изумлением стал вглядываться в клочок бумаги, лежащий на столе.
— "Дуглас..." — пробормотал он. — "Бирлстоун"! Господа, ведь
это же чертовщина! Во имя всего святого, откуда вы взяли эти
имена?!
— Из шифра, который доктор Уотсон и я только что
разгадали. А в чем дело?
Инспектор продолжал изумленно смотреть на нас обоих:
— Только в том, что мистер Дуглас из Бирлстоунской
усадьбы зверски убит сегодня ночью.
2. ШЕРЛОК ХОЛМС И МАКДОНАЛД
Это был один из тех драматических моментов, которые
составляли для моего друга главный смысл жизни. Было бы
преувеличением сказать, что он выглядел потрясенным. В его
характере не было и тени черствости, но, конечно, нервы его
были закалены постоянно напряженной работой. Его душевные
движения в такие минуты как бы дремали, но зато
интеллектуальная восприимчивость повышалась до предела. В
данном случае на его лице не было заметно и следа того ужаса,
который испытал я после слов Макдоналда, скорее оно выражало
интерес, с каким химик наблюдает причудливое скопление
кристаллов на дне колбочки.
— Замечательно! — промолвил он после некоторой паузы. —
Замечательно!
— Вы, кажется, не удивлены этим известием?
— Заинтересован, мистер Мак. Почему я должен быть
удивлен? Я получил сообщение, что одному лицу грозит опасность.
Спустя час я узнаю, что замысел осуществлен и что это лицо
убито. Я заинтересован, это верно, но ничуть не удивлен.
Холмс рассказал инспектору о шифрованном письме и
найденном к нему ключе. Макдоналд сидел за столом, опершись
подбородком на обе руки, и слушал с напряженным вниманием.
— Я хотел ехать в Бирлстоун сегодня же утром и зашел
просить вас сопутствовать мне. Но из вашего сообщения следует,
что мы можем более успешно действовать в Лондоне.
— Едва ли так, мистер Мак, — заметил Холмс.
— Взвесьте все, мистер Холмс, — возразил инспектор. —
День или два все газеты будут сплошь заполнены бирлстоунской
тайной. Но что за тайна, если в Лондоне находится человек,
который сумел заранее предсказать преступление? Остается только
захватить этого человека, и все будет выяснено.
— Несомненно, мистер Мак. Но каким образом вы
предполагаете захватить этого Порлока, как он себя называет?
Макдоналд осмотрел с обоих сторон письмо, полученное
Холмсом.
— Штемпель поставлен в Кембервиле. Этот факт не может
помочь нам. Имя, вы считаете, вымышленное. Тоже, конечно, не
слишком благоприятное обстоятельство. Вы говорите, что посылали
ему деньги?
— Два раза.
— Куда именно?
— В Кембервилское почтовое отделение чеками одного из
банков.
— И вы ни разу не поинтересовались, кто приходил за ними?
— Нет.
Инспектор был явно озадачен.
— Почему же?
— Потому что я всегда исполняю свое слово. После первого
же письма я обещал, что не буду разыскивать его.
— Вы думаете, что он только пешка и что за ним стоит
какая-то более значительная личность?
— Я не думаю, я знаю это.
— Этот профессор, о котором я слышал от вас?
— Именно.
— Не скрою от вас, мистер Холмс, у нас в Скотленд-Ярде
считают, что вы зря имеете зуб на этого профессора. Я собрал
кое-какие сведения о нем: у него репутация почтенного ученого и
талантливого человека.
— Я рад, что вы признаете его талантливость.
— После того как мне стало известно ваше отношение к
нему, я счел необходимым повидать его. Со своим благородным
лицом, с седыми волосами и какой-то особенно торжественной
манерой держаться у него вид настоящего министра. Когда он при
прощании положил мне руку на плечо, это выглядело так, словно
отец благословляет сына, отпуская его в жестокий свет.
Холмс усмехнулся.
— Великолепен! — воскликнул он. — Положительно
великолепен! Скажите мне, дорогой Макдоналд, эта приятная
интимная беседа происходила в кабинете профессора?
— Да.
— Красивая комната, не правда ли?
— Очень красивая.
— Вы сидели у его письменного стола?
— Совершенно верно.
— Так что вы оказались против источника света, а его лицо
было в тени?
