сказал:
— Я ценю, что вы пришли ко мне к первому. Давайте, по
крайней мере, обсудим, какие надо принять меры, чтобы уберечь
меня от позора. — Давайте, — сказал Холме. — Но тогда, ваша
светлость, нам надо быть откровенными друг с другом до конца. Я
сделаю все, что в моих силах, если буду знать точно
обстоятельства этого дела. Насколько мне удалось понять, ваши
слова относились к мистеру Джеймсу Уайлдеру, — следовательно,
вы утверждаете, что убийца не он?
— Да, убийце удалось скрыться. Холме сдержанно улыбнулся:
— Ваша светлость, видимо, не осведомлены о моих скромных
заслугах в этой области, иначе вы не подумали бы, что от меня
так легко скрыться. Вчера, в одиннадцать часов вечера, мистер
Рюбен Хейз арестован в Честерфилде по моему указанию. Начальник
тамошней полиции известил меня об этом сегодня утром. Я получил
его телеграмму перед тем, как уйти из школы.
Герцог откинулся на спинку кресла и в изумлении воззрился
на моего друга.
— Есть ли пределы вашим возможностям, мистер Холме! —
воскликнул он. — Значит, Рюбен Хейз арестован? Что ж, этому
можно только радоваться. Но не отразится ли его арест на судьбе
Джеймса? — Вашего секретаря? — Нет, сэр, моего сына. На сей
раз удивляться пришлось Холмсу: — Должен вам сказать, ваша
светлость, что ничего подобного я не предполагал. Может быть,
вы объясните все подробнее?
— Я ничего не стану скрывать. Вы правы: только полная
откровенность, хоть она и мучительна для меня, может облегчить
ужасное положение, в которое поставил нас обоих обезумевший от
зависти Джеймс. В молодые годы, мистер Холме, я любил так, как
любят только раз в жизни. Я предложил руку любимой женщине, но
она отвергла мое предложение, опасаясь, что такой брак испортит
мне карьеру. Если б она была жива, я не женился бы ни на ком
другом. Но она умерла, оставив мне ребенка, и я лелеял его,
заботился о нем в память о ней. Я не мог открыто признать свое
отцовство, но мой сын получил самое лучшее образование и, когда
вырос, всегда жил при мне. Он случайно узнал мою тайну и с тех
пор старался всячески использовать свои сыновние права, держа
меня в страхе перед разоблачением. Его присутствие в
Холдернесс-холле до некоторой степени было причиной моего
разрыва с женой. И, что самое тяжелое, — он с первого же дня
возненавидел лютой ненавистью моего маленького сына, моего
законного наследника.
Вы спросите, почему же я, несмотря на все это, продолжал
держать Джеймса у себя в доме? Ответ мой будет таков: потому
что я видел в нем его мать и терпел ради нее. Не только чертами
лица, но и движениями, манерами он ежеминутно вызывал у меня в
памяти ее милый облик. Расстаться с ним мне было не под силу.
Но под конец я стал бояться, как бы он не сделал чего-нибудь с
Артуром — лордом Солтайром, и отослал мальчика в интернат, к
доктору Хакстейблу.
Джеймс управлял у меня делами по имению и таким образом
узнал Хейза, который был одним из моих арендаторов. Что у него
могло быть общего с этим заведомым негодяем, не знаю, но они
подружились. Впрочем, я всегда замечал за Джеймсом тяготение к
дурному обществу. Решив похитить лорда Солтайра) он сделал
этого человека своим сообщником.
Вы помните, я написал Артуру письмо накануне его бегства?
