ему казалось хотя и старым, но вполне проверенным и надежным на два де-
сятка лет вперед.
На следующее утро я прокрутил пленку Слону. Я допустил довольно круп-
ную техническую ошибку: микрофон нельзя иметь в часах, когда беседа идет
в ресторане. Звон вилки, которая постоянно у самого микрофона, был прос-
то оглушительным, а наши голоса звучали где-то вдали. И это страшно раз-
веселило Слона. Насмеявшись, он серьезно спросил:
- Что он о тебе знает?
- Что меня зовут Виктор.
- А фамилия?
- Он никогда не спрашивал.
- Когда у тебя следующая встреча?
- В четверг.
- Перед встречей я организую тебе консультацию в Девятом управлении
информации ГРУ. С тобой будет говорить настоящий офицер, который анали-
зирует американские ракетные двигатели. Он, конечно, знает многое и о
наших двигателях. Информатор поставит тебе настоящую задачу, такую, ко-
торая его бы интересовала, если бы ты познакомился с американским ракет-
ным инженером. Если ты из очкарика вырвешь достаточно вразумительный от-
вет, то считай, что тебе повезло, а ему нет.
17.
Информация ГРУ желала знать, что мой знакомый знает о бороводородном
топливе.
Мы сидим в грязной пивной, и я говорю своему другу о том, что борово-
дородное топливо никогда применяться не будет. Не знаю почему, но он ду-
мает, что я работаю в 4-м цехе завода.
Я ему этого никогда не говорил, да и не мог говорить, ибо не знаю,
что такое 4-й цех.
Он долго испытующе смотрит на меня:
- Это у вас там, в четвертом, так думают. Знаю я вас, перестраховщи-
ков. Токсичность и взрывоопасность... Это так. Но какие энергетические
возможности! Вы там об этом подумали? Токсичность можно снизить, у нас
этим 2-й цех занимается. Поверь мне, будет успех, и тогда перед нами не-
объятные горизонты...
За соседним столиком я узнаю чью-то знакомую спину. Неужели Слон?
Точно. Рядом с ним еще какие-то очень внушительные личности...
Следующим утром Слон поздравил меня с первой вербовкой.
- Это учебная. Но ничего. Котенок, если хочет стать настоящим котом,
должен начинать с птенчиков, а не с настоящих воробьев. А про бороводо-
родное топливо забудь. Это не твоего ума дело.
- Есть, забыть.
- И про очкастого забудь. Его дело, с твоими отчетами и магнитофонны-
ми лентами, мы передадим кому следует. Чтобы держать КГБ в узде, Цент-
ральному Комитету нужен конкретный материал о плохой работе КГБ. Где
взять этот материал? Вот этот материал! - Слон распахивает сейф с отче-
тами моих товарищей о первых учебно-боевых вербовках.
Но с вытеснительными системами и бороводородным топливом мне еще
пришлось встретиться. Перед самым выпуском из академии нам дали возмож-
ность поговорить с конструкторами вооружения - для того, чтобы мы в об-
щих чертах представляли проблемы советской военной промышленности. Нам
показывали танки и артиллерию в Солнечногорске, новейшие самолеты в Мо-
нино, ракеты в Мытищах. Мы проводили по несколько суток с ведущими инже-
нерами и конструкторами, конечно, не зная их имен. Они тоже не совсем
понимали, кто мы такие (какие-то хлопцы молодые из Центрального Комите-
та).
И вот в Мытищах меня провезли через три проходных пункта, через массу
контролеров и охранников. В высоком светлом ангаре нам показали зеленую
тушу. После долгих объяснений я спросил, а почему бы не вернуться к ста-
рым испытанным турбонасосам вместо вытеснительных систем.
- Вы ракетчик? - полюбопытствовал инженер,
- В некотором роде...
* ГЛАВА VIII *
1.
На третий день после прибытия в Вену меня вызвал резидент венской
дипломатической резидентуры ГРУ. генерал-майор Голицын.
- Чемоданы уже распаковал?
- Нет еще, товарищ генерал.
- И не спеши.
- ?
Его кулачище обрушился на дубовый стол и нежная кофейная чашечка жа-
лобно взвизгнула:
- Потому что в пятницу в Москву идет наш самолет. Я тебя, лентяя, на-
зад отправлю. Где твои вербовки?
