Джафар молчал.
- Хочешь в общую камеру? Ты же ничего не боишься... Только клятву ты
свою насчет меня уже выполнить не сумеешь... Так, братишка?
Лис говорил вроде бы спокойно, но сквозь это спокойствие то и дело
проглядывало холодное бешенство, которому он до поры не давал выхода.
- Ну а ты меня понял?! Ты меня на кусочки уже не хочешь резать?! В
общей камере у тебя будет много других дел...
Джафар молчал. И тем признавал свою слабость. Впрочем, ничего другого
ему не оставалось. Лис приставил к горлу такие вилы, от которых никуда
не денешься.
- Ну и чудненько, - подвел итог Лис. - Извиниться не хочешь?
Это было слишком. Взгляд Джафара снова метнул молнию. Но на Лиса она
не подействовала.
- Уведи эту обезьяну! - равнодушно бросил он Рывкову. - Можешь по до-
роге уронить пару раз. Но не больше...
Жесткая рука собровца толкнула Джафара в спину:
- Пошел!
- А насчет всех этих твоих штучек, - Лис внезапно вскочил, обежал
стол и приблизился к бандиту вплотную. - Бритвочки, кусочки...
Двумя пальцами опер обхватил небритую шею, будто крючком подцепил под
челюсть и вздернул вверх, так что Джафар встал на цыпочки.
- Ты с этим осторожней... Потому что без рук тебя оставить тоже очень
легко... Ты понял, дерьмо мороженое!!
Последнюю фразу Лис гаркнул так, что тот рванулся в сторону, но сор-
ваться с крючка не смог и только захрипел.
Коренев убрал руку. Потирая шею и отводя взгляд в сторону, Джафар вы-
шел из кабинета. Сейчас это был совсем другой человек. Подполковник Ко-
ренев умел проводить профилактические беседы и обладал большим даром
убеждения.
* * *
Сержант Молочков, кроме совершенно немилицейской фамилии, имел и не-
подходящую для милиционера внешность. Моложавое, почти детское лицо, на-
ивные голубые глаза, фигура еще не набравшего нужный вес подростка...
Ему было двадцать семь, но, когда он забирал из школы сына, казалось,
что десятиклассник ведет домой младшего братишку. Форма, конечно, разве-
ивала подобные заблуждения, но Молочков ее не любил, потому что не счи-
тал себя стражем правопорядка, да по большому счету и не являлся тако-
вым.
Он был специалистом по средствам сигнализации и связи и работал тех-
ником во вневедомственной охране, имея дело со всевозможными датчиками,
системами беспроводной связи и приборами оповещения. Живого преступника
он видел один раз в жизни и не в связи со служебной деятельностью: сосе-
ди поймали вора, покарали его руками и ногами, связали и посадили на бе-
тонный пол ожидать второй, официальной серии расплаты за содеянное. У
него не было даже закрепленного пистолета, хранящегося в сейфе дежурной
части, и на ежегодных стрельбах он пользовался "общественным" оружием.
Нахождение в форме на улице налагает определенные обязательства, тре-
бует постоянного напряжения и готовности к тому, что на бюрократическом
языке называется служебно-официальными действиями. Пояснить иногородне-
му, как проехать к автовокзалу, помочь заблудившемуся ребенку, сообщить
куда надо об утечке газа, вызвать ГАИ на место аварии, перевести старуш-
ку через дорогу, отправить лежащего без чувств пьяного в вытрезвитель,
оказать помощь роженице, доставить в больницу внезапно заболевшего чело-
века, призвать к порядку распоясавшегося хулигана, спасти тонущего (гиб-
нущего в огне) подростка, пресечь преступление, принять меры к задержа-
нию преступника, правильно и в соответствии с законом реагировать на об-
ращения и заявления граждан, быть образцом высокой культуры, доброжела-
тельности, справедливости и профессионализма...
