Лицо, нанесшее лагерному медику телесное повреждение, не
обнаружено.
Что ж, жулик Леня знал свое дело крепко...
Пройдя за ограду из колючей проволоки, которой был обнесен
изолятор, я спустился в мрачное подземелье, и взору моему
предстала жутковатая картина: после прошедшего ночью ливня камеры
с земляным полом, в которых не было предусмотрено никакого
освещения за исключением окошек-норок размером с игральную карту,
залили подпочвенные воды, и зеки подпирали сырые стены, стоя по
колено в вонючей жиже.
Мои подопечные сидели в одной камере, вернее - стояли...
Для общения с ними я располагал буквально считанными секундами,
ибо предлогом для визита служили поиски якобы пропавшей куда-то
кувалды, которую, как я объяснил контролеру-прапорщику по
прозвищу Дурмашина, зеки могли заховать в известное только им
место.
Я просунул своим подопечным через решетку смотрового оконца
колбасу. Сказал:
- Ну и обстановочка тут... Ну вы и попали!
- Все по плану, начальник! - успокоил меня из темноты камеры
хриплый голос убийцы.
- На выход, сержант! - донесся категоричный приказ
Дурмашины. - Свидание закончено!
Вернувшись в роту, я был незамедлительно вызван к Басееву.
- Где вы шатаетесь, сержант?
- Был на зоне...
- Кто вас туда отпускал?
- Я же имею право...
- Что?! Право?! Больше без моего приказа из казармы ни на
шаг, ясно?!
- Так точно. Разрешите вопрос?
- Разрешаю.
- Я поставил опоры лишь на двух сторонах периметра. Просто
опоры. Голые. Нужна проволока, нужны люди...
- Молчать! - Поправив портупею, Басеев нервно прошелся по
кабинету, раздувая в немом негодовании тонкие ноздри своего
ястребиного носа. Наконец произнес: - Работы приостанавливаю! Их,
думаю, продолжит другой инструктор... А вы готовьте себя к службе
на вышке, сержант! А теперь слушайте приказ: сегодня заступаете в
ночь дежурным по роте. И завтра. И послезавтра. И
послепослезавтра.
- Исключительно в ночь?
- Я не давал вам приказа открывать рот... Да, в ночь!
Окончен бал!
- Разрешите идти?
- Пшел...
Я поднялся на второй этаж казармы, завалившись поспать перед
ночным бдением, и проснулся перед прибытием караулов с рабочих
объектов; принял оружие, патроны и, заперев ружпарк, погнал
дневальных проводить уборку.
После ужина под сочувственные возгласы сослуживцев: мол, достал
тебя зверь! - я провел вечернюю поверку и уселся в командное
кресло в канцелярии с зачитанным до дыр детективным романом из
ротной библиотеки.
От чтения меня оторвали "деды", заглянувшие на огонек.
- Толик, мы до утра в поселке...
- Ребята, - сказал я. - Зверь ждет моего промаха. И ему
одинаково хорошо, заложу ли я вас или нет... Заложу - вот вам и
стукачок, делайте выводы, а не заложу - значит, во время несения
боевого дежурства допустил групповую самоволку...
"Деды" тяжко призадумались, но тут в дверь постучался
дневальный.
- Там женщина, товарищ сержант...
В окружении "дедов" я поспешил к входу в казарму, где узрел
подвыпившую девицу с перезрелыми формами, ярко намалеванными
губами и копной обесцвеченных перекисью волос. Девица, обутая в
растрескавшиеся пластмассовые туфельки, переминалась с ноги на
ногу и курила сигарету "Кент", небрежно стряхивая пепел на только
что вымытый дневальным пол.
- О, - произнесла она, с нетрезвым интересом глядя на нас. -
Ка-акие мальчики!.. Свежачок!
- Что вы тут делаете? - задал я резонный вопрос.
- Ехала в Волгодонск, потом вижу... где-то я вроде не там...
- словно бы удивляясь сама себе, ответила девица. Затем, подумав,
спросила: - Переночевать пустите, мальчики?