Из генеральского кабинета я, красный от стыда, вылетел в "Забой" -
большой зал резидентуры, где на мое появление решительно никто не обра-
тил внимания. Все были слишком заняты. Двое склонились над огромной кар-
той города. Один что-то быстро печатал на машинке. Двое безуспешно пыта-
лись уместить огромный серый электронный блок с французскими надписями в
контейнер дипломатической почты. И только один старый волк разведки, ви-
димо, поняв мое состояние, посочувствовал:
- Навигатор, конечно, тебе обещал, что выгонит следующим самолетом.
- Да, - подтвердил я в поисках поддержки.
- А ведь и выгонит. Он у нас такой.
- Что же мне делать?
- Работать.
Это был хороший совет, и лучшего ждать не приходилось. Если кто-то
знает, где и как конкретно можно добыть секретную бумагу, то он сам ее и
добывает. Зачем ему делиться со мной своей славой?
И я начал работать. За оставшиеся четыре дня я, конечно, не сделал
вербовку. Но я сделал первые шаги в правильном направлении. Поэтому мое
возвращение в Москву было отложено еще на одну неделю, а потом и еще на
одну. Так я проработал у генерала Голицына четыре года. Впрочем, все ос-
тальные, включая и его первого заместителя (Младшего лидера), находились
в том же положении.
2.
Я - шпион.
Я окончил Военно-дипломатическую академию и полгода работал в 9-м Уп-
равлении службы информации ГРУ. Потом из обработки информации меня пере-
вели в добывание.
Нет, добывание - это не только за рубежом.
Советский Союз посещают миллионы иностранцев, и часть из них знает
такие вещи, которые интересны нам. Этих иностранцев надо выделять среди
всех остальных и вербовать их, и вырывать из них секреты силой, хит-
ростью или деньгами.
Работа в добывании - это свирепая борьба тысяч офицеров КГБ и ГРУ за
интересных иностранцев. Работа в добывании - это поистине собачья рабо-
та. Не зря нас зовут борзыми. Работа в добывании - это бездушный гене-
рал-майор ГРУ Борис Александров, который руководит добыванием на терри-
тории Москвы, для которого любые невыполнимые нормы кажутся недостаточ-
ными, который, не задумываясь, ломает судьбы молодым разведчикам за не-
выполнение плана и за малейшее упущение. В управлении генерала Александ-
рова я работал год. Это был самый тяжелый год моей жизни. Но это был год
моей первой вербовки, год первого, добытого самостоятельно, секретного
документа. Только тот, кто сумеет сделать это в Москве, где неизвестных
нам секретов не так уж много, может попасть за рубеж. Кто умеет работать
в Москве, тот сумеет делать это где угодно. Поэтому я сейчас сижу в ма-
ленькой венской пивной, сжимая в руке холодную, чуть запотевшую кружку
ароматного, почти черного пива.
Я - добывающий офицер. В Вене у меня бурный старт. Не потому, что я
очень успешно выискиваю носителей секретов. Совсем нет. Просто многие
мои старшие товарищи очень успешно работают. И каждую из проводимых опе-
раций необходимо обеспечивать. Нужно отвлекать полицию, нужно контроли-
ровать работающего на маршруте проверки и охранять его во время секрет-
ной встречи, нужно принимать от него добытые материалы и, рискуя
карьерой, поставлять их в резидентуру. Нужно выходить на тайники и явки,
нужно контролировать сигналы, нужно делать тысячи вещей, в чьих-то инте-
ресах, часто не понимая смысла своей работы. Все это труд, все это риск.
3.
Я докладываю о своих первых шагах. Навигатор слушает молча, не пере-
бивая. Он смотрит в стол. Это мне кажется странным. Первое, чему учат
шпиона, - смотреть собеседнику в глаза: учат выдерживать долгие взгляды,
учат владеть своим взглядом, как боевым оружием. Отчего этот волк мате-
рый не выполняет элементарных требований? Тут что-то не так. Я напряга-
юсь, не спуская с него взгляда и мысленно готовясь к худшему.
