он хотел отпереть дверь, но ни один ключ не подходил к замку.
Изнутри не доносилось ни звука, и Холмс нахмурился.
— Надеюсь, мы не опоздали, — сказал он. — Мне кажется,
мисс Хантер, нам лучше войти туда без вас. Ну-ка, Уотсон,
нажмите на дверь влечем, не удастся ли нам открыть ее силой.
Старая, обшарпанная дверь тотчас же уступила нашим
объединенным усилиям, и мы ворвались в комнату. Она была пуста.
В ней не было ничего, кроме маленькой жесткой постели, стола и
корзины с бельем. Люк на чердак был распахнут, пленница бежала.
— Здесь что-то произошло, — сказал Холмс. — Этот
красавчик, очевидно, догадался о намерениях мисс Хантер и
уволок свою жертву.
— Но каким образом?
— Через люк. Сейчас посмотрим, как он это сделал. — Он
влез на стол. — Правильно, вот и обрывок веревочной лестницы,
привязанной к карнизу. Вот как он это сделал.
— Но это невозможно, — возразила мисс Хантер. — Когда
Рукаслы уезжали, никакой лестницы не было.
— Он вернулся и проделал все, что надо. Говорю вам, это
умный и опасный человек. Я не удивлюсь, если услышу на лестнице
его шаги. Уотсон, вам лучше приготовить свой пистолет.
Едва он произнес эти слова, как на пороге появился очень
полный, крупный мужчина с толстой палкой в руках. Мисс Хантер
вскрикнула и прижалась к стене, но Шерлок Холмс решительно
встал между ними.
— Негодяй! — сказал он. — Куда вы дели свою дочь?
Толстяк обежал глазами комнату и затем бросил взгляд на
люк.
— Это я у вас должен спросить! — закричал он. — Воры!
Шпионы и воры! Я поймал вас! Вы в моей власти! Я вам покажу! —
Он повернулся и бросился вниз по лестнице.
— Он пошел за собакой! — воскликнула мисс Хантер.
— У меня есть пистолет, — сказал я.
— Надо закрыть парадную дверь, — распорядился Холмс, и
мы втроем побежали вниз.
Едва мы спустились, как раздался собачий лай, а затем
ужасных вопль, сопровождаемый жутким рычанием. Из соседней
двери, спотыкаясь, выскочил пожилой мужчина с красным лицом и
дрожащими руками.
— Боже мой! — вскричал он. — Кто-то спустил собаку. Ее
не кормили целых два дня. Быстрее, не то будет поздно!
Мы с Холмсом выбежали из дома и вслед за Толлером
завернули за угол. Огромный зверь с черной мордой терзал за
горло Рукасла, а тот корчился на земле и кричал. Подбежав к
собаке, я выстрелив; она упала, но белые ее клыки так и
остались в жирных складках шеи. С большим трудом мы оторвали
собаку от Рукасла и понесли его, еще живого, но жестоко
искалеченного, в дом. Мы положили его на диван в гостиной,
послали протрезвевшего Толлера за его женой, а я попытался по
мере сил и возможностей облегчить положение раненого. Мы все
стояли вокруг него, когда дверь отворилась и в комнату вошла
высокая худая женщина.
— Миссис Толлер! — воскликнула мисс Хантер.
— Да, мисс, это я. Мистер Рукасл отпер погреб, когда
вернулся, а потом уж пошел наверх к вам. Как жаль, мисс, что вы
не рассказали мне о своих намерениях. Я бы убедила вас, что вы
стараетесь напрасно.
— Так! — воскликнул Холмс, пристально глядя на нее. —
Значит, мисс Толлер известно об этом деле больше, чем кому-либо
другому.
— Да, сэр, и я готова рассказать, что знаю.
— Тогда, пожалуйста, садитесь, и мы послушаем, некоторые
детали, признаюсь, я еще не совсем уяснил.
— Постараюсь прояснить их, — сказала она. — Я бы
сделала это и раньше, если бы сумела выбраться из погреба. Коли
вмешается полиция, прошу вас помнить, что я была на вашей
стороне и помогла мисс Алисе.