- Да вы что!..- начал я, но тут же и осекся, оттесненный от
ночной незваной гостьи проявившими нездоровую активность
"дедами".
- Девушка, здесь казарма, находиться посторонним не
полагается, но где переночевать, я вам покажу, - решительно
направился к даме ротный шофер. - Пройдемте... Тут ступенечка,
разрешите ручку...
- Я. Ничего. Не видел, - мрачно произнес я в спины уходящих
в ночь "дедов", заинтересованной кавалькадой двинувшихся вслед за
шофером и спотыкающейся дамой в ночную тьму - очевидно, к гаражу
роты.
Чрезвычайно довольные, "деды" вернулись в казарму около полуночи, и
вскоре рота гудела, как потревоженный улей, один за другим
выпуская в сторону гаража выстроившийся в очередь личный состав
боевого подразделения. Согласно званиям и выслуге по полугодиям.
Я, угрюмый, как филин, заседал в ночной канцелярии,
подчеркивая свою полнейшую индифферентность к происходящему.
Последним в гараж наведался мой дневальный, топтавшийся всю ночь у
тумбочки на входе в роту, как взнузданный конь.
Проходя мимо него, я отчужденно пробубнил:
- Через полчаса подъем... Напоминаю, что нахождение на
территории подразделения посторонних лиц...
Дневальный понятливо кивнул мне и тотчас скрылся в росистой свежести
утреннего тумана.
Я беспомощно плюнул ему вслед.
10.
Через два дня произошло закономерное событие - роту поразил
триппер, и врачам местной больницы прибавилось дел.
Визит незнакомки, которая, по словам дневального, "ничего так,
отряхнулась да пошла себе...", принес свои горькие плоды,
свалившиеся, как я и подозревал, мне на голову.
Ротные стукачи, пострадавшие наравне со всеми, о происшествии
доложили Басееву, он рвал и метал, не принимая во внимание, как и
ожидалось, никаких моих "ничего не знаю", и объявил мне наказание
в виде трех дней отсидки на гауптвахте, что я воспринял, едва
сдержав смех, ибо располагалась гауптвахта в Ростове,
командировать меня туда было бы непозволительной роскошью, а
докатись до командира полка весть о тотальном поражении роты
бактереологическим оружием данного типа, не сносить бы тогда
лейтенанту головы.
- Сгною! - скрипел он зубами и брызгал слюной. - Сегодня же
снова в наряд!
- Есть! - согласно отвечал я, легко свыкшийся со своими
ночными дежурствами, ибо приноровился спать в кресле с детективом
в руках, оставляя дневального на шухере.
- Но сначала поедешь на арматурный завод!
- А что там?
- Нет связи между постами!
- О, это на весь день...
- На весь не на весь, а чтобы связь была!
- А отдыхать перед нарядом? Положено по уставу, товарищ
лейтенант...
- Смирно. Кругом. На арматурный - бегом!
На улице моросил мелкий теплый дождь. Я накинул плащ-палатку
и, расправив на плече перекрученный брезентовый ремень
инструментальной сумки с тестром, отправился к шоссе в поисках
попутной машины.
Начальником караула на арматурном производстве в тот день был ефрейтор
Харитонов, и его-то я и застал в бревенчатой просторной караулке
сидевшим за сколоченным из досок столом с колодой игральных карт
в короткопалой пятерне с грязными ногтями. Партнером Харитонова
по игре в "очко" был сутулый небритый грузин по фамилии Мзареули
- из рядовых старослужащих.
На столе я увидел бутыль с самогоном, надкусанный огурец и
россыпь зеленых, невызревших помидоров. Из пустой жестянки из-под
пива, служившей пепельницей, поднимался дымок от незатушенного
окурка.
Парочка находилась в изрядном подпитии и на мое появление
отреагировала довольно тупо, занятая выяснением своих игорных
взаимоотношений.
- Ты, сука, кацо, шулер, - говорил, укоризненно качая
головой, Харитонов, замершим взором изучая пришедшие к нему по
сдаче карты. - Я тебя, сука, урою в итоге...