- Хорошо, - наконец говорит он, не отрывая глаз от своих бумаг, -
впредь так и будешь работать под личным контролем моего первого замести-
теля, но два раза в месяц я буду слушать тебя лично. За первые недели ты
сделал немало, поэтому я ставлю тебе более серьезную задачу. Пойдешь на
встречу с живым человеком. Человек завербован моим первым заместителем -
Младшим лидером. Но послать Младшего лидера на операцию я не рискую. По-
этому пойдешь ты. Завербованный человек имеет исключительную важность
для нас. Сам товарищ Косыгин следит за нашей работой в данной области.
Потерять такого человека мы не имеем права. Он работает в Западной Гер-
мании и передает нам детали американских противотанковых ракет "Toy". Мы
тайно перебросим тебя в Западную Германию. Проведешь встречу. Получишь
детали ракет. Оплатишь услуги. Исколесишь много километров, путая следы.
Тебя встретит помощник советского военного атташе в Бонне. Передашь груз
ему, но в упаковке. Он нс должен знать, что получает, Дальше груз пойдет
дипломатической почтой в Аквариум. Вопросы?
- Почему не поручить проведение встречи нашим офицерам в Западной
Германии?
- Потому что, во-первых, если завтра Западная Германия выгонит всех
наших дипломатов, поток информации о Западной Германии ни в коем случае
не уменьшится. Мы будем получать секреты через Австрию, Новую Зеландию,
Японию. Выгони всех наших разведчиков из Великобритании - для КГБ ка-
тастрофа, а для нас нет. Мы продолжаем получать британские секреты через
Австрию, Швейцарию, Нигерию, Кипр, Гондурас и все другие страны, где
только есть офицеры Аквариума. Потому, во-вторых, что, получив добытые
нами детали ракет, начальник ГРУ вызовет всех дипломатических и неле-
гальных резидентов ГРУ в Западной Германии и всем этим восьми генералам
задаст вопрос: почему Голицын из Австрии может добывать такие вещи в За-
падной Германии, а вы, ...вашу мать, находясь в Западной Германии, нет?
Вы можете только на подхвате работать? Только в обеспечении ...ну и со-
ответствующие выводы последуют. Только так, Суворов, конкуренция рожда-
ется. Только благодаря жестокой конкуренции-все наши успехи. Все понял?
- Все, товарищ генерал.
- Что-то хочешь спросить?
- Нет.
- Хочешь, знаю я твой вопрос! Тебя сейчас одно мучает: Младший лидер
за детали ракет орден получит, а рисковать за него молодой капитан будет
и ни хрена за этот риск не получит. Ты это думаешь?
Он внезапно поднимает глаза. Вот его прием! Он берег свой взгляд до
самого последнего момента. У него жестокие глаза, без единой искорки. У
него взгляд, как удар хлыста по ребрам. Он использует свой взгляд вне-
запно и стремительно. Я к этому не готов. Я выдерживаю его взгляд, но
понимаю, что соврать мне не удастся.
- Да, товарищ генерал.
- Работай активно. Ищи и вербуй агентуру. Тогда и тебя будут обеспе-
чивать. Тогда ты будешь работать только головой, а кто-то за тебя будет
рисковать шкурой.
Скулы его играют, а взгляд свинцовый.
- Детали согласуешь с Младшим лидером. Иди.
Я щелкнул каблуками и, четко развернувшись, вышел из командирского
кабинета. В коридоре не было никого. В большом рабочем зале - тоже нико-
го. Кондиционер, мягко шелестя, бросает прохладную струю воздуха в по-
лумрак рабочего зала. Я немного увеличил яркость голубого света и по
густому, гасящему звук шагов ковру прошел в дальний конец зала к сейфам.
Несколько секунд я тупо смотрю на бронзовый диск, вздыхаю тяжело и наби-
раю комбинацию цифр. Тяжелая бронированная дверь плавно и бесшумно под-
далась, открывая двенадцать небольших массивных дверок. Ключом я откры-
ваю свою, на которой аккуратно выведена цифра 41. Внутримой портфель. Я
закрываю сейф, кладу портфель на свой рабочий стол, осторожно тяну на
себя два шелковистых шнура, нарушая четкий рисунок двух печатей - снача-
ла гербовой, потом своей персональной. Из портфеля я достаю гладкий лист
плотной белой бумаги с аккуратной колонкой надписей и, вновь глубоко
вздохнув, пишу па нем:
"Вскрыл портфель э 11. 13 июля в 12 часов 43 минуты, время местное".