— Это происходило вечером... Да, свет лампы был направлен
в мою сторону.
— Этого следовало ожидать. Обратили вы внимание на
картину за спиной профессора на стене?
— Да, конечно, я заметил картину: на ней изображена
голова девушки, вполоборота.
— Это картина Жана Батиста Греза, знаменитого
французского художника, жившего во второй половине
восемнадцатого века.
Инспектор слушал совершенно безучастно.
— Не лучше ли нам... — начал он.
— Мы именно это и делаем, — прервал его Холмс. — Все, о
чем я говорю, имеет прямое отношение к тому, что вы называете
бирлстоунской тайной. Это можно даже назвать средоточием ее.
Макдоналд слегка улыбнулся.
— Вы мыслите чересчур быстро для меня, мистер Холмс. Вы
отбрасываете одно или два звена в своих рассуждениях, а потому
я не могу поспеть за вами. Что может быть общего между давно
умершим художником и бирлстоунским делом?
— Одна известная картина Греза недавно на аукционе у
Порта-лиса была оценена в миллион двести тысяч франков.
Лицо инспектора сразу выразило живейший интерес.
— Я хочу напомнить вам, — продолжал Холмс, — что
размеры жалованья профессора Мориарти можно узнать крайне
легко: он получает семьсот фунтов в год.
— В таком случае как же он мог приобрести...
— Вот именно: как он мог?
— Продолжайте, пожалуйста, мистер Холмс. Меня это
чрезвычайно заинтересовало. Любопытнейшая история!
— А как же насчет Бирлстоуна? — спросил Холмс, улыбаясь.
— У нас еще есть время, — ответил инспектор, взглянув на
часы. — У ваших дверей меня ждет кэб, в двадцать минут он
доставит нас на вокзал Виктории. Но относительно этой
картины... Вы, мистер Холмс, кажется, однажды говорили мне, что
никогда не бывали у профессора Мориарти?
— Да, никогда.
— Каким же образом вы знакомы с его квартирой и
обстановкой?
— А это другое дело. Я три раза посетил его квартиру без
приглашений, два раза под разными предлогами ожидал его и
уходил до его возвращения. А третий раз... Ну, об этом визите я
не буду распространяться перед официальным представителем
сыскной полиции. Скажу только, что в этот раз я позволил себе
просмотреть его бумаги. Результаты получились совершенно
неожиданные!
— Вы обнаружили что-нибудь компрометирующее?
— Совершенно ничего. Это-то и поразило меня. Впрочем,
есть одна вещь, о которой вы теперь знаете, — картина. Следует
полагать, что он очень богатый человек. Но как он приобрел свое
богатство? Он не женат. Его младший брат служит начальником
железнодорожной станции где-то на западе Англии. Кафедра дает
ему семьсот фунтов в год. И тем не менее у него имеется
подлинный Грез.
— Вы думаете, его богатство создается незаконными путями?
— Конечно. Но я имею и другие основания для подобного
вывода: десятки тончайших нитей извилистыми путями ведут к
центру паутины, где скрывается это с виду бездеятельное, но
ядовитое существо. Я упомянул о Грезе только потому, что вы
видели его сами.
— Признаюсь, все рассказанное вами крайне интересно. Но
укажите на что-нибудь поопределеннее. В чем его следует
обвинять: в подлогах, в изготовлении фальшивых денег, в
убийствах? Откуда у него берутся деньги?
— Читали вы когда-либо о Джонатане Уайлде?
— Имя как будто знакомое. Из какого-нибудь романа, не
правда ли? Я, признаться, недолюбливаю сыщиков из романов:
герои совершают подвиги, но никогда не рассказывается, как
именно они их совершают. Чистый вымысел, мало похожий на
действительность.
— Джонатан Уайлд — это не сыщик и не герой романа. Это
выдающийся преступник, живший в прошлом столетии.
— В таком случае мне до него нет дела. Меня интересует
только современная жизнь, я человек практичный.
— Мистер Мак, в жизни решительно все повторяется, даже
профессор Мориарти. Джонатан Уайлд был как бы невидимой
пружиной, тайной силой лондонских преступников, которым он
ссужал за пятнадцать комиссионных процентов с добычи свой ум и
организаторский талант. Старое колесо поворачивается, и спицы
возвращаются на прежние места. Все, что мы видим, когда-то уже
было и снова будет. Я расскажу вам кое-что еще о Мориарти.