Это далеко не полный перечень действий, которые обязан предпринимать
любой работник милиции как в служебное, так и в свободное время вне за-
висимости от места работы, должности, отношения к данной территории, те-
кущих планов, самочувствия, семейных проблем и других столь же малозна-
чительных личных обстоятельств. Вполне понятно, что в реальной жизни ни
один "формовой" милиционер требований утопических инструкций не выполня-
ет, потому что для этого надо быть идеальным гражданином, всесторонним
универсалом, полным альтруистом, беззаветным энтузиастом, к тому же не-
ограниченно компетентным и на сто процентов свободным. Но даже если та-
кой безукоризненный милиционер вдруг появится, он навсегда сгинет на
улице между домом и службой, погребенный никогда не кончающимися пробле-
мами замордованного и доведенного до ручки населения, не избалованного
вниманием и чьей-либо готовностью прийти на помощь.
Поэтому Молочков обычно ходил в штатском, не выделяясь из общей массы
народонаселения. Но новый начальник райотдела стал внедрять провалившую-
ся еще на общесоюзном уровне идею сдерживания преступности и профилакти-
ки правонарушений путем повышения плотности "формовых" сотрудников на
душу населения и создания предупредительного эффекта "милиция всюду".
Идея эта проста и дешева, как милицейский полуботинок: если на улицах
появится много милиционеров, то преступный мир задрожит и спрячется в
свое гнусное подполье. А поскольку денег на дополнительные штаты в бюд-
жете нет, то надо обязать всех сотрудников постоянно ходить в форме,
тогда и без дополнительного финансирования эффект присутствия милиции
будет достигнут.
Но милицейские полуботинки в принципе невозможно носить: они уродуют
ноги и в течение двух дней выводят своего обладателя из строя. Поэтому
приходится или тратиться на более дорогие, но пригодные к носке граж-
данские туфли или, подкладывая вату и залепливая пятки лейкопластырем,
терпеть боль и прихрамывать до тех пор, пока процесс уродования не за-
вершится и образовавшиеся мозоли не примирят ментовские ноги со штатной
обувкой.
Так и с идеей постоянного ношения формы. Если бы милицейские на-
чальники прониклись идеей обеспечения личного состава постоянно носимым
оружием да горой вставали за каждого сержанта, лейтенанта и капитана,
применившего его по назначению, то преступность действительно поприжала
бы хвост. Но такой подход требует умения принимать смелые решения и от-
вечать за них, брать на себя ответственность за "непопулярные" последст-
вия, вызывающие оголтелый хай родственников и дружков подстреленных бан-
дитов, петиции "правозащитников", чья активность очень часто оплачивает-
ся общаковыми деньгами. А главное, надо быть уверенным в кадровом соста-
ве тех органов, которые доводится возглавлять... Излишне говорить, что
без такой уверенности занимать начальственные места аморально и безн-
равственно.
Штаны с красной полоской, китель, погоны и фуражка таят куда меньшую
опасность для руководства, чем оружие в руках подчиненных, поэтому оно и
перекладывает риск со своих плеч на чужие головы, заставляя проявлять
"личное мужество" тех самых сержантов, лейтенантов и капитанов, которые
топчут землю своих зон обслуживания - В криминализированной до предела
стране риск этот оказался непомерным и наглядно отразился в сводке по-
терь личного состава, что заставило свернуть эксперимент и разрешить но-
шение штатской одежды во внеслужебное время.
Но новый начальник Молочкова и еще двухсотпятидесяти сотрудников ра-
йотдела то ли не знал про неоправдавшийся опыт (это, конечно, маловеро-
ятно, но по части незнания случаются столь вопиющие казусы, что можно
допустить и такое), то ли рассчитывал на удачное его повторение в рамках
вверенного района, то ли, скорее всего не умея улучшить оперативную обс-
тановку, решил, что за излишнее рвение ругать не станут при любом, даже
обратном, результате.
Поэтому сержант Молочков возвращался с работы в форме, в форме захо-
дил в магазины за хлебом, макаронами и молоком, в форме переходил улицы
и тем привлек внимание Ужаха Исмаилова, сидящего за рулем угнанного гру-
зового микроавтобуса.
- Давай, Али, это твой! - сквозь зубы процедил он, подгоняя "рафик"
вплотную к милиционеру.
