Вероятно, он может рассказать нам много интересного. Тогда нам
будет легче решить, с какой стороны браться за дело. — Вы
сказали, что у вас уже есть версия. — Даже несколько, но
только дальнейшее расследование может показать, что они стоят.
Труднее всего раскрыть преступление, совершенное без всякой
цели. Это преступление не бесцельное. Кому оно выгодно? Либо
французскому послу, либо русскому послу, либо тому, кто может
продать документ одному из этих послов, либо, наконец, лорду
Холдхэрсту. — Лорду Холдхэрсту?!
— Можно же представить себе государственного деятеля в
таком положении, когда он не пожалеет, если некий документ
будет случайно уничтожен.
— Но только не лорд Холдхэрст. У этого государственного
деятеля безупречная репутация.
— А все-таки мы не можем позволить себе пренебречь и
такой версией. Сегодня мы навестим благородного лорда и
послушаем, что он нам скажет. Между прочим, расследование уже
идет полным ходом. — Уже?
— Да, я послал до станции Уокинг телеграммы в вечерние
лондонские газеты. Это объявление появится сразу во всех
газетах.
Он дал мне листок, вырванный из записной книжки. Там было
написано карандашом:
"10 фунтов стерлингов вознаграждения всякому, кто сообщит
номер кеба, с которого седок сошел на Чарльз-стрит возле
подъезда министерства иностранных дел без четверти десять
вечера 23 мая. Обращаться по адресу: Бейкер-стрит, 221-б".
— Вы уверены, что похититель приехал в кебе? — Если и не
в кебе, то вреда никакого не будет. Но если верить мистеру
Фелпсу, что ни в комнате, ни в коридоре спрятаться нельзя,
значит, человек должен был прийти с улицы. Если он пришел с
улицы в такой дождливый вечер и не оставил мокрых следов на
линолеуме, который тут же тщательно осмотрели, более чем
вероятно, что он приехал в кебе. Да, я думаю, можно смело
предположить, что он приехал в кебе. — Это выглядит
правдоподобно.
— Такова одна из версий, о которых я говорил. Возможно,
она приведет к чему-нибудь. Потом, разумеется, надо выяснить,
почему зазвенел звонок, — это самая приметная деталь. Что это:
бравада похитителя? Или кто-то хотел помешать преступнику? Или
просто случайность?
Холме замолчал и снова стал напряженно думать, и мне,
знакомому со всеми его настроениями, показалось, что мысли его
вдруг устремились по новому руслу.
Мы были на городском вокзале в двадцать минут четвертого
и, наскоро закусив в буфете, сразу отправились в Скотленд-Ярд.
Холме уже телеграфировал Форбсу, н он нас ждал. Это был
коротышка с решительным, но отнюдь не дружелюбным выражением
лисьей физиономии. Он принял нас очень холодно, особенно когда
узнал, по какому делу мы пришли.
— Я уже слышал о ваших методах, мистер Холме, — сказал
он с кислым видом. — Вы пользуетесь всей информацией, какую
может предоставить в ваше распоряжение полиция, легко находите
преступника и лишаете наших сыщиков заслуженных Лавров.
— Напротив, — возразил Холме, — из последних пятидесяти
трех преступлений, мною раскрытых, только о четырех стало
известно, что это сделал я, а остальные же сорок девять на
счету полиции. Я не виню вас за то, что вы не знаете этого: вы
еще молоды и неопытны, но если вы хотите преуспеть в своей
новой должности, вы станете работать со мной, а не против меня.
— Я был бы рад, если бы вы мне дали несколько советов по
этому делу, — сказал сыщик, сменив гнев на милость. — Мне
пока еще нечем похвастаться. — Что вы предприняли?
— Мы следили за Танджи, швейцаром. Он ушел в отставку из
гвардии с хорошей характеристикой, никаких компрометирующих
данных у нас о нем нет, но у жены его дурная слава. Думается
мне, она знает больше, чем это кажется. — За ней вы следили?
— Мы подставили к ней одну из наших сотрудниц. Миссис
Танджи пьет, наша сотрудница провела с ней два вечера, но
ничего не могла вытянуть из нее.
— Кажется, к ним наведывались судебные исполнители?
— Да, но им заплатили. — А откуда взялись деньги?
— Здесь все в порядке. Швейцар как раз получил пенсию.
Нет никаких признаков, что у них стали водиться деньги.
