Детектив

возможных жертв. Не найдя таковых, он опустил пистолет  в  карман  халата.
Когда он начал стрелять, я заметил, что пистолет был игрушечный.
     Уна встала с дивана и выключила музыку. Дюрано без удивления наблюдал
за ней. Человек в белом халате поднялся  на  ноги  и  повел  Дюрано  через
комнату. Тот, дойдя до дверей, оглянулся  с  мечтательной  улыбкой.  Следы
ударов на лбу припухли и немного посинели.
     Уна помахала ему  рукой  с  подчеркнутой  внимательностью,  как  мать
ребенку. Потом она села за карточный стол у окна и стала  собирать  карты.
Сентиментальная Уна!
     Я сошел со своего постамента. Было слышно, как далеко внизу у  берега
волны играют с песком, хлопая и булькая, как идиот-ребенок.
     Я вернулся к фасаду дома. Зарешеченное окно на втором этаже  все  еще
было освещено, и я мог видеть тени на потолке. Я подошел ко входной двери,
сделанной из резного мореного дуба. Она была метров  трех  с  половиной  в
высоту.  В  такую  дверь,  подумал  я,  надо  стучаться  только  рукояткой
пистолета.
     Я постоял на заросшей клумбе, нащупывая в кармане пистолет,  и  решил
отложить это до завтра.
     У меня не было улик, не было власти, чтобы арестовать Уну. Пока я  не
получу того и другого, лучше оставить ее  там,  где  мне  легко  будет  ее
найти: в ее крепости, в лоне ее семьи.



                                    16

     Указатель на пересечении горных  дорог  был  разрисован  под  мишень,
изрешеченную пулями метких стрелков. От нее отходили четыре белых  стрелы.
Одна указывала в ту  сторону,  откуда  я  приехал,  на  Эройо-Бич.  Другая
указывала вперед  на  Белла-сити.  Еще  одна  тоже  указывала  вперед,  на
Игле-Лукаут. Четвертая  смотрела  влево,  на  Скай-Роут.  Пятый  указатель
направления, сделанный не в виде стрелки, вел туда, где  в  воздухе  парил
ястреб. Было солнечное раннее утро.
     Я вернулся за руль своей машины и  свернул  на  Скай-Роут.  Эта  была
извилистая дорога из гравия, опоясывающая горный склон. Слева от меня гора
обрывалась в каньон, в котором там и сям пестрели крыши  случайных  домов.
Вдали за каньоном виднелась поверхность  моря,  сглаженная  расстоянием  и
окаймленная белым изгибом Эройо-Бич.
     Я миновал несколько сельских почтовых ящиков на столбах у въездов  на
крутые дороги. Почтовый ящик номер 2712, с  надписью  "Высокие  холмы,  Н.
Уилдинг", находился на лысой красной глыбе. Дорога к Уилдингу спускалась к
расчищенной площадке почти на самом дне каньона.  Маленький  каменный  дом
крепко сидел между большими дубами и площадкой.
     По двору  бегали  цыплята  породы  бантам.  Старая  охотничья  собака
недоверчиво посмотрела на меня, недовольно тявкнула и подняла одну  бровь,
но не выбежала к машине. Я поставил машину  на  тормоза  и  вышел.  Собака
апатично зарычала на меня, не двигаясь с места. Старая курица подбежала ко
мне, кудахтая  и  хлопая  крыльями,  но  в  последний  момент  свернула  к
деревьям.  Где-то  внизу,  в   зарослях   каньона,   ребятишки   испускали
воинственные индейские кличи.
     Человек, вышедший из каменного дома, вполне мог сойти за индейца.  На
нем были грязные парусиновые  шорты  и  сандалии,  а  все  остальное  было
обнажено и почти почернело  от  солнца.  Прямые  черные  волосы  с  седыми
прожилками свисали ему на уши.
     - Хелло, - сказал он, исполняя молчаливую увертюру на  своих  ребрах,
похожих на стиральную доску.  -  Разве  не  отличный  денек?  Надеюсь,  вы
обратили внимание на характер освещения. Оно совершенно особенное. Уистлер
мог бы передать его на полотне, а я - нет.
     - Мистер Уилдинг?
     - Конечно.
     Он протянул запачканную краской руку.
     -  Рад  вас  видеть.  Рад  видеть  кого  угодно  и  что  угодно.  Вам
когда-нибудь приходило в голову, что свет  создает  ландшафт,  так  что  в
некотором смысле мир создан дневным светом? Я так считаю.