В кузове сидели Кинжал и Руслан Шерипов. Накануне налета СОБРа на
убежище их отряда все трое ездили к Голубому озеру проверить домик с ко-
лоннами. Шерипов хотел отправиться туда один, но Ужах тоже вызвался ис-
кать кровника, а Кинжала взяли за компанию. Разгром отряда и их чудесное
спасение наводило Ужаха на скверные размышления: ведь спастись должен
был один Руслан, который побывал у ментов в руках и давал им клятвы на
Коране... Вслух он своих размышлений не высказывал, но и Кинжал да и сам
Шерипов Думали о том же. Между ними воцарилась напряженная атмосфера не-
доверия. Затаившееся предательство требовало расплаты...
Убитые и арестованные товарищи тоже должны быть отмщены, причем если
предательство еще предстояло выявить и доказать, то эта месть не терпела
отлагательства.
- Сегодня же мочканем трех мусоров, - решил Ужах. - Каждый по одному.
А потом достанем гранат и забросаем их лягавку.
Сержанту Молочкову предстояло стать первой жертвой предстоящего тер-
рора.
Грузовой микроавтобус затормозил рядом с ним, дверь кузова открылась.
- Товарищ милицанер, как на Красногорск выехать? - почтительно спро-
сил Али, изображая простодушную улыбку, которая заставила бы Литвинова,
Рывкова или Лиса немедленно схватиться за пистолет.
Но неискушенный техник ПЦО с готовностью пустился в объяснения.
- Сейчас прямо, потом направо, увидите мост и через реку...
- Садитесь, покажите, - просительно покивал Али. - Вам же по пути?
- Вообще-то мне скоро сворачивать... Ну давайте, пару кварталов прое-
дем... - Наклонившись, он поставил на грязный железный пол сумку с про-
дуктами, влез в кузов и захлопнул за собой дверь. Ужах дал газ. Видавший
виды "рафик" наполнился грохотом плохо отрегулированного движка и дре-
безжанием обшивки.
Коротко размахнувшись, Али ударил сержанта молотком по голове. Тот
молча упал на пол. Кинжал навалился сверху, набросил на шею веревку и с
силой затянул. Через минуту все было кончено. Труп оттащили назад, нак-
рыли тряпками и придавили запаской. В тихом переулке сделали остановку и
перекусили хлебом и молоком, купленным сержантом для своей семьи. Мака-
роны сырыми есть было несподручно, и их бросили назад, на запаску.
- Теперь давайте тех... Коренева и Литвинова... Они Абу убили, мне
зубы выбили, клясться заставили... Они там большие шишки!
Шерипов не мог оправдываться напрямую, опровергая еще не высказанные
подозрения - это только усугубило бы дело, но, проявляя подобную актив-
ность, надеялся реабилитироваться в глазах товарищей.
- Ну давай, - не выражая никаких эмоций, сказал Ужах.
* * *
- Нет, сейчас и у блатных "законы" не исполняются. То есть такое тво-
рится, аж страх берет! Приходит петух на зону - и не объявляется! Предс-
тавляешь?! С ним же люди из одной пачки курят, из одной миски едят, они
же получаются все опарафиненные! Представляешь: один петух опомоил весь
отряд!
Гена Соколов искренне возмущался и переживал за невинно пострадавших
зеков, как будто сам принадлежал к босяцкому сословию. На самом деле он
относился к противостоящей стороне - "ментам" и хотя, строго говоря, яв-
лялся не милиционером, а филологом, редактором газеты "За чистую со-
весть" и спецзвание имел не милицейское - майор внутренней службы, зеки
в такие тонкости не вдавались. Мент, он и есть мент. Здесь антагонизм
известный и, как любые антагонизмы, - взаимный. Но Гена Соколов из обще-
го правила выпадал, много лет он изучал арестантский мир: обычаи, тради-
ции, жаргон и как-то незаметно вжился в него, полюбил босяков и научился
понимать их специфические душевные порывы и странноватые переживания,
которые, впрочем, им самим не казались ни специфическими, ни странными.