- Ти, дрюк, не клювайт носом, - отзывался грузин. - Играт
над вынимательно!
- Да с тобой,ПИПядью, хоть как играй! - горячился Харитонов,
остервенело швыряя карты на стол. - Лечишь, и все!
- Ти сам три раз билят... Дэньги давай суда!
- У-у-у, подавись, чурка!
- Ти сам пьять раз чурька...
Я возился со стоящим в караулке телефоном, безуспешно пытаясь
соединиться с постом.
- Пить охота... - Харитонов тяжело привстал, качнувшись,
шагнул к зарешетчатому окну, крикнув в раскрытую форточку: - Эй,
бугор, сука! Ко мне!
Из копошившихся возле складируемых металлоизделий фигур зеков
отделилась одна - низкорослая, полненькая, услужливым колобком
подкатившаяся к "вахте".
- Воды принеси, бугор, - тоном капризного патриция,
обращающегося к рабу, произнес Харитонов. - Холодной чтоб... И
если какой-нибудь фуфель плавать там будет...
- Родниковой, гражданин начальник, не сомневайтесь...
Бригадир находился уже на полпути к колонке, стоявшей возле бытовки,
как вдруг в пьяный мозг Харитонова вклинилась иная навязчивая
идея, и он снова заорал в форточку, призывая зека вернуться,
однако тот его не услышал, и свой окрик ефрейтор подкрепил
короткой очередью из пулемета в воздух. Неподотчетные патроны у
конвойных водились, утаиваемые в значительных количествах после
учебных и тренировочных стрельб.
Зек замер, как воткнутый в песок лом, глубоко вжав голову в
плечи.
- Канай сюда! - крикнул Харитонов, заметив с довольной
ухмылкой партнеру по картам: - ПИПсрался бугор, мажем, кацо?
- Ти чито дим тут пустыл? - поморщился Мзареули, отмахиваясь
от заполнившей караулку пелены пороховой гари. - Оборзэл,
бэспрэдэл...
- Бугор! - с напором командовал тем временем Харитонов через
форточку. - Пусть этот воды принесет... полковник, во! Заставлю
служить гада! Строевым шагом чтоб... По-ял?
- Ща пришлю, - неприязненно отвечал бригадир, в самом деле,
похоже, наложивший в штаны.
- Бегом, мать твою!
- Сдавай лысты, катать будэм, - сказал Мзареули, кивая на
колоду.
- Пусть лично полковник нам воду носит! - надменно молвил
ефрейтор, усаживаясь за стол и грозя многозначительно скрюченным
перстом. - Чтоб службу не забывал! Мы его уставу научим... Мы
его, бля...
Я понял: речь шла об Олеге.
Обнаружив отсоединившийся контакт и укрепив провод, я затянул винт.
Тут же раздался звонок.
- О, работает... - удивленно проговорил Харитонов, вырывая у
меня трубку.
Звонили с постов озабоченные донесшейся до них стрельбой часовые.
- Все путем, салабоны! - успокоил их Харитонов. - "Деды"
службу знают, не хрена тут названивать! Бздительность, х-ха,
проявляют! Стоять там смирно на вышаке! Проверю, с-сук!
- Я сдал... - доложил Мзареули.
Харитонов раскрыл карты.
- Вос-с-мнадцать... - произнес тупо.
- Очко! - торжественно заявил грузин.
- Туфту лепишь, чурка... Я не видел, как ты сдавал...
- Я чэстный игра вэду! - возразил Мзареули гордо. - Дэньги
давай!
- Ур-рою! - Харитонов, с куражливым устрашением выпятив
нижнюю челюсть, схватил пулемет и, направив его на партнера, с
силой передернул затвор.
Раздался выстрел.
Затем, в наступившем мгновении какой-то оцепенелой тишины ко
мне пришло отчетливое понимание, что, видимо, боек щелкнул по
старому, ранее уже неоднократно надбитому капсюлю...
Харитонов непонимающе воззрился на свое оружие, из ствола которого
вился, поднимаясь к низкому потолку, белесый горький дымок...