— Пожалуйста.
— У меня был случай узнать, кто служит первым звеном в
созданной им цепи, на одном конце которой находится человек с
направленным в дурную сторону умом, а на другом — сотня жалких
мелких жуликов и шулеров. Что касается средней части этой цепи,
то ее вы можете заполнить, без боязни ошибиться, едва ли не
всеми видами уголовных преступлений. Начальник его штаба,
стоящий также поодаль, вне всяких подозрений, столь же
недоступен карающей руке закона. Это полковник Себастьян Моран.
Как вы думаете, сколько он ему платит?
— Затрудняюсь что-либо сказать.
— Шесть тысяч фунтов в год. Это оценка ума, сделанная,
как видите, в духе американских дельцов. Сумма эта превышает
оклад премьер-министра. Такая подробность дает вам
представление о доходах Мориарти и масштабах, которыми он
оперирует. Теперь другой момент. Я счел важным поинтересоваться
несколькими последними чеками Мориарти. Самыми обыкновенными и
невинными чеками, которыми он оплачивает свои счета по
хозяйству. Они оказались выданными на шесть различных банков.
Что вы скажете об этом?
— Странно, конечно. А какой вывод делаете вы?
— Тот вывод, что он стремится избежать лишних разговоров
о своем богатстве. Ни один человек не должен знать, сколько в
действительности у него денег. Наверняка у него не менее
двадцати счетов в различных банках. Большая часть из них
размещена, надо полагать, за границей, скорее всего в
Германском или Лионском банках.
Макдоналд слушал очень внимательно, но шотландская
практичность заставила его прервать моего друга.
— Согласитесь, мистер Холмс, вы несколько отвлеклись.
Пока нам известно только, что имеется какая-то связь между
профессором и преступлением в Бирлстоуне. Такой вывод вы
делаете из предупреждения, полученного вами от некоего Порлока.
Какие еще предположения можем мы сделать?
— Мы можем высказать несколько догадок о мотивах
преступления. Вам следует знать, что Мориарти держит своих
подопечных прямо-таки в железных тисках. Введенная им
дисциплина ужасна. Единственное наказание в его кодексе —
смерть! Это дает основание прежде всего предположить, что
убитый Дуглас изменил своему начальнику и понес наказание.
Когда о нем станет известно остальным, то страх смерти еще
сильнее укрепит дисциплину. Ожидающая Дугласа судьба была
известна заранее одному из второстепенных членов шайки, и он
сообщил об этом мне.
— Это одно предположение...
— Другое — что это одна из обычных махинаций Мориарти.
Был там грабеж?
— Я не слыхал об этом.
— Если был, то это говорит против первой гипотезы и в
пользу второй. Мориарти мог быть привлечен к делу обещанием
доли в добыче или руководить им за плату наличными. И то и
другое одинаково возможно. Но как бы там ни было, ответы на все
вопросы мы должны искать в Бирлстоуне.
— В таком случае — едем в Бирлстоун! — согласился
Макдоналд и встал со стула. — Черт возьми! Уже поздно,
господа, поэтому на сборы у вас всего несколько минут.
Холмс и я встали и начали одеваться.
— Мистер Мак, в дороге вы расскажете нам обо всех
известных вам деталях...
Сведения оказались довольно скудными, но все же
выяснилось, что ожидавшее нас дело было исключительным.
Выслушивая сухие и с виду незначительные подробности, Холмс
оживился и время от времени потирал руки, похрустывая тонкими
пальцами. Месяцы бездеятельности остались позади, и теперь
наконец его замечательным способностям нашлось достойное
применение. Холмс совершенно преобразился: глаза его блестели,
и все тонкое, нервное лицо как бы озарилось внутренним светом,
С напряженным вниманием слушал он краткий рассказ Макдоналда о
том, что нас ожидало. Письменное сообщение о происшедшем было
получено инспектором с первым утренним поездом. Местный
полицейский офицер Уайт Мейсон — его личный друг; этим
объясняется, что Макдоналд получил извещение скорее, чем это
обычно происходит, когда кого-либо из Скотленд-Ярда вызывают в
провинцию.