     - Я никогда об этом не думал.
     - Так подумайте, - искренне посоветовал он. - Свет  создает  ландшафт
из древнего черного хаоса. Мы, художники, реагируем на него. Сегодня утром
я не могу ступить и шагу, не чувствуя того,  что  чувствовал  сам  бог  на
второй день творения. Или это был третий? Но  это,  собственно,  не  имеет
значения. Сам я утратил связь со временем. Я живу в чистом пространстве.
     - Моя фамилия Арчер, - успел я сказать, прежде чем  утонул  в  шквале
слов. - Две недели назад...
     - Извините, я был невежлив. Я так редко вижу  людей,  что  становлюсь
настоящим граммофоном, когда встречаюсь с ними.  Арчер,  вы  сказали?  Вы,
случайно, не родились под знаком созвездия Стрельца? Было бы забавно, если
это так.
     - Мое имя Сагитариус [Арчер - стрелок (англ.), Сигитариус  -  стрелец
(лат.)], и это очень любопытно. Даже более любопытно, чем вы  можете  себе
представить.
     Уилдинг  издал  высокий  громкий  звук,  подобно  смеющийся  птице  -
имитацию человеческой  радости.  Гулкое  эхо  его  смеха  было  возвращено
голосами ребятишек из зарослей.
     - Но, помимо всего прочего, кто вы? - спросил он. - Входите и выпейте
чашку чая. Я только что заварил.
     - Я детектив.
     - Работаете по делу Синглентона?
     - Да.
     - О!
     Он не стал повторять приглашения к чаю.
     - Я уже рассказал все, что знал и не могу сообщить вам ничего нового.
     - Я работаю один. С остальными я не  беседовал  и  не  знаю,  что  им
известно и о чем они думают. У меня создалось впечатление, что он мертв.
     - Чарльз мертв?
     Удивление или иное чувство пробилось сквозь дубленую кожу его лица  и
оставило его нахмуренным.
     - Это было бы зря. Ему только двадцать девять.  Почему  вы  считаете,
что он мертв, мистер Арчер?
     - По аналогии. Вчера была убита женщина, и вероятно потому,  что  она
знала, что с ним случилось.
     - Блондинка? Ее убили?
     - Цветная женщина.
     Я рассказал ему о Люси.
     Он по индейскому обычаю сел на корточки и, опершись локтем левой руки
на голое колено, стал рисовать указательным пальцем на земле. Он изобразил
подобие гроба и в нем застывшее  длинное  лицо,  немного  похожее  на  его
собственное. К нам подошел петух и остановился, наклонив голову.
     Уилдинг выпрямился и, прикрыв глаза, указал на рисунок.
     - Это символ вашей работы в самой грубой форме.  Иногда  я  спрашиваю
себя, не изменила ли моя матушка отцу с индейцем из племени навахо.
     Он стер ногой рисунок, продолжая беспрерывно говорить:
     - Художник извлекает из событий образы. А  что  делают  другие  люди,
мистер Арчер? Страдают от них?
     - Думаю, ваш друг  Синглентон  именно  так  и  делал.  Насколько  мне
известно, он ведь был вашим другом?
     - Конечно. Я знал его, когда он был  еще  школьником.  Одно  время  я
преподавал в Эройо-Бич, до того, как мои картины стали покупать. И сюда он
приезжал каждое лето, в течение почти десяти лет. Отсюда виден его дом.
     Он указал на северную часть каньона. В километре  отсюда,  неподалеку
от начала каньона, среди дубов сумрачно поблескивало приземистое  строение
из коричневых просмоленных бревен.
     - Я сам помогал ему строить дом, летом 1941 года. В нем  только  одна
комната, но Чарльз всегда называл ее студией. Он  вернулся  после  первого
курса в Гарварде с намерением стать поэтом. Обстановка в  доме  матери,  в
Хилл, сковывала его. И мать, и ее дом - не знаю,  знакомы  ли  они  вам  -
закостенели в традициях, совсем  не  в  тех  традициях,  которые  способны
разбудить воображение поэта. Чарльз приезжал сюда, чтобы убежать от этого.
Он называл каньон юдолью своих духовных поисков.
     - Мне бы хотелось взглянуть на его дом.
     - Я поеду с вами.