У мисс Алисы не было счастья с тех пор, как ее отец
женился вторично. На нее не обращали внимания, с ней не
считались. Но совсем плохо стало, когда у своей подруги она
познакомилась с молодым мистером Фаулером. Насколько мне
известно, у мисс Алисы по завещанию были собственные деньги, но
уж такой робкой и терпеливой она была, что и словом не
заикнулась про них, а просто передала все в руки мистера
Рукасла. Он знал, что в отношении денег ему беспокоиться не о
чем. Однако перспектива замужества, когда супруг может
потребовать все, что принадлежит ему по закону, заставила его
призадуматься и решить, что пора действовать. Он хотел, чтобы
она подписала бумагу о том, что он имеет право распоряжаться
деньгами, независимо от того, выйдет она замуж или нет. Она
отказалась это сделать, но он не отставал до тех пор, пока у
нее не сделалось воспаление мозга, и шесть недель она
находилась между жизнью и смертью. Потом она поправилась, но
стала как тень, а ее прекрасные волосы пришлось остричь.
Правда, молодого человека это ничуть не смутило — он
по-прежнему оставался ей предан, как и полагается порядочному
человеку.
— Ваш рассказ значительно прояснил дело, — заметил
Холмс. — Остальное я, пожалуй, в состоянии домыслить сам.
Значит, мистер Рукасл применил систему насильственной изоляции?
— Да, сэр.
— И привез миссис Хантер из Лондона, чтобы избавиться от
настойчивости мистера Фаулера?
— Именно так, сэр.
— Но мистер Фаулер, будучи человеком упрямым, как и
подобает настоящему моряку, осадил дом, а встретившись с вами,
сумел звоном монет и другими способами убедить вас, что у вас с
ним общие интересы.
— Мистер Фаулер умеет уговаривать, человек он щедрый, —
безмятежно отозвалась миссис Толлер..
— Ему удалось сделать так, что ваш почтенный супруг не
испытывал недостатка в спиртном и чтобы на тот случай, когда
ваш хозяин уедет из дома, лестница была наготове.
— Именно так, сэр, все и произошло.
— Премного вам обязан, миссис Толлер, за то, что вы
разъяснили нам кое-какие непонятные вещи, — сказал Холмс. — А
вот и здешний доктор и с ним миссис Рукасл! Мне думается,
Уотсон, нам пора взять мисс Хантер с собой в Винчестер, так как
наш locus standi1 представляется сейчас довольно
сомнительным.Так была раскрыта тайна страшного дома с медными
буками у парадного крыльца. Мистер Рукасл остался жив, но
превратился в полного инвалида, и существование его теперь
целиком зависит от забот преданной жены. Они по-прежнему живут
вместе со старыми слугами, которым, наверное, так много
известно из прошлой жизни мистера Рукасла, что у него нет сил с
ними расстаться. Мистер Фаулер и мисс Рукасл обвенчались в
Саутгемптоне на следующий же день после побега, и сейчас он
правительственный чиновник на острове святого Маврикия. Что же
касается мисс Вайолет Хантер, то мой друг Холмс, к крайнему
моему неудовольствию, больше не проявлял к ней никакого
интереса, поскольку она перестала быть центром занимающей его
проблемы, и сейчас она трудится на посту директора частной
школы в Уолсоле, делая это, не сомневаюсь, весьма успешно.
Примечания
1 Положение (лат.)Артур Конан Дойл
—————————————————————————————————————-
Перевод Н. Емельянниковой
Артур Конан-Дойль. Приключения клерка
Вскоре после женитьбы я купил в Паддингтоне практику у
доктора Фаркера. Старый доктор некогда имел множество
пациентов, но потом вследствие болезни — он страдал чем-то
вроде пляски святого Витта, — а также преклонных лет их число
заметно поуменьшилось. Ведь люди, и это понятно, предпочитают
лечиться у того, кто сам здоров, и мало доверяют медицинским
познаниям человека, который не может исцелить даже самого себя.
И чем хуже становилось здоровье моего предшественника, тем в
больший упадок приходила его практика, и к тому моменту, когда
я купил ее, она приносила вместо прежних тысячи двухсот
немногим больше трехсот фунтов в год. Но я положился на свою
молодость и энергию и не сомневался, что через год-другой от
пациентов не будет отбою.
Первые три месяца, как я поселился в Паддингтоне, я был
очень занят и совсем не виделся со своим другом Шерлоком
Холмсом. Зайти к нему на Бейкер-стрит у меня не было времени, а
сам он если и выходил куда, то только по делу. Поэтому я очень
обрадовался, когда однажды июньским утром, читая после завтрака
"Британский медицинский вестник", услыхал в передней звонок и
вслед за тем резкий голос моего старого друга.
