против одного, что он краденый.
Еще больше ему не понравилось то, что происходило на веранде. Кряжис-
тый, квадратного телосложения, бритоголовый "бык" тащил за руки Ребенка
и Вику. Из "мерса" его подбадривал еще один такой же ублюдок. Девчонки
возмущались и пытались освободиться, но это было все равно что выры-
ваться из-под танка.
- Чего хипешуетесь, мочалки! Поедем, прокатимся, все будет ништяк!
У Лиса неприятно захолодело в груди. Это конченые "отморозки - Если
они его знают, может, обойдется без крови. Если нет... Он вспомнил, как
убили Крылова. Самое верное дело - мочить первым! Разворотить "мерс",
прострелить жирные ляжки... Но... Применять оружие не хотелось. Привык-
ший просчитывать свои и ответные действия на много ходов вперед, он сра-
зу же спрогнозировал ситуацию: злачное место, двести граммов водки в
крови, несовершеннолетние девчонки... Скандал! Даже при самом благопри-
ятном настрое начальства погасить его непросто. А когда его намерены
затравить, то это просто подарок, для УСБ и тех, кто отдал им соответст-
вующую команду.
- Отпусти сейчас же! - Оксана не заглядывала вперед и действовала им-
пульсивно. Подскочив к бритоголовому, она вцепилась ему в рубашку. Ткань
треснула.
- Ах, сука! - выпустив Вику, он тыльной стороной ладони шлепнул за-
щитницу по лицу, та упала на колени.
- А она получше, ее возьмем! - как бы посоветовался "бык" с напарни-
ком, и тот одобрительно заржал.
Самым поразительным было то, что, нагло напав на девушек среди бела
дня и не где-то в поле или в лесу, а в оживленном и людном месте, они
совершенно ничего не боялись. Как будто входили в состав армии, захва-
тившей Тиходонск и поработившей всех его жителей. А завоеватели имеют
право на все...
- Отпусти их, ПИПдурок! Быстро!
Ржание сменилось зловещей тишиной, бритоголовый быстро обернулся.
Наплевав на последствия, Лис обнажил ствол и сейчас переводил его с од-
ного на второго и обратно. Хер кто-то застрелит его исподтишка! Скорей
он положит в яму обоих! А потом будет отписываться и оправдываться...
- Лапы вверх, чтоб я видел! Быстро, животные!
"Бык" понял, что это не рядовой гражданин вмешался в развитие собы-
тий. Те забились в "Аквариум" и носа не кажут, только маячат белые лица
за толстым мутноватым стеклом. Да и нет у рядовых граждан оружия, не го-
ворят они таким тоном и такими словами не бросаются. И взгляды у них
совсем другие. Ясно, что это мент! Но и ментам непозволительно вмеши-
ваться в дела братвы, и ментов валят почем зря...
Оставив девушек и не обращая внимания на пистолет, бритоголовый нап-
равился к оперу. Он явно был залетным и Лиса не знал, а потому хотел
проверить крутизну борзого мента, чтобы решить: послушаться его или
съесть без соли.
- Стой - где стоишь! Еще - шаг и стреляю!
Действительно, сейчас закон позволяет стрелять при сокращении дистан-
ции, да только те, кто этот закон толкуют и исполняют, по-прежнему пьют
кровь, если тебе глаз не выбили или даже челюсть не своротили, а ты из
пистолета палить начал.
- Стоять, сука! - подскочив к "мерсу". Лис каблуком ударил в задний
фонарь, так что брызнули в стороны красно-желтые осколки. Тут уже стало
ясно, что мент крутой и шутить не будет.
- Ты кто? - остановившись, спросил бритоголовый.
- Про РУОП слышал? - чуть понизив голос, сказал Лис.
- Ну и хер тебе навстречу, - бандит не торопясь подошел к машине и
открыл дверь. - Еще встретимся...
Задерживать их было не за что. Ну звали девушек покататься, ну обош-
лись с ними не совсем любезно - что с того? Оштрафуют на стольник - и
все дела. А вот разбитый фонарь долларов на пятьсот потянет, тут и пре-
вышение власти, и причинение крупного материального ущерба. Наверняка
крупного - мальчики скорей всего не работают, а для безработного пятьсот
"зеленых" очень значительный ущерб... Так что по результатам этой стычки
Лис куда больше виноват. Но отпускать ублюдков просто так ему не хоте-
лось.