     Уилдинг живо двинулся к моей машине, я пошел за ним. Мы выбрались  на
малой скорости на песчаную  дорогу,  поднимавшуюся  по  склону  каньона  и
вскоре подъехали к почтовому ящику с фамилией Синглентон. Я снова  свернул
на дорогу, спускавшуюся по склону.  Неподалеку  в  естественной  котловине
между горными отрогами стоял рубленный  дом.  Остановившись  перед  ним  и
выйдя из машины, я увидел, что дверь опечатана.
     - Вы не сказали мне, что дом опечатан, - обратился я  к  Уилдингу.  -
Разве шериф подозревает насильственную смерть?
     - Об этом он не сообщал мне, -  сухо  ответил  художник.  -  Когда  я
рассказал ему о выстреле,  который  слышал,  он,  видимо,  не  принял  это
всерьез.
     - О выстреле?
     - Прошу прощения, я думал, что вы знаете. В субботу ночью я услышал с
этой стороны звук выстрела. В период охотничьего сезона здесь часто слышны
выстрелы, и я не придал  этому  значения.  Во  время  допроса  на  прошлой
неделе, я, конечно, упомянул об этом.  После  этого,  надеюсь,  здесь  все
обследовали, но ни пули, ни чего-либо конкретного не нашли.
     - Если она засела в Синглентоне, то  вполне  понятно,  почему  ее  не
нашли.
     - Помилуй боже, - сказал художник. - Вы действительно полагаете,  что
Чарльза застрелили в его собственном домике?
     - Власти, должно быть, тоже решили, что здесь что-то произошло, иначе
они бы не стали здесь рыться. Что вы еще слышали в ту субботнюю ночь?
     - Ничего, абсолютно ничего. Только  короткий  хлопок  выстрела  около
одиннадцати. Мимо проехало несколько машин, но на  шоссе  движение  всегда
позднее.
     Уилдинг подошел к большому окну, расположенному симметрично с  дверью
в передней стене домика. Он встал на цыпочки и заглянул в глубину  комнаты
сквозь просветы в коричневых монашеских шторах. Я заглянул через его плечо
и увидел квадратную светлую комнату, обставленную с примитивным  комфортом
вещами из полированного дерева и меди и изделиями ручной вязки.  Казалось,
все было в порядке, все на своих местах. Над  камином  с  медной  дверцей,
напротив окна, красивый молодой человек,  написанный  маслом,  смотрел  из
побеленной деревянной рамы поверх наших голов вдаль, на залитый  солнечным
светом каньон.
     - Это Чарльз, - сказал Уилдинг шепотом, будто юноша  на  картине  мог
его услышать. - Я сам написал его и  подарил  ему.  Он  был  вылитый  юный
Шелли, когда ему было двадцать лет. Теперь этого уже нет.  Чарльз  потерял
свою воздушность во время войны, когда началась история с этой женщиной. А
может быть, причиной была  и  сама  война.  У  меня,  полагаю,  врожденная
предубежденность против женщин. Я убежденный холостяк.
     - Это та самая блондинка, о которой вы упомянули?
     - Разве я упомянул? Я не собирался этого делать.
     Он повернулся и положил коричневую руку мне на плечо.
     - Послушайте, старина, вы один из сыщиков старой леди? Если так, то я
не хочу больше говорить. Я, естественно рассказал обо всем шерифу.
     - Все, что вы мне скажете, останется между нами.
     Его яркие  черные  глаза  исследовали  мое  лицо,  двигаясь  по  нему
медленно, как жуки.
     - Почему же вы интересуетесь Чарли, раз уж вы заговорили об этом?
     - Меня наняла компаньонка миссис Синглентон.
     - Сильвия Трин? Она прелестное дитя, очень  любит  Чарльза,  как  мне
кажется. Но я не понимаю...
     - Она знает о блондинке?
     - Да, я ей сказал. Я решил, что так будет  лучше  для  него.  Ни  при
каких обстоятельствах Чарльз не женился бы на Сильвии.  Он  не  из  породы
мужей. Но я не сказал Сильвии, как долго тянулась эта история.
     - Она говорила, что это произошло в последнее лето.
     - Я оставил ее в этом заблуждении. На самом деле эта  история  длится
уже лет семь-восемь. Чарльз представил  ее  мне  в  тот  год,  когда  стал
служить в воздушном флоте. Ее звали Бесс, фамилии  я  не  знаю.  Она  была
очень юная и совершенно восхитительная. Удивительные  краски.  Превосходна
во всех отношениях, пока не открывала рот... Но я что-то разболтался.