Чуть отступив, расписываюсь.
Осторожно опустив лист в портфель, я извлекаю из него тонкую блестя-
щую зеленую папку с номером 173-В-41. Первый лист папки плотно исписан,
остальные - совершенно чистые. Один из них я беру двумя пальцами и кладу
перед собой. В верхнем левом углу я делаю оттиск своей личной печати,
после чего вставляю лист в пишущую машинку. В правом углу привычно и
быстро я выбиваю два слова: "Совершенно секретно", затем, отступив нес-
колько строк, прямо посередине: "ПЛАН".
Сделав это, я опускаю голову на руки, тоскливо глядя в стенку. Ярость
бушует во мне. Я ненавижу весь мир, я ненавижу себя, ненавижу рабочий
стол, голубой свет, коричневые ковры и зеленые папки.
Постепенно из всей массы людей и предметов, на которые легла моя жгу-
чая ненависть, выплыло одно лицо, которое я ненавидел сейчас даже
больше, чем пишущую машинку. И это было лицо командира, ...твою мать!
Легко приказывать! Но это же не дивизией командовать. Пойди туда, сделай
то. Я же никогда не был в Западной Германии. Послать меня на такое дело
через три недели практической работы. А если я завалю операцию? Черт с
ним, меня в тюрьму посадят, но вы же агента своего потеряете!
Если было бы кому в этот момент по роже хрястнуть, я не замедлил бы.
Но никого рядом не было. Взглядом я окинул полированную поверхность сто-
ла в поисках чего-либо, на чем можно было бы сорвать зло. Под руку попа-
дает изящный стаканчик с ручками и карандашами. Его я сжал в ладони,
пристально рассматривая, а потом резко, со всего маху, швыряю его о сте-
ну. Он, жалобно взвизгнув, рассыпается на мелкие осколки.
- Ты чего психуешь? - Я оборачиваюсь. Сзади меня у сейфов-Младший ли-
дер.
Я слишком увлекся и не заметил его появления.
- Прошу прощения, - на него я глаз не поднимаю. В пол смотрю.
- В чем дело?
- Навигатор приказал выйти на встречу с вашим человеком.
- Ну и сходи. Что за проблема?
- Откровенно говоря, я не знаю, с чего начать, что делать...
- План писать! - вдруг взорвался он. - Напиши план, я тебе его подпи-
шу и вперед...
- А если события будут развиваться не по моему плану?
- Ч-е-г-о? - он смотрит на меня непонимающими глазами, смотрит на ча-
сы, на меня, вздыхает и с укоризной говорит: - Забирай свои бумаги. Пош-
ли.
Кабинет для инструктажей мне всегда напоминает каюту на большом рос-
кошном пароходе. Когда системы защиты включены, то пол, потолок и стены
мелко-мелко дрожат почти незаметной дрожью, точно палуба крейсера, когда
он режет волны на полном ходу. Кроме того, где-то в толще стен за десят-
ками слоев изоляции установлены мощные глушители. Изоляция в тысячи раз
уменьшает их рев, и тут, внутри, вы можете слышать только приглушенный
рокот, словно шум прибоя вдалеке.
Кабинет для инструктажей внутри весь белый и блестящий. Некоторые его
за это называют "операционная". Я это название не люблю. Это помещение я
всегда именую "каютой". В каюте один стол и два кресла. Но и стол и
кресла совершенно прозрачны, и это создает впечатление роскоши и необыч-
ности.
Младший лидер указывает мне на кресло и садится напротив.
- На кладбище Слонов ничему тебя хорошему не научили. Если хочешь
иметь успех, прежде всего забудь все, чему тебя учили Слоны в академии.
В Слоны попадают те, кто не может сам работать на практике. А теперь
слушай мою науку. Прежде всего надо написать план. В плане распиши вся-
кие варианты и свои решения в этих ситуациях. Чем больше напишешь, тем
лучше.
