нас есть устрицы, пара куропаток и небольшой выбор белых вин.
Нет, Уотсон, вы не умеете ценить мои достоинства домашней
хозяйки.
ГЛАВА X. КОНЕЦ ОСТРОВИТЯНИНА
Обед проходил"очень оживленно. Холмс, когда хотел, мог
быть исключительно интересным собеседником. А в тот вечер он
был в ударе — сказалось сильное нервное возбуждение. Я никогда
прежде не видел его таким разговорчивым. Он говорил о
средневековой керамике и о мистериях, о скрипках Страдивари,
буддизме Цейлона и о военных кораблях будущего. И говорил так,
будто был специалистом в каждой области. Эта яркая вспышка была
реакцией живого ума после мрачного уныния, которое завладело им
накануне. Этелни Джонс в свободную от дел минуту оказался очень
общительным человеком и за обедом доказал, что знает толк в
жизненных радостях. Я тоже был в приподнятом настроении,
предчувствуя конец дела и заразившись весельем Холмса. Никто из
нас за весь вечер не упомянул о причине, которая собрала нас
вместе.
Когда убрали со стола, Холмс посмотрел на часы и разлил в
бокалы портвейн.
— Давайте выпьем, — сказал он, — за успех нашей
маленькой вылазки. А теперь пора идти. У вас есть оружие,
Уотсон?
— Мой старый боевой пистолет. Он в ящике стола.
— Возьмите его с собой. Это необходимо. Я вижу, что кэб
уже у двери, он был заказан на половину седьмого.
У Вестминстерского причала мы были в семь с небольшим.
Катер уже ждал нас. Холмс оглядел его критически.
— Есть на нем что-нибудь, что выдавало бы его
принадлежность полиции? — спросил он.
— Да. Зеленый фонарь сбоку.
— Тогда снимите его.
Все было сделано мгновенно, мы вошли в катер и отчалили.
Джонс, Холмс и я сидели на корме. Один полицейский стоял у
руля, другой следил за топкой, впереди расположились два дюжих
полисмена.
— Куда? — спросил Джонс.
— К Тауэру. Прикажите им остановиться напротив
Джекобсон-Ярда.
Наше суденышко оказалось очень быстроходным. Мы промчались
мимо вереницы груженых барж, как будто они не плыли, а стояли
на месте. Когда мы догнали и оставили позади речной пароход,
Холмс удовлетворенно улыбнулся.
— Можно подумать, что наш катер — самое быстроходное
судно на реке, — заметил он.
— Ну, это вряд ли. Но катеров быстрее этого, пожалуй,
найдется немного.
— Мы должны догнать "Аврору". А она слывет быстроходным
судном. Сейчас я введу вас, Уотсон, в курс дела. Вы помните,
как меня угнетала эта нелепая задержка.
— Помню.
— Так вот, я решил дать голове полный отдых и занялся
химическими опытами. Один из наших великих государственных
мужей сказал как-то, что перемена занятия — лучший отдых. И
это правильно. Когда мне удалось наконец разложить углеводород,
я вернулся к нашей загадке и все заново обдумал. Моя команда
мальчишек обшарила всю реку не один раз, и безрезультатно.
"Авроры" нигде не было — ни на причалах, ни дома. Вряд ли они
затопили ее, чтобы замести следы. Хотя и эту возможность
следует иметь в виду, если поиски в конце концов не приведут ни
к чему. Я знал, что этот Смолл довольно хитер, но я думаю, что
какая-нибудь особенно утонченная хитрость ему не по плечу. Ее
ожидаешь, как правило, от человека образованного. Дальше, нам
известно, что он жил несколько времени в Лондоне, вел
наблюдение за Пондишери-Лодж, а это значит, что покинуть
пределы Англии он сразу же не мог; чтобы уладить дела, нужно
время — день, а может, на наше счастье, и больше. Такой по
крайней мере напрашивается вывод.
— Вывод довольно слабый, — заметил я. — Он мог все
уладить и до нападения на Пондишери-Лодж.