     Однако он продолжал:
     - У Чарльза всегда были пролетарские наклонности. То ли из-за  этого,
то ли вопреки этому, но любовь их была неподдельной.  Дети  были  без  ума
друг от друга. Хотя мне не следовало  бы  говорить  "дети".  Она  была  не
ребенок. Насколько я понимаю, она  была  уже  замужем,  и  это  устраивало
Чарльза вдвойне.
     Он задумчиво добавил:
     - Возможно, ему следовало бы на ней жениться.
     - Думаете, она его застрелила?
     - У меня нет причин для такого предположения. Конечно, это  возможно.
Семь лет - достаточный срок для молодой дамы, которая  ждет,  пока  парень
решится.
     - Она была здесь в ночь исчезновения?
     - Этого я не знаю. Свет в домике я видел, а ее не видел уже несколько
недель. У меня создалось впечатление, что летом они приезжали  сюда  очень
часто, почти каждый субботний вечер.
     - А раньше?
     Он прислонился к  опечатанной  двери  и  некоторое  время  размышлял,
скрестив руки на груди.
     - Их наезды сюда были  не  регулярными.  Это  я  знаю.  Впервые  Бесс
появилась летом 1943 года, именно  тогда  я  с  ней  и  познакомился.  Мне
захотелось ее написать. Чарльз оказался чрезмерным собственником, и больше
не приглашал меня, когда она приезжала. После того лета я не видел  ее  до
1945 года, когда Чарльз демобилизовался.  В  последующие  два-три  года  я
довольно часто видел ее на расстоянии. Потом  Чарльз  вернулся  в  Гарвард
осенью сорок восьмого, чтобы изучать  юриспруденцию,  и  я  не  видел  его
вплоть до этой весны. Вполне возможно, что она уезжала туда вместе с  ним.
Я никогда не спрашивал его о ней.
     - Почему?
     - Он ревнив, как я уже сказал, и  очень  скрытен  в  отношении  своих
личных дел. Частично в этом виновата его мать. Миссис Синглентон относится
к людям сурово, если не сказать больше.
     - Так вы не знаете, откуда приехала эта женщина,  куда  поехала,  что
делала в Эройо-Бич и за кем замужем?
     - Нет, не знаю.
     - Вы можете ее описать?
     - Если сумею  подобрать  слова.  Она  была  юной  Афродитой,  Венерой
Веласкеса с нордической головой.
     - Попробуйте еще раз, мистер Уилдинг, только более простым языком.
     - Нордическая Афродита, вышедшая из пены Балтийского моря.
     На лице его сверкнула улыбка.
     - Она была превосходна до тех пор, пока не открывала  рта.  Тогда,  к
прискорбию,  становилось  ясно,  что  училась  она  английскому  в  весьма
варварской среде. Если только можно было назвать его английским.
     - Значит, я так понял: она голубоглазая блондинка и не леди.
     - С балтийскими голубыми глазами, - настаивал художник. - А волосы  -
светлая шелковистая пшеница. Пожалуй чересчур мелодраматично для серьезной
картины, но я был бы счастлив писать ее обнаженной.
     Глаза его загорелись.
     - Но Чарльз не хотел об этом и слышать.
     - Вы могли бы нарисовать ее по памяти? - спросил я.
     - При желании смог бы.
     Он подкинул комок земли, как мальчик-озорник.
     - В общем-то, я уже годы не работал над человеческим материалом.  Мое
увлечение - чистое пространство, освещенное лучами  разума  природы,  если
только вы меня понимаете.
     - Не понимаю.
     - Во всяком случае, я никогда не эксплуатирую  свое  искусство  и  не
позволю его эксплуатировать.
     - Так, так. Очень возможно. Вы отстранились от времени. Возможно, что
ваш друг сделал это еще более категорично. Но большая часть людей сошла бы
со своих белых коней и помогла бы по мере сил.
     Он подарил мне горький, утонувший в  морщинах  взгляд.  Казалось,  он
собирался заплакать, но вместо этого он опять рассмеялся  странно  высоким
смехом, непохожим на  человеческий,  на  который  каньон  отозвался  эхом,
напоминающим крик чайки.
     - Думаю, что вы правы,  мистер  Сагитариус.  Поедемте  ко  мне,  и  я
попытаюсь это сделать.
