своих прегрешений и получил прощение. По-моему, для нее этот вопрос зак-
рыт, и она не захочет возвращаться к нему.
- Чтоб мне подохнуть, если он рассказал ей все, - отвечала мисс Уин-
тер. - Помимо того нашумевшего убийства, я слышала кое-что еще об одном
или двух. Он, бывало, рассказывает о ком-нибудь этим своим бархатистым
голосом, а потом вперит в меня глазищи и говорит: "Он умер. И месяца не
прошло". И это было не пустое бахвальство. Но я почти не обращала внима-
ния на такие речи, мистер Холмс, ведь я любила его в те времена, и мне
было все равно, чем он занимается. Так же, как сейчас этой бедной дуре-
хе. Только одна вещь действительно потрясла меня. Если б не его лживый
язык, способный все объяснить и всех успокоить, я бы ушла от него в тот
же вечер, чертом клянусь! У него есть книга, мистер Холмс. В буром таком
кожаном переплете с замочком. Сверху - золотой баронский герб. Наверное,
он был немножко под хмельком, иначе ни за что не показал бы мне ее.
- Что же это за книга?
- Говорят же вам, мистер Холмс: этот человек коллекционирует женщин
так же, как иные собирают мотыльков и бабочек. И кичится своей коллекци-
ей. Вот что это за книга. Альбом с фотографиями, именами, подробностями
и всем прочим. Это была чудовищная книга. Ни один мужчина, даже если он
живет в придорожной канаве, ни за что не составил бы такую. И тем не ме-
нее это была книга Адальберта Грюнера. "Души, которые я погубил" - вот
что он мог бы написать на обложке, будь у него такое желание. Да только
не будет вам проку с этой книги, а если и будет, ее ведь не достать.
- Где она?
- Откуда я знаю, где она теперь? Я бросила барона год с лишним назад.
Мне известно, в каком месте он хранил книгу в те времена. Кое в чем этот
кот аккуратен и дотошен до педантичности, так что, может статься, книга
все еще лежит в тайнике старого бюро во внутреннем кабинете. Вы знакомы
с его домом?
- В кабинете я был, - ответил Холмс.
- Вот как? Значит, вы времени даром не теряли, если взялись за дело
только нынче утром. Видать, на этот раз милашка Адальберт встретил дос-
тойного противника. Во внешнем кабинете у него китайская посуда - там
стоит большущий стеклянный шкаф промеж двух окон. А позади письменного
стола есть дверца, которая ведет во внутренний кабинет - маленькую ком-
натушку, где он хранит бумаги и всякую всячину.
- Он что же, не боится взломщика?
- Адальберт не трус. Злейший враг не сможет сказать этого о нем. Он
умеет за себя постоять. По ночам дом охраняют от взломщиков. Да и какой
прок взломщику забираться туда? Разве что утащит всю эту диковинную по-
суду.
- Бесполезное дело, - твердым тоном знатока заявил Шинвел Джонсон. -
Ни один барыга не возьмет товар, который нельзя сплавить или загнать.
- Совершенно верно, - согласился Холмс. - Хорошо, мисс Уинтер. Может
быть, вы зайдете сюда завтра в пять часов вечера? А я тем временем по-
раскину мозгами и решу, можно ли воспользоваться вашим предложением и
устроить личную встречу с этой дамой. Крайне признателен вам за помощь.
Вряд ли стоит говорить, что мои клиенты не поскупятся...
- Не надо об этом, мистер Холмс! - воскликнула молодая женщина. - Не
в деньгах дело. Швырните этого человека в грязь и дайте мне втоптать ту-
да его проклятую физиономию - больше мне ничего не нужно. Такова моя це-
на. Я буду у вас завтра или в любой другой день, пока вы идете по его
следу. Хрюша всегда скажет, где меня найти.
Я вновь встретился с Холмсом лишь следующим вечером, когда мы опять
обедали в нашем ресторанчике на Стрэнде. На мой вопрос о том, удачно ли
прошла встреча, Холмс только пожал плечами. Но потом он рассказал мне
все, и я повторяю его рассказ в несколько измененном виде. Сухое и точ-
ное сообщение Холмса надобно слегка подредактировать, смягчить и пере-
дать более простыми словами.