— Нет, не думаю. Он очень дорожит своим убежищем, где
можно отлежаться в случае опасности, и покинет его только
тогда, когда будет в полной уверенности, что ему совсем ничего
не грозит. И вот еще что пришло мне в голову: Джонатан Смолл
должен был понимать, что необычная внешность его помощника, как
бы ни старался он замаскировать его, может вызвать всякие
толки, и, возможно, кое-кто догадается связать его с норвудской
трагедией. Он достаточно умен, чтобы понимать это. Итак, они
покинули свою штаб-квартиру ночью, под покровом темноты. И,
конечно, лучшим вариантом было бы вернуться до света. Но
"Аврора" отошла от причала, по словам миссис Смит, когда был
уже четвертый час. В это время совсем светло, через час-другой
на улицах появится народ. На основании этого я сделал вывод,
что они не должны уйти далеко. Они хорошо заплатили Смиту,
чтобы он держал язык за зубами, наняли его катер до
окончательного исчезновения и поспешили с кладом в свое логово.
Они решили выждать пару деньков, чтобы узнать из газет, в каким
направлении пошло следствие и нет ли за ними слежки. И тогда
уже опять под покровом темноты идти в Грейвсенд или куда-нибудь
в Даунс. Они, несомненно, заранее позаботились заказать места
на какой-нибудь корабль, уходящий в Америку или колонии.
— А как же катер? Не могли же они захватить его в свое
логово?
— Конечно, не могли. А это значит, что "Аврора", несмотря
на неуловимость, находится где-то совсем рядом. Я поставил себя
на место Смолла и постарался взглянуть на дело его глазами. По
всей вероятности, он решил, что отпустить "Аврору" или
поставить у ближайшего причала опасно: вдруг полиция все-таки
напала на их след. Куда же деть "Аврору", чтобы она была
невидима для всех, а для него досягаема в любую минуту? Что бы
сделал я, случись мне решать такую задачу? И я увидел
одну-единственную возможность. Надо поставить ее в какой-нибудь
док для мелкого ремонта. Там она будет надежно укрыта от
посторонних глаз и всегда готова к отплытию.
— Как просто!
— В том-то и дело, что простое объяснение всегда приходит
в голову в последнюю очередь. Когда я это сообразил, я решил
немедленно действовать и, приняв обличье безобидного старого
матроса, отправился вниз по Темзе осматривать доки. В
пятнадцати доках об "Авроре" никто и не слыхал. Зато в
шестнадцатом я был вознагражден за терпение: мне сказали, что
"Аврору" два дня назад поставил к ним человек на деревянной
ноге и попросил проверить руль. "Но руль оказался в полном
порядке, — сказал мне корабельный мастер. — Вон она там
стоит, черная с красными полосами". Не успел он это сказать,
как в доке появился не кто иной, как сам пропавший хозяин
"Авроры" Мордекай Смит. Я бы, конечно, не узнал его, но он,
будучи основательно пьян, орал во всю глотку, что он хозяин
"Авроры". Мордекай Смит требует, чтобы его посудина была готова
сегодня к восьми часам. "Ровно к восьми, — повторил он, — я
обещал двум джентльменам, которые не любят ждать". Они,
по-видимому, хорошо заплатили ему, потому что он швырял
шиллинги налево и направо. Я несколько времени шел было за ним,
но он юркнул в первый же кабачок. Тогда я пошел обратно в док.
По дороге случайно встретил одного из мальчишек и поставил его
наблюдать за "Авророй". Увидев, что она отчаливает, он начнет
махать платком. Мы тем временем будем караулить их на реке. И
как только они выйдут из дока, схватим их вместе с "Авророй" и
сокровищами.
— Те это люди, которых мы ищем, или нет, но продумано все
образцово, — сказал Джонс. — И все-таки я лучше направил бы в
Джекобсон-Ярд отряд полиции и спокойно схватил бы их, только бы
они там появились.
— А они бы там не появились. Смолл хитер. Я не
сомневаюсь, что он вышлет вперед разведчика, и, если тот почует
опасность, Смолл заляжет в берлогу еще на неделю.
— Но можно выследить Смита и таким образом найти их
убежище, — сказал я.
— Тогда мы потеряем еще день. К тому же я на девяносто
девять процентов убежден, что Смит не знает, где они прячутся.
Ему хорошо платят, виски есть, к чему задавать ненужные, не
относящиеся к делу вопросы... Распоряжения ему посылаются, он
выполняет их... Нет, я обдумал все возможные пути, этот
наилучший.
Пока мы так говорили, наша лодка проносилась под
многочисленными мостами, перекинутыми через Темзу. Последние
лучи солнца золотили крест на куполе собора святого Павла.