Так вот, Джеймс вскрыл конверт и вложил туда записку, в которой
просил Артура встретиться с ним в роще Косой клин, что недалеко
от школы. Мальчик пришел на свидание) потому что записка была
послана якобы по просьбе герцогини. Джеймс приехал в рощу на
велосипеде — в чем потом сам признался мне — и уверил Артура,
что мать тоскует по нему, что она здесь неподалеку и что если
он придет в рощу в полночь, там его будет ждать провожатый с
лошадью. Несчастный мальчик попался в эту ловушку. Он пришел в
рощу к назначенному часу и увидел там Хейза, который сам был
верхом и держал в поводу пони. Артур сел в седло, и они
тронулись в путь. Как выяснилось впоследствии — Джеймс узнал
об этом только вчера, — за ними была погоня. Хейз ударил
преследователя несколько раз дубинкой по голове, и тот умер от
полученных ран. Хейз привез Артура к себе в гостиницу и запер
его наверху, заставив присматривать за ним миссис Хейэ, женщину
добрую, но всецело подчиняющуюся своему свирепому супругу...
Вот, мистер Холме, как обстояли дела два дня назад, когда
мы с вами встретились. Я знал обо всем этом не больше вас. Если
вы спросите меня, что толкнуло Джеймса на такой поступок, я
отвечу вам: в его ненависти к лорду Солтайру было что-то
слепое, фанатичное. Джеймс считал, что все мои поместья должны
отойти к нему, и не мог спокойно говорить о существующих у нас
законах наследования. Впрочем, им двигала не только
безрассудная ненависть, но и тонкий расчет. Он требовал, чтобы
я оставил ему в наследство мои поместья по завещанию вопреки
майорату7, а он вернет мне Артура. Он прекрасно знал, что я
никогда не заявлю на него в полицию. Таковы были намерения
Джеймса, но они так и остались всего лишь намерениями, ибо
события разворачивались с такой быстротой, что ему не удалось
осуществить свой план.
Вы обнаружили тело убитого Хайдеггера и тем самым сразу
положили конец этому злодейскому замыслу. Джеймс ужаснулся,
услышав о гибели учителя. Мы узнали об этом вчера, сидя вот
здесь, в кабинете, куда нам принесли телеграмму доктора
Хакстейбла. Она привела Джеймса в такое смятение, он так
сокрушался, что смутная догадка, все время мучившая меня,
превратилась в уверенность, и я бросил обвинение ему в лицо. Он
во всем чистосердечно покаялся, но тут же стал умолять меня
повременить дня три, чтобы его гнусный сообщник мог спастись. Я
уступил ему, как уступал всегда и во всем, и тогда Джеймс
кинулся в гостиницу предупредить Хейза и помочь ему бежать.
Идти туда засветло мне было невозможно, так как это возбудило
бы толки. Я дождался темноты и поспешил к моему дорогому
Артуру- он был цел и невредим, но вы не можете себе
представить, какое страшное впечатление произвело на ребенка
убийство, совершенное у него на глазах! Помня о данном слове, я
скрепя сердце оставил Артура в гостинице еще на три дня на
попечении миссис Хейз. Ведь сообщать обо всем этом в полицию,
не выдавая убийцы, было нельзя, а арест Хейза погубил бы моего
несчастного Джеймса.
Вы настаивали на взаимной откровенности, мистер Холме, и
разрешите мне поймать вас на слове. Я рассказал вам все, ничего
не утаивая, ничего не смягчая. Будьте и вы откровенны со мной
до конца.
— Хорошо, ваша светлость, — ответил Холме. — Прежде
всего я должен сказать вам, что перед лицом закона ваше
положение чрезвычайно серьезно. Вы покрыли уголовное
преступление, вы помогли убийце бежать, ибо, по всей
вероятности, деньги на его побег Джеймс Уайлдер взял у вас из
кармана. Герцог молча склонил голову.
— Да, дело крайне серьезное. Но, на мой взгляд, то, как
вы поступили со своим младшим сыном, ваша светлость,
заслуживает еще большего осуждения. Оставить его на три дня в
этом притоне! — Меня клятвенно заверили...
