— Напрасный труд, — заметил инспектор, — я исследовал
его,
— Я это знаю. И тем не менее продолжайте, пожалуйста,
писать.
— Хорошо.
— "... в надежде, что мы можем найти там что-нибудь
важное для нашего расследования. Я распорядился, чтобы рабочие
явились на работу завтра рано утром..."
— Не может быть!
— "... о чем и счел своим долгом сообщить вам заранее".
Теперь подпишите и пошлите своего человека вручить это послание
ему лично около четырех часов. В четыре мы снова соберемся
здесь, а до того времени каждый может делать все, что ему
угодно.
Мы собрались, когда уже надвигался вечер. Холмс был
серьезен, меня пожирало любопытство, сыщики, очевидно,
чувствовали себя уязвленными и были склонны отнестись
критически ко всем выводам моего друга.
— Теперь, джентльмены, — сказал он, — я попрошу вас
одеться потеплее. На улице холодно, а я не знаю, сколько
времени займет наша экспедиция. Нам надо оказаться на месте,
прежде чем совсем стемнеет.
Закутавшись по совету Холмса во что могли, мы пошли вдоль
наружной стороны ограды парка. Через первый же пролом в ней
пробрались под сень вековых деревьев, окружавших старинный дом,
и под защитой сгущавшихся сумерек стали бесшумно красться вслед
за моим знаменитым другом. Так мы достигли густых кустов,
которые росли напротив подъемного моста. Мост был опущен. Холмс
засел за стеной из веток, мы, естественно, тоже.
— Что будет теперь? — спросил Макдоналд.
— Вооружимся терпением и не будем говорить громко, —
ответил Холмс.
— Зачем вообще мы пришли сюда? Право, я нахожу, вы могли
бы быть с нами откровеннее.
Шерлок Холмс усмехнулся.
— Уотсон уверяет, что я в своем роде художник. Во мне
живут инстинкты, которые требуют добротной режиссерской
постановки сцен. Уверяю вас, мистер Мак, наша профессия стала
бы совсем скучной, если бы иногда мы не обогащали ее
драматическими действиями, которые придавали бы блеск добытым с
трудом результатам. В данную минуту положение вещей заставляет
вас волноваться, испытывать напряжение спрятавшегося в засаде
охотника. Ничего этого не было бы, заговори я с определенностью
расписания поездов... Так что немного терпения, мистер Мак, и
все станет для вас ясно.
Призыв к терпению был оправданным, ибо ожидание оказалось
продолжительным. На фасаде старого дома медленно густели тени.
Холодный сырой туман, поднимавшийся со стороны рва, пронизывал
нас до костей. В роковой комнате старого дома горел свет. Весь
остальной дом был погружен в темноту.
— Долго ли еще ждать? — спросил наконец инспектор. — И
чего мы ждем?
— Я сам не знаю, сколько времени нам придется караулить,
— строгим тоном ответил Холмс. — Конечно, было бы удобнее,
если бы преступники всегда действовали по нашему желанию. Что
же касается... Но смотрите! Вот тот, кого мы ждали!
Скрывавшие нас кусты находились напротив освещенного окна
и отстояли от него всего футов на сто. Петли скрипнули,
огромная рама открылась. Мы различили неясный контур головы и
плеч человека, который, как видно, пристально всматривался в
темноту. Наконец он нагнулся, и среди глубокой тишины мы
услыхали легкий плеск. Казалось, что человек в окне что-то
спустил в воду, наполняющую ров, и вдруг вытащил какой-то
предмет из глубины, как рыбак рыбу. Этот предмет скрылся в
пролете окна.
— Пора! — крикнул Холмс. — К действию, друзья!