По крыше с внезапной остервенелостью заколотил сменивший
моросящий дождичек ливень, голубое корневище молнии извилисто
раскололо небо в квадрате оконного проема, и грянул жутким
знамением беды раскатистый гром...
Мзареули, прижав ладонь к груди, с какой-то дьявольской
торжественностью привстал с табурета, нащупал свободной рукой
свой автомат, дернул крючок затвора, послав патрон в ствол, и
отчужденно произнес:
- Ти, собак, минэ убил, билят... - И, не целясь, продолжая
неотрывно смотреть невидящим взором на окаменевшего в пьяном
недоумении ефрейтора, слегка вздернул ствол кверху, нажав на
курок.
Я даже не расслышал звука выстрела, потонувшего в новом
раскате грома. Только с ужасом увидел, что на стене за спиной
Харитонова внезапно появились потеки кровавых помоев с какими-то
рко-белыми вкраплениями, а на лбу ефрейтора возникло небольшое
черное пятно.
Харитонов словно бы нехотя опустился на колени и, не выпуская из рук
пулемета, ничком повалился на пол.
Затылка у него не было. Сине-бордовое месиво.
Мзареули сделал в сторону убитого судорожный шаг, но тут нога его
словно подломилась в колене, и, не отнимая прижатой к сердцу
ладони, он тоже упал, оставшись лежать у порога с раскрытым как
бы в беззвучном крике ртом.
Мной овладела вязкая, сковывающая все мысли дурнота.
Происходящее казалось сном, наваждением, способным привидеться
лишь в бредовой ирреальности горячечного забытья...
Сквозь монотонный шум ливня донесся невозмутимый и оттого словно
померещившийся голос:
- Куда ставить ведро?
Стараясь не смотреть на трупы, я, сотрясаемый неуемной лихорадочной
дрожью, осторожно выглянул в форточку.
У входа в караулку стоял Олег - промокший насквозь, в
потерявшим свою форму зековском чепчике, с козырька которого
стекали непрерывные дождевые струйки.
- Проходи... Быстро! - Я выдернул из вваренных в решетчатые
двери труб запорные штыри.
Очутившись в простенке между дверей, Олег увидел меня, улыбнулся
приветливо, но тут же и остолбенел, усмотрев через мутное стекло
оконца кровавую кашу с костяными осколками, облепившую стену.
- Что...
- Живо! Сюда! По стене! Чтобы часовой...
- Понял...
Ведро он оставил в тамбуре прохода. Войдя в караулку,
остановился, цепко оглядев стол с разбросанными на нем картами,
бутылью с самогоном...
- В картишки дружки играли... - сообщил я.
- И не поделили козырей? - Нагнувшись, он ухватил пальцами
запястье недвижного Мзареули, пытаясь нащупать пульс.
Выждав несколько секунд, осторожно опустил его безвольную руку
обратно на пол, заключив:
- Готов.
- В общем, Олег, так, - произнес я. - Я ушел проверять
постовую связь и, что здесь случилось, не видел. Я увижу это
позже... Имею в виду покойников. Теперь о тебе. Ты принес воду
и... совершил побег. То ли стрельба произошла, когда тебе
открывали двери, то ли двери уже были открыты... неважно!
- И куда же я побегу? - не без сарказма вопросил он. - В
таком наряде, с такой прической... Я понимаю, Толя, ты сейчас в
шоке... Попытайся успокоиться.
- Я ухожу на посты, - повторил я. - Ты дождешься телефонного
звонка. Как только аппарат звякнет, выходишь из караулки и по
стенке идешь до ее угла. Потом ползешь к противотаранному рву. По
рву - до пустой вышки. Дальше - в кусты, а за кустами овраг.
- Там степь...
- Степь, - согласился я. - И - канал. Плывешь в сторону
поселка.
- Поселка?!
- Ты меня слушай, не себя!
- Хорошо...
- Поселка, именно. Заходишь со стороны канала к зданию роты.
Увидишь сортир. За ним - кусты шиповника. Там и сиди. Жди меня. И
никакой самодеятельности, иначе выловят в момент!
- Но дальше-то что, дальше?