— Разве можно полагаться на клятвы этих людей! Вы
уверены, что его не упрячут куда-нибудь подальше? В угоду
преступному старшему сыну вы без всякой нужды подвергаете
опасности ни в чем не повинного ребенка! Нет, ваш поступок
нельзя оправдать!
Гордый вельможа не привык выслушивать такие отповеди — я
где? в его же герцогских чертогах! Кровь бросилась ему в лицо,
но совесть заставила его смолчать.
— — Я помогу вам, но при одном условии: вызовите слугу,
и пусть он исполнит мое распоряжение.
Не говоря ни слова, герцог нажал кнопку электрического
звонка. В кабинет вошел лакей.
— Вам, наверно, будет приятно услышать, — сказал ему
Холме, — что лорд Солтайр нашелся. Герцог приказывает
немедленно выслать за ним экипаж в гостиницу "Боевой петух"...
А теперь, — сказал Холме, когда просиявший от радости лакей
выбежал из кабинета, — обеспечив ближайшее будущее, мы можем
более снисходительно отнестись к недавнему прошлому. Поскольку
справедливость будет восстановлена, я, как лицо неофициальное,
не вижу необходимости доводить до сведения властей обо всем,
что мне известно. Хейз — дело другое. Его ждет виселица, и я
палец о палец не ударю, чтобы спасти ему жизнь. Разгласит он
вашу тайну или нет — не знаю, не берусь предсказывать, но вы
несомненно можете внушить ему, что говорить лишнее не в его
интересах. В полиции Хейза обвинят в похищении мальчика в
расчете на выкуп. Если там не копнут поглубже, я не вижу
оснований наталкивать их на это. Однако мне хочется сказать
вашей светлости, что дальнейшее пребывание мистера Джеймса
Уайлдера у вас в доме к добру не приведет.
— Это я знаю сам, мистер Холме, и у нас с ним решено: он
навсегда покинет Холдернесс-холл и отправится искать счастья в
Австралию.
— Ваша светлость, вы говорили, что Джеймс Уайлдер был
яблоком раздора между вами и вашей женой. А не попробовать ли
вам теперь примириться с герцогиней и снова наладить свою
семейную жизнь?
— Об этом я тоже подумал, мистер Холме, и сегодня утром
написал герцогине.
— В таком случае, — сказал Холме вставая, — и -я и мой
друг можем поздравить себя с тем, что наше недолгое пребывание
в ваших местах принесло неплохие плоды. Мне осталось выяснить
только один вопрос. Лошади Хейза было подкованы так, что их
следы можно было принять за отпечатки коровьих копыт. Кто его
надоумил сделать это — уж не мистер ли Уайлдер?
Минуту герцог молчал, сосредоточенно сдвинув брови. Потом
он открыл дверь в соседнюю комнату, представляющую собой
настоящий музей, подвел нас к витрине в дальнем ее углу и
показал на надпись под стеклом.
"Эти подковы, — прочитали мы, — найдены при раскопках
крепостного рва в Холдернесс-холле. Они предназначались для
лошадей, но их выковывали в форме раздвоенного коровьего
копыта. По-видимому, магнаты Холдернесс-холла, занимавшиеся
разбоем в средние века, применяли этот способ, чтобы сбивать
погоню со следа".
Холме поднял стеклянную крышку и, послюнявив палец, провел
им по одной из подков. На пальце осталось темное пятно —
болотная тина еще не успела как следует засохнуть.
— Благодарю вас, — сказал мой друг. — Вот второе, что
чрезвычайно заинтересовало меня в ваших местах. — А первое?
Холме перегнул чек пополам и бережно вложил его в записную
книжку.
— Я человек небогатый, — сказал он и засунул книжку
поглубже во внутренний карман пиджака.
Примечания
1 Интернат — закрытое школьники и учатся и живут.
2 Магистр, доктор- учебное заведение, в котором - ученые
степени (звания).
3 Лорд Адмиралтейства — морской министр.
4 Гораций — древнеримский поэт. Комментарии к Горацию —
пояснения к его стихам.