- Встречу удалось устроить без каких-либо затруднений, - начал Холмс,
- поскольку девушка прямо-таки олицетворяет собою образец безропотной
дочерней покорности, пытаясь вознаградить отца за свое вопиющее непослу-
шание в вопросе о женитьбе послушанием во всех остальных мелочах. Гене-
рал сообщил мне по телефону, что все готово, мисс Уинтер явилась точно в
срок, и в половине шестого мы вылезли из кэба возле дома номер 104 по
Беркли-скуэр, где живет старый генерал. Вы знаете эти безобразные серые
лондонские замки, в сравнении с которыми церковь и та выглядит кокетли-
во. Лакей провел нас в громадную гостиную, украшенную желтой драпиров-
кой. Здесь нас и ждала леди - бледная, притворно-застенчивая, замкнутая,
непреклонная и далекая, как снеговик на склоне горы. Даже и не знаю, как
описать ее вам, Уотсон. Возможно, вы еще встретитесь с ней по ходу дела
и тогда сумеете использовать ваше писательское дарование. Она прекрасна,
но это какая-то неземная, потусторонняя красота фанатика, чьи мысли па-
рят в заоблачных высях. Я видел такие лица на средневековых полотнах
старых мастеров. Ума не приложу, каким образом этому зверю в человечес-
ком обличье удалось заграбастать своими мерзкими лапами такое небесное
создание. Вероятно, вы заметили, как стремятся друг к другу противопо-
ложности - духовное к плотскому, пещерный человек - к ангелу... Тут мы
имеем дело с самым вопиющим примером такого рода.
Разумеется, она знала, зачем мы пришли, - негодяй уже успел отравить
ее разум и настропалить против нас. Думается, появление мисс Уинтер нес-
колько удивило леди, но она жестом пригласила нас садиться в отведенные
для нас кресла, словно какая-нибудь преподобная настоятельница, принима-
ющая двух прокаженных нищих. Если вы склонны к возвышенным помыслам,
Уотсон, берите пример с мисс Виолетты де Мервиль!
"Мне знакомо ваше имя, сэр, - сказала она холодным, как дыхание айс-
берга, голосом. - Как я понимаю, вы явились сюда с намерением оклеветать
моего жениха, барона Грюнера. Я согласилась принять вас только потому,
что об этом просил мой отец, и хочу заранее предупредить: что бы вы ни
говорили, ваши слова не окажут на меня никакого влияния".
Мне стало жаль ее, Уотсон. На какое-то мгновение я представил себе,
что это моя родная дочь. Мне не так уж часто удавалось блеснуть красно-
речием: я живу умом, а не сердцем. Но тут я буквально молил ее, я гово-
рил с таким жаром, какой только доступен человеку моего склада. Я распи-
сал ей весь ужас положения женщины, которая узнает истинную цену мужчине
лишь после того, как становится его женой, женщины, которая вынуждена
сносить ласки окровавленных рук и развратных губ. Я перечислил все -
стыд, страх, страдания, безысходность... Но жара моих слов не хватило
даже на то, чтобы окрасить хотя бы едва заметным румянцем эти щеки цвета
слоновой кости или хоть раз зажечь огонек чувства в этих отрешенных гла-
зах. Я вспомнил слова этого негодяя о постгипнотическом внушении. Нет-
рудно поверить, что девушка живет в каком-то сонном исступлении. И при
всем том она отвечала мне вполне осмысленно.
"Я терпеливо выслушала вас, мистер Холмс, - проговорила она, - и не
ошиблась в своем предположении касательно воздействия, которое окажет на
меня ваша речь. Мне известно, что Адальберт... что мой жених прожил бур-
ную жизнь, что он навлек на себя жгучую ненависть многих людей и не раз
бывал ославлен злыми языками без всяких на то оснований. Не вы первый
являетесь ко мне с этой клеветой. Возможно, вами движут добрые побужде-
ния, хотя, как мне известно, вы - платный сыщик, в равной мере готовый
действовать как в интересах барона, так и против него. Как бы там ни бы-
ло, я прошу вас раз и навсегда уяснить, что я люблю его, а он - меня и
что мнение света значит для меня не больше, чем чириканье вон тех птичек
за окном. А если этот благороднейший человек однажды на миг оступился,
то вполне возможно, что именно мне назначено судьбой вознести его дух на
подобающую ему высоту. Мне не совсем понятно, - тут она перевела взор на
мою спутницу, - кто эта юная леди".