Взаимодействие было взаимным - "тот мир", в свою очередь, изменил мане-
ры, речь и даже внешность исследователя.
Когда Гена снимал массивные роговые очки, он превращался из кандидата
наук, автора нескольких словарей "блатной музыки" и незавершенной энцик-
лопедии преступного мира в одного из "бродяг", тихого, спокойного и рас-
судительного трудягу зоны, не борзого и не баклана, а знающего "феню" и
"закон - набушмаченного мужика. К нему подходили на улице бывшие си-
дельцы и заводили разговор, который он без труда поддерживал негромким
голосом в медлительной манере бывалого обитателя зоны, знающего цену
словам и внимательно обдумывающего каждое перед тем, как произнести.
Иногда они вместе выпивали по паре кружек пива, причем Геной руководил
не только интерес исследователя, но и чисто человеческое сострадание к
изломанным и искореженным судьбам.
Его серьезные исследования особого внимания не привлекали и общест-
венного резонанса не вызывали, но, когда он без далеко идущих целей вы-
пустил под псевдонимом книжечку перевода классической поэзии на блатной
язык, пришла неожиданная слава. О ней писали местные и центральные газе-
ты, телевидение пригласило "Фиму Жиганца" на несколько престижных пере-
дач, оскорбленные в лучших чувствах поэты и литературные критики в бла-
городном гневе обрушивались на циника, посмевшего осквернить великих по-
этов.
Еще бы! "Жужжать иль не жужжать? Во бля, в чем заморочка! Не в падлу
ль быть отбуцканным судьбой. Иль все же стоит дать ей оборотку..." В та-
кой интерпретации монолог Гамлета переварить сможет далеко не каждый
умственный желудок.
- Я же это для юмора сделал, - оправдывался Гена. - Ну показать, ко-
нечно, что "музыка" - это не набор слов, а настоящий язык, иначе ведь
никакой перевод невозможен... Но в основном для смеха. А оказалось, что
внимания привлекло куда больше, чем серьезные работы. Обидно...
Когда оперативники перехватывали особо изощренно написанные малевки,
их несли к Гене, и не было случая, чтобы "ксива" или "постановочное
письмо" остались нерасшифрованными. И сейчас Лис положил перед ним лис-
ток с выписками из давних оперативных материалов.
- В словарях про "Шамилю" ничего не нашел, - сказал Коренев, на что
Соколов возмущенно замахал руками.
- Вы знаете, что это за словари? Грош им всем цена! Когда началась
гласность, с книжек НКВД гриф секретности поснимали, вот и появились
первые словари - двадцать седьмого года, тридцать второго... А потом все
бросились их переписывать! Семьдесят лет прошло, целая жизнь, речь много
раз менялась, одни слова вообще ушли, другие изменились, третьи вошли в
бытовой обиход... А они все по тем древним книжкам лепят! "Козлятник" -
вор, обучающий молодежь... Да сейчас воры за такое слово на ножи поста-
вят!
- Ну а по этой бумаге что скажешь? - Лис деликатно подтолкнул специа-
листа к сути дела.
Гена в очередной раз взял в руки листок и внимательно вчитался.
- Этот, первый, здорово "феню" знает, - повторил он, имея в виду Ще-
кова. - Чувствуется старая закалка. На Шамиле кататься - это что-то не-
хорошее... Сейчас я пороюсь...
Он принялся перебирать стоящие в застекленном шкафу многотомные сло-
вари русского языка разных лет и изданий.
- А насчет жорика... Там с большой буквы было написано?
Лис помолчал, вспоминая.
- Не поймешь как... После точки.
- Никакое это не имя. И не мелкий хулиган, как в словарях объясняют.
Это молодой вор, младший подельник. Еще говорят гаврик. Когда-то давно
называли - полуцвет.
В наступившей тишине шуршали страницы. Соколов азартно листал спра-
вочники, с таким азартом Лис идет по следу, особенно когда добыча близ-
ка. У каждого свой поиск...