"Дорогой инспектор Макдоналд, — гласило письмо Мейсона,
— официальное приглашение Вы получите в отдельном конверте. Я
пишу Вам частным образом. Телеграфируйте мне, с каким поездом
Вы можете приехать в Бирлстоун, и я встречу Вас сам или, если
буду занят, поручу кому-нибудь. Случай очень странный.
Приезжайте, пожалуйста, не теряя ни минуты. Постарайтесь, если
удастся, привезти мистера Холмса, он найдет здесь немало
интересного. Можно подумать, что вся картина рассчитана на
театральный эффект, если бы в центре ее не лежал убитый
человек. Даю Вам слово: чрезвычайно странный случай".
— Ваш приятель, кажется, не глуп, — заметил Холмс.
— Да, сэр, насколько я могу судить, Уайт Мейсон очень
деловой человек.
— Хорошо, что еще можете вы сказать?
— Ничего. Подробности он расскажет нам при встрече.
— Как же вы узнали имя Дугласа и то, что он убит зверским
образом?
— Об этом говорилось в официальном сообщении. В нем не
упоминается слово "зверский". Это — неофициальный термин. Там
названо имя Джона Дугласа. Указано, что причина смерти —
ранение в голову и что орудие убийства — охотничье
двуствольное ружье. Сообщается также и время преступления:
вскоре после полуночи. Далее добавлено, что пока никто не
арестован. В заключение сказано, что случай незаурядный и что
вся обстановка дает возможность делать самые различные
предположения. Это решительно все, мистер Холмс, что у нас пока
есть.
— В таком случае, мистер Мак, с вашего позволения, мы на
этом остановимся. Мне хочется подумать.
3. БИРЛСТОУНСКАЯ ДРАМА
Наконец у меня появилась возможность описать события,
разыгравшиеся в Бирлстоуне, находящемся к северу от Лондона.
Целые века пребывал этот городок в запущенном состоянии, но за
последние годы его живописное месторасположение привлекло
зажиточных горожан, виллы которых стоят теперь посреди
окрестных лесов. В самом Бирлстоуне появилась масса лавок,
обслуживающих возросшее население.
В полумиле от центра Бирлстоуна, в старом парке,
украшенном огромными буквами, находится старинная усадьба.
Часть этой почтенной постройки относится ко времени первых
крестовых походов. Здание сильно пострадало от огня в 1543
году, но кое-что из постройки уцелело, и вскоре на месте руин
феодального замка поднялась кирпичная усадьба: С черепицей на
крыше и узкими оконцами, она выглядит и сейчас такой же, какой
создали ее в начале семнадцатого века. Из двух рвов, когда-то
ограждавших владения воинственных феодалов, один наполнен
водой. Поэтому единственный доступ к дому открывает подъемный
мост, который поднимается каждую ночь и опускается каждое утро.
Таким образом, усадьба еженощно превращается в своеобразный
остров. Этот факт имел прямое отношение к тайне, привлекшей
вскоре внимание всей Англии.
Проживавшая в доме семья состояла из двух лиц: Джона
Дугласа и его жены. Дуглас, судя по рассказам, был человеком
около пятидесяти, статным, с мужественным лицом, крупной
челюстью, пронизывающими серыми глазами и седыми усами. Он был
со всеми приветлив, но что-то в его манерах оставляло
впечатление, словно в прошлом ему приходилось вращаться в
гораздо более низких кругах. У него было достаточно золота;
говорили, что он добыл его на калифорнийских приисках. Хорошее
отношение к нему укрепилось и благодаря репутации храбреца.
Так, во время пожара Дуглас удивил всех бесстрашием, с каким он
бросился в горящий дом спасать имущество викария — уже после
того, как пожарная команда сочла это дело невозможным.
Жена его тоже была популярна среди жителей Бирлстоуна,
хотя англичане, особенно провинциалы, неохотно сближаются с
чужеземцами. Миссис Дуглас вела довольно замкнутый образ жизни.
Было известно, что она познакомилась с Дугласом в Лондоне,
когда он овдовел. Это была красивая женщина, стройная, смуглая,
лет на двадцать моложе своего супруга — разница, которая,
казалось, никак не отражалась на их семейном счастье. Лишь
самые близкие знакомые замечали, что между супругами не
существовало взаимного доверия, по-видимому, после того, как
жене стало что-то известно о прошлом мужа. Кроме того, миссис
Дуглас явно нервничала, когда ее супруг поздно возвращался
домой.