Я уже открыл рот, чтобы ответить, но в этот миг девушка сама вихрем
ворвалась в разговор.
"Я скажу вам, кто я! - закричала она, вскакивая со стула с перекошен-
ным от гнева ртом. - Я - его последняя любовница, одна из тех женщин,
которых он соблазнил, довел до ручки, обесчестил и вышвырнул на свалку,
как вскоре вышвырнет и вас! Только той свалкой, где будете лежать вы,
вернее всего окажется могила. Может, оно и к лучшему. Знайте, глупая
женщина: выйдя замуж за барона, вы вступите в брак с собственной
смертью. Не ведаю, чем это кончится - разбитым сердцем или свернутой ше-
ей, но тем или иным способом он с вами расправится. Я говорю это не из
любви к вам: мне совершенно наплевать, умрете вы или нет. Я ненавижу
его, я желаю ему зла и хочу отомстить за то, что он со мной сделал. Все
это правда, и нечего так на меня глазеть, моя прекрасная леди, ибо вы
можете пасть еще ниже, чем я, пока пройдете этот путь до конца!"
"Я бы предпочла не обсуждать этот вопрос, - холодно проговорила мисс
де Мервиль. - Хочу сразу сказать, что в жизни моего жениха было три слу-
чая (и все они мне известны), когда коварным женщинам удавалось опутать
его своими сетями, и что он от всего сердца раскаивается в том зле, ко-
торое когда-то кому-то причинил".
"Три случая! - возопила моя спутница. - Дура! Слов нет, какая вы ду-
ра!"
"Мистер Холмс, я нижайше прошу вас закончить нашу беседу, - ледяным
тоном проговорила мисс де Мервиль. - Я уступила желанию отца и встрети-
лась с вами, но никто не заставит меня выслушивать оскорбления от этой
особы".
Мисс Уинтер с проклятиями ринулась вперед и наверняка вцепилась бы в
волосы этой дамы, не схвати я ее за руку. Я поволок ее к двери и сумел
водворить обратно в кэб, счастливо избежав свары при всем честном наро-
де, ибо мисс Уинтер была вне себя от злости. Я и сам испытывал какую-то
холодную ярость, Уотсон. В ее спокойной самодовольной отчужденности было
нечто такое, отчего я вдруг почувствовал невыразимую злость. А ведь мы
пришли туда, чтобы попытаться спасти эту женщину!
Ну вот, вы опять в курсе дела. Теперь, разумеется, придется придумать
какой-нибудь новый ход, поскольку гамбит не удался. Буду держать с вами
связь, Уотсон: я больше чем уверен, что вам еще предстоит сыграть свою
роль, хотя следующий ход, возможно, сделаем не мы, а наши противники.
Так и случилось. Они нанесли свой удар. Вернее, он нанес свой удар,
ибо я никогда не поверю, что юная леди тоже была к этому причастна. Ду-
мается, я смог бы показать вам даже ту каменную плиту в мостовой, на ко-
торой я стоял, когда мой взгляд натолкнулся на афишу и я почувствовал
внезапный приступ ужаса. Это было между Гранд-отелем и Чаринг-кросским
вокзалом, рядом с тем местом, где стоит одноногий продавец вечерних га-
зет. Афишу напечатали через два дня после моей последней беседы с Холм-
сом. На желтом поле чернела ужасная надпись: "Покушение на убийство Шер-
лока Холмса".
Несколько секунд я простоял, словно оглушенный. Смутно помню, как я
схватил газету, как запричитал продавец, которому я не заплатил, и, на-
конец, как я стоял в дверях аптеки, листая газету в поисках роковой за-
метки. Вот что в ней говорилось: "Редакция с прискорбием узнала, что
мистер Шерлок Холмс, широко известный частный сыщик, нынче утром стал
жертвой кровавого избиения, и теперь жизнь мистера Холмса висит на во-
лоске. Мы не можем сообщить всех подробностей, но это событие, очевидно,
произошло около полудня на Риджент-стрит, перед "Кафе-Ройял". Двое напа-
давших были вооружены палками и нанесли мистеру Холмсу удары по голове и
туловищу, причинив ранения, которые врачи считают очень серьезными.