- Вот она! - торжествующе объявил Соколов. - "Шамиля" - на сибирском
диалекте метла! Кататься на метле - убирать зону. По зековским правилам
- западло... Кто катается на метле, тот уже никогда в почете не будет,
так и останется на низших ступенях арестантской жизни. Но ваш автор уве-
рен, что, несмотря на это, поднимет его, потому что его слово в том мире
много значит.
- Это я понял.
- А второй автор жаргоном не владеет, это сразу видно. И еще... Он
говорит про какого-то умного соучастника. Настолько умного, что они его
не выдали. А прозвище называет - Карась!
- Ну и что? - удивился Коренев. - Мало ли какие есть кликухи! Меня,
например. Лисом кличут!
- А то! Лис дело другое... А вот Карась - погоняло позорное. Карасем
пьяных, называют, лохов бестолковых, дружинников, милиционеров. Умного
человека, которого уважают, никогда так не назовут!
В мозгу у Лиса будто что-то щелкнуло. Рогалев работал на уборке тер-
ритории - катался на Шамиле! Он был самым младшим подельником, жориком!
Значит, это он придумывал планы главарю "Призраков", за него собирался
"бросать подписку" Щеков, он изобрел мифического шестого! Причем неудач-
но выбрал для него кличку! Рогалев - мозговой центр банды, хранитель
оружия... Перенесший в сегодняшний день многие черты "Призраков", кото-
рые воплотились в почерке банды Колдуна! Рогалев связан с Колдуном!
Или...
Лис возбужденно вскочил.
Рогалев и есть Колдун?!!
- Спасибо, Гена, с меня пузырь!
Спешно попрощавшись с Соколовым, он выбежал на улицу, вскочил в "Вол-
гу", быстро вставил ключ зажигания. В сознании выстраивались все новые и
новые факты, подтверждающие его версию.
Визитные карточки Колдуна напрямую заимствованы у "Призраков"... Не-
существующий четвертый соучастник, придуманный Печенковым, повторяет ход
Рогалева в той давней истории! У Колдуна и у "Призраков" один преступный
почерк!
Мотор взревел, и Лис с силой вдавил педаль газа.
* * *
Дело о происшествии в поезде Кисловодск - Москва получило широкую ог-
ласку и даже попало на страницы центральных газет. Причем в одной публи-
кации Трофимов и Бабочкин выглядели героями, решительно пресекавшими
действия распоясавшихся хулиганов, а в другой - хулиганами, открывшими в
пьяном угаре стрельбу по ни в чем не повинным людям. И хотя истина, как
обычно, лежала посередине, уголовное дело продолжало методично пропус-
кать сержантов через бюрократические жернова формальностей и установлен-
ных еще почти сорок лет назад бездушно-казенных процедур.
Бабочкина машина судопроизводства отрыгнула: фактически он вел себя
пассивно, и, кроме разбитых тарелок, вменить ему ничего было нельзя.
Хватило бы, конечно, и тарелок, но в данном случае они уравновешивались
сломанными ребрами, а треснутый шейный позвонок даже перетягивал причи-
ненный вагону-ресторану ущерб. Сержанта освободили из-под стражи, но
взяли подписку о невыезде: впереди, несмотря на смягчающие обстоя-
тельства, маячила скамья подсудимых.
Трофимов продолжал париться в изоляторе - на все ходатайства изменить
меру пресечения приходили отказы, очевидно, личность старшего сержанта
отличалась повышенной опасностью для общества. Несмотря ни на что, Тро-
фимов продолжал бороться: виновным себя не признавал, рассылал жалобы во
все инстанции, требовал связи с милицейским профсоюзом. Но на помощь
никто не приходил: после массовой расправы над многочисленными начальни-
ками, имевшими хоть какое-то отношение к командированию спецконвоя, сер-
жанты стали словно зачумленными, их немедленно уволили из органов и
мгновенно забыли об их существовании. О том, чтобы помогать виновникам
такого скандала, не могло быть и речи.
От бесплатного адвоката Трофимов отказался: тот сразу объяснил, что
"за так" работают только дураки, и даже если он будет участвовать в про-
цессе, то лишь бы отбыть номер, а на помощь сержант пусть и не рассчиты-
вает. Жена ни разу не приезжала, да это и понятно: откуда деньги...