— А, мой дорогой Уотсон, — сказал он, войдя в комнату,
— рад вас видеть! Надеюсь, миссис Уотсон уже оправилась после
тех потрясений, что пришлось нам пережить в деле со "Знаком
четырех".
— Благодарю вас, она чувствует себя превосходно, —
ответил я, горячо пожимая ему руку.
— Надеюсь также, — продолжал Шерлок Холмс, усаживаясь в
качалку, — занятия медициной еще не совсем отбили у вас
интерес к нашим маленьким загадкам?
— Напротив! — воскликнул я. — Не далее, как вчера
вечером, я разбирал свои старые заметки, а некоторые даже
перечитал.
— Надеюсь, вы не считаете свою коллекцию завершенной?
— Разумеется, нет! Я бы очень хотел еще пополнить ее.
— Скажем, сегодня?
— Пусть даже сегодня.
— Даже если придется ехать в Бирмингем?
— Куда хотите.
— А практика?
— Что практика? Попрошу соседа, он примет моих пациентов.
Я ведь подменяю его, когда он уезжает.
— Ну и прекрасно, — сказал Шерлок Холмс, откидываясь в
качалке и бросая на меня проницательный взгляд из-под
полуопущенных век. — Эге, да вы, я вижу, были больны. Простуда
летом — вещь довольно противная.
— Вы правы. На той неделе я сильно простудился и целых
три дня сидел дома. Но мне казалось, от болезни теперь уже не
осталось и следа.
— Это верно, вид у вас вполне здоровый.
— Как же вы догадались, что я болел?
— Мой дорогой Уотсон, вы же знаете мой метод.
— Метод логических умозаключений?
— Разумеется.
— С чего же вы начали?
— С ваших домашних туфель.
Я взглянул на новые кожаные туфли, которые были на моих
ногах.
— Но что по этим туфлям... — начал было я, но Холмс
ответил на вопрос прежде, чем я успел его закончить.
— Туфли ваши новые, — разъяснил он. — Вы их носите не
больше двух недель, а подошвы, которые вы сейчас выставили
напоказ, уже подгорели. Вначале я подумал, что вы их промочили,
а затем, когда сушили, сожгли. Но потом я заметил у самых
каблуков бумажные ярлычки с клеймом магазина. От воды они
наверняка бы отсырели. Значит, вы сидели у камина, вытянув ноги
к самому огню, что вряд ли кто, будь он здоров, стал бы делать
даже в такое сырое и холодное лето, какое выдалось в этом году.
Как всегда, после объяснений Шерлока Холмса, все оказалось
очень просто. Холмс, прочтя эту мысль на моем лице, грустно
улыбнулся.
— Боюсь, что мои объяснения приносят мне только вред, —
заметил он. — Одни следствия без причины действуют на
воображении гораздо сильнее... Ну, вы готовы со мной в
Бирмингем?
— Конечно. А что там за дело?
— Все узнаете по дороге. Внизу нас ждет экипаж и клиент.
Едемте.
— Одну минуту.
Я черкнул записку своему соседу, забежал наверх к жене,
чтобы предупредить ее об отъезде, и догнал Холмса на крыльце.
— Ваш сосед тоже врач? — спросил он, кивнув на медную
дощечку на соседней двери.
— Да, он купил практику одновременно со мной.
— И давно она существует?
— Столько же, сколько моя. С тех пор, как построили эти
дома.
— Вы купили лучшую.
— Да. Но как вы об этом узнали?
— По ступенькам, мой дорогой Уотсон. Ваши ступеньки
сильно стерты подошвами, так, что каждая на три дюйма ниже, чем
у соседа. А вот и наш клиент. Мистер Холл Пикрофт, позвольте
мне представить вам моего друга, доктора Уотсона, — сказал
Холмс. — Эй, кэбмен, — добавил он, — подстегните-ка лошадей,
мы опаздываем на поезд.
Я уселся напротив Пикрофта.
Это был высокий, хорошо сложенный молодой человек с
открытым, добродушным лицом и светлыми закрученными усиками. На
нем был блестящий цилиндр и аккуратный черный костюм, придавший
ему вид щеголеватого клерка из Сити, как оно и было на самом
деле. Он принадлежал к тому сорту людей, которых у нас называют
"кокни"1, но которые дают нам столько прекрасных
солдат-волонтеров, а также отличных спортсменов, как ни одно
сословие английского королевства. Его круглое румяное лицо было
от природы веселым, но сейчас уголки его губ опустились, и это
придало ему слегка комический вид. Какая беда привела его к
Шерлоку Холмсу, я узнал, только когда мы уселись в вагон
первого класса и поезд тронулся.