Мы мгновенно вскочили и бросились за ним, хотя и с трудом
из-за окоченевших ног. А Холмс, охваченный одним из тех
внезапных приливов энергии, которые превращали его в самого
деятельного человека в мире, быстро перебежал мост и резко
позвонил у входа в старый дом. Заскрипели засовы, на пороге
открывшейся двери появился изумленный Эмс. Не обращая на него
внимания, Холмс бросился к той комнате, в окне которой мы
видели человеческий силуэт. Мы вбежали следом за ним.
Перед нами стоял оторопевший Сесил Бэркер.
— Что все это значит, черт возьми? — гневно спросил он.
— Что вам нужно?
Холмс быстро оглянулся и тотчас же кинулся к скрученному
веревкой и брошенному под стол мокрому свертку.
— Мы пришли за ним, мистер Бэркер. Нам нужен сверток,
затопленный с помощью гимнастической гири и вытащенный вами из
рва.
Бэркер с изумлением посмотрел на Шерлока. — Откуда вам о
нем известно?
— Немудрено, я сам его там утопил.
— Вы?!
— Точнее следовало сказать "снова утопил", — поправился
Холмс. — Я думаю, вы помните, Макдоналд, до чего меня удивляло
отсутствие одной гири. Я обращал на это ваше внимание, но вам
было некогда заниматься всякими пустяками, как вы считали. В
противном случае вы, конечно, сделали бы некоторые ценные
выводы. Когда вблизи есть вода и недостает одной из парных
тяжелых гирь, то нетрудно догадаться, как ею воспользовались.
Во всяком случае, стоило проверить эту догадку. Итак, благодаря
Эмсу, который впустил меня в комнату, и рукоятке зонта доктора
Уотсона я в прошедшую ночь выудил этот сверток и осмотрел его.
Оставалось узнать, кто бросил его в воду. Этого мы достигли,
сообщив вам, что ров будет осушен. Мы, четверо свидетелей,
видели, кто воспользовался темнотой, а потому, мистер Бэркер,
мне кажется, настала ваша очередь говорить.
Холмс положил мокрый сверток на стол, развязал опутывавшую
его веревку, достал изнутри гимнастическую гирю, а следом —
пару ботинок. Указав на них и пробормотав: "Как видите,
американские", — он опустил их на пол. Затем выложил на стол
нож в ножнах, набор белья, пару носков, серый твидовый костюм и
короткое коричневое пальто.
— Обратите особое внимание на пальто, — заметил Холмс.
— Как видите, у него есть внутренний карман, который уходит
под подкладку: в нем вполне может поместиться спиленное ружье.
На воротнике ярлык портного: "Полл, пошив верхнего платья.
Вермисса, США".
Я провел небесполезные часы в местной библиотеке и
пополнил свое образование, узнав, что Вермисса — процветающий
городок в Соединенных Штатах, в долине, известной угольными и
железорудными копями. Помнится, мистер Бэркер, вы говорили, что
первая жена Дугласа — уроженка одной из угольных областей?
Нетрудно предположить также, что буквы "Д. В." на карточке,
долина, посылающая убийц, может статься, и есть Долина ужаса, о
которой нередко упоминалось. Все теперь нам ясно, и очередь
мистера Бэркера дать необходимые объяснения.
Гнев, изумление, страх, нерешительность поочередно
сменялись на лице Бэркера. Наконец он попытался укрыться за
едкой иронией.
— Вы уже знаете столько, мистер Холмс, — с усмешкой
бросил он, — что, может быть, вам лучше самому сделать это.
— Без сомнения, я мог бы еще кое-что прибавить, мистер
Бэркер, но нам интереснее послушать вас.
— Вы так думаете? Но я вправе сказать лишь одно: если
здесь и кроется тайна, то она не мне принадлежит и не в моих
привычках выдавать чужие секреты.
В этот момент в комнату вошла миссис Дуглас, стоявшая,
оказывается, около полуоткрытой двери.
— Довольно, Сесил, — сказала она, — вы сделали для нас
достаточно.