5 Герр — господин по-немецки.
6 Портал — вход.
7 Майорат — система наследования, при которой все
имущество нераздельно переходит к старшему в роде.
Артур Конан Дойл.
Происшествие на вилле "Три конька"
Перевод В. Ильина
Мне кажется, ни одно из моих с Шерлоком Холмсом
приключений не начиналось столь неожиданно и мелодраматически,
как приключение, связанное с виллой "Три конька".
Я несколько дней не виделся с Холмсом и не представлял, по
какому новому руслу направлялась тогда его энергия. В то утро
мой друг был явно расположен к разговору. Но едва он успел
усадить меня в потертое глубокое кресло у камина и удобно
расположиться напротив с трубкой во рту, как явился посетитель.
Если сказать, что тот вбежал, подобно разъяренному быку, — это
точнее изобразило бы происшедшее. Дверь распахнулась внезапно,
и в комнату ворвался огромный негр. Не окажись он так грозен на
вид, его можно было бы назвать комичным — из-за вызывающего
костюма в серую клетку и пышного оранжево-розового галстука.
Широкое лицо с приплюснутым носом было наклонено вперед, а
сердитые темные глаза, в которых горела скрытая угроза,
всматривались то в одного из нас, то в другого.
— Который тут Шерлок Холмс, господа? — осведомился он.
Мой друг вяло усмехнулся и поднял вверх свою трубку.
— А, значит, вы? — произнес наш посетитель, обходя стол
крадущейся, настораживающей походкой. — Послушайте-ка, масса
Холмс, не суйте нос в чужие дела. Пусть люди в Харроу сами
управляются с собственными проблемами. Уяснили, масса Холмс?
— Ну что же вы, продолжайте! — воскликнул мой друг. —
Это так интересно.
— Интересно, говорите? — почти крикнул свирепый
незнакомец. — Если мне придется вас слегка разукрасить, черта
с два, вы назовете это интересным. Я уже занимался такими
типами, и выглядели они после всего далеко не интересно.
Полюбуйтесь-ка, масса Холмс!
И негр помахал перед носом знаменитого сыщика своим
внушительным кулаком, напоминавшим обломок скалы. Холмс, с
нескрываемым интересом осмотрел сжатый кулак.
Возможно, ледяная холодность Холмса или звук, раздавшийся,
когда я поднимал кочергу, сделали гостя несколько вежливее.
— Ну ладно! Я честно предупредил вас, — сказал он. —
Кое-кто из моих знакомых очень, просто дальше некуда, горит
желанием избавиться от вашего вмешательства. Понимаете, что я
имею в виду? Я вам, конечно, не указ, но и вы мне тоже. Если
сунетесь, я буду поблизости. Помните!
— Давно хотел побеседовать с вами, — сказал Холмс. — Не
предлагаю сесть, поскольку не питаю к вам симпатий. Ведь перед
нами Стив Дикси, бывший боксер-профессионал, не так ли?
— Да, это я, Стив Дикси. И масса Холмс наверняка
почувствует это на собственной шкуре, если попытается морочить
мне голову.
— Но ведь именно ею вы и пользуетесь менее всего, —
ответил мой друг, пристально глядя на посетителя. — Может,
лучше побеседуем об убийстве молодого Перкинса возле бара
"Холборн"?
Негр отпрянул, и его лицо побледнело.
— Не терплю подобной болтовни, — сказал он. — Какое мне
дело до Перкинса, масса Холмс? Я был в Бирмингеме. Тренировался
в "Буллринг", когда этот парень нарвался на неприятности.
— Довольно! Можете убираться. От меня не скроетесь, все
равно найду в случае необходимости.
— До свидания, масса Холмс. Надеюсь, не сердитесь за
визит?
— Следовало бы рассердиться, если не скажете, кому
понадобилось посылать вас сюда.