— Как она объяснила, что в тот вечер на звонок мистера
Фелпса поднялась она?
— Она сказала, что муж очень устал и она хотела помочь
ему.
— Что ж, это согласуется с тем, что немного позже его
нашли спящим на стуле. Значит, против них нет никаких улик,
разве что у женщины плохая репутация. Вы спросили, почему она
так спешила в тот вечер? Ее поспешность привлекла внимание
постового полицейского.
— Она задержалась против обычного и хотела поскорее
добраться домой.
— Вы указали ей на то, что вы с мистером Фелпсом, выйдя
из министерства по крайней мере минут на двадцать позже нее,
добрались до ее дома раньше?
— Она объясняет это разницей в скорости омнибуса и кеба.
— А сказала она, почему, придя домой, она бегом бросилась
в кухню?
— У нее там были приготовлены деньги для судебных
исполнителей.
— У нее, я вижу, есть ответ на любой вопрос. А спросили
вы ее, не встретила ли она кого-нибудь на Чарльз-стрит, когда
выходила из министерства? — Она не видела никого, кроме
постового. — Допросили вы ее тщательно. А что еще вы сделали?
— Следили все эти десять недель за клерком Горо, но
безрезультатно. Против него нет никаких улик... — Что еще?
— Вот н все... и ни следов, ни улик. — Вы думали над
тем, почему звонил звонок? — Должен признаться, что я в полном
недоумении. Кто бы он ни был, но у этого человека железные
нервы... ^зять и самому поднять тревогу!
— Да, очень странный поступок. Большое спасибо за
сведения. Если я найду преступника, я дам вам знать. Пойдем,
Уотсон!,
— Куда теперь? — спросил я, когда мы вышли из кабинета.
— Теперь мы пойдем и побеседуем с лордом Холдхэрстом,
членом кабинета министров и будущим премьером Англии.
К счастью, лорд Холдхэрст был еще в своем служебном
кабинете. Холме послал свою визитную карточку, и нас тотчас
привели к нему. Государственный деятель принял нас со
старомодной учтивостью, которой он отличался, и усадил в
роскошные удобные кресла, стоящие по обе стороны камина. Он
стоял перед нами на ковре, высокий, худощавый, с резкими
чертами одухотворенного лица, с вьющимися, рано тронутыми
сединой волосами. Живое воплощение так редко встречающегося
истинного благородства.
— Ваше имя мне очень хорошо знакомо, мистер Холме, —
улыбаясь, сказал он. — И, разумеется, я не буду притворяться,
что не знаю о цели вашего визита. Только одно происшествие,
случившееся в этом учреждении, могло привлечь ваше внимание.
Могу ли я спросить, чьи интересы вы представляете? — Мистера
Перси Фелпса, — ответил Холме. — О, моего несчастного
племянника! Вы понимаете, что из-за нашего родства мне гораздо
труднее защищать его. Боюсь, что это происшествие скажется
губительно на его карьере.
— А если документ будет найден? — Тогда, разумеется, все
будет иначе. — Позвольте задать вам несколько вопросов, лорд
Холдхэрст.
— Я буду рад дать вам любые сведения, которыми я
располагаю.
— В этом кабинете вы дали указание переписать документ? -
Да.
— Следовательно, вас вряд ли могли подслушать? — Это
исключается.
— Говорили вы кому-нибудь, что хотите отдать договор для
переписки? — Не говорил. — Вы уверены в этом? — Совершенно
уверен.
— Но если ни вы, ни мистер Фелпс никому ничего не
говорили, то, значит, похититель оказался в комнате клерков
совершенно случайно. Он увидел документ и решил воспользоваться
счастливым случаем. Государственный деятель улыбнулся. — Это
уже вне моей компетенции, — сказал он. Холме минуту помолчал.
— Есть еще одно важное обстоятельство, которое я хотел бы
обсудить с вами, — сказал Холме. — Насколько я понимаю, вы
опасаетесь очень серьезных последствий, если станет известно
содержание договора. По выразительному лицу министра пробежала
тень. — Да, очень серьезных. — Сейчас уже заметно что-нибудь?
— Пока нет.
— Если бы договор попал в руки, скажем, французского или
русского министерства иностранных дел, вы бы узнали об этом?
— Мне следовало бы знать, — поморщившись, сказал лорд
Холдхэрст.
— Но прошло уже десять недель, а ничего еще не произошло.
