесен его
жителями, блок за блоком, с запада и как был этот город заново построен
как Зимбабве.
- Это красный песчаник, - резко вмешалась Салли, - а Зимбабве
построен из гранита, высеченного из скалы, на которой он стоит. Зимбабве в
275 милях на восток отсюда. Требуемая для этого работа немыслима. Я могу
признать, что передалось искусство, технология, но не сам материал.
Больше никаких соображений не было, и мы от теорий перешли к фактам.
В конце шестой недели нас впервые за все это время навестил Лорен
Стервесант. Все раскопки и другие работы были прекращены, и мы провели
двухдневный семинар, со мной в качестве председателя, на котором мы
предъявили Лорену все наши достижения и выводы.
А они были внушительны. Прежде всего список различных предметов,
обломков керамики и других находок занял 127 страниц машинописи. Большая
часть из них принадлежала Питеру и Хитзер, и они и открыли семинар.
- До сих пор наши раскопки вне стен города проводились к северу от
него примерно в тысяче футов от внешнего периметра. По-видмому, здесь
находилось множество небольших помещений или домов из глины-сырца, крытых
тростником, с крышей, поддерживаемой столбами...
Питер подробно описывал этот район, указывая средний рамер помещений
и точное положение каждого найденного предмета. Лорен уже начал ерзать на
стуле и поигрывать своей сигарой. Питер педантичен, как старая дева, в
своем отношении к работе. Наконец он добрался до заключения. "Таким
образом, предположительно на этой территории находился базар или рынок". И
провел нас на склад, чтобы ознакомить с находками. Здесь были куски сильно
проржавевшего железа, бронзовый гребень, ручка ножа в форме женского тела,
четырнадцать бронзовых розеток - мы предположили, что это украшение щита,
- двадцать пять фунтов бронзовых дисков, предметы в форме солнца и звезд,
очевидно, украшения, шестнадцать изогнутых и измятых бронзовых пластин,
которые, как мы полагали, являются частью нагрудника - элемент защитного
вооружения, великолепное бронзовое блюдо двадцати четырех дюймов в
диаметре с изображением солнца в центре и сложным узором по краям и еще
примерно сорок фунтов бронзовых обломков, настолько поврежденных, что
определить их назначение невозможно.
- Здесь все до сих пор обнаруженные бронзовые предметы, - сказал
Питер Лорену. - Обработка грубая, но ни в замысле, ни в исполнении не
принадлежит банту. Ближе всего финикийская работа. В отличие от римлян и
греков, финикийцы мало внимания уделяли искусству. Их артефакты, как и их
здания тяжелые и грубо исполненные. С другой стороны, привлекает внимание
преклонение перед солнцем. Очевидно, это было политеистическое общество,
но с явным преобладанием преклонения перед солнцем. Представляется, что в
этом поселении главный финикийский бог Баал персонифицировался в виде
солнечного диска.
Хотя Питер допустил обычную ошибку профессионала, рассуждая о
неинтересных другим тонкостях, я позволил ему продолжать, не вмешиваясь.
Обсудив отдельно каждый предмет, Питер подвел нас к следующему ряду
столов, где были расставлены стекло и керамика.
- Стеклянные бусы весом в сто двадцать пять фунтов, всех цветов, но
преимущественно синего и красного. Финикийские цвета, причем зеленые,
белые и желтые обнаруживаются только в уровнях 1 и П. Иными словами,