— Более чем достаточно, — уважительно заметил Холмс. —
Я глубоко сочувствую вам, миссис Дуглас, и прошу положиться на
наш здравый смысл и нашу порядочность. Весьма возможно, что я
поступил ошибочно, не исполнив вашего желания, которое передал
мне доктор Уотсон. Однако в то время у меня еще были причины
предполагать, что вы замешаны в преступлении. Теперь я убежден
в обратном. Тем не менее еще осталось много невыясненного, и я
посоветовал бы вам упросить непреклонного мистера Бэркера
поведать всю историю.
Тут миссис Дуглас вскрикнула, а все мы были поражены,
увидев человека, который как бы выступил из стены и теперь шел
к нам из темного угла. Миссис Дуглас повернулась и обняла его;
Бэркер сжал его протянутую руку.
— Так лучше, Джон, — сказала миссис Дуглас, — я
уверена, так лучше.
— Да, мистер Дуглас, — подтвердил Холмс, — гораздо
лучше.
Человек стоял, изучая нас. Он щурился, видимо, от света.
Лицо у него было примечательное: смелые серые глаза, густые
подстриженные седеющие усы, выступающий вперед волевой
подбородок, резко очерченный рот. Дуглас обвел всех нас
взглядом и, к моему вящему удивлению, подошел ко мне,
протягивая связку бумаг.
— Я слыхал о вас, — сказал он. Произношение у него было
не вполне английское, но и не чисто американское, в общем
мягкое и приятное. — Вы писатель, — продолжал он. — Но
ручаюсь, доктор Уотсон, что еще никогда через ваши руки не
проходило таких историй. Изложите их, как хотите. Я только
вручаю вам факты. Два дня я провел взаперти и, пользуясь слабым
дневным светом, который проникал в убежище, набрасывал свои
воспоминания. Это история Долины ужаса.
— Долина ужаса — это прошлое, мистер Дуглас, — спокойно
сказал Шерлок, — а нам теперь хочется услышать о настоящем.
— Услышите, сэр, — ответил Дуглас. — Вы позволите мне
закурить?
Холмс протянул сигару.
— Благодарю вас, мистер Холмс. Насколько мне известно, вы
сами курильщик и поймете, что значило для меня не курить два
дня, имея под рукой все необходимое, но опасаясь, как бы запах
дыма не выдал тайник. — Он прислонился к камину и втянул в
себя аромат сигары. — Я много слышал о вас, мистер Холмс, не
подозревая, что мне придется встретиться с вами. Обещаю,
раньше, чем вы ознакомитесь вот с этим, — он кивнул головой в
сторону бумаг, — вы скажете, что я сообщил вам кое-что новое.
Макдоналд хмуро смотрел на пришельца.
— Я в недоумении, — произнес он наконец. — Если вы
мистер Дуглас из Бирлстоунской усадьбы, то причины чьей же
смерти разыскивали мы эти два дня? И откуда вы теперь
выскочили, точно чертик из табакерки?
— Ах, мистер Мак, — заметил с укоризной Холмс. — Вы не
захотели перечитать описание приюта короля Карла! В те дни люди
нередко прятались в отличные тайники, а они, послужив однажды,
могут пригодиться и в другой раз. Я был убежден, что мы разыщем
мистера Дугласа под этой крышей.
— Сколько же времени вы морочили нам голову таким
образом, мистер Холмс? — сердито спросил инспектор. — Долго
ли вы предоставляли нам возможность тратить силы и время на
совершенно нелепые, как вам было известно, розыски?
— Ни одного лишнего часа, дорогой мистер Мак. Только в
прошлую ночь у меня возникли новые соображения, и, так как их
можно было доказать лишь сегодня вечером, я предложил вам и
вашему коллеге днем отдохнуть. Скажите, пожалуйста, что мог я
сделать еще? Увидав платье, вынутое изо рва, я сразу понял, что
убитый — не мистер Дуглас и мы, вероятнее всего, нашли тело
велосипедиста из Тенбриджа. Другого заключения вывести было
нельзя. Поэтому мне следовало выяснить, где мог скрываться
мистер Дуглас, и я нашел, что, вероятнее всего, он при
содействии жены и друга спрятался в доме, представлявшем такие
удобства, а позднее собирался бежать.