- Перед девушками извиниться надо!
- Ты, ментяра, совсем стебанулся!
Бритоголовый прекрасно оценивал обстановку. Мент один, их двое, стре-
лять за оскорбления ему нельзя, а без пушки ничего он им не сделает.
Проглотит оскорбления, утрется да в глазах своих девок опозорится.
-ПИПядей понабрал на автовокзале и в красивую жизнь играешь! Фуфло ты
позорное! Козел сраный!
"Бык" говорил громко, почти кричал, чтобы слышали и оставшиеся в от-
далении девчонки.
- А вам, соски, надо в вендиспансер, на проверку! У вас мандавошки
ползают в бошках!
Бритоголовый захохотал, плюнул в сторону Лиса и сел в машину. Он
рассчитал все точно. Кроме одного - "Мерс" резво удалялся в сторону мос-
та.
Коренев отпер "БМВ" и сел в салон. Плачущая Вика, вытирающая разбитые
губы Оксана и бледная Ребенок решили, что он хочет пуститься в погоню.
Но Лис не собирался этого делать. Из перчаточного ящика, именуемого в
просторечии "бардачком", он достал аккуратный аппаратик транковой связи
"VX-10", напоминающий сотовый телефон, только немного потолще и потяже-
лей. Зато и функций у него было побольше. Перейдя в радиодиапазон, он
настроился на нужную волну.
- Двенадцатый, ответьте Третьему, прием.
Вызов пришлось повторять несколько раз, и он не мог осуждать ребят за
то, что они снизили бдительность за праздничным столом.
- Третий, я Двенадцатый, слушаю вас, - наконец отозвался эфир, и Лис
узнал голос Рывкова.
- От "Аквариума" в вашу сторону идет бежевый триста двадцатый "мерс"
с немецкими номерами. Кажется, угнанный. Там двое "отморозков", оборзев-
ших вконец. Меня они послали на хер. Возможно, вооружены. Примите меры к
задержанию и проверке. Хорошо бы, чтобы они извинились. Как поняли?
- Вас понял. Вы в "Аквариуме"?
- Да. Я жду.
- Вас понял, - повторил Рывков. Лис отключился.
Потом он успокаивал девчонок, с немалым трудом это удалось. Они отп-
равились умываться и приводить себя в порядок. Лис хотел заказать еще
кофе, но вместо угрюмого вышел совершенно другой парень и положил на та-
релку счет.
- С вас семьсот сорок тысяч.
Сумма показалась Лису завышенной, но он не прикоснулся к бумажке с
цифрами.
- Три кофе.
Новый официант ушел. Лис прикинул время. Пять километров туда, пять
обратно. Они гнали под сотню, и обратно ребята пойдут так же. Шесть ми-
нут. Плюс три резервных - итого девять. Остановка и задержание - пять
минут. Профилактическое воздействие - еще семь. Резерв - три. Через
двадцать пять минут отмороженные ублюдки приедут извиняться. Пять минут
уже прошло.
Вскоре вернулись девочки. Настроение у них было испорчено.
- Я хочу домой, - мрачно сказала Ребенок.
Больше всех пострадавшая Оксана держалась оптимистичней:
- Чего теперь домой? Плакаться да самим себя растравливать? Лучше да-
вайте еще кофею с коньяком попьем. Да и попариться можно, музыку послу-
шать...
- А вдруг они вернутся? - испуганно спросила Вика.
- Кофе я уже заказал, - пояснил Лис. - А эти милые ребята вернутся...
Он посмотрел на часы.
- Ровно через пятнадцать минут. Они хотят извиниться.
- Эти бандиты?!
- Ну почему сразу бандиты, - казалось, что Лис настроен вполне либе-
рально. - Просто невоспитанные люди. Отягощенная алкоголизмом родителей
наследственность, отсутствие нормального воспитания, небольшие дефекты
психики, половые извращения, наркотики, черепно-мозговые травмы... Но
сейчас они осознали неправильность своего поведения и постараются загла-
дить вину.