— Тут нет никакого секрета, масса Холмс. Этот человек —
Барни Стокдейл.
— А под чью дудку плясал Стокдейл?
— Клянусь, не знаю, масса Холмс. Он просто сказал: "Стив,
сходи проведай Шерлока Холмса и предупреди: если он сунется в
Харроу, долго ему не прожить". Вот и все. Я говорю чистую
правду.
Не дожидаясь дальнейших расспросов, наш гость выбежал из
комнаты. Холмс, тихо усмехнувшись, выбил пепел из трубки.
— К счастью, вам не пришлось испытать на прочность его не
слишком разумную голову, Уотсон. От меня не укрылись ваши
маневры с кочергой. Но в действительности Дикси — довольно
безобидный парень. Просто огромной силы несмышленый хвастливый
ребенок. Заметили, как легко удалось его усмирить? Он из шайки
Спенсера Джона. Замешан в их последних темных делишках, которые
я непременно раскрою. Стивом Дикси командует непосредственно
Барни Стокдейл — человек более хитрый. Они занимаются
преимущественно запугиванием и избиением. Любопытно, кто стоит
за их спинами в данном случае.
— А почему они решили вам угрожать?
— Причиной тому некое происшествие в Харроу. И
сегодняшний визит заставляет меня обратить на нем особое
внимание. Ведь если кто-то так беспокоится, дело должно быть
любопытным.
— А что там случилось?
— Я как раз собирался рассказать, когда нас прервал этот
нелепый фарс. Миссис Мейберли из Харроу прислала вот это
письмо. Если вы готовы составить мне компанию, отправим ей
ответ телеграфом — и немедленно в путь.
Письмо гласило:
"Уважаемый мистер Шерлок Холмс!
Я столкнулась с цепью непонятных событий, касающихся моего
дома. Буду очень благодарна за совет. Жду Вас завтра в любое
время. Вилла расположена всего в нескольких минутах пути от
станции Уайлд. Мой покойный супруг, Мортимер Мейберли, кажется,
был одним из Ваших первых клиентов. С почтением.
Мэри Мейберли".
Обратный адрес — "Три конька", Харроу Уайлд.
— Вот такая ситуация! — вымолвил Холмс.
Непродолжительное путешествие по железной дороге и еще
более короткое на автомобиле — и мы оказались перед строением
из кирпича и дерева, виллой, окруженной зеленой лужайкой.
Лепные изображения над окнами верхнего этажа являли собой
неубедительную попытку оправдать название. На заднем плане
располагалась наводящая уныние рощица низкорослых сосен. В
целом место выглядело невзрачно и оставляло гнетущее
впечатление. Однако внутри дом был обставлен со вкусом, а
встретившая нас пожилая дама оказалась симпатичной, отмеченной
печатью истинно высокой культуры.
— Я хорошо помню вашего мужа, мадам, хотя прошло уже
немало лет с тех пор, как он воспользовался моими услугами в
одном пустяковом деле, — начал Холмс.
— Вероятно, вам лучше знакомо имя моего сына Дугласа?
Холмс взглянул на хозяйку с возросшим интересом.
— Вот как! Значит, вы — мать Дугласа Мейберли? Не скажу,
что относился к кругу его близких друзей, но, как любой
лондонец, много слышал о нем. Удивительная личность! А где он
сейчас?
— Умер, мистер Холмс. Дуглас мертв! Его назначили атташе
при нашем посольстве в Риме. В прошлом месяце он скончался там
от воспаления легких.
— Простите... Не верится, что смерть властна над такими
людьми. Более деятельного и энергичного человека мне не
приходилось встречать. Жил в постоянном напряжении, не щадил
себя...
— Именно, сэр. Это его и погубило. Помню, каким он был,
— сама жизнерадостность и благородство. Немногим довелось
увидеть угрюмое, мрачное, озабоченное создание, каким стал мой
сын. За какой-то месяц, буквально на глазах, внимательный и
почтительный мальчик превратился в усталого циника.