- Дальше я знаю что. Все. Жди звонка. И еще. Оружие не бери,
это смерть.
И я вышел из помещения, накинув плащ-палатку на голову. Я
брел по караульной тропе, стараясь глубоким дыханием утихомирить
испуганно бьющееся мне в ребра сердце. Часовой-азиат,
нахохлившийся под навесом вышки, лениво крикнул: "Кто идет?",
исполняя уставную формальность, и я ответил хмуро:
- Люлей раздача! - вызвав его умиротворенный смешок.
- Совсем связь плохой, - грустно поведал он мне, когда я
поднялся на вышку.
- Наладим...
Загородив от его обзора караулку, я крутанул ручку постового
телефона, прислушиваясь к невозможному, конечно же, отклику.
- Зря звонить, Харитон ругать будет, пьяный сегодня... -
прокомментировал часовой, уныло наблюдая за внутренней, тщательно
взрыхленной граблями, полосой "запретки", раскисшей от дождя.
- Не будет, - отозвался я, глядя, как стремительной тенью
Олег скользнул вдоль стены и тут же нырнул в противотаранный ров,
скрывшись в нем.
Я повесил трубку.
- Опять не работает... - философски молвил часовой. - Все
время ломается. Побег будет, как сообщать?
- Это да, - сказал я, абсолютно согласный со справедливостью
такого утверждения.
- Иди сюда, двигай ногой! - внезапно крикнул часовой зеку,
воровато выглянувшему из-за штабеля со швеллером.
Зек подошел к "запретке", озираясь по сторонам. Часовой вытащил
из кармана леску с крючком и с грузилом и, обвязав ее вокруг
пальца, бросил заключенному.
Тот быстро нацепил на крючок сверток.
Миг - и сверток оказался в руках часового.
Солдат надорвал обертку, пересчитал деньги и, вынув из-за пазухи
полиэтиленовый пакет, швырнул его в сторону штабеля, куда, как
кот за мышью ринулся зек.
- Наркота? - вопросил я, удивленный откровенностью такого
мероприятия.
- Не-е, - расплылся в хитрой улыбочке часовой. - Я говно от
овцы брал, цвет такой же, вид такой же...
- А кайф?
- Не знаю... - Солдат пожал плечами. - Они балдеют... - Он
решил сменить тему, пожаловался: - Харитон стреляет, совсем водки
напился, опасный, как двадцать бандит, боюсь, убить зека может,
шайтан...
- Пьянствование водки ведет к гибели человеческих жертв, -
выдал я перл из филологических джунглей русского языка. - М-да...
Ничего не понимаю... Только что связь была!
- Был, сплыл... - Часовой сплюнул в зону. - ПИПть хочу,
скажи, пусть грузин подмена делает, совсем не хочет служить...
- Ладно, - пообещал я, осторожно спускаясь с вышки по
скользким, словно намыленным, деревянным ступеням.
Зона охранялась двумя постами, расположенными по диагонали ее
прямоугольника, и, сымитировав безуспешную попытку дозвониться в
караулку с другой постовой вышки, я неспешно двинулся к жуткому
месту бойни, гадая, что теперь буду делать.
Двери проходного тамбура остались незамкнутыми. Мне пришлось
выйти из караулки и затворить их, затем я снова вернулся в
помещение, вдвинул запорные штыри в трубы и позвонил на посты,
сообщив, что караул мертв, возможно, совершен побег и от часовых
требуется усиленное внимание. После, включив полевую рацию,
попробовал соединиться с радистом роты, но ничего, кроме грозовых
помех, в трубке не услышал.
У ворот внезапно просигналила машина, приехавшая для загрузки
арматурой.
Выскочив из караулки, я вспрыгнул на ее подножку, сказав водителю:
- Дуй в роту. Или в колонию, все равно... Сообщи: у нас
побег, караул убит...
Пожилой водитель обалдело кивнул, после перекрестился и наддал
газу, разворачиваясь обратно к шоссе.