План - это страховка на случай твоего провала. Под следствием Аквари-
ума у тебя будет чем себя оправдать: мол, к подготовке я относился
серьезно. Запомни, чем больше бумаги - тем чище задница. А написав план,
приступай к его подготовке. Главное - подготовить себя психологически.
Расслабься насколько возможно, попарься в баньке. Отмети все отрица-
тельные эмоции. Все переживания. Все сомнения. На дело ты должен идти в
полной уверенности в победе. Если такой уверенности в тебе нет, то лучше
откажись сейчас. Главное, настроить себя на тон агрессивного победителя.
Когда расслабишься достаточно, послушай что-нибудь Высоцкого - "Охоту на
волков", например. Эта музыка в тебе должна звучать во время всей опера-
ции. Особенно, когда будешь возвращаться. Самые большие ошибки мы совер-
шаем после успешной встречи, возвращаясь с нее. Мы ликуем и забываем
чувство агрессивного победителя. Не теряй этого чувства, пока не попа-
дешь за наши стальные двери, Повторяю, что главное - не план, а психоло-
гический настрой. Ты будешь победителем только до тех пор, пока сам себя
чувствуешь победителем. Когда напишешь план, я с тобой проиграю все воз-
можные варианты. Это очень важно, но помни, что есть более важные вещи.
Помни это. Будь победителем! Чувствуй себя победителем. Всегда. Успехов
тебе.
4.
Лес сосновый. Просека. Холмы. Тихо. Толстый ленивый шмель своей тушей
сел на лесной колокольчик. Эй ты, жирный, цветок поломаешь! Шмель мне
что-то обидное прогудел, но спорить не стал, а колокольчик благодарно
головкою закивал.
Один я в лесу. Машина у меня старая, побитая вся, на прокат кем-то
для меня взятая. Время медленно тянется. Двадцать семь минут до встречи.
По паспорту я югославский гражданин, не то турист, не то безработный.
Турист из безработного социализма. Жду. Друг, или, по-нашему, особый ис-
точник, ровно в 13.00 должен явиться с деталями ракет. Меня он по двум
признакам опознает: японский транзистор в левой руке и маленький значок
с изображением футбольного мяча. А я его узнаю по времени появления:
13.00 ровно. Он время спросит, при этом должен встать чуть правее меня.
Хитрый друг оказался. Вознаграждение принимает не в долларах, не в мар-
ках и даже не в швейцарских франках. Он золотыми монетами берет. Если
припрут: прабабушкино наследство.
Коробку с монетами я вон там, в елках, спрятал. Это на случай всяких
неожиданностей. Если во время встречи обложат, как полиции объяснить,
откуда у меня, бедного туриста, золотые дукаты?..
Откуда наш друг может брать детали противотанковых ракет? Кто он, ге-
нерал? Или конструктор ракет? Подругому ты кусок ракеты не утащишь. Будь
ты инженер на заводе, заведующий складом или боевой офицер. Каждая де-
таль получает номер сразу в момент ее Производства. Как ты ее украдешь?
Только сам конструктор... Только генерал... Нет, черт побери, и
конструктору и генералу совсем не легко красть ракетные детали. Кто-то,
кто выше конструктора и генерала? Но если и просто генерал или просто
генеральный конструктор, как же Младший лидер ухитрился его встретить и
вербануть?
Противно роль нищего туриста играть: свитер рваный, ботинки стоптаны.
Как же в таком виде я встречу американского генерала? Что он подумает о
ГРУ, увидев мой мятый "фиат"?
Время. Нет его. Эй, генерал, где ж твоя дисциплина? Из-за поворота
огромный грязный трактор с прицепом тащится. Старый немец-фермер, весь
навозом пропах. Старый черт, тебя только тут не хватало. Я два часа в
лесу просидел, ни одной души не было. И еще пять дней пройдет, ни одной
живой души не появится. А тебя, старого, черти несут в самый момент
встречи. Ну рули, рули скорее. А он, как назло, трактор передо мной ос-
танавливает. Чего тебе, старый дурак? Время? На, тебе время! Я сую ему
свои часы прямо в нос. Проезжай, старый пес. Но не собирается он ухо-
дить. Он возле меня стоит, чуть правее. Чего тебе надо? Чего, старый,
злишься? Я тебе жить мешаю? Вали отсюда! Он мне на прицеп показывает.