— Несчастная любовь... Женщина?
— Скорее — демон. Только я пригласила вас, мистер Холмс,
вовсе не для разговора о покойном сыне.
— Мы с доктором Уотсоном рады помочь вам.
— Здесь в последнее время стали происходить непонятные
вещи. Прошло уже больше года с тех пор, как я перебралась в эту
виллу. Живу замкнуто, практически не общаясь с соседями. А три
дня назад меня посетил человек, назвавшийся агентом по торговле
недвижимостью. Он сообщил, что мой дом именно такой, какой
необходим одному из клиентов. Тот готов заплатить большие
деньги, если я соглашусь уступить "Три конька". Предложение
выглядело странным, поскольку поблизости продается несколько
вполне приличных вилл, но, естественно, не могло не
заинтересовать меня. И я назначила цену на пятьсот фунтов выше
той суммы, что заплатила сама. Мужчина не стал торговаться,
только сказал о желании клиента одновременно приобрести и
обстановку. Кое-что из мебели сохранилось у нас от старых
времен, но, можете убедиться сами, все в хорошем состоянии. Так
что сумму я назвала кругленькую. На нее также согласились
немедленно. Мне давно хотелось попутешествовать, а сделка была
выгодной и позволила бы ни от кого не зависеть до конца моих
дней. Вчера агент явился с подготовленным договором. К счастью,
я показала документ мистеру Сатро, моему адвокату, живущему
здесь же, в Харроу, и тот сказал мне: "Контракт крайне
необычен. Знаете, поставив под ним подпись, вы уже не сможете
на законном основании вынести из дома ни единой вещи, включая
ваши личные". Когда вечером агент пришел снова, я указала ему
на подобную странность и добавила, что собиралась продать лишь
мебель.
"Нет, нет. Именно все", — возразил он.
"Ну а моя одежда, драгоценности?"
"Для личных вещей будут сделаны некоторые исключения.
Только без предварительной проверки из дома нельзя забирать
ничего. Мой клиент довольно богат и щедр, но у него имеются
определенные причуды и своя манера вести дела. Его условие: все
или ничего".
"Тогда лучше ничего", — ответила я. На том и порешили.
Однако происшедшее показалось мне необычным, и я решила...
Тут рассказ миссис Мейберли неожиданно оказался прерван.
Холмс жестом попросил тишины, затем осторожно пересек комнату
и, резко распахнув дверь, втащил внутрь высокую худую женщину,
пойманную им за плечо. Та неуклюже сопротивлялась, словно
крупный нескладный цыпленок, протестующий, когда его силой
вырывают из родного курятника.
— Пустите! Что вы себе позволяете? — вопила она.
— Но в чем дело, Сьюзен? — удивилась хозяйка.
— Понимаете, мадам, я собиралась войти узнать, остаются
ли гости к ленчу. А этот господин вдруг схватил меня.
— Я услышал, что кто-то находится за дверью, еще пять
минут назад. Просто жаль было прерывать любопытную историю.
Страдаете астмой, Сьюзен? Слишком шумно дышите для подобного
рода занятий.
Женщина повернула рассерженное и в то же время удивленное
лицо к Холмсу, все еще державшему ее в плену.
— Кто вы такой? На каком основании так бросаетесь на
людей?
— Просто хотел задать хозяйке один вопрос в вашем
присутствии. Вы говорили кому-нибудь о своем намерении
обратиться за советом ко мне, миссис Мейберли?
— Нет, мистер Холмс, никому.
— А кто отправлял письмо?
— Сьюзен.
— Вот как? Тогда скажите, Сьюзен, кому вы сообщили, что
ваша хозяйка ищет помощи у меня?
— Это ложь! Не было ничего подобного!
— Послушайте, Сьюзен. Астматики обычно долго не живут. А
говорить неправду, знаете, грешно. Так кого же вы оповестили?