     Через полчаса он вышел из своего дома, помахивая листком бумаги.
     - Вот, пожалуйста, так достоверно, как только я  смог.  Это  пастель,
спрыснутая фиксатором, смотрите, не складывайте ее.
     Я взял у него рисунок. Это был цветной эскиз лица молодой женщины. Ее
светлые волосы были уложены короной вокруг  головы.  Глаза  были  яркие  и
непрозрачные, как эмаль. Уилдингу удалось передать ее красоту,  но  сейчас
она была старше, чем на портрете.
     Он видимо догадался, о чем я думал.
     - Я нарисовал ее такой, какой увидел впервые. Это мое представление о
ней. Сейчас она лет на шесть, на семь старше.
     - К тому же, она изменила цвет волос.
     - Так вы ее знаете?
     - Не очень хорошо, но попытаюсь узнать получше.



                                    17

     Я поднялся по ступенькам дома доктора Беннинга  и  позвонил.  Дыра  в
стекле, которую я проделал, была залатана  картоном  и  пластырем.  Доктор
вышел к двери в рубашке с короткими рукавами и с незавязанным  шнурком  на
ботинке. Непричесанные волосы торчали как  увядшая  трава  вокруг  розовой
пустыни его макушки. Пока он не заговорил, у него был вид забитого  жизнью
старого человека. Но голос его был твердый и нетерпеливый.
     - Чем могу служить? Это вы сидели вчера днем в приемной?
     - Я не по поводу болезни, доктор.
     - А по какому? Я только что встал.
     - Разве полиция еще не связалась с вами?
     - Нет. А вы полицейский?
     - Я частный детектив, работаю вместе с полицией.
     Я показал ему удостоверение.
     - Мы расследуем убийство цветной девушки по имени Люси Чампион. Вчера
она была у вас на приеме.
     - Вы за ней следили?
     - Да.
     - Может быть, вы скажете мне, почему?
     А резком утреннем свете глаза его казались тусклыми и усталыми.
     - Меня наняли.
     - И теперь она мертва?
     - Она ускользнула от меня. Когда я снова нашел ее вчера вечером,  она
лежала с перерезанным горлом.
     - Странно, что вы не обратились ко мне раньше.  Ведь  она  была  моей
пациенткой, и я был явно одним из последних, видевших ее живой.
     - Вчера вечером я  пытался  это  сделать.  Разве  ваша  жена  вам  не
говорила?
     - У меня еще не было возможности поговорить с ней. Она нездорова.  Вы
зайдете? Если вы позволите мне закончить туалет, я  буду  рад  помочь  вам
всем, чем могу.
     Он провел меня в приемную. Я слышал, как его шаркающие  шаги  затихли
на лестнице, ведущей на второй этаж. Через десять минут он спустился вниз,
одетый в помятый синий костюм и свежевыбритый. Облокотившись о конторку  в
углу, он закурил сигарету и предложил мне.
     - Спасибо, до завтрака я не курю.
     - Очень глупо, что я сам это делаю, Хотя без конца предупреждаю своих
пациентов о вреде курения на пустой желудок. Но так  уж  всегда  бывает  с
нами,  с  докторами.  Предупреждение  -  девиз  современной  медицины,  но
половина из нас все еще умирает раньше срока от непосильной работы.  Врач,
исцелись сам.
     Беннинг профессиональным жестом провел по одежде.
     - Кстати, о преждевременной смерти, - сказал я.
     - Я что-то разболтался.
     Его мимолетная улыбка еще хранила мальчишеское обаяние.
     - Эта дурная привычка. Она у меня от старания  установить  контакт  с
пациентом. Теперь об этой пациентке, мисс Чампион. Вы  сказали,  мистер...
Арчер... что ей перерезали горло?
     - Моя фамилия Арчер, и ей действительно перерезали горло.
     - Какого рода информацию вам хотелось бы от меня получить?
     - Ваши наблюдения,  личные  и  профессиональные.  Вчера  она  впервые
пришла к вам?
     - Кажется, это  было  третье  посещение.  Я  вынужден  извиниться  за
состояние моей картотеки.  Я  обучался  кое-как.  А  потом,  очень  многие
пациенты приходят только по одному  разу.  Это  часто  случается  в  нашей
практике. Я не всегда аккуратен в записях, если не считать кассовой книги.