Тауэра мы достигли, когда уже сильно смеркалось.
— Вот Джекобсон-Ярд, — сказал Холмс, указывая на лес
мачт и снастей в стороне Суррея.
— Курсируйте взад и вперед под прикрытием этой флотилии,
— приказал Холмс, поднося к глазам ночной морской бинокль, и
несколько времени обозревая берег. — Я вижу моего караульного,
но платком он еще не машет.
— А что, если мы пройдем немного ниже и будем ждать их
там? — предложил сгоравший от нетерпения Джонс.
Мы все уже сидели как на иголках. Даже ничего не знавшие
полицейские и рулевой с кочегаром, и те заразились нашим
волнением.
— Мы не имеем права рисковать, — сказал Холмс. — Десять
шансов против одного, что они пойдут вниз по реке, а не вверх.
И все-таки мы должны учесть и эту возможность. Отсюда нам
хорошо виден вход в док, а нас почти незаметно. Ночь обещает
быть светлой, и огней на реке много. Мы должны оставаться там,
где мы есть. Видите, как хорошо видны отсюда люди, снующие в
свете газовых фонарей.
— Они возвращаются домой после работы в доке.
— Какие они усталые и грязные! Но в каждом горит искра
бессмертного огня. Глядя на них, ни за что не скажешь этого. И
тем не менее это так. Странное все-таки существо человек.
— Кто-то назвал человека животным, наделенным душой.
— Уинвуд Рид хорошо сказал об этом, — продолжал Холмс.
— Он говорит, что отдельный человек — это неразрешимая
загадка, зато в совокупности люди представляют собой некое
математическое единство и подчинены определенным законам. Разве
можно, например, предсказать действия отдельного человека, но
поведение целого коллектива можно, оказывается, предсказать с
большей точностью. Индивидуумы различаются между собой, но
процентное отношение человеческих характеров в любом коллективе
остается постоянным. Так говорит статистика. Но что это,
кажется, платок? В самом деле, там кто-то машет белым.
— Это один из ваших мальчишек. Я отчетливо вижу его! —
воскликнул я.
— А вот и "Аврора"! — крикнул Холмс. — Отличный у нее
ход. Эй, там, внизу, полный вперед! Следуйте за тем катером с
желтым огнем. Я не прощу себе, если он уйдет от нас!
"Аврора" незаметно выскользнула из дока и, набирая
скорость, прошла за маленькими суденышками, так что, когда мы
увидели ее, она уже мчалась на всех парах. Она уходила вниз по
реке, держась берега. Быстроходность ее была поразительна.
Джонс посмотрел на нее с тревогой.
— Очень лихо идет, — сказал он. — Нам ее не догнать.
— Должны догнать! — проговорил Холмс, стиснув зубы. —
Не жалейте угля! Выжмите из машины все, что можно. Пусть лучше
сгорит катер, чем они уйдут от нас!
Теперь мы шли прямо на них. Огонь в топках гудел, мощная
машина стучала, как огромное металлическое сердце. Острый,
отвесный нос лодки, как ножом, рассекал спокойную воду, посылая
влево и вправо две круглые, длинные, тугие волны. В такт машине
вся лодка вибрировала и вздрагивала, как живое существо. Желтый
фонарь на носу бросал вперед длинный мерцающий столб света.
Впереди нас бежало по воде темное пятно — это была "Аврора".
Вихрь белой пены за ней свидетельствовал о скорости, с какой
она шла. Мы проносились мимо барж, пароходов, торговых
парусников, обгоняя их слева и справа. Из темноты доносились
громкие голоса, а "Аврора" все уходила вперед, и мы висели у
нее на хвосте.
— Наддайте ходу! — крикнул Холмс, заглянув в машинное
отделение; яркое пламя осветило снизу его напряженное, орлиное
лицо.
— Мне кажется, мы нагоняем их, — сказал Джонс, не
спуская с "Авроры" глаз. — Нет никакого сомнения! —
воскликнул я. — Еще несколько минут — и мы нагоним их.