Значит, есть основания полагать, что по какой-то причине
договор еще не попал к тому, кто в нем заинтересован.
Лорд Холдхэрст пожал плечами. — Вряд ли можно полагать,
мистер Холме, что похититель унес договор, чтобы вставить его в
рамку и повесить на стену,
— Может быть, он ждет, чтобы ему предложили побольше.
— Еще немного — и он вообще ничего не получит. Через
несколько месяцев договор уже ни для кого не будет секретом.
— Это очень важно, — сказал Холме. — Разумеется, можно
еще предположить, что похититель внезапно заболел...
— Нервной горячкой, например? — спросил министр, бросив
на Холмса быстрый взгляд.
— Я этого не говорил, — невозмутимо сказал Холме. — А
теперь, лорд Холдхэрст, позвольте откланяться, мы и так отняли
у вас столько драгоценного времени. — - Желаю успеха в вашем
расследовании, кто бы ни
оказался преступником, — сказан учтиво министр, и мы,
откланявшись, вышли.
— Прекрасный человек, — сказал Холме, когда мы оказались
на Уайтхолл. — Но и ему знакома жизненная борьба. Он далеко не
богат, а у него много расходов. Вы, разумеется, заметили, что
его ботинки побывали в починке? Но я больше не стану, Уотсон,
отвлекать вас от ваших прямых обязанностей. Сегодня мне больше
нечего делать, разве что пойти и узнать, кто откликнулся на мое
объявление о кебе. Но я был бы вам весьма признателен, если бы
вы завтра поехали со мной в Уокинг тем же поездом, что и
сегодня.
Мы встретились на следующее утро, как договорились, и
поехали в Уокинг. Холме сказал, что на объявление никто не
откликнулся и ничего нового по делу нет. При этом лицо у него
стало совершенно бесстрастным, как у краснокожего, и я никак не
мог определить по его виду, доволен ли он ходом расследования
или нет. Помнится, он завел разговор о бертильоновской^ системе
измерений и бурно восхищался этим французским ученым.
Наш клиент все еще находился под надзором своей заботливой
сиделки, но вид у него был уже лучше. Когда мы вошли, он без
труда встал с кушетки и приветствовал нас.
— Какие новости? — нетерпеливо спросил он. — Как я и
думал, пока никаких, — сказал Холме. — Я встретился с
Форбсом, потом с вашим дядей и начал расследование сразу по
нескольким каналам, которые, возможно, и приведут к
чему-нибудь. — Значит, ваш интерес к делу еще не остыл? —
Конечно, нет!
— Благослови вас бог за эти слова! — воскликнула мисс
Гаррисон. — Если мы будем мужественны и терпеливы, правда
непременно откроется.
— А у нас новостей побольше, чем у вас, — сказал Фелпс,
снова садясь на кушетку.
' Бертильон, Альфонс (1853 — 1914) — французский
антрополог и криминалист, предложивший систему судебной
идентификации личности. Способ Бертильона включал одиннадцать
измерений (черепа, среднего пальца, мизинца, носа), словесный
портрет, фотографию, обозначение цвета радужной оболочки глаза,
цвета и формы волос в описании особых примет.
— Я ожидал этого.
— Да, ночью у нас было происшествие, и, кажется, весьма
серьезное. — Он нахмурился, и в его глазах мелькнул страх. —
Знаете, я уже начинаю подозревать, что стал нечаянной жертвой
чудовищного заговора и что заговорщики посягают не только на
мою честь, но и на мою жизнь!
— Ого! — воскликнул Холме.
— Это кажется невероятным, потому что, как я раньше
считал, у меня нет в целом мире ни одного врага. Но прошлой
ночью я убедился в обратном. — Продолжайте, пожалуйста. — К
вашему сведению, я прошлую ночь впервые провел без сиделки. Мне
стало гораздо лучше, и я думал, что смогу обойтись без нее. В
комнате горел ночник. Часа в два ночи я забылся тревожным сном,
как вдруг меня разбудил негромкий шорох, похожий на то, как
скрПИПтся мышь. Некоторое время я лежал прислушиваясь. Мышь,
решил я, но тут шум усилился, и вдруг со стороны окна донесся
резкий металлический скрежет. Я сразу догадался, в чем дело.
Слабый шум производился инструментом, который кто-то старался
просунуть в щель между оконными створками, а скрежет —
отодвигаемым шпингалетом.