- А откуда у вас пистолет? - спросила Вика.
- Он говорил, что это пейджер, - выдала его Оксана.
Только Ребенок не задавала вопросов. Возможно, потому, что была умнее
подруг и понимала: рассчитывать на правдивый ответ не приходится.
Лис пожал плечами:
- Это газовый. Если бы я их не припугнул этой штукой, дело могло ос-
ложниться.
Бежевый "Мерседес" появился на три минуты раньше ожидаемого срока.
Очевидно, ребята не использовали резервное время. Теперь за рулем сидел
Литвинов, рядом с ним Попов, а сзади Рывков и провинившиеся "отморозки".
Ребята вышли из машины и вытащили бывших "хозяев жизни". Сейчас они
напоминали солдат вдребезги разгромленной армии. У бритоголового была
разбита голова, и кровь обильно залила адидасовскую куртку, губы напоми-
нали пончики в вишневом сиропе, а пониже уха вздулся огромный желвак -
верный признак сломанной челюсти. Он еле переставлял ноги, держался за
печень и все время клонился вправо. Его приятель имел примерно такой же
вид, только вместо желвака под ухом имел наливающиеся чернотой круги под
глазами - симптом сотрясения мозга средней тяжести. Оба "отморозка" ут-
ратили лихость и веселость и уже не пытались ни ржать, ни говорить кому
бы то ни было неприятные вещи.
- Ну что, братишки, дать вам девочек покататься? - доброжелательно
спросил Лис. - Или вас самих девочками сделать? Дело-то нехитрое!
- Исфинисе, - с трудом разжимая губы, прошепелявил бритоголовый.
- Вот видите, извиняется! А вы не верили! Так ты и вправду все понял?
"Бык" кивнул.
- А ты?
- Я тоже все понял. Извините. Ошибка вышла.
Второй шатался как пьяный, с трудом удерживаясь на ногах.
- Ну ладно, - смилостивился Лис. - Тогда жечь заживо их не надо. Уто-
пите по-быстрому - и все!
"Отморозков" увезли. Первый официант принес кофе и забрал лежащий на
тарелке счет.
- Ничего не пойму! - удивился Лис. - То не платить, то платить, те-
перь опять не платить...
- За счет заведения, - повторил угрюмый парень.
- Спасибо, - поблагодарил Лис.
Когда они уезжали, Лис снова открыл переднюю дверь. И на этот раз Ре-
бенок села рядом с ним.
* * *
В камере находились только два человека да еще тени тех, кто перебы-
вал в Тиходонском изоляторе временного содержания за сорок лет его су-
ществования. Петруччо заруливал сюда много раз, то как Клоп, то как Ле-
ший, он даже и не помнил, сколько именно - может, двадцать, может, со-
рок. Соответственно тени его толклись по несколько штук на каждом из де-
сяти квадратных метров темной комнатенки с закрытым сетками, решетками
да еще глухим "намордником" окном и грубо оштукатуренными "под шубу"
(чтобы не оставляли надписей) стенами. Тени помогали ему и поддерживали,
давали ощущение уверенности и силы.
Миша Печенков оказался здесь впервые, ничто не давало ему поддержки,
а только сулило угрозу. Угроз он наслушался достаточно еще от оперов, в
первой серии допроса. К нему применяли и "вешалку", и "подводную лодку",
и "слоника", когда становилось невмоготу, он соглашался пойти в раскол и
нес всякую чушь, которой нельзя было пришпилить к уголовному делу ни его
самого, ни кого-то из подельников. В конце концов его бросили в камеру,
и он знал, что сейчас начнется вторая серия: начнут прессовать, подсадят
"наседку", могут и отпетушить. Для себя он решил держаться до конца и
корешей не сдавать, потому что тогда все равно не избежать ни прессовки,
ни петушения, только уже не от ментов, а от своих.
Соседом оказался тощий, но жилистый мужик, по Мишиным меркам, уже
старый - лет под пятьдесят. Весь уголовный Тиходонск знал его под клику-
хой Клоп. Под псевдонимом Леший его знал только один человек. Тот, кото-
рый дружески-шутливо коверкал его имя на итальянский манер - Петруччо.