Я снова остался один. Ливень усилился. В караулке, не
умолкая, трезвонил телефон: часовых волновали подробности. И,
конечно же, боязнь за собственные задницы: солдатики хорошо
усвоили армейский закон поисков крайнего.
Закон, вполне применимый в данном случае и к моей персоне.
Что же касалось иного закона, предусматривающего преследование
за умышленное содействие побегу осужденного, то об этом законе я
боялся даже вскользь и задуматься.
Басеев приехал, подняв по тревоге отдыхающую смену караула жилой
зоны, со всеми взводными, старшиной, лагерным "кумом" и
проводником служебной собаки.
От картины, представившейся в караульном помещении взорам
прибывших, многим стало не по себе. Двое солдатиков тут же начали
блевать, утратив всякий боевой запал.
- Где ты - там лажа! Как это могло?!. Молчать, я тебя
спрашиваю! - заорал на меня изрядно побледневший от увиденного
Басеев, но вопли его пресек "кум" - бесстрастный капитан с сонным
взглядом много чего повидавших на своем веку глаз.
- Тихо, - едва не шопотом урезонил он Басеева, а затем
обратился ко мне, вопросив по-отечески успокаивающим голосом: -
Как все случилось? Изложи, милок, по порядку и ничего не бойся.
- Излагаю, - сказал я. - Прибыл сюда для проверки связи.
Неисправность обнаружил. Харитонов и Мзареули играли в карты.
Пьяные.
- Почему не пресек?! - завизжал Басеев.
- Спокойно, лейтенант, - отодвинул его рукой в сторону
"кум". - Пресечь он ничего не мог, это ясно... Дальше, сержант...
- Харитонов попросил бригадира принести ведро воды из
рабочей зоны. Даже стрельнул ему вслед...
- К-как?
- Да шутя, в воздух...
- Шутник, - покладисто согласился "кум", выразительно
посмотрев на Басеева. - И?..
- А дальше - не знаю, пошел по постам... Прихожу, два трупа,
двери в тамбур нараспашку, ведро стоит... Ну и все. Позвонил
часовым, а после машина пришла...
- А выстрелов не слышал?
- Гроза была...
- Что-нибудь трогал в "караулке", передвигал?..
- Только двери запер, - вздохнул я.
- Считаем осужденных. Всех - на выход, - отрывисто сказал
"кум" хмуро кивнувшему ему в ответ Басееву. - В машине рация
есть? Вызывайте Волгодонск, лейтенант, пусть выезжает
следственная группа.
И он двинулся в рабочую зону.
- Слушай, Подкопаев, - обратился ко мне Басеев, и в голосе
его внезапно прорезалась какая-то просительная интонация. - А не
могли их... зеки... как-то?
- Оружие на месте, - сказал я. - Не могли.
- А вдруг они хотели...
Я понял: Басеева наиболее устраивала версия побега,
сопряженного с насилием над караулом. И абсолютно не устраивали
факты пьянки, картежной игры, пальбы в воздух скрытыми от учета
патронами.
- Зеки бы взяли оружие, - сказал я. - Инсценировки тут не
пройдут. Глупо!
- Значит, ты считаешь, что они друг друга...
- Они ругались по крайней мере.
- Слушай, ты пока - никому, ладно? Я про подробности - как
там, чего...
- Хорошо.
- И давай забудем обиды, понял?..
- Но тогда забудем и рапорт.
- Само собой. Строй свой забор, э-э...
Басеева перебил возвратившийся из зоны "кум" - крайне
взволнованный.
- Так я и думал! - проговорил он с отчаянием и злобой. -
Меркулов...
- Только одного нет? - с некоторым облегчением вопросил
лейтенант.
- Этот один... он всей зоны стоит! - кусая губы, посетовал
"кум". - Полковник бежал!
- Из КГБ который? - проявил я любопытство и одновременно
осведомленность.
- Горим ясным пламенем, лейтенант, - не ответив мне,
констатировал "кум", пристально глядя в сырой степной простор,
застланный серой пеленой дождя. - Если не найдем его, последуют
выводы...
- А что собака? - обернулся Басеев к одному из взводных.