И в тот же миг судьба зло посмеялась над нами: путь наш
пересек буксир с тремя баржами. Если бы не рулевой, вывернувший
до отказа руль, мы врезались бы в него. Когда наконец мы
обогнули их и снова легли на курс, оказалось, что "Аврора" ушла
вперед на добрых двести ярдов, но, к счастью, все еще была
хорошо видна. Наша машина давала полную мощность, хрупкая
посудина вибрировала и трещала под напором яростной энергии,
которая несла нас. Мы оставили позади Пул, миновали
Вест-индские доки, обогнули длинную Дептфордскую косу и Собачий
остров. Смутное пятно впереди нас стало принимать изящные
очертания "Авроры". Джонс включил прожектор, и мы ясно увидели
на ее борту людей. Один сидел на корме, нагнувшись к какому-то
черному предмету у его ног. Рядом лежала темная куча, похожая
на огромного ньюфаундленда. Красное пламя топки освещало
старшего Смита, он был обнажен до пояса и яростно, как
заведенный, бросал в топку уголь, сын его держал румпель.
Беглецы не сразу поняли, что за ними погоня, но, видя, что мы
неотступно идем за ними, повторяя все их зигзаги и повороты,
они перестали сомневаться. У Гринвича нас разделяло саженей
сто, к Блэкуоллу расстояние сократилось до семидесяти пяти. За
годы моей полной приключений армейской жизни мне не раз
приходилось участвовать в погоне, но никогда я не испытывал
такого жгучего волнения, как во время этой бешеной гонки по
Темзе. Мы все ближе и ближе. В ночной тиши слышен стук и
пыхтение их машины. Человек на корме все еще стоит, нагнувшись
над чем-то на палубе, что-то делая руками, поминутно поднимая
голову, чтобы прикинуть на глаз расстояние между "Авророй" и
нами. Мы уже совсем близко. Джонс крикнул, чтобы они
остановились. Нас разделяет всего четыре корпуса, и обе лодки
летят, как на крыльях. На этом участке Темзы было пустынно. С
одной стороны протянулась низина Баркинглевел, с другой —
печальные Пламстедские болота. Услыхав приказ Джонса, человек
на корме вскочил на ноги и, тряся над головой сжатыми кулаками,
стал ругать нас грубым и охрипшим голосом. Это был сильный,
рослый человек, он стоял на палубе, широко расставив ноги, и я
увидел, что, начиная от бедра, вместо правой ноги у него
деревянный протез. При звуках его резкого, хриплого голоса
темная куча на палубе зашевелилась и обернулась маленьким
черным человечком, у него была огромная, неправильной формы
голова с копной всклокоченных волос. Холмс вынул свой пистолет,
я тоже схватился за свой при виде этого чудовища. На нем было
что-то темное, не то балахон, не то одеяло, открытым оставалось
только лицо, какое может привидеться только в кошмарном сне.
Никогда в жизни ни в одном лице я не встречал столько
жестокости и кровожадности. Глаза его блестели мрачным, угрюмым
блеском, а толстые губы, вывернутые наружу, изгибались злобной
усмешкой, обнажая зубы, лязгавшие от животной ярости.
— Если он поднимет руку, стреляйте, — невозмутимо
проговорил Холмс.
"Аврора" была уже на расстоянии одного корпуса от нас,
можно сказать, на расстоянии вытянутой руки. Я хорошо видел
этих двоих — большого белого мужчину, стоящего, широко
расставив ноги, и поносящего нас отборными ругательствами, и
страшного карлика: его отвратительное лицо и оскаленные желтые
зубы, поблескивающие в свете нашего фонаря.
Хорошо, что мы успели подойти так близко. Несмотря на то,
что мы не спускали с него глаз, он быстрым движением вынул из
складок своего одеяния короткую деревянную трубку, похожую на
линейку школьника, и сунул ее в рот. Наши выстрелы грянули
одновременно. Карлик повернулся, раскинул руки и, издав
захлебывающийся кашель, упал боком в воду. На один миг в пене
волн я увидел его смертоносный, ненавидящий взгляд. В тот же
миг человек на деревянной ноге изо всех сил налег на руль, и
его лодка круто повернула к южному берегу. Мы продолжали
стрелять по ней, но мимо. Пули пролетели всего в нескольких
футах от нее. Мы тоже повернули, но поздно: "Аврора" уже
ткнулась носом в берег. Это было дикое, пустынное место. Луна
заливала мертвенным светом огромную болотистую равнину, на
которой блестели окна стоячей воды и темнели островки гниющих
растений. Глухо ударившись о берег, "Аврора" застряла прочно,
нос ее задрался в воздух, а корма погрузилась в воду. Беглец
выскочил На берег, и его деревянная нога тотчас ушла на всю
длину в вязкую почву. Напрасно он старался высвободить ее,
дергаясь всем телом. Он не мог больше сделать ни одного шага ни
вперед, ни назад. Он завыл в бессильной злобе и яростно
заколотил другой ногой по болотистой жиже. Но его злополучная
деревяшка только еще глубже уходила в предательскую почву.