Ах, нехорошо получилось. Наверное, у него прицеп поломался. Помогать
придется... а то ведь генерал сейчас подъедет. Тут меня озарило... С че-
го я взял, что "особым источником" должен быть генерал? Я вскакиваю на
прицеп, срываю рваный промасленный брезент. О чудо! Под брезентом иско-
верканные обломки ракет "Toy". Помните эту хищную серебристую мордочку?
Я таскаю обломки стабилизаторов, грязные печатные схемы, спутанные, пор-
ванные провода, разбитый, перепачканный грязью блок наведения - в свою
машину. Я руку ему трясу: "Данке шен". И бегом за руль. А он палкой
грозно по моей машине стучит. "Ну, что тебе, дьявол, нужно?" Он жестом
показывает, что ему деньги нужны. А я и забыл. Бегом в ельник. Вырыл ко-
робку: "Бери". Вот теперь он заулыбался. "А ты, старый хрыч, на зуб поп-
робуй! Куда тебе, старому, столько золота? В гроб все равно с собой не
возьмешь". А он улыбается: Вспомнил я инструкцию: "особые источники"
уважать надо, по крайней мере, демонстрировать уважение. И я ему улыба-
юсь.
Он - в одну сторону, я - в другую, Я быстро гоню машину от места
встречи. Мне теперь понятна простая механика сей операции.
1-я американская бронетанковая дивизия уже получила ракеты "Toy" и
уже стреляет ими на полигоне. Конечно, без боеголовок. Поэтому маленькая
ракета на конечном участке траектории просто разбивается о мягкий грунт.
У нас, когда стреляют "Фалангами" и "Шмелями", огромные пространства
застилают брезентом, а потом батальон бросают на поиск мельчайших оскол-
ков. Американская армия этого не делает. И потому не надо вербовать ге-
нерала да главного конструктора. Достаточно вербануть пастуха, лесника,
сторожа, фермера. Он вам обломков наберет хоть сто килограммов, хоть
двести. Сколько в багажник поместится! Старый фермер, пропахший навозом,
может стать источником особой важности, и за тридцать сребреников про-
даст вам все, что желаете, Боеголовок нет? Тем лучше. Без боеголовок
весь блок наведения почти целым остается. А головки у нас не хуже амери-
канских. Нам блок наведения нужен. Схемы печатные нужны. Кому надо, тот
их отмоет да очистит. Если чего не хватает, в следующий раз привезем. И
состав металла нужен. И композитные материалы нужны. И механизм раскры-
тия стабилизаторов, и остатки топлива чрезвычайно интересны, и даже на-
гар на поворотных турбинках. И все это в моем багажнике. И всем этим
лично товарищ Косыгин интересуется.
Я гоню свою машину по прямым, как стрелы, автобанам Германии. Гитлер
строил. Хорошо строил. Я жму на педаль сильнее и чуть улыбаюсь сам себе.
Когда я вернусь, я буду просить прощения у Навигатора и у Младшего лиде-
ра. Я не знаю почему. Но я подойду и тихо скажу: "Товарищ генерал, прос-
тите меня", "Товарищ полковник, простите, если можете".
Они разведчики высшего класса. И только так надо действовать. Быстро,
не привлекая внимания. Я готов рисковать и своей карьерой и своей жизнью
ради успеха ваших простых, но ослепительных в своей простоте операций.
Если можете, простите меня.
5.