— Вы оказались правы, — с одобрением сказал Дуглас. —
Мне хотелось ускользнуть от вашего британского правосудия,
поскольку я не знал, какое наказание оно наложит на меня.
Вместе с тем мне казалось, что таким образом и заставлю
преследующих меня злобных псов потерять след. Знайте, я не
сделал ничего, что заставило бы меня стыдиться, ничего, что я
не готов был бы повторить снова. Впрочем, вы сами убедитесь в
этом, когда я закончу мой рассказ.
Я начну не с самого начала. Оно изложено здесь, — Дуглас
указал на тетрадь, — и вы найдете его очень странным. В общих
чертах дело сводится к следующему. На земле живут люди, имеющие
основательные причины меня ненавидеть. Они отдали бы свой
последний доллар за то, чтобы я оказался в их руках. Пока жив я
и живы они, на этом свете для меня нет безопасного угла. Они
вытеснили меня из Чикаго в Калифорнию. Потом фактически изгнали
из Америки. Лишь когда я после свадьбы поселился в английском
тихом графстве, мне стало казаться, что последние годы моей
жизни протекут спокойно. Я не объяснял моей жене положения
вещей. Зачем было вмешивать ее во все это? Ведь она не имела бы
ни минуты покоя! Тем не менее она, кажется, кое-что
подозревала. Вероятно, я время от времени проговаривался, но до
вчерашнего дня ей не были известны обстоятельства дела. Она
узнала их после того, как вы, джентльмены, говорили с нею. Она
сказала вам все, что знала, и Бэркер тоже. Ведь в ночь памятных
событий у нас оставалось мало времени для объяснений. Теперь
жена знает мою историю, и, право же, я поступил бы умнее,
раньше сказав ей об опасности. Мне, дорогая, — он взял ее за
руку, — было тяжело коснуться прошлого, я хотел сделать как
лучше.
Господа, накануне роковых событий я был в Тенбридже и
случайно увидел на улице одного человека. Только мельком, но не
мог не узнать моего смертельного врага, который преследовал
меня, словно голодный волк дикую козу. Мне стало ясно, что беда
близка.
Я вернулся домой и приготовился встретить ее, зная, что
мне придется защищаться собственными силами. В былое время о
моих удачах ходила слава по всем Соединенным Штатам, и я был
уверен, что счастье по-прежнему улыбнется мне.
Целый день я был настороже, не выходил в парк и поступал
правильно: он пустил бы в меня заряд картечи раньше, чем я
успел бы заметить его. Когда мост подняли, я прогнал мысль о
беде, не допуская, что он мог пробраться в дом и спрятаться,
выжидая меня. Но когда я делал обычный вечерний обход дома, как
всегда в халате, то, войдя в свою комнату, почувствовал
опасность. Наверное, человек, многократно подвергавший угрозам
свою жизнь, обретает нечто вроде шестого чувства, которое и
подает ему сигналы. Почему я остро осознавал приближение
несчастья, точно не могу сказать. Но в следующее мгновение я
заметил под оконной драпировкой носки ботинок. Увидев источник
своих инстинктивных опасений, я кинулся за молотком,
припасенным мной ранее на камине. В ту же минуту враг прыгнул
на меня. Блеснул нож, но я ударил по лезвию молотком. Оружие
выпало из рук противника. Тогда нападающий вытащил из-под
пальто, ружье. Щелкнул курок, но я успел схватить ствол руками
и поднять его кверху. Мы отчаянно боролись. Мой противник ни на
секунду не ослаблял усилий, однако в какое-то мгновение приклад
оказался ближе ко мне. Не знаю, может быть, я дернул курок,
может быть, мы оба потянули за собачку. Так или иначе два
заряда попали ему в лицо, и, взглянув вниз, я увидел то, что
осталось от Теда Болдуина. Я узнал этого человека в городе,
узнал его также, когда он накинулся на меня, но, увидев столь
обезображенный труп, даже его собственная мать не сказала бы,
кто перед ней. Я привык к страшным зрелищам, но и мне стало не
по себе.