— Итак, — сказал Холмс, — у нас впереди больше часа
свободного времени. Мистер Пикрофт, расскажите, пожалуйста,
моему другу о своем приключении, как вы его рассказывали мне, а
если можно, то и подробнее. Мне тоже будет полезно проследить
еще раз ход событий. Дело, Уотсон, может оказаться пустяковым,
но в нем есть некоторые довольно интересные обстоятельства,
которые вы, как и я, так любите. Итак, мистер Пикрофт,
начинайте. Я не буду прерывать вас больше.
Наш спутник взглянул на меня, и глаза его загорелись.
— Самое неприятное в этой истории то, — начал он, — что
я в ней выгляжу полнейшим дураком. Правда, может, все еще
обойдется. Да, признаться, я и не мог поступить иначе. Но если
я и этого места лишусь, не получив ничего взамен, то и выйдет,
что нет на свете другого такого дурака, как я. Хотя я и не
мастер рассказывать, но послушайте, что произошло.
Служил я в маклерской фирме "Коксон и Вудхаус" в
Дрейпер-Гарденсе, но весной этого года лопнул венесуэлский
займ, — вы, конечно, об этом слышали, — и фирма
обанкротилась. Всех служащих, двадцать семь человек,
разумеется, уволили. Работал я у них пять лет, и, когда
разразилась гроза, старик Коксон дал мне блестящую
характеристику. Я начал искать новое место, сунулся туда, сюда,
но таких горемык, как я, везде было полно.
Положение было отчаянное. У Коксона я получал в неделю три
фунта стерлингов и за пять лет накопил семьдесят фунтов, но эти
деньги, как и все на свете, подошли к концу. И вот я дошел до
того, что не осталось денег даже на марки и конверты, чтобы
писать по объявлениям. Я истрепал всю обувь, обивая пороги
различных фирм, но найти работы не мог.
Когда я уже совсем потерял надежду, то услышал о вакантной
должности в большом банкирском доме "Мейсон и Уильямсы" на
Ломбард-стрит. Смею предположить, что вы мало знакомы с деловой
частью Лондона, но можете мне поверить, что это один из самых
богатых и солидных банков. Обращаться с предложением своих
услуг следовало только почтой. Я послал им заявление вместе с
характеристикой безо всякой надежды на успех. И вдруг обратной
почтой получаю ответ, что в ближайший понедельник могу
приступить к исполнению своих новых обязанностей. Как это
случилось, никто не мог объяснить. Говорят, что в таких случаях
управляющий просто сует руку в кучу заявлений и вытаскивает
наугад первое попавшееся, вот и все. Но, так или иначе, мне
повезло, и я никогда так не радовался, как на сей раз.
Жалованье у них в неделю было даже больше на один фунт, а
обязанности мало чем отличались от тех, что я исполнял у
Коксона.
Теперь я подхожу к самой удивительной части моей истории.
Надо вам сказать, что я снимаю квартиру за Хемпстедом:
Потерс-стрит, 17. В тот самый вечер, когда пришло это приятное
письмо, я сидел дома и курил трубку. Вдруг входит квартирная
хозяйка и подает визитную карточку, на которой напечатано:
"Артур Пиннер, финансовый агент". Я никогда прежде о таком не
слыхал и не представлял, зачем я ему понадобился, однако
попросил хозяйку пригласить его наверх. Вошел среднего роста
темноглазый брюнет, с черной бородой и лоснящимся носом.
Походка у него была быстрая, речь отрывистая, как у человека,
привыкшего дорожить временем.
— Мистер Пикрофт, если не ошибаюсь? — спросил он.
— Да, сэр, — ответил я, предлагая стул.
— Раньше служили у Коксона?
— Да, сэр.
— А сейчас поступили в банкирский дом Мейсонов?
— Совершенно верно.
— Так-с, — произнес он. — Видите ли, я слыхал, что вы
обладаете незаурядными деловыми способностями. Вас очень хвалил
мне Паркер, бывший управляющий у Коксона.