Но два ее посещения у меня записаны: одно в середине прошлой  недели,  как
мне помнится, а другое неделей раньше.
     - Кто вас ей рекомендовал?
     - Ее хозяйка, миссис Неррис.
     - Вы знакомы с миссис Неррис?
     - Конечно. Она часто выполняла у меня работу сиделки. По-моему,  Анна
Неррис являет собой прекрасный тип негритянской женщины.  Или  темнокожей,
как сказала бы она.
     - Ее сына подозревают в убийстве.
     - Алекса?
     Он резко повернулся и ударился ногой о конторку.
     - Но как можно его подозревать?
     - Он был на месте происшествия. Когда его задержали, он впал в панику
и убежал. Если его не схватили, он наверно еще в бегах.
     - Даже если и так, неужели Алекса можно заподозрить?
     - Я с вами согласен, но  лейтенант  Брейк  -  нет.  Понимаете,  Алекс
находился с девушкой в интимных отношениях. Он собирался на ней жениться.
     - Разве она не была намного старше его?
     - А сколько ей было лет?
     -  Я  бы  сказал,  около  двадцати  пяти.  Она  была  дипломированной
медсестрой и имела за плечами несколько лет работы.
     - А что такое с ней было?
     С кончика потухшей сигареты упал столбик пепла. Он  рассеянно  растер
его по ковру носком поношенного черного ботинка.
     - С ней?
     - От чего вы ее лечили?
     - Собственно, ни от чего особенного, -  ответил  он  после  небольшой
паузы. - У нее были боли в области кишечника, причиной которых,  по-моему,
были слабые клинические схватки. К сожалению, она знала о болезнях слишком
много и слишком мало. Она вообразила, что у  нее  угрожающее  заболевание.
Конечно, ничего подобного у нее не  было.  Ничего  более  серьезного,  чем
легкое психическое расстройство. Вы понимаете меня?
     - Стараюсь. Причиной ее симптомов были нервы.
     - Этого я не говорил.
     Беннингу не терпелось показать превосходство своих знаний.
     - Причиной психических расстройств является сама личность, целиком. В
нашем обществе негритянки, особенно  с  высокой  квалификацией,  как  мисс
Чампион, часто страдают всякого рода расстройствами, которые  могут  стать
причиной  неврозов.  Сильная  личность  иногда  преобразует  зарождающийся
невроз  в  чисто  физические  симптомы.  Это,  конечно,   слишком   грубое
объяснение, но оно передает суть дела. Мисс Чампион была стеснена  рамками
своей жизни, если можно так  выразиться,  и  вызванное  этим  расстройство
проявилось в желудочных спазмах.
     Он замолчал, переводя дыхание.
     - Что она делала в Белла-сити?
     - Я бы сам хотел это знать. Уверяла,  что  искала  работу,  но  я  не
думаю, что она была зарегистрирована  в  Калифорнии.  Мне  было  бы  очень
интересно узнать о ее социальном происхождении.
     - Она родом из Детройта. Семья ее бедная и совершенно невежественная.
Это может вам помочь?
     - Подобные сведения не много говорят о ее психической жизни,  не  так
ли?
     - Почему так важна ее психическая жизнь?
     - Насколько я понял, страх болезни был не единственной ее  фобией.  У
нее был другой страх, более  глубокий  и  серьезный,  и  он  проявлялся  в
различных формах. Я пытался объяснить ей это, заставить ее понять, но  она
оказалась неспособной к этому. Она уткнулась мне в плечо  и  расплакалась.
Это лишь вызвало у нее ужас перед другими страхами.
     - Чего она боялась?
     Он актерским жестом простер руки.
     - Трудно сказать. Я не  психиатр,  хотя  и  пытаюсь  идти  в  ногу  с
современной наукой.
     Он обвел взглядом свою убогую приемную и,  повинуясь  скрытой  мысли,
добавил:
     - Этого нельзя требовать от врачей, живущих  в  заброшенных  городах,
подобных нашему.
     - Ее страх был действительным или воображаемым?
     - На этот вопрос я не могу ответить, не зная о ней большего.
     Его глаза затуманились какой-то мыслью.
     - Страх всегда субъективен. Основная проблема страха такова:  уместен
ли он и оправдан ли ситуацией. В данном случае, видимо, он  был  оправдан.
Мисс Чампион считала, что за ней охотятся, что ее подстерегает смерть.
