захотели пойти нам навстречу. А когда идешь навстречу, то
избегаешь столкновений. Вы не избегли. С чем вас и поздравляю.
Я посмотрел в оконце, где тянулся багряный лиственный
лесок, пронизанный робким осенним солнцем.
- Остановите, - попросил я. - Надо отлить.
- Потерпишь, - прокомментировал дипломат. - Кстати, смотри
не обкакайся. Кожа здорово впитывает запахи. А нам такая память о
тебе не нужна.
- Кроме того, - продолжил я, - мы можем перевести нашу
беседу на деловой уровень.
- Поздно, - сказал мордоворот.
- Ну хорошо, - тяжко вздохнул лысый, жертвуя, видимо,
неприкосновенным запасом своей доброты и сворачивая в лес. -
Дадим человеку шанс... Последний. - Он остановил машину у края
небольшой полянки.
Вновь щелкнули замки, на сей раз разблокировав двери.
- Только, - предупредил дипломатический работник, достав
из кобуры, таящейся под пиджаком, небольшой хромированный
пистолетик, - хочу тебя предупредить, ублюдок: вздумаешь корчить
из себя спринтера или стайера, прострелю оба твоих костыля, у
меня это очень хорошо получится, даже не сомневайся.
Мы вылезли из машины.
Я не торопясь справил нужду, после, приблизившись к своим
палачам, достал из-за пояса "макаров", передернул затвор, послав
патрон в патронник, и произнес, с удовольствием глядя на их
окаменевшие рожи:
- В Красную Армию я не поеду.
- Да мы же не собирались... - взволнованно начал лысый, но
я перевел ствол пистолета на уровень его лба, и он заткнулся.
- И в белую армию я не поеду, - продолжил я. - А поеду я,
с Богом, куда-нибудь от всех вас подальше, во глубину Европы.
Открой багажник, лысый.
Приказание было исполнено с поспешностью необыкновенной.
- Теперь давай мне свою пушку, - попросил я мордоворота. -
Только медленно ее доставай, двумя пальчиками, как кошелек -
карманник...
Пистолетик дипломата мягко упал в пожухлые травы. Я, подобрав его,
сунул в карман брюк.
- Ну, чего застыли? Лезьте в багажник! - сказал я господам
из спецслужб. - Знакомьтесь с домкратом, сами себе напророчили...
- Да я маму твою!.. - прохрипел, леденяя яростным и
одновременно затравленным взглядом, мордоворот и сделал это
напрасно, поскольку своим беспредельным хамством достал меня
окончательно и бесповоротно.
Ахиллесова пята любого мужчины - его яйца. Острый носок моего
ботинка глубоко погрузился в промежность обладателя стальной
мускулатуры, мгновенно мускулатуру парализовав. Той же ногой я
толкнул мордоворота, протяжным басом выпевающего букву "о", в
грудь, и он тут же заполнил своей массой багажник, воздев к небу
волосатые ноги с задранными брючинами и выставив на обозрение
потертые кожаные подошвы очень большого размера.
Все произошло настолько быстро, непроизвольно и лихо, что я и
сам поразился просто-таки киношной элегантности собственных
действий. У лысого же и вовсе отвисла челюсть, и, сноровисто
уместив по личной инициативе конечности сослуживца в просторном
багажнике, он без всякой дополнительной команды с моей стороны
энергично нырнул туда сам, что я одобрил, единственно отобрав у
него ключи от машины и документы на нее.
Захлопнув крышку багажника, я призадумался, прислушиваясь к
обморочной тишине осеннего иностранного леса.
Глубокое октябрьское небо зияло какой-то зовущей в никуда
пустотой.
Куда? Как? Зачем?
И - решил: в Берлин! А там посмотрим!
Не доезжая до города, я свернул в довольно глухое место,
проехал проселком в сосновую чащобу и, дождавшись кромешной тьмы,
выпустил из чрева комфортабельного автомобиля своих узников,
находящихся в состоянии, близком к коматозному. Во всяком случае
стоять на ногах и членораздельно изъясняться они не могли.
Думаю, представители Красного Креста вынесли бы мне
общественное порицание за такое обращение с плененным
противником.
Коря себя за излишнюю, возможно, жестокость, я продолжил свой
путь в столицу новой, объединенной Германии, направляясь в более-
менее мне знакомый ее район - Карлсхорст.