Было еще одно лицо, пребывание под кровлей Дугласов
которого совпало с происшедшей трагедией. Это — Сесил Бэркер
из Гемстэда. Его плотную фигуру часто можно было видеть в
Бирлстоуне, так как он был желанным гостем в усадьбе.
Считалось, что он один знал таинственное прошлое мистера
Дугласа. Из слов Бэркера узнали, что впервые он познакомился с
Дугласом в Америке и пережил вместе с ним трудные времена.
Бэркер казался человеком весьма обеспеченным. Он был моложе
Дугласа, лет сорока пяти, широкогрудыйй, с гладко выбритым
лицом, с густыми черными бровями. Чаще всего он проводил время
в прогулках или же в поездках по окрестностям с Дугласом или
его женой. "Добрый, щедрый джентльмен, — отзывался о нем
дворецкий Эмс, — но я не хотел бы оказаться на месте человека,
вздумавшего ему перечить". Бэркер был в очень близких
отношениях с Дугласом и весьма дружен с его женой, что, как
было заметно, причиняло огорчение самому Дугласу. Это примерно
все, что можно сказать о Бэркере, оказавшемся в семье Дугласов
в день катастрофы. Из прислуги следует упомянуть о почтенном
Эмсе и миссис Эллен, веселой и приветливой особе, разделявшей с
миссис Дуглас заботы по хозяйству.
Было около двенадцати в ночь на шестое января, когда
первое известие о происшествии получил местный полицейский
пост, находящийся под началом сержанта Уилсона. Страшно
взволнованный Бэркер сообщил об убийстве мистера Дугласа и
сразу помчался обратно в усадьбу. Вскоре за ним явился
полицейский сержант. Он прибыл на место преступления несколько
позже двенадцати часов, успев предупредить обо всем местные
власти. Сержант увидел подъемный мост опущенным, а окна ярко
освещенными. В дверях стоял перепуганный дворецкий. Сесил
Бэркер предложил сержанту следовать за ним.
Почти сразу пришел постоянный житель Бирлстоуна доктор
Вуд. Трое мужчин вошли в роковую комнату. Мертвый Дуглас лежал
распростертый на спине. Доктор встал на колени, но одного
взгляда было достаточно, чтобы убедиться в бесцельности его
визита.
Убитый был до крайности обезображен. На груди лежало
странное оружие: охотничье ружье со стволами, спиленными на фут
от курков. Было ясно, что выстрел произведен с очень близкого
расстояния и поэтому заряд разнес голову почти на куски. Курки
были связаны проволокой, по-видимому, для того, чтобы сделать
одновременно выстрел из обоих стволов.
Полицейский был растерян от сознания ответственности,
которая легла на его плечи.
— Мы ничего не будем трогать до прибытия начальства, —
еле слышно произнес он, не спуская глаз с трупа.
— Ничего и не было тронуто, — сказал Сесил Бэркер. —
Все осталось в том виде, в каком застал я.
— Когда вы это обнаружили? — спросил сержант, вытащив
записную книжку.
— Часы пробили половину двенадцатого. Я еще не раздевался
и сидел у камина в своей спальне, как вдруг услышал выстрел. Он
был не громким, а как бы чем-то приглушенным. Я тут же бросился
вниз. Прошло наверняка не более тридцати секунд, как я был уже
в комнате Дугласа.
— Дверь была открыта?
— Да, открыта. Бедняга Дуглас лежал так же, как вы его
сейчас видите. На столе горел ночник.
— Вы никого не видели?
— Нет. Я услышал, что миссис Дуглас спускается по
лестнице вслед за мной, и поспешил преградить ей дорогу.
Экономка Эллен тоже пришла, она и увела ее. Затем появился Эмс,
и я вернулся с ним опять сюда.
— Но мне казалось, что мост в усадьбе поднимается на всю
ночь?
— Он и в эту ночь был поднят, пока я его не опустил.
— Тогда каким же образом убийца мог скрыться? Мистер
Дуглас, вероятно, сам покончил с собой.
— Я тоже сначала так думал. Но посмотрите, — Бэркер
отдернул занавеску: окно оказалось раскрытым настежь. — А вот
еще! — Он показал на подоконнике кровавое пятно, похожее на
след сапога. — Кто-то становился сюда, когда вылезал.