Потом наступила примерно десятиминутная пауза — словно
человек хотел убедиться, не проснулся ли я от шума. Затем я
услышал легкое поскрипывание, и окно стало медленно
раскрываться. Я не выдержал — нервы у меня теперь не те.
Соскочил с постели и распахнул ставни. Под окном на корточках
сидел какой-то человек. На нем было что-то вроде плаща,
скрывавшего и нижнюю часть лица. В одном только я уверен: рука
его сжимала какое-то оружие. Мне показалось, что это длинный
нож. Я отчетливо видел, как блеснул металл, когда человек
бросился бежать.
— Очень интересно, — сказал Холме. — И что же вы
сделали?
— Если бы я не был так слаб, я бы выскочил в раскрытое
окно и побежал за ним. Но я мог только позвонить и поднял на
ноги весь дом. Сделать это удалось не сразу: звонок звенит на
кухне, а все слуги снят наверху. На мой крик сверху прибежал
Джозеф, он и разбудил
остальных. На клумбе под окном Джозеф с конюхом нашли
следы, но земля была настолько сухая, что дальше, в траве,
следы затерялись. Но на деревянном заборе, отделяющем сад от
дороги, осталась отметина — ее нашли Джозеф с конюхом, —
кто-то перелезал через забор и надломил доску. Я еще ничего не
говорил местным полицейским, потому что хотел сперва выслушать
ваше мнение.
Рассказ нашего клиента произвел на Шерлока Холмса сильное
впечатление. Он вскочил со стула и, не скрывая волнения, стал
быстро ходить по комнате.
— Беда никогда не приходит одна, — сказал Фелпс,
улыбаясь, хотя было видно, что происшествие его потрясло.
— К вам — во всяком случае, — сказал Холме. — Не могли
бы вы обойти со мной вокруг дома?
— Погреться немного на солнышке мне бы не повредило.
Джозеф тоже пойдет. — И я, — сказала мисс Гаррисон. — Боюсь,
что вам лучше остаться здесь, — покачал головой Холме. —
Сидите в этой комнате и никуда не отлучайтесь.
Девушка с недовольным видом села. Ее брат, однако, пошел с
нами. Мы все четверо обогнули газон и приблизились к окну
комнаты молодого дипломата. На клумбе, как он и говорил, были
следы, но безнадежно затоптанные. Холме склонился над ними, тут
же выпрямился и пожал плечами.
— Ну, здесь немногое можно увидеть, — сказал он. —
Давайте вернемся к дому н поглядим, почему взломщик выбрал
именно эту комнату. Мне кажется, большие окна гостином и
столовой должны были показаться ему более привлекательными.
— Их лучше видно с дороги, — предположил мистер Джозеф
Гаррисон.
— Да, разумеется. А эта дверь куда ведет? Он мог бы ее
попытаться взломать.
— Это вход для лавочников. На ночь она запирается. — А
раньше когда-нибудь случалось подобное? — Никогда, — ответил
наш клиент. — У вас есть столовое серебро или еще что-нибудь,
что может привлечь грабителя? — В доме нет ничего ценного.
Засунув руки в карманы. Холме с необычным для него
беспечным видом завернул за угол.
— Кстати, — обратился он к Джозефу Гаррисону, — вы,
помнится, обнаружили место, где вор сломал забор. Пойдемте
туда, посмотрим.
Молодой человек привел нас к забору, — у одной тесины
верхушка была надломлена, и кусок ее торчал. Холме совсем
отломал ее и с сомнением осмотрел.
— Думаете, это сделано вчера вечером? Судя по излому,
здесь лезли уже давно. — Может быть.
— И по другую сторону забора нет никаких следов, не
видно, чтобы кто-то прыгал. Нет, нам здесь делать нечего.
Пойдемте-ка обратно в спальню и поговорим.
Перси Фелпс шел очень медленно, опираясь на руку своего
будущего шурина. Холме быстро пересек газон, и мы оказались у
открытого окна гораздо раньше, чем они.
~ Мисс Гаррисон, — очень серьезно сказал Холме, — вы
должны оставаться на этом месте в течение всего дня. Ни в коем
случае не уходите отсюда. Это необычайно важно.
— Я, разумеется, сделаю так, как вы хотите, мистер Холме,
— сказала удивленно девушка.
— Когда пойдете спать, заприте дверь этой комнаты снаружи
и возьмите ключ с собой. Обещаете? — А как же Перси? — Он
поедет с нами в Лондон. — А я должна остаться здесь?