Раньше она работала в санатории ванщицей, потом уборщицей, потом отдыха-
ющих почти не стало, и ее сократили совсем. После его увольнения Валюшка
осталась без средств к существованию: рабочих мест в агонизирующем ку-
рортном городке не было. Так что ни передач, ни свиданий, ни защитника.
Оставалось надеяться на себя.
- Для пресечения нападения на граждан, угрожающего их жизни и здо-
ровью...
- Не так. Для защиты граждан от нападения, опасного для их жизни или
здоровья. Дальше.
- Для отражения нападения на сотрудника милиции, опасного для его
жизни или здоровья...
- Не так. Когда его жизнь или здоровье подвергаются опасности.
Дальше.
- Для задержания опасного преступника, при попытке задерживаемого
сократить дистанцию и дотронуться до оружия, при побеге из-под стражи...
- Стоп, стоп! Все не так! Для задержания лица, застигнутого при со-
вершении тяжкого преступления против жизни, здоровья и собственности и
пытающегося скрыться. Вот как правильно! А сокращение дистанции это во-
обще в следующей статье...
Иван Иванович мусолил в руке замызганную шариковую ручку и заглядывал
в закон "О милиции". Вначале он записывал ответ Трофимова в протокол, а
потом комментировал его соответствие букве закона.
- Какая разница... Разве в словах дело! Он пер на меня, хотел писто-
лет отобрать... А совком мог голову пополам раскроить!
- То, что "мог", - нас не интересует. Нас интересует то, что произош-
ло.
Следователь, в общем, был неплохим парнем: бесплатного адвоката приг-
нал, приносил сигареты, разрешил написать Вальке письмо, даже заверил
доверенность и позвонил в финчасть, попросив деньги, причитающиеся под
расчет старшему сержанту Трофимову, выплатить его законной супруге. Он
не делал никаких подлянок, не прессовал обвиняемого, не грозил бросить в
общую камеру и не требовал обязательного признания.
Просто он не понимал чувств, руководивших сержантами тогда в поезде,
не понимал обстановки скоротечной ночной драки и побуждений, заставивших
Трофимова нажимать на спуск. Может, он не мог этого понять, может, не
хотел. В конце концов, он и не обязан влазить в шкуру каждого обвиняемо-
го, вон их у него сколько...
- Я стрелял, отражая нападение. И из-за сокращения дистанции. Вот два
основания. Я их назвал. Статья пятнадцатая закона.
- Ясно. Что сказано, то и записано. На, подписывай! - следователь по-
вернул бланк, чтобы Трофимов мог прочитать текст. - Правильно?
- Правильно.
- Вот видишь... Я ведь против тебя ничего не имею... Просто есть уби-
тый, есть раненый, есть уголовное дело. А я следователь. Вот я его и
расследую. Ты говоришь, я пишу, потом проверяю. А суд уже будет решать.
Следак стал складывать бумаги в черную папку на "молнии". Сегодня ли-
цо у него шелушилось меньше, чем обычно.
- Слышь, Иван Иванович... В Железноводске вода есть, источник красоты
называется, если месяц поумываться, лицо как у младенца становится.
- Что? А... Да нет. Это, наверное, диабет проклятый. От матери по
наследству перешел. Тут никакая вода не поможет, хоть мой, хоть пей...
- Валька моя ничего не пишет, не звонит?
- Не-а... Если бы приехала, я б тебе и свиданку разрешил. В моем при-
сутствии, конечно. Ну ладно, пока. Если надумаешь какое ходатайство -
давай. А то поздно будет, скоро думаю дело в суд направлять.
Иван Иванович подошел к хлипкой, выкрашенной унылой краской двери.
Напоследок обернулся: не забыл ли чего. Кабинет для допросов представлял
собой узкую, вытянутую, как пенал, комнату. Грязно-серые стены, зареше-
ченное окно под потолком, стол, привинченные по обе стороны от него та-
буретки. На одной сидел измученный человек в мятой выношенной одежде.