Аккуратно припарковав автомобиль на одной из пустынных вечерних
улиц, я прошел дворами к ранее замеченному мной частному
немецкому пансиону, где снял для ночлега уютную чистенькую
комнату.
Ночные раздумья в моем положении - штука безрадостная и пустая.
Я не стал утруждаться ими, сразу же провалившись в черную полынью
глубокого сна.
Совершенно секретно.
"ЧЕТВЕРТОМУ".
Выполняя Ваше распоряжение, мы осуществили контакт с бежавшим из
Российской Армии сержантом А.П.
В течение беседы объект вел себя лояльно, искренне,
полностью отвечая на поставленные вопросы.
С достаточной долей вероятности можно утверждать, что
содействия в побеге из колонии осужденного О.М. опрошенное нами
лицо не оказывало.
Общение А.П. с О.М. носило характер случайный и поверхностный,
хотя о причинах целенаправленного пребывания О.М. в колонии
общего типа допрашиваемый, по его словам, догадывался, но, с
другой стороны, подобный факт широко обсуждался и всем составом
ИТК, включая администрацию.
За несколько дней до побега осужденный О.М. вручил А.П.
крупную сумму денег, попросив его в случае вероятного
чрезвычайного происшествия, способного приключиться с ним (
состав происшествия не уточнялся ), позвонить по известному Вам
московскому телефону, сообщив о случившемся, что А.П. исполнил.
А.П. также не отрицал умышленный вывод из строя
исполнителя акции по устранению О.М., мотивируя данное лично им
соответствующее поручение уголовным элементам тем, что подозревал
исполнителя в доносе на него оперативному работнику колонии о
перемещении на территорию ИТК алкогольных напитков.
Прибывшему на место контролирующему сотруднику КГБ А.П. поставил
непременные условия о всестороннем освещении известной ему
информации лишь при переводе его в иную, более привилегированную,
воинскую часть, что было исполнено, хотя никакой информацией, за
исключением надуманной и пустой, А.П. не располагал.
В данной ситуации, возможно, сыграли роль некие симпатии,
возникшие у контролирующего лица по отношению к А.П.
Дополнительная информация
В первый же день своего пребывания в приюте беженцев А.П.
был уличен в мелкой краже, совершенной им в местном магазине.
После нашего контакта с ним А.П. исчез в неизвестном
направлении.
ВЫВОДЫ:
1. Информационной ценности объект А.П. не представляет,
равно как и перспективности для дальнейшей разработки.
2. Контакт выявил низкий интеллектуальный уровень объекта
и неуравновешенность его психики, способствующую совершению им
противоправных и непредсказуемых действий, что подтверждается и
фактами его прежней биографии.
3. Повторные контакты с объектом бессмысленны.
Руководитель группы "GU-3".
5.
Я проснулся с тревожным чувством какой-то безвозвратной
утраты, темным пауком затаившимся в подсознании.
За окном моросил, заполонив серой, туманной пеленой низкое
берлинское небо, беспросветный дождь - унылый спутник вступившей
в свои права осени.
Впервые за многие и многие месяцы я вдруг ощутил себя опустошенно
и безраздельно свободным и никому ничем не обязанным или, может,
точили меня всего лишь одиночество и осознание своей ненужности
этому миру? Хотя как сказать! Кое-кто, наверное, и жаждал встречи
со мной, другое дело - очутиться в компании этих жаждущих
означало изучить на практике нравы проголодавшихся тигров.
Я спустился на первый этаж пансиона, где за чашкой черного
кофе с тостиками погрузился в размышления о своей незавидной
долюшке. В принципе я оказался в положении беглого преступника,
уже не способного вступить ни в какие перспективные отношения ни
с российскими, ни с германскими, ни даже с американскими
властями. Мордоворот Сэм наверняка расставил "сторожки" в
компьютерах всех европейских консульств, отныне превратившихся
для меня в капканы.
Никакими документами за исключением удостоверения водителя я не
располагал, денег при ежедневных расходах на гостиницу мне
хватило бы ненадолго -словом, ситуация выглядела довольно-таки
кислой.
По окончании завтрака хозяин пансиона на ломаном английском
сообщил, что мне пришла пора выметаться, ибо на сегодняшний день
все комнаты особняка зарезервированы иными постояльцами.