— Ради его блага. Этим вы окажете ему большую услугу!
Обещайте мне! Хорошо?
Едва девушка успела кивнуть, как вошли ее жених с братом.
— Что ты загрустила, Энни? — спросил ее брат. — Ступай
на солнышко.
— Нет, Джозеф, не хочу. У меня немного болит голова, а в
этой комнате так прохладно и тихо.
— Что вы теперь намереваетесь делать, мистер Холме? —
спросил наш клиент.
— Видите ли, расследуя это небольшое дело, мы не должны
упускать из виду главную цель. И вы бы мне очень помогли, если
бы поехали со мной в Лондон.
— Мы едем сейчас же? — И как можно скорей. Скажем, через
час. — Я чувствую себя довольно хорошо, но будет, ли от меня
какой-нибудь толк? — Самый большой.
— Наверно, вы захотите, чтобы я остался ночевать в
Лондоне?
— Именно это я и хотел предложить вам. — Значит, если
мой ночной приятель вздумает посетить меня еще раз, он
обнаружит, что клетка пуста. Все мы в полном вашем
распоряжении, мистер Холме. Вы только должны дать нам точные
инструкции, что делать. Вероятно, вы хотите, чтобы Джозеф
поехал с нами и приглядывал за мной?
— Это необязательно. Мой друг Уотсон, как вы знаете, —
врач, и он позаботится о вас. С вашего позволения, мы поедим и
втроем отправимся в город.
Мы так и сделали, а мисс Гаррисон, согласно уговору с
Холмсом, под каким-то предлогом осталась в спальне. Я не
представлял себе, какова цель этих маневров моего друга, разве
что он хотел разлучить зачем-то девушку с Фелпсом, который,
оживившись от прилива сил и возможности действовать, завтракал
вместе с нами в столовой. Однако у Холмса в запасе был еще
более поразительный сюрприз: дойдя с нами до станции и проводив
нас до вагона, он спокойно объявил, что не собирается уезжать
из Уокинга.
— Мне еще тут надо кое-что выяснить, я приеду позже, —
сказал он. — Ваше отсутствие, мистер Фелпс, будет мне
своеобразной подмогой. Уотсон, вы меня очень обяжете, если по
приезде в Лондон тотчас отправитесь с нашим другом на
Бейкер-стрит и будете ждать меня там. К счастью, вы старые
школьные товарищи — вам будет о чем поговорить. Мистер Фелпс
пусть расположится на ночь в моей спальне. Я буду к завтраку —
поезд приходит на вокзал Ватерлоо в восемь.
— А как же с нашим расследованием в Лондоне? — уныло
спросил Фелпс.
— Мы займемся этим завтра. Мне кажется, что мое
присутствие необходимо сейчас именно здесь.
— Скажите в Брайарбрэ, что я надеюсь вернуться завтра к
вечеру! — крикнул Фелпс, когда поезд тронулся.
— Я вряд ли вернусь в Брайарбрэ, — ответил Холме и
весело помахал вслед поезду, уносившему нас в Лондон.
По пути мы с Фелпсом долго обсуждали этот неожиданный
маневр Холмса, но так и не могли ничего понять.
— Наверно, он хочет выяснить кое-что в связи с
сегодняшним ночным происшествием. Был ли это действительно
взломщик? Лично я не верю, что это был обыкновенный вор. — А
кто же это, по-вашему?
— Можете считать, что это следствие нервной горячки, но у
меня такое чувство, будто вокруг меня плетется какая-то сложная
политическая интрига, заговорщики покушаются на мою жизнь. Хотя
зачем это им, я, хоть убейте, не понимаю. Можно подумать, что у
меня мания величия, так нелепо мое предположение. Но скажите:
зачем было вору взламывать окно спальни, где совершенно нечем
поживиться, и зачем ему такой длинный нож? — А может, это
простая отмычка? — О нет! Это был нож. Я отчетливо видел, как
блестело лезвие.
— Но скажите ради бога, кто может питать к вам такую
вражду? — Если бы я знал!
— Если то же думает Холме, то тогда понятно, почему он
остался. Предположим, что ваша догадка правильная. Тогда Холме
сегодня ночью выследит покушавшегося на вас человека, а это
значительно облегчит поиски морского договора. Ведь нелепо
предполагать, что у вас есть сразу два врага — один ворует у
вас документ, а другой покушается на вашу жизнь.