Холмса доставили в Чаринг-кросскую лечебницу, но затем по его настоянию
отвезли домой на Бейкер-стрит. Негодяи, напавшие на него, были прилично
одеты. Они скрылись от собравшихся вокруг прохожих, пробежав через "Ка-
фе-Ройял" на расположенную за ним Тепличную улицу".
Излишне говорить, что я тут же ринулся на Бейкер-стрит, еще не успев
дочитать заметку до конца. В прихожей я застал знаменитого хирурга сэра
Лесли Окшотта, у тротуара стоял его кабриолет.
- Непосредственной опасности нет, - сообщил он. - Две рваные раны на
черепе и несколько изрядных синяков. Пришлось наложить пару швов и ввес-
ти морфий. Необходим покой, однако короткую беседу не запрещаю.
Заручившись разрешением, я крадучись вошел в затемненную комнату.
Страдалец не спал, и я услышал свое имя, произнесенное хриплым шепотом.
Штора была спущена на три четверти, но в комнату проникал солнечный лу-
чик и падал на забинтованную голову раненого. Кровь багровой полоской
просочилась сквозь белую полотняную повязку. Я присел рядом с Холмсом и
понурил голову.
- Все в порядке, Уотсон, к чему этот испуганный вид? - пробормотал он
слабым голосом. - Дела не так плохи, как кажется.
- Слава Богу, коли так!
- Я все-таки умею бороться один на один с человеком, вооруженным пал-
кой.
- Чем я могу вам помочь, Холмс? Их, конечно же, подослал тот прокля-
тый субъект. Одно ваше слово, Холмс, и я пойду и сдеру с него шкуру!
- Добрый старый Уотсон! Нет, тут мы бессильны что-либо сделать, разве
что полиция сцапает этих парней; однако их отход был хорошо продуман, в
этом можете не сомневаться. Погодите немного, у меня тоже есть кое-какие
замыслы. Первым делом необходимо преувеличить серьезность моих ранений.
К вам явятся репортеры. Настращайте их, Уотсон. Дай Бог, чтобы я протя-
нул неделю: сотрясение мозга, бред, все, что хотите! Перестараться тут
невозможно.
- Но как же сэр Лесли Окшотт?
- О нем не беспокойтесь, он будет видеть меня в наихудшем состоянии.
Об этом я позабочусь.
- Еще что-нибудь?
- Да. Велите Шинвелу Джонсону удалить девушку. Эти милашки теперь бу-
дут охотиться за ней. Им, конечно же, известно, что она участвовала в
деле вместе со мной. Если уж они дерзнули напасть на меня, то ею вряд ли
пренебрегут. Это срочно, удалите ее сегодня же вечером.
- Отправляюсь немедленно. Что еще?
- Положите на стол мою трубку и поставьте туфлю с табаком. Вот так!
Заходите каждое утро, мы продумаем нашу кампанию.
Тем же вечером мы с Джонсоном сумели перевезти мисс Уинтер в тихий
пригород и позаботились о том, чтобы она залегла на дно до тех пор, пока
не минует опасность.
В течение шести дней публика пребывала в твердом убеждении, что Шер-
лок Холмс стоит у врат смерти. Сводки были удручающие, в газетах появля-
лись зловещие заметки. Мои частые приходы к Холмсу убедили меня, что все
не так уж и плохо. Крепкий организм и твердая воля моего друга творили
чудеса. Он быстро шел на поправку - как я временами подозревал, даже
быстрее, чем хотел мне показать. Скрытность и таинственность, свойствен-
ные характеру этого человека, не раз приводили к театральным эффектам и
в то же время заставляли даже ближайших друзей Холмса ломать голову, си-
лясь догадаться, что у него на уме. Он довел до крайности аксиому, гла-
сящую, что строить поистине тайные планы можно только в одиночку. Я был
самым близким ему человеком, но даже я неизменно ощущал разделявшую нас
пропасть.