Прибежал Бэркер. Я услышал шаги жены, но вовремя остановил
ее. Тут было зрелище не для женщин. Обещав ей скоро прийти в ее
комнату, я начал давать Бэркеру объяснения, но он сам все понял
с первого взгляда. Нам оставалось только ждать прислугу. Никто
не явился, и мы сообразили, что никто не услышал выстрела, что
все случившееся известно только нам.
Тогда-то у меня зародилась идея, которая показалась нам
обоим блестящей. Рукав Теда приподнялся, обнаружив знак ложи.
Смотрите!
Дуглас завернул свой собственный рукав и показал
коричневый треугольник в круге, то есть в точности такой же
знак, какой мы видели на руке убитого.
— Именно клеймо навело меня на мысль выдать убитого за
себя. Мы были приблизительно одного роста и сложения, его
волосы походили на мои, а от лица ничего не осталось. Мы с
Бэркером сняли с Теда вот этот костюм, накинули на него мой
халат и положили труп в той позе, в которой вы его нашли.
Связав вещи Болдуина в узел, я уложил туда же единственную
тяжесть, которая оказалась под рукой. Все было выброшено из
окна. Карточку, которую он намеревался положить на мой труп, я
оставил возле него. Мы надели мои кольца на его пальцы, но
когда дело дошло до обручального...
Он вытянул свою мускулистую руку.
— Вы сами видите, что я ничего не мог сделать. Со дня
свадьбы это кольцо не покидало своего места, и снять его было
невозможно. Мне и не хотелось расставаться с ним. Мы решили
предоставить эту подробность судьбе. Зато я принес кусочек
пластыря и наклеил его на уцелевшую часть лица убитого, в том
самом месте, где, как вы видите, он наклеен у меня. Только в
этом случае, мистер Холмс, вы допустили оплошность: сняв
пластырь, вы не увидали бы пореза.
Вот каково было положение вещей. Если бы я притаился на
некоторое время, а затем уехал в какое-нибудь место, где
позднее ко мне присоединилась бы жена, остаток дней наших,
вероятно, протек бы спокойно. Увидев в газетах, что Болдуин
убил меня, эти дьяволы прекратили бы преследование. Я
спрятался, Бэркер сделал все остальное.
Вы сами можете догадаться, о чем именно он позаботился в
первую очередь. Мой друг открыл окно и сделал кровавый
отпечаток на подоконнике с целью показать, каким путем убежал
убийца. Это была смелая мысль. Потом Сесил позвонил. Дальнейшее
вы знаете. Теперь, джентльмены, делайте, что вам угодно, однако
верьте, что я сказал всю правду. Позвольте только задать вам
один вопрос: как поступит со мной английское правосудие?
Наступило молчание. Его прервал Шерлок Холмс.
— В основе своей английские законы справедливы, и
наказание будет не тяжелее вашего проступка. Но, скажите,
откуда Болдуин узнал, что вы живете здесь, а также как
пробраться в дом и где удобнее спрятаться?
— Мне самому это непонятно.
Лицо Холмса было серьезно и бледно.
— Боюсь, что дело еще далеко не окончено, — заявил он.