- Да какая там собака, потоп кругом, - отмахнулся тот. -
Засады надо расставлять срочно, я поехал, перекрою проселки...
- Осужденных в колонию, караулку забить, оставить двух
часовых... - посыпал приказами Басеев. - Ты, Подкопаев, вместе со
мной в роту, надо организовать перехват...
- Солдатам скажите, что он нам нужен мертвым, - вставил
"кум". - Я серьезно, лейтенант, тип крайне опасный... Прошел в
свое время специальную подготовку, профессиональный диверсант...
Пусть мочат его без предупреждения, прокурора я беру на себя!
- Так и исполним! - согласился Басеев с горячностью. - Такие
рябята погибли...
- Вы о чем? - спросил "кум" с откровенным недоумением.
- В смысле... Я бы его сам, гада, с превеликим моим
удовольствием...
В искренности слов Басеева сомневаться не приходилось. Как и
в том, что у бежавшего из мест заключения гражданина Олега
Меркулова, столкнись он с нашими группами поиска, шансы остаться
в живых были весьма незначительны.
Мы вернулись в роту, куда уже прибывали спешно снятые с
дежурства караулы рабочих объектов, занявшись срочным
формированием оперативно-розыскных групп, должных перекрыть все
выходы из района.
План мероприятий был уже отработан, с успехом реализован на
прошлых редких беглецах, его составители грамотно и хитро учли
все детали возможных перемещений вырвавшихся на временную свободу
зеков за исключением одного фактора, который являл собой я -
всецело посвященный в схему преследования и знающий, как выйти за
ее жесткие пределы.
В казарме тем временем царило оживление: рота собиралась на
охоту...
Старшина Шпак выдавал солдатам сухой паек, вызванный вертолет ГАИ
ожидал очередного вылета в места ночных засад, Басеев не
отрывался от телефонной трубки, названивая то в полк, откуда уже
выехало подкрепление, то в УВД близлежащего Волгодонска; радист
отбивал шифрограммы и ориентировки; конвойные собаки, щерясь и
захлебываясь лаем, запрыгивали в кузова автомобилей, а их
водители до горловин заливали бензином баки.
Вскоре казарма опустела. Остался радист, запертый за стальной
дверью своей комнаты, дневальный, дежурный по роте и я - в
качестве телефониста-координатора, вооруженный выданным мне
пистолетом.
Перед своим отбытием на охоту Басеев проинструктировал нас,
оставшихся, держать ухо востро - мало ли, мол, что...
В чем-то лейтенант был прав: беглый чекист находился в
десятке метров от входа в казарму и, имей намерение перерезать
нам глотки, мог бы такое намерение благодаря своей квалификации и
осуществить.
Когда суматоха улеглась, я вышел к уличному туалету, негромко
позвав:
- Ты здесь?
- Да, - сдавленно раздалось из кущи шиповника.
- Дождешься темноты, - продолжил я. - И... видишь пожарную
лестницу? По ней - на чердак. Он открыт. Все. Жратву и часы
передам тебе завтра. Привет мышкам.
На чердак мне приходилось наведываться частенько - там я
хранил свои криминальные гонорары за алкогольную контрабанду.
- Запомни номер телефона, - проговорил Олег. - Позвони из
поселка в Москву. Скажешь: "Привет от Карла Леонидовича". Тебе
ответят: "Вы звоните из Эстонии?" Скажи: "Нет, я такой-то, звоню
оттуда-то, Карл Леонидович приболел, но просит передать, что
будет рад вас увидеть у себя в гостях. Вам он дозвониться не
смог".
- Насчет "Эстонии" - это отзыв?
- Отзыв. Не будет его - клади трубку. Все запомнил?
- Так точно.
Я вернулся в роту и запер за собой на засов входную дверь.
Как и полагалось. Во избежании проникновения, нападения и
прочих злоумышлений в тревожной обстановке розыска бежавшего
преступника.
11.