Я вытянул свои уставшие ноги под столом. Мне хорошо. Тут так тихо и
уютно. Как бы не уснуть. Я устал. Тихая мелодия. Седой пианист. Он, не-
сомненно, великий музыкант. Он устал, как и я. Он закрыл глаза, а его
длинные гибкие пальцы виртуоза привычно танцуют по клавишам огромного
рояля. Несомненно, его место в лучшем оркестре Вены. Но он почему-то иг-
рает в венском кафе "Шварценберг". Вы бывали в "Шварценберге"? Настоя-
тельно советую. Если у вас тяжелая, изматывающая работа, если у вас
красные глаза и уставшие ноги, если нервы взвинчены - приходите в "Швар-
ценберг", закажите чашку кофе и садитесь в уголок. Можно, конечно, си-
деть и на свежем воздухе, за маленьким беленьким столиком. Но это не для
меня. Я всегда захожу внутрь, поворачиваю направо и сажусь в углу у ог-
ромного окна, закрытого полупрозрачными белыми шторами. Когда в Вене
жарко, все сидят, конечно, на свежем воздухе. Там хорошо, но тогда
кто-то может наблюдать за мной издалека. Я не люблю, чтобы меня кто-то
мог видеть издалека. Поэтому я всегда внутри. Из своего уголка я вижу
любого, кто входит в зал. Из-за прозрачной занавески я иногда посматри-
ваю и наружу, на Шварценбергплац. Кажется, что за мной сейчас никто не
смотрит. И мне хорошо быть одному в этом уюте. Зеркала. Абстрактные ше-
девры. Роскошные ковры. Темно-коричневые стены - полированный дуб. Тихая
мелодия. Пьянящий аромат кофе: одновременно возбуждающий и успокаиваю-
щий. Если бы у меня был свой замок, я непременно заказал бы себе такие
стены, на них бы развесил эти декадентские зеркала и картины, в углу
поставил бы огромный рояль, пригласил бы этого старика-пианиста, а перед
собой поставил бы чашку кофе и сидел, вытянув ноги и подперев щеку кула-
ком. Мне кажется, что эту мелодию я уже когда-то давно слышал. Мне ка-
жется, что я видел где-то эти картины на дубовых стенах и эти маленькие
столики. Конечно, все это я видел раньше. Конечно, я помню и этот нежный
аромат, и эту чарующую мелодию. Да. Все это я уже видел раньше. Это было
давно. Несколько лет назад. Был огромный прекрасный город. Была тихая
площадь с трамвайными рельсами. Огромные окна кафе. Был этот незабывае-
мый запах и эта спокойная мелодия. Только тогда на площади у кафе, у бе-
лых столиков стояли три грязных уставших танка с широкими белыми полоса-
ми. Они стояли тихо и не мешали чудесной мелодии. Было жаркое лето. Ог-
ромные окна кафе были открыты, и прекрасная музыка тихо и спокойно, как
лесной ручей, струилась через окно. Я почему-то совершенно отчетливо
представил себе три грязных танка с белыми полосами на Шварценбергплац.
У танка совершенно необычный запах. Его нельзя спутать ни с чем. Вы лю-
бите запах танка? Я тоже люблю. Запах танка - это запах металла, это за-
пах сверхмощных двигателей, это запах полевых дорог. Танк приходит в го-
род из лесов и полей, и он хранит запах листьев и свежей травы. Запах
танка - это запах простора и мощи. Этот запах пьянит, как запах вина и
крови. Я чувствую этот запах в тихом венском кафе. Я совершенно отчетли-
во могу себе представить тысячи грязных танков на улице Вены. Город бур-
лит. Город охвачен страхом и негодованием, а по его улицам гремят беско-
нечные колонны танков. Из узких улочек из-за поворота появляются все но-
вые и новые бронированные динозавры. Водители переключают передачи, и в
этот момент двигатель извергает из себя черный густой дым вперемешку с
брызгами несгоревшего топлива и хлопьями сажи. Скрежет и гром. Искры из-
под гусениц. Черные от копоти и пыли лица солдат. Танки на мостах. Танки
у роскошных дворцов. Танки на широких бульварах и в узких улочках. Танки
везде. Старик с лохматой белой бородой что-то кричит и машет кулаком. Но
кто его услышит? Разве можно заглушить рев танковых дизелей? Поздно,
старик. Слишком поздно ты начал кричать. Нужно было раньше кричать. Ког-
да по тротуарам загремели кованые сапоги, когда вокруг стоит рев и скре-
жет бесчисленных танков - кричать поздно. Нужно или стрелять или мол-
чать. Город бурлит. Город в дыму. Где-то стреляют. Где-то кричат. Запах
горелой резины. Запах кофе. Запах крови. Запах танков.