— Но мистер Холме сказал, что он не собирается
возвращаться в Брайарбрэ.
— Я знаю его не первый день, — сказал я. — Холме
никогда ничего не делает, не имея веских оснований. И мы
заговорили о другом.
Но день для меня выдался утомительный. Фелпс еще не совсем
оправился после своей болезни, обрушившееся на него несчастье
сделало его нервным и раздражительным. Тщетно я старался
развлечь его рассказами об Афганистане, Индии, занимал его
разговорами о последних политических новостях, делал все, чтобы
развеять его хандру.
Он то и дело возвращался к своему пропавшему договору,
высказывал предположения, что бы такое мог делать сейчас Холме,
какие шаги предпринимает лорд Холдхэрст, гадал, что нового мы
узнаем завтра утром. Словом, к концу дня на него было жалко
смотреть, так он себя измучил.
— Вы очень верите в Холмса? — то и дело спрашивал он.
— Он на моих глазах распутал не одно сложное дело. — Но
такого сложного у него еще не бывало? — Бывали и посложнее.
— Но тогда не ставились на карту государственные
интересы?
— Этого я не знаю. Но мне достоверно известно, что
услугами Шерлока Холмса для расследования очень важных дел
пользовались три королевских дома Европы.
— Вы-то знаете его хорошо, Уотсон. Но для меня он
совершенно непостижимый человек, и я ума не приложу, как ему
удастся найти разгадку этого дела. Вы считаете, что на него
можно надеяться? Вы думаете, что он уверен в успешном
разрешении этого дела? — Он мне ничего не сказал. — Это
плохой признак.
— Напротив. Я давно заметил, что, потеряв след, Холме
обычно говорит об этом. А вот когда он вышел на след, но еще не
совсем уверен, что след ведет его правильно, он становится
особенно сдержанным. Ну, полноте, дорогой мой, не терзайте
себя, этим делу не поможешь. Идите лучше спать — утро вечера
мудренее.
Наконец мне удалось уговорить Фелпса, и он лег, но я не
думаю, чтобы он спал в ту ночь, — в таком он был возбуждении.
Его настроение передалось и мне, и я ворочался в постели до
глубокой ночи, вдумываясь в это странное дело, сочиняя сотни
версий, одну невероятнее другой. Почему Холме остался в
Уокинге? Почему он попросил мисс Гаррисон не уходить из
"больничной палаты" весь день? Почему он так старался скрыть от
обитателей Брайарбрэ, что не едет в Лондон, а остается
поблизости? Я ломал себе голову, стараясь найти всем этим
фактам объяснение, пока наконец не уснул.
Проснулся я в семь часов и тотчас пошел к Фелпсу. Бедняга
очень осунулся после бессонной ночи и выглядел
усталым. Первым делом он спросил меня, не приехал ли
Холме.
— Он будет, когда обещал, — ответил я. — Ни минутой
раньше, ни минутой позже.
И я не ошибся: едва пробило восемь, как к подъезду
подкатил кеб, и из него вышел наш друг. Мы стояли у окна и
видели, что его левая рука перевязана бинтами, а лицо очень
мрачное и бледное. Он вошел в дом, но наверх поднялся не сразу.
— У него вид человека, потерпевшего поражение, — уныло
сказал Фелпс. Мне пришлось признать, что он прав. — Но, может
быть, — сказал я, — ключ к делу следует искать здесь, в
городе. Фелпс застонал.
— Я не знаю, с чем он приехал, — сказал он, — но я так
надеялся на его возвращение! А что у него с рукой? Ведь вчера
она не была завязана?
— Вы не ранены. Холме? — спросил я, когда мой друг вошел
в комнату.
— А, пустяки! Из-за собственной неосторожности получил
царапину, — ответил он, поклонившись. — Должен сказать,
мистер Фелпс, более сложного дела у меня еще не было.
— Я боялся, что вы найдете его неразрешимым. — Да, с
таким я еще не сталкивался. — Судя по забинтованной руке, вы
попали в переделку, — сказал я. — Вы не расскажете, что
случилось?
— После завтрака, дорогой Уотсон, после завтрака! Не
забывайте, что я проделал немалый путь, добрых тридцать миль, и
нагулял на свежем воздухе аппетит. Наверно, по моему объявлению
о кебе никто не являлся? Ну да ладно, подряд несколько удач не
бывает.