Бывший сотрудник милиции, а сейчас никто. Больше в кабинете ничего не
было.
- Сиди, я скажу, чтоб тебя забрали.
Дверь закрылась. Обычное дело: выводных не хватает, и ходить им лиш-
ний раз лень, вот и тянут, чтобы сразу двоих вести в корпус. Приходится
сидеть. Хотя в тюрьме все время сидишь. И ждешь... Вызова на допрос, из-
менения статьи, передачи, суда. А больше всего ждешь освобождения. Есть
же счастливцы: выходят под расписку, под залог... Но это крутые. Простых
гноят до последнего.
В семьдесят шестой ментовской камере сидели известный адвокат и за-
меститель прокурора, каждый шел по громкому делу о крупных взятках, о
них говорили по радио, изобличали в газетах, и что же? Когда шумиха
улеглась, и тот и другой выскочили под залог. Остался сержант, задушив-
ший с целью грабежа водителя такси, лейтенант, сбивший по пьянке на лич-
ной машине мужа с женой, дознаватель-взяточник, торговавший оружием
старшина, двое из ночной охраны, насиловавшие припозднившихся женщин, и
здоровяк прапор из вытрезвителя, насмерть забивший клиента. Освобождение
им не светит, гадают целыми днями, сколько кому дадут.
Трофимов в этих разговорах участия не принимает, он себя виновным не
считает и надеется на оправдательный приговор. Потому сидит в сторонке и
даже беспочвенными фантазиями время убить не может. А в тюрьме нельзя
жить сегодняшним - только завтрашним или вчерашним.
Вот и вспоминает, как здорово раньше было: приходил после работы к
Валюшке, она ему ванну нарзана напустит, и лежит товарищ сержант, отмо-
кает. Кожа пузырьками газа покрывается, и расслабляется все внутри, как
будто не махался с пьяными, не заталкивал задержанных в "собачник" ПА,
не замирал сердцем у двери, за которой неизвестно что - в лучшем случае
нож или топор, а то и ружье...
Ванна огромная, метра два, он ногами в толстую палку упирается, кото-
рую Валюшка поперек ставит, тут глаз нужен: кто повыше - тому подпорку
подальше, и наоборот. Она никогда не ошибалась... И с температурой тоже:
горячую сделаешь - отдыхающий кричит, да и вредно, может сердце остано-
виться, прохладную - тоже плохо, неприятно, отдыхающий недоволен. А она
всегда в самый раз угадывала, благодарили ее, специально к ней норовили
попасть, цветы дарили, духи, конфеты... Валюшке работа нравилась, она
про нее рассказывать любила, да и подарки приносила, в общаге все зави-
довали: "Опять Валька Трофимова с цветами да конфетами!" Сам-то он этого
не слышал, но жена в красках рассказывала, да еще изображала, какое лицо
было у соседки.
В нарзанной ванне хорошо лежать, полезно: усталость уходит, мышцы си-
лой наливаются, и шишка начинает подергиваться. Он старался попозже под-
гадать, когда все уйдут: Валюшка тогда двери запирала, халатик сдергива-
ла - и бултых голышом к нему! Понятно зачем... Только приходилось воду
наполовину выпускать - они маленькие, так и захлПИПуться недолго.
А после шли в парк гулять, он себе портвешка позволял сто пятьдесят,
Валюшка мороженое ела, кофе пила...
- Скоро санаторий дом начнет строить, - как всегда, начинала мечтать
она. - Я уже давно работаю, да и ты милиционер, тебе льготы положены,
принесешь справку или письмо от начальства... Должны же нам однокомнат-
ную дать?
Трофимов знал, что от положенной льготы и справки до квартиры рассто-
яние агромадное, некоторые состариться успели, да все в очереди стоят.
Но санаторий - дело другое, тем более если свой дом... Валюшка медработ-
ник, он милиционер. У санаторских-то таких льгот нет. Может, и проско-
чит! Надежда была, и перспектива сержанту нравилась.