Наверное, я схожу с ума. Есть другая возможность: все давно сошли с
ума, а я один - исключение. Есть и третья возможность; все давно сошли с
ума. Все без исключения. Те, которые появляются на грязных танках в
прекрасных мирных городах, - вне всякого сомнения шизофреники. Те, кото-
рые живут в прекрасных городах, знают, что однажды, рано или поздно, эти
танки появятся на Шварценбергплац, и ничего не делают, чтобы это пре-
дотвратить - тоже шизофреники. Черт побери, а мое место где? Я уже был в
числе освободителей. Это не так приятно, как может показаться со сторо-
ны. Я больше не хочу оказаться в этой роли. Что же мне делать? Убежать?
Прекрасная идея. Я буду жить в этом удивительном мире наивных и безза-
ботных людей. Я буду сидеть в кафе, вытянув ноги и подперев щеку Кула-
ком. Я буду слушать эту чарующую мелодию. Когда придут грязные танки с
белыми полосами, я буду стоять в толпе, кричать и махать кулаками.
Плохо быть гражданином страны, по дорогам которой со скрежетом и ляз-
гом идут броневые колонны освободителей. А разве лучше быть в числе ос-
вободителей?
6.
Считается, что молодой шпион, который выдает себя за дипломата, жур-
налиста, коммерсанта, - не может быть активным в первые месяцы своей ра-
боты. Ему нужно вжиться в роль: изучить город и страну, в которой он ра-
ботает, законы, обычаи, порядки. Молодые разведчики многих разведок
именно так себя и ведут в первые месяцы - они готовятся к ответственным
операциям. В это время на них мало внимания обращает местная полиция: у
местной полиции проблем хватает и с опытными шпионами. Но ГРУ - это осо-
бая разведка. Она не похожа на другие разведки. Раз в первые месяцы за
тобой не следят, так и пользуйся этим!
В первый месяц моей работы я закладывал какой-то пакет в тайник, в
течение недели контролировал место, где должен был появиться сигнал от
кого-то, ночью в лесу принимал какие-то ящики и доставлял их в по-
сольство, снимал с операции наших офицеров, когда группа радиоконтроля
обнаруживала высокую активность полицейских радиостанций в районах наших
операций. Все, что я делаю, - это обеспечение чьих-то операций, помощь
кому-то, участие в операциях, назначения и цели которых я не знаю. Из
сорока добывающих офицеров ГРУ нашей резидентуры - больше половины дела-
ют ту же работу. Это называется "прикрывать хвост". Тех, кто делает это,
именуют презрительно "борзой". Борзой-охотничий пес, которого не нужно
много кормить, но можно гонять по полям и лесам за лисами да зайчишками.
Можно и против крупных зверей пускать, но не одного, а в своре. Борзой -
это длинные ноги и маленькая голова.
В мире все относительно. Я - офицер Генерального штаба. По отношению
к миллиону других офицеров Советской Армии я - офицер высшей элиты.
Внутри Генерального штаба - я офицер ГРУ, то есть высший класс по отно-
шению к десяткам тысяч других офицеров Генерального штаба. Внутри ГРУ -
я выездной офицер. Офицер, которого можно выпускать на работу за рубеж.
Выездные офицеры - это гораздо более высокий класс, чем просто офицеры
ГРУ, которых за рубеж не пускают. Среди выездных офицеров ГРУ я тоже от-
ношусь к высшей касте: я добывающий офицер, это гораздо выше, чем наша
охрана, механики, техники, служба радиосвязи и радиоперехвата. Но вот
внутри этой самой высшей элиты - я плебей. Добывающие офицеры ГРУ делят-
ся на два класса - борзые и варяги.
Борзые - угнетенное, бесправное большинство в высшей касте добывающих
офицеров. Каждый из нас работает под полным контролем одного из замести-
телей резидента, почти никогда не встречая самого резидента. Мы охотимся
за секретами, вернее, за людьми, которые этими секретами владеют. Это
основная работа. Но, кроме того, нас беспощадно используют для обеспече-
ния секретных операций, об истинном значении которых мы можем только до-
гадываться.
Выше слоя борзых стоят варяги. Варяг - на языке древних славян - неп-
рошеный заморский гость. Коварный, свирепый, задиристый, веселый и дерз-