На самом деле Лешему, а именно в таком качестве он находился в ИВС на
этот раз, исполнилось сорок два. Он был хорошим артистом и всегда умело
выбирал нужную роль. Мог играть смиренного сидельца, доброго советчика
для неопытного арестанта, или прожженного, опасного уголовника, с кото-
рым лучше не шутить шуток, или вялого, безразличного к чужим делам, но
много знающего обитателя зарешеченного мира.
С учетом всех обстоятельств этой разработки он выбрал второй вариант.
Поэтому заброшенный в камеру мощным пинком, Миша оказался лицом к лицу с
голым по пояс, чтобы были видны покрывающие весь торс татуировки, зав-
сегдатаем тюрьмы и зоны, который неспешно курил "беломорину" и в упор
рассматривал его пустыми и холодными, как у удава, глазами. Короткая
стрижка, жесткие с изрядной проседью волосы, большие залысины, огромные,
как настоящие украинские вареники, уши. Справа нижнюю челюсть пересекал
короткий, но широкий шрам.
- Здрасьте, - напряженно произнес Миша.
- Здорово, "наседка" - буднично ответил мужик. И добавил: - Будешь
свои вопросики задавать - язык отрежу.
Последняя фраза прозвучала тоже буднично, а оттого особенно страшно.
На воле Печенков был крутым парнем, принадлежал к категории "братвы"
и не давал спуску обидчикам. Но сейчас он попал в совершенно неизвестный
и, по слухам, чрезвычайно опасный мир, в котором к его собратьям относи-
лись, мягко говоря, не очень приветливо. Поэтому показывать свою кру-
тость он не рискнул.
- Почему "наседка"? Что за дела, брат?
Мужик скривился и пожевал губами, блеснула тусклая фикса. Густая чер-
ная щетина контрастировала с нездоровой, жестяного цвета кожей.
- Да потому! Меня уже двое суток "колят", ничего не выходит, значит,
думаю, стукача подкинут. А ты вон он, тут как тут! Так что никакой ты
мне не брат. А когда на тюрьму нас отвезут, там мы с тобой живо разбе-
ремся.
Татуированный зек докурил папироску, аккуратно загасил ее и протянул
новичку.
- На, лучше выбрось в парашу.
Ошарашенный таким оборотом дела, Миша выполнил просьбу соседа. Когда
он спустил воду, тот зловеще захохотал.
- Вот теперь ясно, кто ты по жизни такой: чушкарь, "шестерка", король
параши!
Мужик в восторге хлопал себя длинными руками по коленкам.
- Ты ж сам меня попросил! - Печенков чувствовал, что его затягивает
трясина неизвестной и пугающей жизни. Он слышал, как живется в зонах
чушкарям да "шестеркам".
- Ну и что? Я тебя и очко попрошу подставить. Давай, становись!
- Ты что!!! - Миша бросился на обидчика, но тот ткнул его пальцем в
глаз, и Печенков, отчаянно взвыв, отлетел в угол, зажимая лицо крепко
сжатыми ладонями. Леший подскочил, схватил за волосы и ударил головой об
стену. Шершавая штукатурка содрала кожу со лба, кровь залила глаза.
- Сейчас я тебе глотку перережу! - бритвенное лезвие хищно натянуло
кожу на шее, одно движение - и угроза будет исполнена.
- Все, кончили, все, - устало прохрипел Печенков.
- Знай свое место, чушкарь!
Леший вернулся на нары. Миша промыл ссадины, прижал ко лбу платок и
тоже подошел к нарам, но тут же раздался окрик:
- Чушкарь на полу должен спать, у параши! Пошел туда!
В это время в коридоре зазвенели ключи, лязгнул замок, и в камеру
втолкнули еще одного человека. Замухрышистый парень лет двадцати семи с
бегающими глазками осмотрелся по сторонам, ухмыльнулся и поздоровался,
как с хорошими знакомыми:
- Привет, братва! Чего не поделили?
Печенков понял, что этот гад и есть "наседка", а он, попав в камеру в
неудачный момент, принял его позорный титул на себя. Но как объяснить
это матерому уголовнику?