     - Она сообщила вам какие-нибудь подробности?
     - Нет. У меня не было времени  завоевать  ее  доверие.  Она  даже  не
упоминала о этих  докучливых  страхах  до  своего  последнего  визита.  Вы
расследуете ее  жизнь  и  смерть,  мистер  Арчер?  За  ней  в  самом  деле
охотились? Кто ее в конце концов настиг?
     - Не знаю. Я сам за ней следил, но делал это плохо, и  она  попалась.
Если она так боялась, значит была причина убрать ее.
     Затем я задал вопрос, который вовсе не хотел задавать:
     - Вы не думаете, что она от страха могла совершить самоубийство?
     Доктор принялся  расхаживать  взад  и  вперед  по  потертой  дорожке,
протянутой поверх ковра от одной двери до другой. Когда он  остановился  и
посмотрел на меня, у него был совершенно больной вид.
     - Буду с вами откровенен. Она очень беспокоила меня  в  этом  смысле.
Вот почему я сделал все, на что был способен, чтобы ослабить ее страх.
     - Вы решили, что у нее есть склонность к самоубийству?
     - Я счел возможным такое предположение. Вот все, что я могу  сказать.
Я не психиатр.
     Он беспомощно развел руками.
     - Характер раны допускает самоубийство?
     - Для этого она  слишком  глубока.  Хотя  Брейк  или  коронер  смогут
ответить на  этот  вопрос  лучше  меня.  И  Брейк  захочет  получить  ваши
показания.
     - Я готов дать их сейчас, если вы идете в участок.
     Я сказал, что иду. Беннинг вышел в холл  и  взял  шляпу.  С  покрытой
головой  он  выглядел  гораздо  моложе,  но  не   настолько   красивым   и
состоятельным, чтобы быть мужем той женщины, на которой был женат.
     Перед уходом он крикнул наверх:
     - Я ухожу, Бесс. Тебе что-нибудь нужно?
     Ответа не последовало.



                                    18

     Грязно-белый фасад здания муниципалитета отличался от окружающих  его
магазинов и офисов  флагштоком  без  флага,  торчавшем  возле  него  среди
выгоревшей  травы.  От  находящейся  за  зданием  стоянки  машин  отходила
асфальтированная дорожка, ведущая к  зеленой  двери  полицейского  отдела.
Беннинг, кисло улыбаясь, свернул к двери.
     - Спуск в чистилище, - сказал он.
     В коридоре с зелеными стенами несколько  ламп  в  проволочных  сетках
раздраженно мигали под потолком. Пахло мастикой, страхом  и  дезинфекцией,
бедностью и застарелым потом, а над всем этим  -  бормотание  человеческих
голосов.
     В дальнем полутемном  углу,  напротив  двери  с  табличкой  "дежурный
сержант", на деревянной скамье у стены виднелась монументальная фигура.
     Она принадлежала крупной негритянке в  черном.  Волосы,  выбивавшиеся
из-под  черной  фетровой  шляпы,  цветом  и  видом   напоминали   стальную
проволоку. Когда она обернулась и посмотрела на меня, я узнал ее.
     Беннинг заговорил первым.
     - Миссис Неррис! - воскликнул он и направился  к  ней  с  протянутыми
руками.
     Она приняла их, подняв к нему большое темное лицо.
     - Я рада вас видеть, доктор.
     В  полумраке  ее  нос  и   подбородок   казались   черными   камнями,
отшлифованными многолетними дождями. Лишь полные мрачной скорби глаза были
живыми.
     - Алекса арестовали. Его обвиняют в убийстве.
     - Это, должно быть, ошибка, - успокоил ее врач  тихим  голосом.  -  Я
знаю, что он хороший мальчик.
     - Он хороший мальчик, - повторила она и вопросительно  посмотрела  на
меня.
     - Это мистер Арчер, миссис Неррис. Он занимается этим  делом.  Мистер
Арчер только что говорил мне, что считает Алекса невиновным.
     - Благодарю вас, мистер Арчер. Очень рада с вами познакомиться.
     - Когда его арестовали?
     - Рано утром в пустыне.  Он  пытался  уехать  из  Штатов,  но  машина
сломалась. Он сделал такую глупость, решив бежать. Теперь его дела намного
хуже.
     - Вы наняли для него адвоката?
     -  Да,  мистера  Сантану.  Он  уехал  в  Сьеру  на  уикэнд,  но   его
домоправительница связалась с ним.