Я, разумеется, был весьма польщен, услышав столь лестный о
себе отзыв. Я всегда хорошо справлялся со своими обязанностями
у Коксона, но мне и в голову не приходило, что в Сити идут обо
мне такие разговоры.
— У вас хорошая память? — спросил затем Пиннер.
— Неплохая, — ответил я скромно.
— Вы следили за курсом бумаг последнее время?
— Безусловно! Я каждой утро просматриваю "Биржевые
ведомости".
— Удивительное прилежание? — воскликнул он. — Вот где
источник всякого успеха! Если не возражаете, я вас немного
поэкзаменую. Скажите, каков курс Эйширских акций?
— От ста пяти до ста пяти с четвертью.
— А Объединенных новозеландских?
— Сто четыре.
— Хорошо, а Брокенхиллских английских?
— От ста семи до ста семи с половиной.
— Великолепно! — вскричал он. — Просто замечательно.
Таким я вас и представлял себе. Мальчик мой, вы созданы для
большего, чем быть простым клерком у Мейсонов!
Его восторг, как вы понимаете, меня, конечно, несколько
смутил.
— Так-то оно так, мистер Пиннер, — сказал я, — но не
все обо мне такого высокого мнения. Я не один день побегал,
пока нашел эту вакансию. И я очень рад ей.
— Ах, Господи, что это вы говорите! Разве ваше место там?
Вот послушайте, что я вам скажу. Правда, я не могу предложить
вам уже сейчас место, которое вы заслуживаете, но в сравнении с
Мейсонами это небо и земля. Когда вы начинаете работать у
Мейсонов?
— В понедельник.
— Хм-м, готов биться об заклад, что вы туда не пойдете.
— Что, не пойду к Мейсонам?!
— Вот именно, мой дорогой. К этому времени вы уже будете
работать коммерческим директором Франко-Мидланской компании
скобяных изделий, имеющей сто тридцать четыре отделения в
различных городах и селах Франции, не считая Брюсселя и
Сан-Ремо.
У меня даже дыхание перехватило.
— Но я никогда не слышал об этой компании, — пробормотал
я.
— Очень может быть. Мы не кричим о себе на каждом углу,
капитал фирмы целиком составляют частные вклады, а дела идут
так хорошо, что реклама просто ни к чему. Генеральный директор
фирмы — мой брат Гарри Пиннер, он же и основал ее. Зная, что я
еду в Лондон, он попросил меня подыскать ему расторопного
помощника — молодого человека, способного и делового, с
хорошими рекомендациями. Паркер рассказал мне о вас, и вот я
здесь. Для начала мы можем предложить вам всего каких-то
пятьсот фунтов в год, но в дальнейшем...
— Пятьсот фунтов!? — вскричал я, пораженный.
— Это для начала. Кроме того, вы будете получать один
процент комиссионных с каждого нового контракта, и, можете
поверить мне, ваше жалованье удвоится.
— Но я ничего не смыслю в скобяных изделиях.
— Зато вы смыслите в бухгалтерии.
Голова моя закружилась, и я едва усидел на месте. Но вдруг
в душу мою закралось сомнение.
— Я буду откровенен с вами, сэр, — сказал я. — Мейсоны
положили мне двести фунтов в год, но фирма "Мейсон и Уильямсы"
— дело верное. А о вас я ровно ничего...
— Вы просто прелесть! — вскричал мой гость в восторге.
— Именно такой человек нам и нужен. Вас не проведешь. И это
очень хорошо. Вот вам сто фунтов, и если считаете, что дело
сделано, смело кладите их в свой карман в качестве аванса.
— Это очень большая сумма, — сказал я. — Когда я должен
приступить к работе?
— Поезжайте завтра утром в Бирмингем, — ответил он. — И
в час приходите во временную контору фирмы на Корпорейшн-стрит,
дом 126. Я дам вам письмо моему брату. Нужно его согласие. Но,
между нами говоря, я считаю ваше назначение решенным.
— Не знаю, как и благодарить вас, мистер Пиннер, —
сказал я.
— Пустое, мой мальчик. Вы должны благодарить только
самого себя. А теперь еще один-два пункта, — так, чистая
формальность, но это необходимо уладить. Есть у вас бумага?
Будьте добры, напишите на ней: "Согласен поступить на должность
коммерческого директора во Франко-Мидландскую компанию скобяных
изделий с годовым жалованьем 500 фунтов".
Я написал то, что мистер Пиннер продиктовал мне, и он
положил бумагу в карман.