Впрочем, того, похоже, ничего больше не интересовало. Он лег на голые
отполированные доски, умело завернувшись в видавшую виды куртку так, что
она выполняла роль и матраца и одеяла, а подложенные под голову рукава
служили подушкой. Чувствовалось, что сосед имеет большой опыт ночлега на
нарах. Да и о тюремной жизни он мог бы рассказать много полезных вещей.
Надо только убедить его, что Миша Печенков никакой не чушкарь и не "на-
седка"!
- За что тебя замели, земеля? - развязно спросил третий обитатель ка-
меры и протянул сигарету. Печенкову очень хотелось курить, но он отрица-
тельно покачал головой и отвернулся.
- Меня за карман повязали, - словоохотливо пояснил новичок. - Но хер
докажут. Я кошелек сбросил - и все! Терпила ничего не видел. Мало ли что
мусора говорят! Им план нужен, они сами сПИПдят и честному человеку за-
сунут! Буду буром переть: ничего не брал, в карман не лез... Адвоката
возьму... Выпустят, суки, никуда не денутся!
Он глубоко затягивался и с силой выпускал дым, чувствовалось, что
нервы напряжены и совесть нечиста.
- Колеров, на допрос! - выкрикнул выводной, распахивая дверь, и уго-
ловник, неторопливо поднявшись и привычно сложив руки за спиной, вышел
из камеры.
- А ты за что паришься, земеля? - продолжил расспросы новичок. - Не-
бось рэкетировал кого? Или хату бомбанул? Доказы есть? Я тебе одно скажу
- в признанку не иди! У меня дядька десять раз сидел, лет двадцать пять
намотал... Так вот он говорит: я на глазах у всех кошелек вырежу, а ска-
жу, что ничего не делал. Пусть хоть сто свидетелей будет! Так всегда и
шел в отказ!
- Толку-то что, если его все равно десять раз сажали, - непроизвольно
сказал Печенков. Желание общаться с кем-то было так велико, что он опус-
тился до разговора с презренной "наседкой", за что тут же укорил сам се-
бя.
- Так за что тебя? - в очередной раз спросил сосед.
- За драку. Дал одному в морду, а у него папаша мент.
- И сильно дал?
- Вот так!
Печенков с размаху саданул в рожу любопытного сокамерника, вымещая
всю накопившуюся злобу и долго подавляемое бессилие. Тот упал на пол, из
носа брызнула кровь. Сразу же заскрежетала крышка глазка, потом распах-
нулась "кормушка".
- Что там у вас? - раздраженно спросил вертухай.
- Заберите свою "наседку", а то я ее на куски порву! - разряжаясь,
заорал Печенков и сразу почувствовал себя прежним крутым "братком".
- Раскомандовался! - лениво ответил вертухай. - Заткнись лучше, а то
я тебе жопу порву!
"Кормушка" захлопнулась. Но через несколько минут дверь открылась и
уже другой вертухай скомандовал:
- Добриков, на выход!
Зажимая переносицу, любопытный сосед покинул камеру. Вскоре вернулся
Колеров. Он был в хорошем настроении и добродушно спросил у гордого со-
бой Печенкова:
- Что там с этим хером получилось? Рожа в крови, вокруг все менты
вертятся...
- Он и есть "наседка". Расспрашивал у меня, что да как. За что сижу
да что сделал. Вот и дал ему в рог...
Леший тяжело вздохнул.
- Извини, браток, зря я на тебя подумал. Это точно он, гад! Тебя же
не стали из хаты вынать, когда кровянка потекла! И плясать вокруг менты
не стали. А теперь посмотришь, его точно к нам не вернут! Раз раскусили,
делать тут нечего...
Так и получилось. Добриков в камеру не вернулся. Печенков лежал на
жестких нарах рядом с ровно дышащим соседом и не мог заснуть. С формой
он, конечно, дал маху. Но, с другой стороны, в форме его никто не видел,
раньше он ходил "на дело" в гражданке. Так что формой его к делу не
пришьешь. А вот если на автомате остались пальцы... Он лихорадочно вспо-
минал, хорошо ли протер автомат. И вспомнил, что приклад не протирал.
- Слышь, друг, на дереве отпечатки пальцев остаются?
- На каком дереве? На березе? Или осине?