Выйдя в туманное пространство, пронизанное взвесью дождя, я
неожиданно вспомнил, что оставил в припаркованном неподалеку
"БМВ" пакет с бутылкой и орешками. Собственно, пропади она
пропадом, эта бутылка... Меня интересовала машина, ведь ключи и
технический паспорт со страховым свидетельством находились у меня
в кармане, а сие означало, что я мог управлять "БМВ" на законном
основании, если только мои недруги не заявили в полицию о
совершении разбойного завладения их автомобилем вооруженным
дезертиром.
"БМВ" мок себе под дождичком на том самом месте, где я его
и оставил.
Открыв дверцу, я уселся за руль. Итак, имущество мое составлял
угнанный автомобиль и два пистолета - основательный стартовый
капитал для начинающего джентльмена удачи...
Я завел двигатель, намереваясь отправиться в путешествие по
неясному покуда маршруту, как вдруг в зеркальце бокового обзора
заметил мужчину лет сорока пяти в промасленной спецовке и кожаной
кепочке, волочившего на складной тележке обшарпанную стиральную
машину без одной боковой стенки. Местом последнего пребывания
машины, по всей вероятности, была помойка.
Поравнявшись с "БМВ", мужчина в кепке, истомленный депортацией
габаритного и тяжелого агрегата, остановился передохнуть, закурив
папиросу, что моментально выявило его советское происхождение.
Я приспустил боковое стекло. Предложил:
- Давай помогу. Грузи металлолом в багажник. Довезу.
Мужичонка испуганно воззрился на роскошный автомобиль.
- Да грех на такой машине... - молвил растерянно.
- Не стесняйся, дядя. Ехать-то далеко?
- Километра три...
- И зачем тебе такая аппаратура? - полюбопытствовал я,
помогая уместить в багажник громоздкую рухлядь.
- Отреставрирую - будет как новенькая, - донесся уверенный
ответ. - У меня дома вторая такая же... Из двух одна слепится.
По дороге рукодельник-реставратор представился мне как
Валера, сказал, что работает вольнонаемным сантехником в
располагающейся в Карлсхорсте танковой бригаде и занимает в одном
из здешних жилых домов служебную армейскую квартиру.
Мне поневоле пришлось соврать, что, дескать, прибыл в
Германию с целью частного бизнеса, в Берлине второй день и
нахожусь покуда в состоянии свободного полета - легенда по своему
существу банальная и не способная кого-либо удивить: подобных
искателей легких денег и заграничных приключений без определенных
занятий на земле Германии находилось предостаточно, и поток их,
хлынувший с территории развалившегося Союза, увеличивался день
ото дня.
Совместными усилиями мы заволокли стиральный агрегат в Валерину
квартирку с единственной крохотной комнатенкой и тесной
кухонькой.
Равно как жилые, так и подсобные помещения данной квартиры,
представляли собой единый склад разнообразного утильсырья: здесь
хранились части швейных и стиральных машин, проржавевшие
велосипеды, с полок свисали душевые шланги, пучки проводов и
генераторные ремни разного типа автомобилей, в одном из углов,
подпирая потолок, громоздилась резиновая колонна из старых
автопокрышек, а на протянутых под потолком нитках сушились грибы,
вобла и - проездные билеты для поездок в метро.
Уловив мой озадаченный взор, хозяин пояснил, что дары германских
рек и лесов в значительной степени экономят его бюджетные
средства, а использованные билетики являют собой предмет бизнеса,
ибо путем долгих изысканий им, Валерием, разработано ноу-хау по
смешению трех импортных тормозных жидкостей, в результате чего
получается состав, бесследно удаляющий отметку, которую наносит
на билет контрольный автомат при входе в метро. Как пояснил
рукодельник, билеты, обработанные чудо-составом, затем проходили
помывочную процедуру, сушку и разглаживание утюгом, после чего
предназначались для реализации за половину номинальной цены
офицерам и вольнонаемным служащим гвардейской танковой бригады.
В честь состоявшегося знакомства я предложил распить
залежавшуюся в машине бутылочку немецкого "сухаря", чему Валерий
не воспротивился, угостив меня, в свою очередь, борщом
собственного изготовления и рассказами о здешней гарнизонной
жизни.