Ему только то не нравилось, что жена на голых мужиков смотрит. Она
хоть и маленькая - сто шестьдесят два, не симпатичная, и фигура хорошая.
А тут за день тридцать ванн, ну пусть половина на мужиков приходится.
Тут такого насмотришься!
- Ну и чудик ты, Вань, - смеялась жена. - Я же ванну подготовлю и
ухожу, а он пока разденется, потом бултых! Я зайду спросить, как вода,
так уже ничего и не видно, только голова торчит. И потом, я что, расс-
матриваю?
- Да, а когда воду выпускать? - заедался он. - Ты заходишь, а он сто-
ит и елдак у него по колено! Сама говорила!
- Ой, и правда, было такое! - Валюшка всплескивала руками и конфузли-
во хихикала. - Потом девчонкам рассказывала, они не верили! Вот так ви-
сел, и толстый! Я аж испугалась...
- Тебе-то чего пугаться, - хмуро говорил он. - Пусть его жена пугает-
ся!
И будто невзначай спрашивал:
- А он высокий, этот мужик?
Сам Ваня из-за низкого роста комплексовал и думал, что у высоких все
побольше, а значит, и самое главное, что есть у мужчины, тоже покрупнее.
А раз так, то насмотрится Валюшка, соблазнится, да и бросит его к черто-
вой матери!
- Да не особо и высокий, - отвечала жена, вспоминая. - Как наш Миха-
лыч. Может, чуть выше.
Тут Трофимова и вовсе начинало корежить. Михалыч был заведующим ван-
ным отделением и подбивал к Вальке клинья. Она и сама рассказывала
кое-что, и от других слухи доходили. Город-то маленький, все друг друга
знают. Потому и старался Иван забирать жену после работы, да и днем, бы-
вало, заскакивал, чтобы контроль чувствовала. А сомнения все-таки грыз-
ли: а ну как не уследил, вдруг она и с Михалычем в ванне кувыркается...
Сколько раз подступался: расскажи начистоту, все прошу, только чтобы
брехни между нами не было! А она божится, клянется, а то и в плач пус-
тится. Он и успокоится. Так и жили. Хорошо жили!
А потом курортников все меньше стало, корпуса позакрывались один за
другим, Вальку в уборщицы перевели, ни цветов, ни конфет, да и перспек-
тива на квартиру растаяла сама собой. Она нервная стала, злая, то с со-
седкой поцапается, то с ним. А теперь и вовсе все разрушилось...
Из печальных размышлений Трофимова вывела распахнувшаяся дверь. Он
вскочил, думая, что пришел выводной, но на пороге стоял хорошо одетый
человек с резкими чертами лица и уверенным взглядом. Он его где-то ви-
дел... Точно! Он с напарником показывал фотографии чеченских боевиков.
Следователь его называл: подполковник, а фамилия...
- Ну, поймали чеченов?
Человек уже хотел закрыть дверь, но сейчас его взгляд сфокусировался
на сержанте.
- Ба! Ты еще паришься? Я думал, выскочишь на подписку!
"Коренев", - вспомнил Трофимов. У него была хорошая память.
- Никак нет, товарищ подполковник. Три раза писал, и в суд, и проку-
рору... Все отказывают.
"Охерели! - подумал Лис. - Шерипова на подписку, Печенкова на подпис-
ку, а этого парят! Или они нарочно бандитов выпускают, а ментов прессу-
ют? Что же это за законность такая?!"
- Ты давай не кисни, держись! Всяко в жизни бывает, я тоже здесь в
семьдесят шестой отдыхал...
- Да?! - вскинулся Трофимов.
- Шестерик мне влупили, восемь месяцев оттянул в спецзоне в Нижнем
Тагиле. Да вот, оправдали по чистой, реабилитировали, в органах восста-
новился.
Лис вынул пачку дорогих сигарет, положил на стол.
- Возьми. И имей в виду, ты ничего не сделал, если за такое судить,
то меня расстрелять надо! И не только меня, половину всех оперов... Ну,
может, не половину, это я загнул, но четверть - точно!
В глазах сержанта вспыхнула надежда. Больше всего окрыляет нагляд-