Сосед ответил сразу, будто обладал способностью слышать во сне.
- На автоматном прикладе.
- Чего ж им не оставаться, он-то гладкий.
Печенков ждал продолжения, но его не последовало. Ровное дыхание сви-
детельствовало о том, что Колеров не собирается продолжать разговор.
- Слышь, друг, а вот если...
- Заткнись, - рявкнул сосед. - Не видишь - сплю я!
Только утром он согласился выслушать Печенкова и дать совет. Тот
рассказал, что дружбаны вовлекли его в "дело", они "опалились", менты
взяли только его и прессуют изо всех сил. Если пальцы на автомате най-
дут, они совсем озвереют. Держаться сил нет и сдавать корешей негоже.
Так что делать?
Леший усмехнулся.
- Сдашь ты их или не сдашь, роли не играет. Их и так вычислят. Прой-
дутся по твоим связям: с кем пил, с кем гулял, с кем баб драл... И кар-
тина ясная. Дело дней. Им надо из города дергать и на дно ложиться. Да
алиби задним числом заготовить. Когда все поутихнет, станут расспраши-
вать, а они - вот вам отмазка. И все тут.
Печенков подумал.
- Алиби, алиби... За ними дел много, на все отмазок не запасешься...
- Ты меньше болтай, - осуждающе сказал Леший. - Оно мне надо, сколько
за ними дел? Мне бы от своих отряхнуться.
Он отвернулся и больше не проронил ни слова.
Вскоре Колерова вызвали на допрос. Вернулся он еще более довольный,
чем накануне.
- Все, амба! Вчера, один на очняке отказался, сегодня терпила... А
трое суток на исходе, и ни один прокурор санкцию не даст! Значит, сегод-
ня выпустят!
- А с чего они вдруг поотказывались? - живо заинтересовался Печенков.
- Кореша-то на воле! - остро глянул Леший. - Я их не сдаю, они мне
помогают.
- Точно! Мои же тоже могут пошустрить! И адвоката хорошего нанять, и
залог внести, и на свидетелей наехать, а следака подмазать... Почему я
должен за них отдуваться?
- Если кореша настоящие, то все сделают, - кивнул Леший. - А если
фуфлыжники... Забудут про тебя и будут пить-гулять, как обычно.
- Да вроде не должны...
Печенков надолго замолчал. Его явно мучили сомнения.
- Слушай, друг, а ты, если выйдешь, записку передать сможешь?
Леший покачал головой:
- Стремно. Ошманают, найдут...
- А на словах?
- На словах можно...
- Богатяновку знаешь? Соляной спуск, пять. Второй этаж. Сережка Фи-
тиль. Длинный такой, и голова узкая. Скажи, чтоб Мишку Печенкова отмазы-
вали. Скажи, мол, я молчу, но прессуют сильно, могут расколоть. Пусть
крутятся - это и их касается. Запомнил?
- Чего ж не запомнить. Сколько я малевок перетаскал... А если нет
твоего Сережки? Вдруг сбежал, в землю зарылся?
- Тогда в спортзал на "Прогрессе", Вовка-массажист, кличка Кривуля.
Полный такой, на один бок заваливается, что-то у него с позвоночником.
Он так, сбоку припека, но пусть передаст ребятам...
- Лады, сделаю.
На самом деле друзья не забыли про Печенкова и были к нему гораздо
ближе, чем он предполагал. Они принадлежали к новой формации, а потому
привыкли решать все вопросы радикально, причем так, как никогда не приш-
ло бы в голову традиционным уголовникам. А именно: проложить в камеру
прямую "дорогу" через администрацию изолятора.
Старшина Тимшин прослужил в тюремном ведомстве восемнадцать календар-
ных лет. Дежурства чередовались с отдыхом в соотношении сутки - двое,
таким образом он в общей сложности провел за решетками и массивными зам-
ками ровно шестерик, как муровый уголовник. Должность у него была неве-
ликая - помощник дежурного, и справлял он ее отстранение от сути тех
действий, которые предпринимал. Проводил обыски поступивших и отправляе-
мых на тюрьму, выводил из камер на допросы, санобработку, заполнял жур-
нал наполнения, руководил раздачей пищи. При этом он не вникал, кто и за
что сидит, не интересовался степенью доказанности вины, не возмущался
совершенными преступлениями.