Когда наш катер подошел к нему, он уже так прочно встал на
якорь, что мы сумели вытащить его только с помощью веревки,
которой он обвязал свое туловище. И мы долго тянули его, как
огромную, опасную рыбину. Оба Смита, отец и сын, сидели
понурившись в своем катере, но безропотно подчинились нашему
приказу и перешли к нам на борт. Потом мы вызволили "Аврору" и
крепко привязали ее к своей корме. На ее палубе стоял тяжелый
железный сундучок ручной индийской работы, безо всякого
сомнения, тот самый, в котором хранились приносящие несчастье
сокровища семьи Шолто. Ключа не было, и мы осторожно отнесли
его, хотя он был довольно тяжел, в нашу маленькую кабину. Мы
медленно возвращались в Лондон и все время пути обшаривали
прожектором реку и берега, но так и не нашли следов маленького
островитянина. Где-то на илистом дне Темзы так и останутся
лежать до скончания века кости этого странного чужеземца,
нашедшего свой конец на наших туманных берегах.
— Смотрите, — показал Холмс на створку деревянной двери,
— он все-таки выстрелил первый.
Действительно, в дереве как раз против того места, где мы
с Холмсом стояли, торчала одна из тех черных колючек, которые
мы так хорошо знали. Должно быть, она пролетела между нами в
тот самый миг, когда мы одновременно разрядили свои пистолеты.
Холмс улыбнулся, а меня, признаться, пробрала дрожь, когда я
представил себе, какой страшной смерти мы чудом избежали этой
ночью.
ГЛАВА XI. СОКРОВИЩА АГРЫ
Наш пленник сидел в кабине напротив ларца, к которому он
так стремился и ради которого столько преодолел препятствий.
Его лицо, точно вырезанное из красного дерева, с отчаянным до
дерзости взглядом и сетью крупных и мелких морщин, говорило о
жизни, сопряженной с трудом на открытом воздухе. Его
подбородок, покрытый густой растительностью, сильно выдавался
вперед, обличая упрямый, несговорчивый характер. Ему было,
наверное, лет около пятидесяти, его черные кудрявые волосы были
сильно подернуты сединой. Черты его лица, когда оно было
спокойно, не были лишены приятности, зато стоило ему прийти в
ярость — мы это только что видели — и оно становилось
жестоким и мрачным от нависших бровей и агрессивно торчащего
подбородка. Сейчас он сидел неподвижно, положив большие руки в
наручниках на колени и опустив на грудь голову. Время от
времени он бросал острый блестящий взгляд на ларец — причину
своих преступных действий. Мне показалось, что в его суровом,
замкнутом лице было больше печали, чем злобы. Однажды он
взглянул вверх, и мне почудилась в его взгляде усмешка.
— Знаете, Джонатан Смолл, — начал Шерлок Холмс, — мне
очень жаль, что так все обернулось.
— И мне тоже, сэр, — отозвался он с чувством. — Но я
думаю, виселица мне на этот раз не грозит. Я готов присягнуть
на Библии, что я не повинен в смерти мистера Шолто. Это
маленький дьявол Тонга выстрелил в него своей проклятой
стрелой. Мои руки не запятнаны кровью, сэр. Мне было очень жаль
этого Шолто, как будто он был мой родной брат. Я хорошенько
вздул Тонгу свободным концом веревки, но да что толку.
Сделанного не воротишь.
— Возьмите сигару, — сказал Холмс. — И глотните из моей
фляги: вы промокли насквозь. Но, скажите, как вы могли ожидать,
что такой маленький, тщедушный человечек одолеет мистера Шолто
да еще будет держать его, пока вы лезли по веревке?