На седьмой день швы сняли, но в вечерних газетах тем не менее появи-
лось сообщение о рожистом воспалении. Те же вечерние газеты поместили
объявление, которое я не мог не довести до сведения моего друга, здоров
он или болен. В объявлении говорилось, что среди пассажиров парохода
"Руритания", отплывающего из Ливерпуля в ближайшую пятницу, будет барон
Адальберт Грюнер, которому необходимо уладить важные денежные дела в
Штатах накануне бракосочетания с мисс Виолеттой де Мервиль, единственной
дочерью и проч. Холмс выслушал известие с холодным сосредоточенным выра-
жением лица, по которому я определил, что эта новость стала для него
серьезным ударом.
- В пятницу! - воскликнул он. - Всего трое полных суток в нашем рас-
поряжении. Похоже, негодяи решил обезопасить себя. Но ничего не выйдет,
Уотсон! Клянусь Иисусом Христом, ничего не выйдет! Так, Уотсон, вы долж-
ны кое-что для меня сделать.
- Я здесь специально для этого, Холмс.
- В таком случае посвятите ближайшие двадцать четыре часа основа-
тельному изучению китайской керамики.
Он не дал никаких пояснений, да я их и не спрашивал, зная по долгому
опыту, что благоразумнее всего делать так, как он велит. Но когда я вы-
шел от Холмса и зашагал по Бейкер-стрит, разум мой терзала одна мысль:
как же выполнить столь странное распоряжение? В конце концов я поехал в
лондонскую библиотеку на Сент-Джеймс-скуэр, изложил дело своему приятелю
Ломаксу, младшему библиотекарю, и отправился домой с увесистым томом под
мышкой.
На следующий вечер я явился к Холмсу и был с пристрастием проэкзаме-
нован. Он уже встал с постели, хотя догадаться об этом по печатным отче-
там было нельзя, и сидел в глубинах своего любимого кресла, подперев ру-
кой обмотанную бинтами голову.
- Право же, Холмс, - сказал я, - если верить газетам, вы при смерти.
- Именно такое впечатление я и хотел создать, - отвечал он. - Ну как,
Уотсон, выучили уроки?
- Во всяком случае, попытался.
- Хорошо. Вы в состоянии вести умный разговор о предмете?
- Думаю, что в состоянии.
- Тогда передайте мне вон ту коробочку, что стоит на камине. Он отки-
нул крышку и извлек из коробки маленькую вещицу, заботливо обернутую
тонким восточным шелком. Развернув его, Холмс вытащил крохотное блюдечко
тонкой работы прекрасного темно-синего цвета.
- Эта штуковина требует осторожного обращения, Уотсон. Настоящая ке-
рамика времен династии Мин. Не толще яичной скорлупы. У Кристи никогда
не было таких искусно выполненных изделий. Целый сервиз стоит громадных
денег, да и неизвестно, существует ли где-либо за пределами императорс-
кого дворца в Пекине такой полный набор. При виде этой штуки любой под-
линный ценитель потеряет голову.
- Что я должен с ней сделать?
Холмс вручил мне карточку, на которой было напечатано: "Доктор Хилл
Бартон, улица Хафмун-стрит, 369".
- На сегодняшний вечер это ваше имя, Уотсон. Вы пойдете к барону Грю-
неру. Я немного знаком с его привычками. В половине девятого он, вероят-
но, будет свободен, О вашем приходе он узнает заранее из записки. Вы на-
пишете, что хотели бы принести ему предмет из совершенно уникального
фарфорового сервиза, изготовленного в эпоху династии Мин. Вы медик. Эту
роль вам удастся сыграть без натяжек. Вы собиратель. Блюдечко попало к
вам в руки, и вы, зная о том, какой интерес питает барон к фарфору, были
бы не прочь продать сервиз за хорошую цену.
- За какую цену?
- Отличный вопрос, Уотсон! Разумеется, вы загремите, если не будете
знать стоимость своего товара. Это блюдечко мне достал сэр Джеймс, взяв
его, насколько я понял, из коллекции своего клиента. Можно без преувели-
чения сказать, что второго такого в мире нет.
- Я мог бы предложить оценить сервиз у какого-нибудь знатока.
- Превосходно, Уотсон! Сегодня вы просто блистательны. Предложите об-
ратиться к Кристи или Сотби. Деликатность мешает вам самому назначить
цену.