— И еще один вопрос, — сказал он. — Как вы думаете
поступить с Мейсонами?
На радостях я совсем было о них забыл.
— Напишу им о своем отказе от места, — ответил я.
— По-моему, этого делать не надо. Я был у Мейсона и
поссорился из-за вас с его управляющим. Я зашел к нему навести
о вас справки, а он стал кричать, что я сманиваю его людей и
тому подобное. Ну я и не выдержал. "Если вы хотите держать
хороших работников, платите им как следует", — сказал я в
сердцах. А он мне ответил, что вы предпочитаете служить у них
на маленьком жалованье, чем у нас на большом.
"Ставлю пять фунтов, — сказал я, — что, когда я предложу
ему место коммерческого директора у нас, он даже не напишет вам
о своем отказе". "Идет! — воскликнул он. — Мы его, можно
сказать, из петли вытащили, и он от нас не откажется!" Это
точные его слова.
— Каков нахал! — возмутился я. — Я его и в глаза не
видел, а он смеет говорить обо мне такие вещи... Да я теперь ни
за что не напишу им, хоть умоляйте меня!
— Ну и прекрасно. Так, значит, по рукам, — сказал он,
поднимаясь со стула. — Я рад, что нашел брату хорошего
помощника. Вот вам сто фунтов, а вот и письмо. Запомните адрес:
Корпорейшн-стрит, 126; не забудьте:, завтра в час. Спокойной
ночи, и пусть счастье всегда сопутствует вам. как вы того
заслужили.
Вот, насколько я помню, какой у нас произошел разговор.
Можете себе представить, доктор Уотсон, как я обрадовался этому
предложению. Я не спал до полуночи, взволнованный блестящей
перспективой, и на следующий день выехал в Бирмингем самым
ранним поездом. По приезде я оставил вещи в гостинице на
Нью-стрит, а сам отправился пешком по данному адресу.
До назначенного срока оставалось около четверти часа, но я
подумал, что ничего не случится, если я приду раньше. Дом 126
оказался большим пассажем, в конце которого по обе стороны
располагались два больших магазина, за одним виднелась
лестница, наподобие винтовой, куда выходили двери различных
контор и отделений местных фирм.
Внизу, в начале лестницы, висел на стене большой указатель
с названием фирм, но как я ни искал, а "Франко-Мидландской" там
не оказалось. Сердце мое упало, и я несколько минут стоял возле
указателя, тупо разглядывая его и спрашивая себя, кто и зачем
вздумал разыграть меня таким нелепым образом, как вдруг ко мне
подошел незнакомец — точная копия моего вчерашнего посетителя,
только этот был чисто выбрит, и волосы у него были чуть
посветлее.
— Мистер Пикрофт? — спросил он меня.
— Да, — ответил я.
— Я ждал вас, но вы пришли немного раньше. Сегодня утром
мне передали письмо от моего брата. Он очень вас хвалит.
— Я искал на указателе мою будущую фирму, когда вы
подошли.
— У нас пока еще нет вывески, мы только на прошлой неделе
сняли это помещение. Ну что же, идемте наверх, там и
переговорим.
Мы поднялись по лестнице чуть не под самую крышу и
очутились в пустой и грязной комнатке, ободранной и
обшарпанной, из которой вела дверь в другую, такую же. Надеясь
увидеть большую контору с рядами сверкающих столов и кучей
клерков, я оторопело оглядел голое окно без штор или занавесок,
две сосновые табуретки и маленький стол, которые вместе со
счетами и корзиной для бумаг составляли всю обстановку.
— Мистер Пикрофт, пусть вас не смущает наше скромное
помещение, — подбодрил меня мой новый начальник, заметив мое
вытянувшееся лицо, — Рим не сразу строился. Наша фирма
достаточно богата, но мы не швыряем деньги на ветер. Прошу вас,
садитесь и давайте ваше письмо.
Я протянул ему письмо, которое он внимательно прочел.
— О, да вы произвели сильное впечатление на моего брата
Артура, — заметил он. — А брат мой, — человек
проницательный. Правда, он меряет людей по лондонской мерке, а
я — по своей, бирмингемской. Но на этот раз я последую его
совету. Считайте себя с сегодняшнего дня принятым на службу в
нашу контору.
— Каковы будут мои обязанности? — спросил я.