Вымокший, невыспавшийся, с налитыми кровью глазами и
лицом, окаменевшим от хронической злобы, Басеев вернулся в роту
под утро, скинул у входа сапоги с налипшими на подошвы комьями
грязи и прошел в столовую, где, в несколько глотков опорожнив
стакан чаю, выслушал со стылой усмешкой жизнерадостный доклад
дежурного о полнейшем порядке и благолепии в стенах вверенного
ему подразделения.
Я стоял неподалеку и, дождавшись завершения доклада,
спросил, могу ли пойти проведать свое заборное хозяйство.
- Давай, но после обеда - ко мне в канцелярию, - даже не
обернувшись в мою сторону, произнес лейтенант.
Я добрался до поселкового почтампта и позвонил, как просил
Олег, по продиктованному мне номеру телефона.
Четко прозвучал отзыв, я представился, выдал в непринужденной
манере заученный текст, и меня попросили передать Карлу
Леонидовичу, что в гости к нему друзья уже собираются и навестят
они его в самое ближайшее время.
У почтампта мне встретился Труболет. В джинсах, пестрой
рубашечке, пижонской черной шляпе с длинными краями...
- Вот так да! - сказал я ему вместо приветствия, несколько
обескураженный его вызывающим вольным нарядом.
- Босяк фасона не теряет! Свобода, начальник! - заулыбался
он, сияя множеством золотых коронок. - Сегодня откинулся...
- И куда теперь?
- Россия большая, лохов много... - прозвучал ответ. -
Кстати, - вдруг озадачился он, - дружка-то твоего нашли?
- Какого еще дружка?
- Ну, Олега...
- Почему "дружка"?
- Ну так, кентовались вы вроде...
- Ищут.
- Молодец, мужик... - Труболет сорвал с тополя лист,
стерев с новенького остроносого штиблета пятнышко грязи. -
Правда, в то, что с концами ушел, не верю. Отловят. Да,
начальник, вот что... - продолжил он задумчиво. - Вчера в зоне
выявили десять человек пьяных. Нашли пустые бутылки. "Кум" икру
мечет, роет, где источник... Леня - в шизо. Так что глуши
мотор...
На том мы с Труболетом и распрощались.
Полоса ливней, похоже, закончилась, вновь начинался зной, глина
раскисших дорог черствела на глазах, желтели травы, внешняя
"запретка" заросла ломким сухим сорняком едва не метровой высоты,
а над ним высилась шеренга арматурных шестов с косо приваренными
к их верхушкам планками, вдоль которых должна была протянуться
колючая проволока. Проволоку, правда, несмотря на клятвенные
заверения строительного начальника, завозить не спешили.
Раздевшись до плавок, я навел порядок в своей каптерке, вымыв пол и
разобрав инструмент, после чего, надев солнцезащитные очки и
шлепанцы, двинулся принять душ в жилую зону.
- Гражданин начальник! - донесся до меня зов из барака
лагерной больнички. - Можно вас на минутку?
В окне барака мелькнул изможденный - вероятно, после
отсидки в шизо - лик Отца Святого.
Я двинулся на зов и вскоре оказался в душном, пропитанном
запахами корболовки и йода лазарете.
В больничных покоях, судя по татуировкам и вообще чертам
физиономий, находился на данный момент исключительно "блатной"
контингент, к которому благодаря многочисленным судимостям, по
праву принадлежал и Отец Святой.
Естественно, посыпались вопросы, касающиеся розысков
Олега, а вернее, их эффективности.
- Ищут, - кратко отвечал я.
- Может, и свалил, - высказал предположение один из зеков.
- Мент ведь, знает, какие расклады и примочки там всякие...
- Ты тоже кодекс знаешь, а все равно паришься, - резонно
заметили ему.
Прислушиваясь к народным версиям, я взял с одной из кроватей гитару,
провел по струнам. Сказал:
- Расстроена.
- А сбацать могешь? - оживились зеки. - А то у нас
балалаечник со вчерашнего дня на выписке...
- Ну так... - Я пожал плечами. - Десяток аккордов знаю.
- Подыграй, я спою, - попросил один из блатных.
- Ну, давай... - Я подтянул ослабшую струну.
Зек тут же затянул нечто тюремно-лирическое, что нуждалось в