— На вашем пути могут встретиться опасности похуже английского
закона или даже ваших американских врагов. Я предугадываю для
вас несчастья, мистер Дуглас, и советую вам остерегаться.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Чистильщики *
А теперь я должен попросить читателя на время покинуть
Сассекс и перенестись лет на двадцать назад и на несколько
тысяч миль к западу. Перед ним развернется настолько
необыкновенная история, что, быть может, трудно будет даже
поверить в ее достоверность. Причем это не начало какого-нибудь
нового повествования. После описания происшедших в то время и в
тех местах событии, разрешив тайну прошлого, мы снова
встретимся в квартире на Бейкер-стрит, где завершатся эти, как
и многие другие знаменательные события.
1. ГЛАВНОЕ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО
Дело происходило 4 февраля 1875 года. Стояла суровая зима,
густой снег покрывал ущелья гор Джилмертон. Вечерний поезд
медленно полз по железнодорожному пути, соединяющему множество
шахтерских и заводских поселков. Он поднимался по крутому
откосу, который ведет от Стегвилля, расположенного на
низменности, к городу Вермисса, стоящему в верхнем конце
долины. Дорога была одноколейной, на каждой запасной ветке
стояли вереницы платформ с углем и железной рудой. Стояли,
словно немые доказательства скрытого под землей несметного
богатства долины, привлекшего в нее множество людей разной
национальности и сильно оживившего этот унылый край Соединенных
Штатов. Вряд ли первопроходцы, пересекшие его, представляли
себе, что самые прекрасные прерии и роскошные пастбища ничего
не стоят по сравнению с этой мрачной областью, покрытой черными
утесами и чащей леса. Над почти непроходимым бором, покрывавшим
склоны гор, поднимались покрытые вечными снегами вершины.
По долине, извивавшейся между зубчатых скал, полз
маленький поезд. В вагонах, вмещавших всего по двадцать или
тридцать человек, только что зажгли лампы. Они горели тускло и
слабо освещали пассажиров, в основном рабочих, возвращавшихся
домой после трудового дня. Судя по их закоптелым лицам, это
были большей частью шахтеры. Почти все они курили и иногда
переговаривались.
В одном из вагонов сидели двое в полицейских мундирах,
привлекавших к себе настороженное внимание не только рудокопов,
но и едущих женщин-работниц и двоих-троих стариков, в которых
нетрудно было узнать местных мелких лавочников. В углу, поодаль
от всех, расположился молодой человек. На вид ему не менее
тридцати лет, он среднего роста, у него свежий цвет лица.
Проницательные серые глаза поблескивали сквозь очки и
доброжелательно посматривали на соседей. Эти взгляды позволяли
сделать вывод об общительном характере; поверхностный
наблюдатель предположил бы даже, что это недалекий простак.
Однако более пристальное внимание позволяло угадать в очертании
его подбородка и суровой складке губ, что под наружным
добродушием темноволосого молодого мужчины крылась незаурядная
сила. Раза два он пробовал заговорить с ближайшим
соседом-шахтером, но, получив краткие неприветливые ответы,
замолк и стал хмуро смотреть в окно на открывавшийся пейзаж.
Груды шлака громоздились по обеим сторонам железнодорожной
линии; за ними поднимались вышки угольных шахт. Группы жалких
деревянных домишек с плохо освещенными окнами жались друг к
другу. На частых полустанках толпились закоптелые жители:
долина Вермиссы не привлекала к себе праздных людей, здесь
велась жестокая борьба за существование. На лице молодого
пассажира, который смотрел из окна вагона на безрадостную
местность, выражалось смешанное чувство брезгливости и
любопытства. Не раз, достав длинное письмо, он снова и снова
пробегал его глазами и что-то писал сбоку. В конце концов он
вытащил из сумки револьвер и переложил его в потайной карман.
Как ни быстро это было сделано, человек, сидевший на соседней
скамье, успел все заметить.
— Вот как, приятель, вы, видно, готовы ко всему?
Молодой незнакомец улыбнулся с некоторым замешательством.
— Да, там, откуда я еду, иногда оружие необходимо.
— А откуда вы едете?
— Из Чикаго.