- А если он не пожелает принять меня?
- Еще как пожелает. Он одержим манией собирательства в самой острой
ее форме, особенно когда речь идет о предмете, в котором он слывет приз-
нанным авторитетом. Садитесь, Уотсон, я продиктую вам письмо. Ответа не
нужно. Вы просто уведомите его, что придете, и сообщите, зачем.
Это был восхитительный документ - краткий, изысканный, дразнящий лю-
бопытство истинного ценителя. В должное время районный парнишка-рас-
сыльный понес его по назначению. Тем же вечером я отправился навстречу
своей судьбе, держа в руках драгоценное блюдечко и сунув в карман визит-
ную карточку доктора Хилла Бартона.
Прекрасный дом и его окружение свидетельствовали о том, что барон
Грюнер, как и говорил сэр Джеймс, был обладателем значительного состоя-
ния.
Дворецкий, способный украсить собою жилище епископа, впустил меня
внутрь и передал облаченному в бархат лакею, который и привел меня к ба-
рону.
Тот стоял у открытой дверцы громадного шкафа, помещавшегося меж двух
окон и содержавшего часть его китайской коллекции. При моем появлении он
обернулся. В руках у барона была маленькая коричневая вазочка.
- Садитесь, доктор, прошу вас, - сказал он. - Я как раз делал смотр
моим сокровищам и прикидывал, могу ли я позволить себе пополнить их.
Возможно, вас заинтересует это изделие времен династии Тан. Седьмой век.
Уверен, что прежде вам не доводилось видеть более искусной работы и бо-
гатой глазури. Вы принесли с собой то самое блюдечко эпохи Мин, о кото-
ром говорили?
Я осторожно распаковал блюдечко и протянул его барону. Он уселся за
письменный стол, пододвинул лампу, поскольку уже темнело, и принялся
изучать фарфор. При этом лицо барона залил желтый цвет, и я смог спокой-
но рассмотреть его.
Это действительно был на редкость миловидный мужчина, вполне заслу-
женно слывший в Европе красавцем. Не выше среднего роста, однако с гра-
циозными и выразительными линиями фигуры. Лицо смуглое, почти восточное,
с большими томными черными глазами, неодолимо привлекательными для любой
женщины. Волосы и усы у него были иссиня-черные, причем коротко остри-
женные усики стояли торчком и были тщательно напомажены. Правильность
этих миловидных черт нарушал лишь прямой тонкогубый рот. То был настоя-
щий рот убийцы - жесткий и твердый, словно рубец, и плотно сжатый. Он
свидетельствовал о бессердечии и производил ужасающее впечатление.
Кто-то очень неудачно посоветовал Грюнеру расчесывать усы таким образом,
чтобы они обнажали губы - этот сигнал опасности, подаваемый жертвам ба-
рона самой природой. Голос его звучал завораживающе, а манеры были бе-
зупречны. Я бы дал ему чуть больше тридцати лет, хотя впоследствии мы
узнали из документов, что барону было сорок два.
- Прелесть, просто прелесть! - сказал он наконец. - Вы говорите, у
вас есть набор из шести штук? Удивительно, почему я прежде никогда не
слыхал о таких чудесных изделиях. Я знаю, что в Англии есть только один
набор, способный сравниться с вашим, и он вряд ли когда-нибудь появится
на рынке. Не будет ли нескромным с моей стороны спросить, как вы завла-
дели им, доктор Хилл Бартон?
- Так ли уж это важно? - ответил я с таким беспечным видом, какой
только сумел на себя напустить. - Вы видите, что это подлинник, а что до
его стоимости, так меня вполне устроит оценка знатока.
- Очень таинственно, - сказал барон, и его черные глаза подозрительно
вспыхнули. - Когда имеешь дело с такими дорогими вещами, вполне естест-
венно возникает желание узнать об условиях сделки все. Разумеется, это
подлинник, тут у меня нет никаких сомнений. Но давайте допустим, что в
один прекрасный день выяснится - а я обязан учитывать все возможности, -
что вы не имеете права продавать его?
- Могу ручаться, что никаких претензий подобного рода не возникнет.
- И все же эта сделка поражает меня своей необычностью.