Валерий работал по контракту, получая грошовую зарплату, треть из
которой отдавал в качестве взятки военному начальнику,
шантажирующему его возможностью сокращения штатов, как, впрочем,
и остальных подчиненных ему вольнонаемных, всяческими правдами и
неправдами пытавшихся задержаться в Германии до последнего дня
вывода войск, после которого многим предстояло отправиться в
нищую российскую глубинку, пораженную безработицей и упадком.
Именно такое будущее уготавливалось и Валере, чья семья ныне
проживала в одном из поселков Краснодарского края, а он, высылая
иждивенцам регулярные денежные переводы, четвертый год ишачил в
оккупационной армии, параллельно подрабатывая на шабашках у
немцев и не от хорошей жизни собирая по свалкам разнообразное
барахло, которое, по его словам, "денег стоило немереных", в
услових российской провинции на дорогах не валялось, а после
реставрации еще способно было прослужить долгие лета.
Вслед за борщом Валера попотчевал меня белыми грибами,
тушенными с лучком в сметане, не без удивления комментируя
странное пренебрежение немцев к дарам дикой природы:
- Тратят деньги на шампионьоны какие-то, а нормальных
грибов не собирают... У них даже штраф за это положен - во
порядочки...
- Охрана природы, - заметил я.
- Ага. Точно. По лесу идешь - зайцев целые выводки... И
даже не убегают, черти. А куда им бежать с такими задницами
раскормленными? Не зайцы, а сенбернары какие-то... Один раз
прыгнет, полчаса перекуривает... Это у нас зайцы - да! Он тебя
как увидит, сразу четвертую передачу влупит, и только ты его
видел!
Поблагодарив гостеприимного хозяина, я уже собирался откланяться, как
вдруг Валера предложил:
- Если жить негде, смотри - оставайся... А там со временем
подыщешь себе жилье. Машину во двор загони, туда никто не
сунется. У меня, конечно, не этот... не "Холидей Инн"... -
Ударение в слове "холидей" он сделал на последнем слоге. - Но
разместимся.
Лавируя между пирамидами картонных коробок, заполонивших комнату,
мы вышли на узкое свободное пространство между двумя диванами,
стоящими друг против друга.
- Мой - правый, твой - левый, - пояснил Валера.
- Спасибо, - сказал я. - Предложение неожиданное, но
приятное. Я заплачу сколько надо.
- Да ты чего! - всерьез обиделся Валера. - Какая еще
плата! Охренел, браток?! Больше чтобы не заикался.
Несмотря на бедность, был Валера человеком нежадным, гостеприимным
и на чужих трудностях денег не наживал. Это я усек сразу.
- Хорошо, - сказал я. - Тогда пошел в магазин. Ужин за
мной.
Снять квартиру в Карлсхорсте особенной проблемы не составляло:
плати взятку ответственному офицеру - и въезжай на свободную
служебную площадь.
Многие пустующие апартаменты, оставленные уже съехавшими на
родину военными, попросту нагло оккупировала разномастная шатия-
братия подобных мне бродяг-нелегалов, занимавшихся ночными
набегами на магазины, угонами машин и организацией притонов с
дешевыми проститутками и наркотиками.
Я к ответственному офицеру на поклон идти не хотел,
поскольку вполне мог угодить из его кабинета в комендатуру, как
находящийся в розыске дезертир, а присоединение же к преступным
элементам считал и вовсе негодным делом: жизнь в их крысиных
гнездах была мне глубоко отвратительна и сулила в итоге ту же
комендатуру и последующее выдворение из страны в тюремные
чертоги.
С другой стороны, приживание у Валеры не могло длиться
бесконечно при всей благосконности ко мне добрейшего и
либерального хозяина, трудившегося на многочисленных работах с
утра до глубокой ночи.
В один из дней Валера явился в настроении весьма
приподнятом, сообщив, что ему подфартило с очередной халтуркой:
один из эмигрантов взял в аренду у армии огромную заброшенную
квартиру под склад промтоваров и теперь намеревался снабдить ее
прочной стальной дверью и решетками на окнах. Осуществление
данного проекта целиком и полностью поручалось Валере.
Я предложил свою кандидатуру для помощи в работах в
качестве бесплатной рабочей силы. От помощи Валера отказался,
сказав, что управится сам, и единственное, в чем я могу ему
подсобить, - перенести на место шабашки необходимый инструмент и
сварочный аппарат, хранившийся у него на антресолях в туалете.