— Здесь вы впервые?
— Да.
— Оружие наверняка вам и здесь пригодится.
— Почему вы в этом так уверены? — живо спросил молодой
человек, явно заинтересованный.
— Разве вы не слышали о том, что у нас тут происходит?
— Нет, ничего.
— А я был уверен, что о нас говорят повсюду. Не
огорчайтесь, скоро услышите. Но что заставило вас сюда
приехать?
— Я слышал, что здесь можно легко найти работу.
— Вы член Рабочего союза?
— Естественно.
— Тогда, пожалуй, работу получите. У вас есть тут друзья?
— Нет, но я их приобрету.
— Каким образом?
— Я принадлежу к ордену масонов. Почти в каждом городе
есть ложа, а где есть ложа, там у меня окажутся друзья.
Слова собеседника сразу произвели сильное впечатление на
рабочего. Он с подозрением оглянулся на сидящих вблизи
пассажиров. После этого он поднялся, сел рядом и протянул руку.
Они обменялись рукопожатием.
— Я верю, но никогда нелишне удостовериться.
Правой рукой он дотронулся до своей правой брови.
Незнакомец тотчас же поднес левую руку к левой брови.
— Темные ночи неприятны, — произнес сосед.
— Да, для странствующих иностранцев, — ответил молодой
человек.
— Этого достаточно. Я брат Сканлейн, триста сорок первая
ложа, долина Вермиссы. Я рад видеть вас у нас.
— Спасибо. Я брат Джон Макмэрдо, двадцать девятая,
Чикаго. И я рад встрече с братом.
— В округе наших много. Нигде в стране орден так не
процветает, как в долине Вермиссы. Но молодцы вроде вас нам
очень нужны. Одного не понимаю: почему здоровый человек из
Рабочего союза не нашел себе места в Чикаго?
— У меня было много случаев хорошо заработать, — ответил
Макмэрдо.
— Тогда почему уехали из Чикаго?
Макмэрдо указал в сторону полицейских и слегка улыбнулся.
— Эти двое джентльменов, вероятно, с удовольствием
приняли бы эстафету в отношении меня от своих чикагских коллег.
Сканлейн сочувственно кивнул, искоса взглянув на
полицейских.
— У вас были большие неприятности?
— Да.
— Тюрьма?
— Еще не время толковать о таких вещах, — ответил
Макмэрдо, как бы сожалея, что уже сказал больше, чем хотел. —
Имелись веские причины для моего отъезда из Чикаго,
удовольствуйтесь этим. Кроме того, кто вы такой, чтобы задавать
вопросы?
Серые глаза Макмэрдо блеснули раздраженно за стеклами
очков.
— Не сердитесь, я не собирался вас обидеть. И уверен —
наши ребята отнесутся к вам хорошо, что бы вы там ни сделали.
Куда вы сейчас направляетесь?
— В Вермиссу.
— Это третья остановка отсюда. Где намереваетесь
поселиться?
Макмэрдо вынул письмо и прочел адрес.
— Джейкоб Шефтер, улица Шеридана... Мне рекомендовал его
знакомый в Чикаго.
— Я сам живу в Хобсоне, так что этого адреса не знаю.
Кстати, мы подъезжаем к Хобсону, и на прощание я хочу дать вам
один совет. Если вы столкнетесь с трудностями в Вермиссе, идите
прямо в Дом профсоюза и спросите Макгинти. Он мастер вермисской
ложи, и в Вермиссе все делается, как того хочет Черный Джек
Макгинти. Может, мы встретимся в ложе. Прощайте.
Сканлейн направился к выходу, и Макмэрдо снова остался
наедине со своими мыслями. Уже стемнело, и красные отсветы
горнов мелькали во мраке.
— По-моему, ад должен выглядеть именно так, — произнес
чей-то голос.
Макмэрдо оглянулся и увидел, что один из полицейских встал
и всматривается в окно.