Крестьянин по натуре, он был далек от специфики милицейской службы и
больше интересовался натуральным хозяйством, которое у него было до-
вольно крепким. Тимшин жил в пригороде, где царил сельский уклад, и
сменная работа его вполне устраивала, потому что, приспособившись немно-
го подсыпать в дежурство, он имел двое свободных суток для работы в ого-
роде и ухода за скотиной. Поскольку обитатели ИВС находятся в стрессовом
состоянии и не отличаются аппетитом, он приносил с дежурства ведерко
объедков, которые явно шли на пользу двум лоснящимся кабанчикам.
Время шло к пенсии, оставалось дотянуть полгода, и, когда в ста мет-
рах от ИВС его остановили два молодца специфической бандитской внешнос-
ти, он изрядно струхнул. Тимшин не был героем, и внешность у него была
не героическая: мелковатая фигура, морщинистая кожа на рано постаревшем
лице, обращенный в себя взгляд.
- Слушай сюда, - безапелляционно начал коренастый широкоплечий парень
с короткой стрижкой и высоко подбритыми висками. - Сейчас я тебе дам сто
баксов и записку. Передашь Мише Печенкову. Потом вынесешь ответ - полу-
чишь еще столько. Обманешь - я тебя застрелю прямо здесь.
За восемнадцать лет службы Тимшин хорошо узнал, что значит передавать
записки. Еще хуже, чем носить чай или анашу. Сам он никогда с криминалом
не связывался, потому что у него были другие интересы и другие источники
дохода, к тому же все, кто занимался этим делом, плохо кончали: в лучшем
случае увольнением, в худшем - сроком, а в самом худшем - непонятной
скоропостижной смертью. Баксов он отродясь в руках не держал и испытывал
к ним некоторую опаску еще с тех времен, когда за валюту вполне можно
было загреметь на шесть-восемь лет. Всеобщая долларизация его поселок не
затронула: здесь во взаиморасчетах по-прежнему применялись прицепы ком-
бикорма, свиные ляжки и сладкий грушевый самогон.
Поэтому предложение его никоим образом не заинтересовало. Обычно те,
кто пытается проложить "дорогу", знают, к кому с этим обращаться. Но ко-
ренастый бандит обратился к нему, его сверлил оловянными глазами-бурав-
чиками, именно его заставлял сделать то, чего он не делал всю жизнь, и
его собирался застрелить в случае отказа. Делал он все это не в глухом
лесу, не темной ночью - напротив, на многолюдной улице, рядом с городс-
ким отделом милиции, и форма Тимшина его нимало не смущала. Дружок бан-
дита - высокий, с вытянутой и сплющенной по бокам головой - стоял чуть
сбоку и зловеще улыбался.
Старшине предстояло сделать выбор. Или выхватить пистолет, уложить
нападающих мордами на асфальт, как любят проделывать лихие оперативники,
вызвать подмогу и сдать их куда положено. Но пистолета у старшины никог-
да не было, да и на подобные кинематографические подвиги он не был спо-
собен. К тому же еще десять лет назад такая акция могла дать результат,
а сейчас получится пшик - выпустят этих "быков" через трое суток, а то и
через три часа, за недоказанностью состава преступления.
Или взять записку и сделать вид, что собирается ее передать.
Или геройски погибнуть на боевом посту.
Тимшин выбрал второй вариант, как наименее безобидный.
- Выйдешь с ответом к обеду прямо сюда, - приказал крепыш и засунул
старшине в карман две бумажки.
Словно во сне Тимшин добрел до работы, невнимательно выслушал
инструктаж и принялся заполнять журнал перемещения задержанных. Сегодня
в тюрьму отправляли двенадцать человек, выпускали троих, оставались си-
деть двадцать два.
О случившемся следовало доложить начальству, но Тимшин чувствовал,
что ничего путного из этого не выйдет - сам же окажется виноватым. Зачем
брал малевку? Да еще и деньги получил! Вначале согласился, потом испу-
гался и передумал? Вряд ли начальство поспешит его защищать, скорее нач-
нет о себе заботиться, как обычно...