- Вы вправе принять ее или отказаться, - безразличным тоном ответил
я. - Я решил обратиться с моим предложением сначала к вам, поскольку,
как я понял, вы - истинный ценитель. Но я не встречу никаких затруднений
в любом другом месте.
- А кто сказал вам, что я - истинный ценитель?
- Мне известно, что вы написали книгу о китайском фарфоре.
- Вы читали эту книгу?
- Нет.
- Боже мой! Мне становится все труднее и труднее понимать вас! Вы
знаток и собиратель, в вашей коллекции есть очень ценный экспонат, и тем
не менее вы даже не позаботились обратиться к единственной в мире книге,
способной дать вам представление о подлинном значении и стоимости при-
надлежащего вам предмета! Как вы это объясните?
- Я очень занятой человек. Практикующий врач.
- Это не ответ. Если уж человек чем-то увлекся, он сумеет выкроить
время для своего увлечения, как бы он ни был при этом загружен другими
делами. А в вашем письме было сказано, что вы - большой любитель фарфо-
ра.
- Так оно и есть.
- Могу я задать вам несколько вопросов, чтобы проверить ваши знания?
Должен сообщить вам, доктор - если вы и правда доктор, - что дело прини-
мает все более подозрительный оборот. Позвольте спросить, что вам из-
вестно об императоре Сў и какая связь между ним и Сўсоин возле Нары?
Господи, неужели этот вопрос обескуражил вас?
Я с притворным возмущением вскочил со стула.
- Это уж слишком, сэр! Я пришел сюда, чтобы оказать вам любезность, а
не сдавать экзамен, будто какой-нибудь школьник. Вполне вероятно, что я
знаю об этом предмете гораздо меньше, чем вы, но я не намерен отвечать
на вопросы, поставленные столь оскорбительным образом.
Он пристально посмотрел на меня. Истомы в глазах как не бывало. Вдруг
они гневно сверкнули. Жесткие губы разомкнулись, обнажив тускло блестя-
щие зубы.
- Что за игру вы ведете? Вы явились сюда шпионить за мной. Вас подос-
лал Холмс! Вы хотите обвести меня вокруг пальца. Как я слышал, этот па-
рень при смерти, вот он и посылает своих подручных следить за мной! Вы
ввалились ко мне без приглашения, и, клянусь Богом, сейчас вы убедитесь,
что выйти отсюда труднее, чем войти!
Он вскочил на ноги, и я отступил на шаг, приготовившись отразить на-
падение. Должно быть, он заподозрил меня с самого начала, а перекрестный
допрос уж наверняка открыл ему истину. Так или иначе, но мне было совер-
шенно ясно, что пытаться перехитрить его - безнадежное дело, Барон сунул
руку в боковой ящик и принялся яростно рыться в нем. Потом его ухо уло-
вило какой-то звук, и он замер, сосредоточенно прислушиваясь.
- Ага! - вскричал барон. - Ага! - И ринулся во внутренний кабинет.
Два шага, и я у распахнутой двери. Разыгравшаяся в комнате сцена чет-
ко и на всю жизнь запечатлелась в моей памяти. Окно, выходившее в сад,
было раскрыто настежь, а возле него, словно какой-то жуткий призрак,
стоял Шерлок Холмс. Голова его была обмотана кровавыми бинтами, белое
лицо искажено. В тот же миг он выскочил в окно, и я услышал, как его те-
ло с треском рухнуло в росшие на улице кусты лавра. Хозяин дома с ярост-
ным воплем бросился следом за Холмсом к открытому окну.
А потом! Это произошло в мгновение ока, но тем не менее я отчетливо
все видел. Из гущи листвы стремительно высунулась рука - женская рука! В
тот же миг барон издал страшный крик - вопль, который будет вечно зве-
неть у меня в ушах Он прижал ладони к лицу и заметался по комнате, с си-
лой ударяясь головой о стены, потом рухнул на ковер и начал кататься по
нему, корчась и оглашая дом непрерывными криками.
- Воды! Ради Бога, дайте воды! - молил он.