— Сьюзен! — воскликнула миссис Мейберли. — Продажное
негодное создание! Припоминаю сейчас, что видела, как вы
разговаривали с каким-то мужчиной возле забора.
— Это мое личное дело!
— Положим, имя вашего собеседника мне известно и так.
Барни Стокдейл. Так?
— Зачем спрашивать, если знаете?
— Полной уверенности не было, а теперь она появилась.
Сьюзен, вы можете заработать десять фунтов, если расскажете,
кто стоит за Барни Стокдейлом.
— Человек, способный выложить в сто раз больше денег, чем
есть у вас.
— О, какой богатый мужчина! А, вы рассмеялись... Что, это
женщина? Ну, коли уж мы докопались до таких тонкостей,
очевидно, есть смысл назвать ее и получить свою десятку?
— Катитесь-ка к черту!
— Сьюзен, подбирайте выражения.
— Я ухожу отсюда. Вы мне надоели! За вещами пришлю
завтра. — Служанка бросилась к двери.
— Прощайте, Сьюзен. И примите что-нибудь успокоительное.
Но едва за раскрасневшейся взбешенной женщиной
захлопнулась дверь, мой друг продолжил:
— Да, злоумышленники настроены серьезно. Посудите сами,
какую рискованную игру они затеяли. На штемпеле письма,
полученного мною от вас, стояло время 22.00. Сьюзен сообщила о
нем Стокдейлу. Тому пришлось отправиться за инструкциями к
своему нанимателю, который (или которая) разрабатывает план
действий. Я склонен считать последнее более верным из-за
усмешки Сьюзен, подметившей мою ошибку. Нанимают чернокожего
Става Дикси, и на следующее же утро бывший боксер приходит
запугать меня. Быстрая реакция, верно?
— Но что им нужно?
— В том-то и вопрос! Кто владел этим домом прежде?
— Морской капитан в отставке по фамилии Фергюсон.
— Чем примечателен?
— Насколько мне известно — ничем.
— А не мог ли он что-нибудь закопать здесь? Правда,
сейчас сокровища чаще прячут в обычном банке. Но среди людей
всегда находятся личности со странностями. Без них мир стал бы
просто скучен. Потому на первых порах я подумал о некоем
зарытом кладе. Однако в этом случае непонятно, зачем
понадобилась мебель. У вас часом нет картины кисти Рафаэля или
первого издания Шекспира, о которых вы умалчиваете?
— Не думаю, что обладаю большей редкостью, чем фарфоровый
чайный сервиз XVIII века, изготовленный в Дерби.
— Ну, он едва ли способен стать причиной подобных
таинственных событий. А кроме того, почему бы не сказать прямо,
что именно им требуется? Если уж они так домогаются вашего
чайного сервиза, проще предложить за него приличную цену, а не
закупать все имущество целиком. Нет, насколько я понимаю, у вас
есть нечто такое, о чем вы даже не подозреваете и с чем не
пожелали бы расстаться добровольно.
— Мне тоже так кажется, — вмешался я.
— Если и доктор Уотсон согласен, остановимся на этой
версии.
— Но, мистер Холмс, о чем же может идти речь?
— Попробуем выяснить методом логического анализа. Вы
живете здесь уже год?
— Почти два.
— Тем более. И за все время никому ничего от вас не
требовалось. А в последние три-четыре дня — вдруг такие
срочные предложения.
— По-моему, возможен единственный вывод, — ответил я. —
Интересующий их объект, чем бы он ни был, только что появился в
доме.
— Миссис Мейберли, вспомните, имеются у вас какие-нибудь
недавно приобретенные вещи?
— В этом году я не покупала решительно ничего.
— В самом деле? Тогда придется подождать дальнейшего
развития событий и заодно уточнить некоторые детали. Кстати,
ваш адвокат — надежный человек?
— О, на мистера Сатро можно положиться.