— Вы будете скоро заведовать большим филиалом нашей
компании в Париже, который имеет во Франции сто тридцать четыре
отделения и будет распространять английскую керамику по всей
стране. Оформление торговых заказов заканчивается в ближайшие
дни. А пока вы останетесь в Бирмингеме и будете делать свое
дело здесь.
— Что именно? — спросил я.
Вместо ответа он достал из ящика стола большую книгу в
красном переплете.
— Это справочник города Парижа, — сказал он, — с
указанием рода занятий его жителей. Возьмите его домой и
выпишите всех торговцев железоскобяными изделиями с их
адресами. Это нам крайне необходимо.
— Но ведь, наверное, есть специальные справочники по
профессиям, — заметил я.
— Они очень неудобны. Французская система отличается от
нашей. Словом, берите этот справочник и в следующий понедельник
к двенадцати часам принесите мне готовый список. До свидания,
мистер Пикрофт. Я уверен, что вам понравится у нас, если,
конечно, вы и впредь будете усердны и сообразительны.
С книгой в руках я вернулся в отель; душу мою обуревали
самые противоречивые чувства. С одной стороны, меня
окончательно приняли на работу, и в моем кармане лежало сто
фунтов. С другой — жалкий вид конторы, отсутствие вывески на
стене и другие мелочи, сразу бросающиеся в глаза человеку,
опытному в банковских делах, заставляли меня призадуматься о
финансовом положении моих новых хозяев. Но будь что будет —
аванс я получил, надо приниматься за работу. Все воскресенье я
усердно трудился, и тем не менее к понедельнику я дошел только
до буквы "Н". Я отправился к своему новому шефу и застал его
все в той же ободранной комнате; он велел мне продолжать
списывать парижских жестянщиков и прийти с готовой работой в
среду. Но и в среду работа все еще не была окончена. Я корпел
над списком вплоть до пятницы, то есть до вчерашнего дня. Вчера
я наконец принес Пиннеру готовый список.
— Благодарю вас, — сказал он. — Боюсь, что я недооценил
трудностей задачи. Этот список мне будет очень полезен.
— Да, над этим пришлось изрядно попотеть, — заметил я.
— А теперь, — заявил он, — я попрошу вас составить
список мебельных магазинов, они также занимаются продажей
керамики.
— Хорошо.
— Приходите в контору завтра к семи часам вечера, чтобы я
знал, как идут дела. Но не переутомляйтесь. Пойдите вечером в
мюзик-холл. Я думаю, это не повредит ни вам, ни вашей работе.
Сказав это, он рассмеялся, и я, к своему ужасу, вдруг
заметил на его нижнем втором слева зубе плохо наложенную
золотую пломбу.
Шерлок Холмс даже руки потер от удовольствия, я же слушал
нашего клиента, недоумевая.
— Ваше недоумение понятно, доктор Уотсон, — сказал
Пикрофт. — Вы просто не знаете всех обстоятельств дела.
Помните, в Лондоне я разговаривал с братом моего хозяина? Так
вот, у него во рту была точно такая же золотая пломба. Я
обратил на нее внимание, когда он рассмеялся, рассказывая мне о
своем разговоре с управляющим Мейсонов.
Тогда я сравнил мысленно обоих братьев и увидел, что голос
и фигура у них абсолютно одинаковы и что отличаются они только
тем, что можно легко изменить с помощью бритвы или же парика.
Сомнений не было: передо мной был тот же самый человек, который
приходил ко мне в Лондоне. Конечно, бывает, что два брата
похожи друг на друга, как две капли воды, но чтобы у них был
одинаково запломбирован один и тот же зуб — этого быть не
могло.
Шеф мой с поклоном проводил меня до двери, и я очутился на
улице, едва соображая, где я и что со мной происходит.
Кое-как я добрался до гостиницы, сунул голову в таз с
холодной водой, чтобы прийти в себя, и стал думать, зачем он
послал меня из Лондона в Бирмингем к самому себе, зачем написал
это идиотское письмо? Как ни ломал я голову, ответа на эти
вопросы не находил. И тут меня осенило: поеду к Шерлоку Холмсу;
только он может понять, в чем тут дело. В тот же день вечерним
поездом я выехал в Лондон, чтобы еще утром увидеться с Шерлоком
Холмсом и привезти его в Бирмингем.
Клерк закончил рассказ о своем удивительном приключении.
Наступило молчание. Шерлок Холмс многозначительно взглянул на