— Вы думаете, что он пробрался через ров?
— Иначе никак нельзя.
— Таким образом, если вы очутились в комнате через
полминуты после убийства, то он должен был в это время
находиться в воде.
— Я убежден в этом. К сожалению, я не догадался сразу
подбежать к окну. Его прикрывала занавеска, и мне не пришло в
голову поднять ее. Потом я услышал шаги миссис Дуглас; я не мог
допустить, чтобы она вошла сюда и увидела весь этот ужас.
— Но допустим даже, — заметил сержант, — что молодчик
удрал через ров. Как он мог попасть в дом, раз мост был поднят?
— На этот вопрос, — сказал Бэркер, — у меня нет ответа.
— В котором часу мост был поднят?
— Около шести часов, — сказал дворецкий.
— А я слышал, — заметил полицейский, — что его
обыкновенно поднимают сразу после захода солнца. В это время
года, однако, оно заходит ближе к половине пятого, чем к шести.
— У мистера Дугласа были гости к чаю, — объяснил Эмс. —
И я не мог поднять мост раньше, чем они ушли.
— Значит, убийца пришел извне и должен был перейти мост
до шести часов и сидеть в засаде до тех пор, пока мистер Дуглас
после одиннадцати вошел в свою комнату. Потом, убегая через
окно, убийца оставил ружье. Я так понимаю... Конечно, следствие
все выяснит. — Неожиданно сержант поднял карточку, лежащую
около убитого на полу. На ней были нацарапаны инициалы "Д. В.",
а под ними — число: триста сорок один. — Это что еще такое?
Бэркер с любопытством взглянул на карточку.
— Я этого раньше не заметил, — сказал он. — Вероятно,
убийца обронил ее.
— "Д. В. Триста сорок один". Ничего не понимаю. —
Сержант вертел карточку в руках.
— Что значит "Д. В."? Чьи-нибудь инициалы? Что вы там еще
нашли, доктор?
Находкой оказался увесистый молоток, лежавший на ковре
перед камином. Бэркер указал рукой на ящичек гвоздей, стоящий
на мраморной доске камина.
— Мистер Дуглас вчера перевешивал картины, — сказал он.
— Я видел, как он стоял вот на этом ауле, стараясь укрепить
большую картину.
— Вы лучше положите его обратно на ковер, откуда взяли,
— приказал сержант доктору, почесывая в раздумье голову. —
Ого! — взволнованно вскрикнул он, отдергивая занавеску с
другой стороны. — В котором часу были спущены занавеси?
— Когда зажгли свет, — ответил дворецкий, — сразу после
четырех часов.
— Здесь кто-то выжидал, — сержант показал в углу следы
от грязных сапог. — Если исходить из вашей теории, мистер
Бэркер, то выходит, что убийца вошел в дом после четырех, когда
занавеси были спущены, но до шести, пока мост не был поднят. В
комнате не нашлось места, куда можно было бы спрятаться, и он
забился под гардины. Это совершенно очевидно.
— Не теряем ли мы драгоценного времени? — спросил
Бэркер. — Не лучше ли нам обыскать местность, пока убийца не
скрылся?
Сержант раздумывал с минуту.
— Отсюда нет поездов раньше шести утра, так что поездом
он уехать не может. Если же он пойдет по дороге, то всякий
обратит внимание на его грязные сапоги и приметит его. Впрочем,
в любом случае я не могу уйти отсюда, пока меня не сменят.
Доктор внимательно осматривал мертвое тело.
— Что это за знак? — спросил он. — Не имеет ли он
какую-либо связь с преступлением? — Правая рука убитого была
высвобождена из халата и обнажена до локтя. Выше запястья
виднелся странный коричневый знак: треугольник в кружке. — Это
не татуировка, — продолжал доктор, глядя поверх очков, — это
давно выжженный знак, вроде тех, которым клеймят скот. Что вы
думаете на этот счет?
— Знак этот я видел у Дугласа в течение последних десяти
лет, — ответил Сесил Бэркер.
— И я тоже, — заявил дворецкий. — Всякий раз, когда
хозяину приходилось засучивать рукава, я видел эту странную
метку. Я часто удивлялся, что бы она могла значить.
— Значит, знак не имеет ничего общего с убийством, —
сказал сержант Уилсон. — Но все же это очень странно... Ну,
что еще?