— У вас есть еще прислуга, кроме прекрасной Сьюзен,
только что хлопнувшей парадной дверью?
— Да. Одна молодая девушка.
— Тогда попытайтесь убедить мистера Сатро в необходимости
провести ночь-другую в "Трех коньках". Возможно, вам
потребуется защита.
— От кого?
— Кто знает! Дело пока темное. Поскольку установить, за
чем ведется охота, не удается, попытаемся подойти к проблеме с
другой стороны. Агент по торговле недвижимостью оставил свой
адрес?
— Нет. Только эту карточку: Хейнес-Джонсон, аукционист и
оценщик.
— Не думаю, что нам удастся найти такого в справочнике.
Честные люди не скрывают адресов своих контор. Я берусь за ваше
дело и доведу его до конца, можете быть спокойны. Все новости
немедленно сообщайте мне.
Когда мы уже направлялись к выходу, взгляд Холмса,
привыкшего замечать все детали, упал на несколько сундуков и
чемоданов, сваленных в углу зала.
— Милан, Люцерн... Они из Италии?
— Это вещи Дугласа.
— Их не распаковывали? Давно они здесь?
— Прибыли на прошлой неделе.
— А вы говорили... Тут как раз и может таиться
недостающее звено. Откуда вам известно, что в них нет ничего
ценного?
— Там ценного просто быть не должно, мистер Холмс. Мой
несчастный сын жил только на жалованье. Откуда взяться дорогим
вещам при таком небольшом годовом доходе?
— И все же, миссис Мейберли, медлить не следует.
Прикажите перенести вещи Дугласа к себе в спальню и осмотрите
их как можно скорее. Завтра я приеду узнать о результатах.
Не вызывало сомнений, что вилла "Три конька" под
пристальным наблюдением: когда мы, пройдя по аллее, оказались
за высокой оградой, то увидели знакомого нам боксера. Он словно
вырос из-под земли. Его грозная фигура в столь уединенном месте
выглядела особенно зловещей, и Холмс поспешил опустить руку в
карман.
— Ищете револьвер, масса Холмс?
— Нет, флакон с духами, Став.
— Вы шутник, масса Холмс, не так ли?
— Вам, Став, будет не до смеха, если вынудите меня
заняться вашими делишками. Я ведь предупреждал сегодня утром.
— Ладно, масса Холмс. Поразмыслив над вашими словами, не
желаю продолжать беседу об истории господина Перкинса.
Допустим, Став Дикси не прочь оказать содействие Шерлоку
Холмсу.
— Тогда ответьте: кто стоит за вами в этом деле?
— Чтоб мне провалиться, если я знаю, масса Холмс. Я
сказал правду. Мой босс Барни просто дал указания, вот и все.
— Довольно! Только помните. Став, дама, живущая в "Трех
коньках", и ее имущество находятся под моей охраной. Не
забывайте!
— Хорошо, масса Холмс. Запомню!
Когда мы двинулись дальше, Холмс заметил:
— Он не на шутку испугался за собственную шкуру, Уотсон.
Думаю, он выдал бы своего нанимателя, если б знал. К счастью,
мне кое-что известно про шайку Спенсера Джона, а Дикси
принадлежит к ней. Мне кажется, доктор, что все происходящее в
Харроу как раз в компетенции Ленгдейла Пайка. Отправляюсь к
нему прямо сейчас. Когда вернусь, ситуация должна несколько
проясниться.
В тот день мне больше не довелось увидеть Холмса, но я
легко мог предвидеть, чем именно занимался мой друг, поскольку
Ленгдейл Пайк являл собой живой справочник по всем вопросам,
касающимся светских скандалов. Это странное апатичное создание
весь период бодрствования проводило у большого окна в клубе на
Сент-Джеймс-стрит и служило своеобразным приемником и
одновременно передатчиком любых сплетен, какие только имелись в
Англии. Поговаривали, что Пайк зарабатывает десятки тысяч за