     - Сантана хороший человек, - сказал Беннинг.
     Потрепав ее по плечу, он двинулся к двери комнаты сержанта.
     - Я поговорю с Брейком и попытаюсь что-нибудь сделать для Алекса.
     - Я знаю, что Алекс ваш хороший друг, доктор.
     В ее словах звучала надежда, но спина  и  плечи  покорно  сгорбились.
Заметив, что я намерен сесть рядом с ней,  она  подобрала  полы  пальто  и
подвинулась в сторону. Я сел на скамью, отполированная поверхность которой
была испещрена инициалами.
     - Вы знаете моего сына, мистер Арчер?
     - Я немного поговорил с ним вчера вечером.
     - И вы верите, что он невиновен?
     - Да. Он, кажется, очень любил Люси.
     Она с подозрением поджала толстые губы и спросила, понизив голос:
     - Почему вы так думаете?
     - Он сам мне сказал. К тому же, об этом свидетельствуют его действия.
     Это заставило ее на некоторое время замолчать. Ее мягкая  рука  робко
дотронулась до моей и вернулась  на  колено.  Тонкое  золотое  обручальное
кольцо так глубоко врезалось в палец, что его почти не было видно.
     - Вы на нашей стороне, мистер Арчер?
     - Я на стороне справедливости, если знаю, на чьей она  стороне.  Если
не знаю, то я за побежденного.
     - Мой сын  не  побежденный,  -  заметила  она  с  внезапной  вспышкой
гордости.
     - Боюсь,  что  именно  так  он  и  будет  себя  вести.  Алексу  могут
предъявить обвинение в убийстве. Единственно возможный путь избежать этого
- найти убийцу. И, может быть, вы сможете помочь мне в этом.
     Я глубоко вздохнул.
     - Я верю, что вы справедливый человек, мистер Арчер.
     Я позволил ей остаться в этом убеждении.
     - Я рада буду помочь вам, чем смогу, словом  и  делом,  -  продолжала
она. - Вы сказали правду. Мой мальчик был без  ума  от  этой  женщины.  Он
хотел на ней жениться. Я приложила все силы,  чтобы  не  допустить  этого.
Алексу всего девятнадцать лет, ему рано жениться. Я рассчитывала дать  ему
образование.  Я  пыталась  внушить  ему,  что   темнокожий   человек   без
образования ничего не стоит в этой стране. И Люси  была  неподходящей  для
него женой. Она была старше его на  пять-шесть  лет  и  уже  имела  дурные
привычки. Вчера я выставила ее из своего дома, и ее убили. Я сознаюсь, что
сделала ошибку. Я страшно рассердилась  на  нее.  Но  она  не  нашла  себе
безопасного места. Если бы я знала о том, что с ней должно  произойти,  то
предпочла бы оставить ее с нами.
     - Вы не должны себя винить. Я думаю, что такой  конец  был  неизбежен
для нее.
     - Вы так считаете?
     - Она тащила на своих плечах какой-то непосильный груз.
     - Мне тоже так казалось. Да, она боялась...
     Миссис Неррис доверительно наклонилась ко мне.
     - Я с самого начала чувствовала, что Люси принесет в  дом  несчастье.
Она родом из Детройта, а я сама жила там, когда Алекс был ребенком. Я  все
время боялась за Алекса, когда мы переезжали из  города  в  город  в  годы
депрессии, и вот вчера ко мне пришли и сказали, что она убита. Все, чего я
опасалась, случилось здесь, в долине. И это после стольких  лет  работы  и
планов, когда я так старалась держать свое имя незапятнанным.
     Глядя в ее глаза - глубокие темные колодцы, уходящие в глубокую  тьму
прошлого, - я не знал, что сказать ей в ответ.
     - Я сама себя обманула, - проговорила она с вернувшейся силой. - Не о
своем имени я заботилась, а  об  имени  сына.  Хотела  вырваться  из  этих
больших северных городов, поселиться подальше  и  воспитывать  его  таким,
каким хотел бы видеть его отец. А теперь его арестовали.
     - Где его отец? Было бы очень хорошо, если бы он был поблизости.
     - Да, было бы хорошо. Отец Алекса погиб во время войны. Мистер Неррис
был старшиной во флоте Соединенных Штатов!
     Сила и аффект этого восклицания зажгли ее слова гордостью.