Конечно, самое простое передать послание по назначению. Пишут там
всегда одинаковое: "не колись, мы тебя отмажем", или "бери все на себя,
дадут условно", или еще какую-нибудь ерунду. А в ответ тоже гонят одно и
то же: "спрячь вещи", "скажи Галке, что я был у нее", "Крыса, сука, всех
сдает"...
Передать письмо, забрать ответ - ничего сложного здесь нет. Но только
на этом они не успокоятся. Потребуют что-нибудь еще, потом еще... Кого-
ток увяз - всей птичке пропасть!
Проведя заскорузлым пальцем со стершимся от сельскохозяйственного
труда плоским ногтем по графам журнала, старшина отыскал так стремитель-
но ворвавшуюся в его жизнь фамилию. Печенков находился в восьмой камере.
Вместе с ним содержался Колеров...
Увидев, кто находится в соседях у адресата малевки, Тимшин донял, что
передать ее не удастся. Хотя он и не вникал в тонкости милицейской рабо-
ты, но знал, что Колеров попадает сюда не так, как все. Его привозит
подполковник Коренев, и он же освобождает через трое суток. Значит, Ко-
леров не обычный арестант, а человек Коренева. Если отдать Печенкову за-
писку, Коренев узнает об этом очень быстро, и тогда его, Тимшина, пос-
тигнет печальная судьба многочисленных предшественников.
Старшина перевел дух. Это для него даже лучше. Те узнают, в чем дело,
и сразу отвяжутся.
Придумав какой-то предлог, он отпросился у дежурного на полчаса и в
назначенное время подошел к условленному месту. Там стоял один узкоголо-
вый.
- Принес ответ? - хищно ощерился он, обнажая мелкие острые зубы.
- Не выйдет у вас ничего, братцы, - печально вздохнул Тимшин. - С ним
"утка" сидит. Все, что в этой камере делается, опер тут же знает.
Острые мелкие зубы хищно заблестели. Казалось, что их в два раза
больше, чем у нормального человека.
- Что за "утка"? Как фамилия?
Тимшин оглянулся по сторонам.
- Колеров. Сегодня его выводят, может, другую подсадят.
- Сегодня? - насторожился мелкозубый - Во сколько?
- Через час. Может, через два.
- А сколько всего выходить будут?
- Трое.
- Значит, так. Чтоб этот первым вышел. Ты понял?
- Его опер встречает.
- Не твоя забота.
Расставшись со старшиной, Сережка Фитиль прошел квартал и нырнул в
подворотню. Здесь в неприметном замызганном "Москвиче" его ждал напарник
- крепкоплечий Самсон. Фитиль быстро ввел его в курс дела.
- Точно. Надо этого гада выпотрошить.
- Старшина сказал, его опер встречает.
- Не пойдет же он с ним. Сдоит и отпустит. А мы его заманим в машину,
отвезем за город и потолкуем.
На этот раз Лис не встретил Лешего, и он, переполненный информацией,
вышел из калитки в зеленых железных воротах в квадратный, изрядно заму-
соренный и мрачноватый двор. Пройдя двор насквозь, он вышел на широкий
проспект, привычно осмотрелся и сразу увидел двоих парней, приметы одно-
го оказались знакомыми: высокий, вытянутая и сплюснутая голова. Второй
пониже, но широкий в плечах и очень сильный. Они явно наблюдали за под-
воротней и, увидев освобожденного, переглянулись. Не фиксируя на них
взгляда. Леший с безразличным видом прошел мимо. Словно самонаводящиеся
торпеды, парни синхронно двинулись за ним.
По спине прошел холодок. Как и все опытные люди, особенно те из них,
которые балансируют на грани жизни и смерти, он не верил в совпадения и
очень остро чувствовал опасность. Связи Печенкова вполне могли сшиваться
в районе ИВС, но знать его и интересоваться им при нормальном раскладе
никак не могли. Значит...
Двойная жизнь рано или поздно приводит к тому, что можно потерять ос-
новную. Несколько раз Леший уже бывал на грани разоблачения. Однажды на
"малине" в Новороссийске он столкнулся с двумя блатарями, которые знали