Дворецкий изумленно указывал на руку убитого.
— Он снял его обручальное кольцо!
— Что?
— Да! Мистер Дуглас всегда носил свое обручальное кольцо
на мизинце левой руки. Это вот кольцо, сделанное из золотого
самородка, было надето всегда выше того, а кольцо змейкой — на
третьем пальце. Вот кольцо из самородка, вот змейка, а
обручальное кольцо исчезло.
— Дворецкий прав, — подтвердил Бэркер.
— Если мистер Дуглас носил обручальное кольцо под
самородком, то убийце пришлось снять сначала его, потом —
обручальное кольцо, а затем надеть кольцо из самородка обратно?
— Да, так.
Уилсон сокрушенно покачал головой:
— Чем скорее передадим мы это дело в Лондон, тем для нас
будет лучше. Уайт Мейсон — ловкий человек, однако, думаю, все
равно придется обратиться в Лондон. Это сложнейшее дело не по
нашим силам.
4. ПОТЕМКИ
По срочному вызову сержанта Уилсона в три часа ночи прибыл
в легком кэбе начальник сыскной полиции графства. С первым же
утренним поездом он послал сообщение в Скотленд-Ярд и в
двенадцать приветствовал нас на Бирлстоунской станции. Мистер
Уайт Мейсон, спокойный и по виду рассудительный человек, с
загорелым лицом, мужественной фигурой и слегка кривыми ногами в
гетрах, походил в своем широком сюртуке на мелкого фермера или
жокея, но только не на криминалиста.
— Ну, мистер Макдоналд, — обратился он к нему, — здесь
каверзный случаи. Сюда газетчики слетятся, как мухи, стоит им
только прослышать о происшедшем. Но, надеюсь, мы его закончим
раньше, чем они успеют сунуть свои носы. Тут найдется много
заманчивого и для вас, мистер Холмс. Как и для вас, доктор
Уотсон, поскольку медику тоже найдется работа. Всем вам
отведены номера в гостинице Уэствилл.
Через десять минут мы уже расположились в отеле и почти
сразу собрались в гостиной, чтобы совместно составить картину в
полном объеме. Макдоналд делал заметки в записной книжке. Холмс
же молча слушал, и на лице его читалось то изумление, то
нескрываемое восхищение.
— Замечательно! — воскликнул он, когда ход событий был
нам изложен. — В высшей степени замечательно! Уверяю вас, я не
могу припомнить ни одного дела из своей многолетней практики с
более интригующими обстоятельствами.
— Я был уверен, что вы это скажете, мистер Холмс, —
заметил Мейсон. — Уилсон толково собрал факты. Я проверил их и
дополнил своими выводами.
— Какими же? — с живостью осведомился Холмс.
— Во-первых, я осмотрел молоток и не нашел на нем никаких
следов. Если бы мистер Дуглас защищался молотком, то он должен
был нанести убийце удар, и тогда хоть пятнышко крови на нем
осталось бы.
— Это совсем не обязательно, — возразил инспектор
Макдоналд. — Встречаются убийства с помощью молотков, и на них
не находят никаких следов.
— Допустим. Затем я осмотрел ружье. Оно было заряжено
крупной дробью, и, как показал сержант Уилсон, курки были
связаны вместе, так что если потянуть за спуск, то оба ствола
разрядятся сразу. Надо думать, это было рассчитано на случай
промаха. Спиленное ружье имеет длину не более двух футов, так
что его можно было пронести под одеждой. На нем нет полного
имени фабриканта, только печатные буквы "Пен" на планке между
стволами. Остальное оказалось спиленным.
— Большое "П" с украшением под ним, а "е" и "н" поменьше?
— спросил Холмс.
— Точно так.
— "Пенсильванская оружейная компания", очень известная
американская фирма, — сказал Холмс.
Мейсон воззрился на моего друга, как деревенский лекарь на
специалиста с Гарлей-стрит.
— Несомненно, вы правы, мистер Холмс. Удивительно,
неужели вы можете удержать в памяти названия всех оружейных
заводов?
Холмс никак не отреагировал на эту реплику.
— Без сомнения, это американское охотничье ружье, —
продолжал Мейсон. — Я где-то читал, что спиленными охотничьими
ружьями пользуются в некоторых штатах Америки. Эта наводящая на