Заброшенная квартира впечатляла громадными комнатами с кафельными
печами, высокими потолками и широкими окнами, выходившими на
тихую улочку, носившую интересное название - Андернахерштрассе.
Название улицы Валера прокомментировал так:
- Вот приеду домой, друзья меня и спросят: какого, Валера,
ты ошивался на этом штрассе?
Вскоре прибыл арендатор помещения - грузный лысый человечек со
слюнявыми губками и голубенькими невинными глазками младенца,
удивленно взирающими на мир, словно немо вопрошая: а куда,
собственно, я попал?
Арендатора звали Изя. Изя находился в Германии в качестве легального
переселенца из города Ленинграда, обласканный и обухоженный
немецкими властями, решившими компенсировать импортом советских
евреев урон, нанесенный их популяции во времена утверждения своей
власти арийским населением страны.
Изя излучал благополучие, высокомерие, крайнее довольство
собой и - умиротворенную, хроническую сытость, отдающую явным
перееданием деликатесов.
То и дело, растопырив женоподобные пухлые ручки, Изя
озабоченно ощупывал ими свое тугое пузо, на котором едва
сходилась рубашка.
Глядя на этот странный массаж, я порекомендовал арендатору
заняться хотя бы легким спортом типа утренних пробежек, на что
последовал неприязненный вопрос: дескать, не являюсь ли я
профессиональным пропагандистом здорового образа жизни?
Я ответил, что и сам нахожусь в состоянии глубокой
растренированности и с огромным бы удовольствием пошел в какой-
нибудь спортклуб восстановить упущенную физическую форму.
Узнав, что я искушен в восточных единоборствах, Изя
озабоченно призадумался, затем своим изумленным младенческим
взором изучил габариты моей фигуры, и наконец спросил, в чем
состоит род моих занятий на нынешнем этапе быстротекущей жизни.
Я поведал, что нахожусь в Германии относительно недавно,
намерен устроиться тренером карате или дзю-до и, если имеются
предложения на сей счет, готов их заинтересованно рассмотреть.
На это Изя ответил, что в кадровой структуре его бизнеса
существует вакансия охранника и одновременно грузчика, ибо он
занят каждодневным развозом товаров широкого потребления по
воинским частям и магазинчикам эмигрантов, а источником же товара
является его сестра, кочующая в регионе Юго-Восточной Азии от
одного оптового склада к другому.
- В день буду платить шестьдесят марок, - предложил Изя. -
Кроме того, можешь брать барахло по закупочной стоимости.
Устраивает?
Я с готовностью согласился. Но вовсе не потому, что
нуждался в барахле по закупочной стоимости и в этих марках: мне
просто было необходимо движение в любом направлении из того
тупика, в котором я оказался, хотя мой новый командир и попутчик
ни малейшей симпатии во мне ни внешностью своей, ни манерами, не
вызывал.
Изя чем-то напоминал гладкого насосавшегося клопа, уверенно и
опытно пользующего свои безропотные жертвы.
- Считай, ты уже на работе, - заявил он безапелляционно. -
Садись в машину, едем ко мне домой, выгрузим старую мебель и сюда
ее - на склад...
Жил Изя неподалеку от Бранденбургских ворот в добротной
новостройке, переданной добрыми немцами социально нуждающимся
эмигрантам советско-еврейского происхождения, хотя, судя по
машинам престижнейших моделей, плотно у дома припаркованным,
пожаловаться на слабую материальную базу своего бытия жильцы
могли лишь с целью вызова гнева Господнего.
Оплачиваемая государством четырехкомнатная комфортабельная квартира
эмигранта Изи, получавшего, как практически и все его собратья,
пособие на жизнь и нигде официально не работающего, вмещала в
себя антиквариат, телевизоры последних моделей, мебель
натуральной кожи и красного дерева, хрусталь и старинный фарфор,
что наводило на естественную мысль о серьезных доходах
безработного хозяина, снабжающего азиатским барахлишком горячо им
любимую Красную Армию.
Из квартиры мы вынесли спальный гарнитур, по моим понятиям -
вполне приличный, но не устраивающий Изю стандартностью форм и
линий. Видимо, вкус Изи утончался пропорционально возрастанию
извлекаемых им дивидентов.