Схватив с бокового столика графин, я бросился ему на помощь. В тот же
миг из коридора в кабинет вбежали дворецкий и несколько лакеев. Помню,
как один из них лишился чувств, когда я спустился на колени возле ране-
ного и повернул его страшное лицо к свету лампы. Купорос въедался в не-
го, капая с подбородка и ушей. Один глаз уже покрылся бельмом и остекле-
нел, второй воспалился и покраснел. Лицо, которым я любовался всего нес-
колько минут назад, теперь было похоже на прекрасную картину, по которой
живописец провел мокрой и грязной губкой. Черты его смазались, обесцве-
тились и приобрели страшный, нечеловеческий вид.
Я в нескольких словах объяснил, каким образом произошло нападение.
Кое-кто из слуг полез в окно, другие бросились на лужайку через двери,
но было темно и начинался дождь. Крики жертвы перемежались яростными
проклятиями в адрес мстительницы.
- Это Китти Уинтер! - вопил барон. - Чертова кошка! Дьяволица! Она за
это заплатит! Заплатит! О, силы небесные, я не вынесу этой боли!
Я обмыл его лицо растительным маслом, наложил на раны вату и впрыснул
барону морфий. Потрясение вытравило из его сознания все подозрения на
мой счет, и он цеплялся за мои руки, словно в моей власти было прояснить
взгляд этих устремленных на меня остекленевших глаз, похожих на глаза
дохлой рыбины. Вид этого пепелища едва не заставил меня прослезиться, но
я слишком хорошо помнил, что этот человек сотворил в жизни много зла,
которое и навлекло на него столь ужасное возмездие. Его огненно-горячие
руки впились в меня, и это было отвратительное ощущение.
Поэтому я облегченно вздохнул, когда мне на смену прибыл домашний
врач больного в сопровождении специалиста по ожогам. Приехал и полицейс-
кий инспектор. Я вручил ему свою настоящую визитную карточку. Поступить
иначе было бы глупо и бессмысленно, поскольку в Скотленд-Ярде меня знали
в лицо почти так же хорошо, как и самого Холмса. Затем я покинул этот
полный тоски и ужаса дом и менее чем через час был на Бейкер-стрит.
Холмс, бледный и изможденный, сидел в своем привычном кресле. Раны и
события сегодняшнего вечера потрясли даже его стальные нервы. Он с ужа-
сом выслушал мой рассказ о страшном преображении барона.
- Это расплата за грехи, Уотсон! Расплата за грехи! - воскликнул он.
- Рано ли, поздно ли, но она непременно приходит. А грехов у него, видит
Бог, хватает, - добавил Холмс, взяв со стола том в коричневом переплете.
- Вот та самая книга, о которой рассказывала мисс Уинтер. Если уж она не
расстроит свадьбу, стало быть, это и вовсе невозможно. Но она расстроит
ее, Уотсон. Должна расстроить. Ни одна уважающая себя женщина не снесет
такого оскорбления.
- Это дневник любовных похождений барона?
- Или, скорее, дневник его распутства. Как хотите, так и называйте. В
тот миг, когда мисс Уинтер рассказала нам о нем, я понял, что книга мо-
жет стать сокрушительным оружием, если только нам удастся завладеть ею.
Я тогда ни словом не обмолвился о своем замысле, но начал вынашивать
его. Потом на меня напали, и я воспользовался этим нападением, чтобы
внушить барону, что я для него безвреден и предосторожности излишни. Все
складывалось очень удачно. Я бы выждал еще немного, но его отъезд в Аме-
рику вынудил меня действовать без промедления. Ведь барон наверняка заб-
рал бы столь компрометирующий документ с собой. Ночной грабеж отпадал:
барон осторожен. Зато в вечерние часы я мог попытать счастья, если б на-
верняка знал, что его внимание отвлечено. Тут-то мне и понадобились вы с
вашим синим блюдечком. Однако мне необходимо было совершенно точно уста-
новить местонахождение книги, поэтому в самый последний миг я прихватил
с собой девушку. Сколько минут в моем распоряжении - зависело от объема
ваших познаний в области китайской керамики. Откуда мне было знать, что
там, в этом маленьком пакетике, который мисс Уинтер с такими предосто-
рожностями несла под накидкой? Я-то думал, что она будет только помогать
мне, но у нее, похоже, были там и свои дела.
- Барон догадался, что я пришел от вас.