— Вы, я вижу, сэр, знаете все, как будто видели
собственными глазами. Я рассчитывал на то, что в этот час в
кабинете никого не будет. Я хорошо знаю распорядок жизни в
Пондишери-Лодж. В это время мистер Шолто обычно спускался вниз
ужинать. Я не хочу ничего скрывать. Сейчас самая лучшая защита
— говорить правду. Будь это старый майор, я бы с легким
сердцем позволил вздернуть себя на виселицу. Ударить его ножом
мне все равно что выкурить сигару. Но такое уж мое невезение,
что я пойду на каторгу из-за молодого Шолто, с которым мы даже
ни разу не поссорились.
— Вы находитесь в руках Этелни Джонса из Скотленд-Ярда,
— прервал его Холмс. — Он обещал завезти вас ко мне, и я
попрошу вас чистосердечно мне все рассказать. Тогда, возможно,
я смогу вам помочь. Я попробую доказать, что яд этот действует
так быстро, что, когда вы появились в комнате, мистер Шолто был
уже мертв.
— Но так оно и было, сэр. Когда я влез в окно и увидел
его оскаленное, склоненное набок лицо, меня чуть удар не
хватил. Я готов был задушить Тонгу, но он вырвался и убежал на
чердак. Тогда-то он и забыл свою дубинку и потерял эти
проклятые колючки, как он потом мне признался. Я думаю, они-то
и были главной уликой против нас. Но я, хоть убейте, не
понимаю, как вы смогли напасть на наш след?! Я не питаю к вам
злобы, — он горько улыбнулся, — я только заметил одну
странную вещь. Имея законное право на добрых полмиллиона
фунтов, я должен был первую половину жизни строить волнорезы на
Андаманских островах, а вторую в лучшем случае посвящу земляным
работам в Дартмуре. В злосчастную минуту встретил я купца
Ахмета и услыхал о сокровищах Агры, которые всем своим
владельцам приносили только несчастье. Ахмет был убит из-за
них, майор Шолто жил всю жизнь под бременем вины и трясся от
страха. Мне они принесут пожизненную каторгу.
В эту минуту в дверь кабины просунулось широкое лицо и
могучие плечи Этелни Джонса.
— Ни дать ни взять семейный пикник! — сказал он. —
Позвольте, Холмс, приложиться к вашей фляге. Ну что ж, я думаю,
нам ничего не остается, как поздравить друг друга. Жаль только,
что второго не удалось взять живым. Но выхода, к сожалению, не
было. А знаете, Холмс, вы должны признаться, что пошли на
слишком большой риск. А если бы мы не догнали их?
— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Холмс. —
Но я и вправду не знал, что "Аврора" — такое быстроходное
судно.
— Смит говорит, на Темзе нет ни одного катера быстрее его
"Авроры" и что, если бы у него был кочегар, мы ни за что бы его
не догнали. Между прочим, он клянется, что ничего не знал о
норвудском деле.
— Абсолютно ничего, — подтвердил наш пленник. — Я
выбрал его катер, потому что слыхал про его качества. Мы ничего
не сказали ему, но хорошо заплатили и обещали заплатить еще
больше на борту "Эсмеральды", которая отплывает из Грейвсенда в
Бразилию.
— Ну что ж, раз он не сделал ничего плохого, и мы ничего
плохого ему не сделаем. Мы быстро ловим наших парней, но с
обвинением не спешим.
Было смешно смотреть, как тщеславный Джонс надувается
спесью — еще бы, поймал такую птицу! По легкой улыбке,
игравшей на лице Холмса, я понял, что и его забавляет
хвастовство полицейского инспектора.
— Скоро мы будем у Воксхоллского моста, — обратился
Джонс ко мне. — Там высадим вас вместе с сокровищами. Вряд ли
надо говорить вам, что я беру на себя большую ответственность.
Это — совершенно недопустимое действие. Но, как говорится,
уговор дороже денег. Однако по долгу службы я должен послать с
вами полисмена, поскольку вы повезете такой ценный груз. Вы
возьмете кэб, надеюсь?
— Да.
— Как жаль, что нет ключа, а то мы произвели бы осмотр
уже здесь. Где ключ, парень?
— На дне, — ответил коротко Смолл.
— Гм! Какой смысл доставлять нам лишние хлопоты, когда у
нас их было и без того немало. Я думаю, доктор, мне не надо
предупреждать вас быть как можно осторожнее. И сразу же везите
сундук на Бейкер-стрит. Мы сперва поедем туда, а уж потом в
полицию.