Стол был накрыт, и только я собирался позвонить, как
миссис Хадсон вошла с чаем и кофе. Еще через несколько минут
она принесла приборы, и мы все сели за стол: проголодавшийся
Холме, совершенно подавленный Фелпс и я, преисполненный
любопытства.
— Миссис Хадсон на высоте положения, — сказал Холме,
снимая крышку с курицы, приправленной кэрри. — -Она не слишком
разнообразит стол, но для шотландки завтрак задуман недурно.
Что у вас там, Уотсон?
' — Яичница с ветчиной, — ответил я. — Превосходно! Что
вам предложить, мистер Фелпс: курицу с приправой, яичницу?
— Благодарю вас, я ничего не могу есть, — сказал Фелпс.
— Полноте! Вот попробуйте это блюдо. — Спасибо, но я и в
самом деле не хочу. — Что ж, — сказал Холме, озорно
подмигнув, — надеюсь, вы не откажете в любезности и
поухаживаете за мной.
Фелпс поднял крышку и вскрикнул. Он побелел, как тарелка,
на которую он уставился. На ней лежал свиток синевато-серой
бумаги. Фелпс схватил его, жадно пробежал глазами и пустился в
пляс по комнате, прижимая свиток к груди и вопя от восторга.
Обессиленный таким бурным проявлением чувств, он вдруг упал в
кресло, и мы, опасаясь, как бы он не потерял сознание,
заставили его выпить бренди.
— Ну, будет вам! Будет! — успокаивал его Холме,
похлопывая по плечу. — С моей стороны, конечно, нехорошо так
внезапно обрушивать на человека радость, но Уотсон скажет вам:
я не могу удержаться от театральных жестов.
Фелпс схватил его руку и поцеловал ее. — Да благословит
вас бог! — вскричал он. — Вы спасли мне честь!
— Ну, положим, моя честь тоже была поставлена на карту,
— сказал Холме. — Уверяю вас, мне так же неприятно не
раскрыть преступления, как вам не справиться с дипломатическим
поручением.
Фелпс положил драгоценный документ во внутренний карман
сюртука.
— Я не осмеливаюсь больше отвлекать вас от завтрака, но
умираю от любопытства: как вам удалось добыть этот документ и
где он был?
Шерлок Холме выпил чашку кофе, затем отдал должное яичнице
с ветчиной. Потом он встал, закурил трубку и уселся поудобнее в
кресло.
— Я буду рассказывать вам все по порядку, — начал Холме.
— Проводив вас на станцию, я совершил прелестную прогулку по
восхитительному уголку Суррея к красивой деревеньке, под
названием Рипли, где выпил в гостинице чаю и на всякий случай
наполнил свою флягу и положил в карман сверток с бутербродами.
Там я оставался до вечера, а потом направился в сторону Уокинга
и после захода солнца оказался на дороге, ведущей в Брайарбрэ.
Дойдя до усадьбы и подождав, пока дорога не опустеет —
по-моему, там вообще прохожих бывает не слишком много, — я
перелез через забор в сад.
— Но ведь калитка была не заперта! — воскликнул Фелпс.
— Да. Но в таких случаях я люблю быть оригинальным. Я
выбрал место, где стоят три елки, и под этим прикрытием перелез
через забор незаметно для обитателей дома. В саду, прячась за
кустами, я пополз — чему свидетельство печальное состоящие
моих брюк — к зарослям рододендронов, откуда очень удобно
наблюдать за окнами спальни. Здесь я присел на корточки и стал
ждать, как будут развиваться события.
Портьера в комнате не была опущена, и я видел, как мисс
Гаррисон сидела за столом и читала. В четверть одиннадцатого
она закрыла книгу, заперла ставни и удалилась. Я слышал, как
она захлопнула дверь, а потом повернула ключ в замке. — Ключ?
— удивился Фелпс.
— Да, я посоветовал мисс Гаррисон, когда она пойдет
спать, запереть дверь снаружи и взять ключ с собой. Она точно
выполнила мои указания, и, разумеется, без ее содействия
документ не лежал бы сейчас в кармане вашего сюртука. Потом она
ушла, огни погасли, а я продолжал сидеть на корточках под
рододендроновым кустом.
Ночь была прекрасна, но тем не менее сидеть в засаде было
очень утомительно. Конечно, в этом было что-то от ощущений
охотника, который лежит у источника, поджидая крупную дичь.