Что же касается меня, то я бы с немалым удовольствием сменил
тесный диванчик, на котором обретался в комнатенке Валеры, на
двуспальное ложе с двойным матрацем, перевозимое нами на склад в
кузове грузового "мерседеса" моего бесившегося с жиру
работодателя.
Прибыв обратно на склад, мы застали там Валеру, приделывающего к
окну решетку из сварной арматуры, и еще двух хорошо одетых
молодых людей - как выяснилось, знакомых Изи.
Молодые люди, приехавшие на "порше", сопровождали огромный
грузовик-рефрижератор, закупоривший своей громадой узенькую
улочку перед нашим домом.
- Изя, как же так? - начал один из молодых людей с
укоризной. - Ты говорил, что склад оборудован, везите товар, а
тут еще и двери приличной нет. Что за дела?
Изя завращал наивными своими глазками, что-то усиленно
проворачивая в изворотливом уме.
- Зато есть сторож, мастер карате, - сообщил невозмутимо,
потрогав мой бицепс пальчиком. - Вот... Хотите проверить уровень
его боевой подготовки - милости просим.
- А, - сказал другой парень, - это - другое дело. Давай,
мастер, разгружай рефрижератор, укрепляй мускулатуру. За работу
плачу двести марок.
Я вопросительно посмотрел на Изю, одобрительно мне
кивнувшего.
Рефрижератор был плотно забит верхней мужской одеждой: шерстяными
пиджаками, дорогими мужскими костюмами, плащами, джинсами,
зимними и осенними куртками...
Производя разгрузочные работы, я, слушая комментарии Изи, уяснял,
что одну из комнат склада он намеревается сдавать в субаренду
своим знакомцам, а машина со шмотками скорее всего краденая,
поскольку молодые люди - также легальные эмигранты
псевдоеврейского происхождения - специализируются на похищении
грузовиков с товаром по всей территории европейского материка.
Изя едва ли ошибался в таком утверждении: молодые люди,
расплатившись со мной, укатили, даже не удосужившись подсчитать
количество выгруженной из рефрижератора мануфактуры, единственно
сказали на прощание, что приедут за ней со своим покупателем
через неделю.
- Тэк-с, - рассуждал Изя, с любопытством рассматривая
сваленные на крашенный суриком деревянный пол груды одежды,
упакованной в целлофан. - Есть, Толя, замечательная идея...
Может, здесь и поселишься, как считаешь? Одну персональную
комнату тебе выделим, спальный гарнитур тем более имеется...
Оборудуешь себе кухню, толчок здесь удобный, чистый, ванну
поставишь...
- Ванну найдем, - откликнулся со стремянки Валера,
укрепляющий ударными темпами уже третью решетку на очередном
оконном проеме. - И ванну, и мойку для кухни... Да тут в
Карлсхорсте этой мебели бесхозной на целый город хватит... Газ
подведен, плита у меня есть...
- Во, - кивал Изя. - Буду вычитать из твоей зарплаты
марочек двести за жилище...
- И прибавлять триста, - сказал я.
- За что?
- За должность сторожевой собаки.
- А, это ты верно... Хорошо. Давай без математики...
Сойдемся в нулях. Как?
- Идет. - Я отправился в уготованную мне комнату -
просторную, с желтой кафельной горкой печурки, широким
подоконником...
От прежних хозяев в комнате остался потертый бархатный диван
серо-фиолетового цвета с засохшими от голода клопами, два
металлических стула с фанерными сиденьями, обтянутыми
потрескавшимся дерматином; в углу были свалены новенькие шинели с
нашивками армии ГДР, два знамени с государственным гербом уже не
существующего немецкого социалистического государства, бронзовые
бюсты Ленина и Маркса.
Маленькая свалка истории...
- Устраивайся тут, - напутствовал меня Изя. - Завтра утром
за тобой заеду. А сейчас помоги мне барахлишко вынести...
- Какое?
- Ну, какое-какое...
Из привезенного ему на ответственное хранение товара Изя
отобрал себе пару костюмов, кашемировый пиджак малинового цвета и
легкую спортивную куртку.
- Классный прикид, - поджав слюнявые губки, констатировал
он, загружая похищенное у воров имущество в "мерседес".
- А как же... - растерянно начал я.
- Именем революции! - кратко ответил Изя.
Дождавшись отъезда работодателя, мы с Валерой нырнули в кучу
неоприходанной мануфактуры, в течение получаса сформировав себе
превосходные гардеробы как для повседневности, так и на случай
гипотетических торжественных дат.