— Наверняка, — поддакнул второй констебль. — И вряд ли
в преисподней обитают дьяволы хуже местных... Полагаю, вы
новоприезжий, молодой человек?
— Что вам-то до этого? — мрачно ответил Макмэрдо.
— Да ничего. Просто я посоветовал бы вам осторожнее
выбирать себе здесь друзей. И уж никак я не поспешил бы
подружиться со Сканлейном или с кем-нибудь из этой шайки,
ничего не зная о них.
— Что вам за дело, кто мои друзья? — прогремел Джон так
громко, что все пассажиры повернулись к нему. — Разве я
спрашивал у вас совета?
Нагрубив, он широко осклабился, точно оскалившая зубы
собака. Добродушных полицейских ошеломила подобная
враждебность.
— Не обижайтесь на нас, — примирительно произнес один из
них. — Мы хотим вам добра, поскольку вы новичок в долине
Вермиссы.
— Да, этой долины я не знаю, но мне хорошо знакомы вы и
вам подобные, — с холодным бешенством выпалил Макмэрдо.
Полицейский улыбнулся.
— Может статься, что и лично с нами вам придется
познакомиться поближе. Вы кажетесь отменной сорвиголовой.
— Я вас не боюсь. Меня зовут Джон Макмэрдо. А если я вам
понадоблюсь, то ищите меня в Вермиссе, на улице Шеридана у
Шефтера. Видите, я не собираюсь скрываться от вас.
Такое бесстрашное заявление вызвало явное сочувствие у
пассажиров. Полицейские, пожав плечами, вступили в разговор
между собой. Через несколько минут поезд подошел к скверно
освещенному вокзалу, и пассажиры поспешили покинуть вагоны.
Вермисса была главной станцией на всей линии.
Макмэрдо поднял свою сумку и уже двинулся в темноту, когда
один из шахтеров подошел к нему.
— Браво, товарищ, вы умеете разговаривать с этими типами,
— с уважением сказал он. — Было приятно вас слушать. Дайте
вашу сумку и пойдем вместе. Мне как раз идти мимо дома Шефтера.
Они вместе спустились с платформы.
— Спокойной ночи, друг, — раздались пожелания из толпы
шахтеров.
Буйный Макмэрдо завоевал здесь симпатии, даже не ступив
еще на землю Вермиссы.
Какое бы безрадостное впечатление ни производили
окрестности города, сама Вермисса оказалась еще более
удручающей. Долина обладала хотя бы каким-то мрачным величием:
по соседству с горами, этими могучими созданиями природы,
находились результаты гигантской деятельности человека —
глубокие шахты на фоне огромных горнов и клубов дыма. Город же
воплощал в себе отвратительную нищету. Снег на улице, который
непрестанно месили башмаками и колесами повозок, превратился в
грязную полужидкую кашу. Газовые фонари едва освещали
невзрачные ряды деревянных строений с полуразрушенными
верандами. Лишь в центре города эта картина слегка скрашивалась
ярко освещенными витринами магазинов и пивных, окнами игорных
домов и притонов.
— Вот этот дом вам придется часто посещать, — сказал
проводник Джона, указывая на один из баров, по внешнему виду
напоминающий отель. — Здесь хозяин Джек Макгинти.
— Что это за человек? — спросил Макмэрдо.
— Неужели вы о нем не слыхали?
— Я же никогда не бывал в вашем городе.
— Ну, я думал, что его имя известно всюду. Оно часто
появляется и в газетах.
— В связи с чем?
— В связи с разными громкими делами, — неопределенно
ответил шахтер, понизив голос.
— Какими именно?
— Ну и чудак вы, мистер! Ведь только об одних
определенного рода делах и можно услышать у нас — о делах
Чистильщиков.
— Помнится, я что-то читал о них. Это шайка убийц, не так
ли?
— Тише, если вам дорога жизнь, — испуганно прошептал