Затем, перенеся от греха подальше трофеи к Валерию на
квартиру, занялись благоустройством внезапно обретенного мной
жилища.
Благоустройство, а как-то: установление похищенной с
армейского склада чугунной эмалированной ванны и душевого
оборудования - заняло у нас весь вечер. Сил на сборку спального
гарнитура уже не нашлось: в свой первый ночлег я решил
удовлетвориться доставшимся мне по наследству реликтовым диваном,
на котором, возможно, сиживал юный Адольф Гитлер.
Выпив по бутылочке пива с самодельной малосольной воблой, мы
распрощались с Валерой до грядущего утра. Закрыв за ним дверь
склада, я вдруг вспомнил, что забыл одолжить у него одеяло,
подушку и простыни.
Беспокоить лишний раз умаявшегося за день приятеля не хотелось. Я
разостлал на диванчике исторические государственные флаги в
качестве постельного белья, уместил в изголовье бюсты идолов
мирового комммунизма, обложив их для амортизации черепа шинелями,
и, теми же шинелями накрывшись, погрузился в счастливый сон
обретшего собственный приют скитальца.
Утром, купив на углу у метро кофе в пластмассом стаканчике
и сэндвич с ветчиной, я уселся вместе с Изей в грузовичок и
покатил, завтракая на ходу, в аэропорт Западного Берлина Тегель,
на таможню которого пришло из Турции карго с дубленками и
кожаными куртками, отправленное стараниями неведомой мне
родственницы нового начальника.
Без каких-либо проволочек груз получив, мы двинулись на
торговую Кантштрассе, где меня просто-таки поразило обилие
магазинов, чьими владельцами являлись выходцы из России,
прибывшие в Берлин незамедлительно после падения разделяющей
город стены.
Большинство торговых людей превосходно знали друг друга по прежней,
советской жизни, в которой, как я уяснил, эти ребята активно
занимались противозаконной в то время спекуляцией и прочими
махинациями, продолжив традиции своей деятельности уже на
германской территории сплоченным, проверенным коллективом.
Впрочем, практически весь их бизнес основывался на
российском армейском покупателе. Такие типы, как Изя, поставляли
в оптовые магазинчики на Кантштрассе ходкий товар, а далее товар
распределялся по мелким торговцам, реализующим его в воинских
частях, подобных оставленному мной дивизиону. В своей среде
торговцы именовались "лесниками".
Особенно популярным товаром являлось газовое, дробовое и
электрошоковое оружие, приобретаемое убывающими на криминальные
просторы отчизны военными как предметы первой тамошней
необходимости.
Торговля же данными бытовыми аксессуарами требовала дорогостоящей
лицензии, чье приобретение бывшие спекулянты считали такой же
излишней роскошью, как и уплату налогов приютившему их немецкому
государству, а потому на Кантштрассе зверствовала полиция,
устраивая обыски в магазинах, проверки документов с целью
обнаружения нелегалов, незаконно работающих за прилавком, а также
безжалостно штрафуя владельцев машин, парковавшихся под знаками
"остановка запрещена", которыми Кантштрассе, именующаяся с
недавнего времени "улицей русской мафии", была усеяна на всем
своем протяжении.
Посему выгрузку кожано-меховых изделий мы с Изей производили в
ударном порядке, непрерывно озираясь на поток машин, чтобы
вовремя узреть в нем бело-зеленые полицейские "жигули", грозящие
неприятностями. Неподалеку от нас столь же спешно производили
погрузочно-разгрузочные работы иные коллеги Изи, с кем он не
успевал обмениваться приветствиями.
Волоча последние коробки с дубленками, мы вошли в магазин, дабы
получить накладную, но тут в двери появился какой-то невзрачный
человечек, отрывисто произнесший в сторону стоящего за прилавком
хозяина:
- Полицай сигнал.
Практически вся публика, находившаяся в торговом учреждении, побросав
свои тюки, сумки, теряя башмаки и очки, ринулась к выходу, но тут
выяснилось, что невзрачный человечек, заглянувший в магазин,
просто задал вопрос, имеется ли в продаже сигнал типа полицейской
мигалки, и не более того.
Возникшая суматоха быстро улеглась, но на праздного посетителя
вылился не один ушат нецензурного негодования.