Они высадили меня у Воксхоллского моста с одним из
полицейских, простым и добродушным малым. А через четверть часа
мы были уже у дома миссис Сесил Форрестер. Служанка была очень
удивлена такому позднему визиту. Она сказала, что миссис
Форрестер в гостях и вернется нескоро, а мисс Морстен в
гостиной. Полицейский любезно согласился подождать меня в кэбе,
и я, держа ларец на руках, направил свои стопы в гостиную.
Мисс Морстен сидела у раскрытого окна в белом воздушном
платье с чем-то розовым у шеи и талии. Мягкий свет лампы под
абажуром озарял ее фигурку, откинувшуюся в плетеном кресле, ее
милое серьезное лицо и золотил тусклым блеском тугие локоны ее
роскошных волос. Белая рука небрежно покоилась на ручке кресла,
и от всей ее задумчивой позы веяло тихой грустью. Услыхав мои
шаги, она встрепенулась и встала с кресла, ее бледные щеки
залились радостным румянцем.
— Я слышала, что подъехал кэб, но подумала, что это
миссис Форрестер вернулась так рано. Я и не предполагала, что
это вы. Какие новости вы привезли нам?
— Я привез нечто большее, чем новости, — сказал я, ставя
ларец на стол и разговаривая бойким, веселым тоном, хотя сердце
у меня в груди так и ныло. — Я привез вам то, что стоит дороже
всех новостей на свете. Я привез вам богатство.
Она посмотрела на ларец.
— Так это и есть клад? — спросила она довольно
равнодушно.
— Да, это сокровища Агры. Половина принадлежит вам,
другая половина — мистеру Шолто. Каждому из вас приходится
около двухсот тысяч. Это десять тысяч фунтов годового дохода. В
Англии мало найдется девушек с таким приданым. Это ли не
прекрасно?
По-моему, я несколько переигрывал, стараясь выразить свой
восторг. Она почувствовала фальшь в моем голосе, когда я
рассыпался в поздравлениях, и, чуть-чуть подняв брови, с
удивлением посмотрела на меня.
— Если я и получила их, — сказала она, — так только
благодаря вам.
— Нет, нет, — воскликнул я, — не мне, а моему другу
Шерлоку Холмсу. Я бы никогда в жизни не решил этой загадки,
даже мощный аналитический ум моего друга и то не сразу решил
ее. Мы ведь в конце чуть не упустили их.
— Ради Бога, садитесь, доктор Уотсон, и расскажите мне
все по порядку.
Я коротко рассказал ей, что произошло в то время, пока мы
не виделись: о переодевании Холмса, о розысках "Авроры", о
появлении Этелни Джонса на Бейкер-стрит, о нашей вечерней
экспедиции и, наконец, бешеной гонке по Темзе. Она слушала
рассказ о наших приключениях с блестящими глазами и
полуоткрытым ртом. Когда я дошел до отравленной стрелы,
пролетевшей мимо нас на расстоянии дюйма, она так побледнела,
что, казалось, вот-вот потеряет сознание.
— Это ничего, — сказала она, когда я поспешил протянуть
ей стакан с водой. — Все уже в прошлом. Просто мне стало
страшно: ведь это из-за меня мои друзья подвергались
смертельной опасности.
— Все страшное позади, — сказал я. — Дай опасности
особой не было. Не хочу я больше рассказывать обо всяких
ужасах. Давайте лучше поговорим о приятном. Видите, в этом
ларце сокровища. Как это замечательно! Холмс специально
отпустил меня, чтобы я привез его вам и вы первая открыли его.
— Да, конечно, мне будет очень интересно посмотреть, —
сказала мисс Морстен, не проявляя, однако, энтузиазма. Она, без
сомнения, подумала, что бестактно оставаться равнодушной при
виде предмета, который стоил таких трудных и опасных поисков.
— Какой хорошенький ларец! — прибавила она, наклоняясь
над ним. — Кажется, это настоящая индийская работа?
— Да, производство бенаресских кустарей-литейщиков.
— Какой тяжелый! — попробовала она поднять его. — Он
один, наверное, немало стоит. А где ключ?
— Смолл выбросил его в Темзу, — ответил я. — Придется
попробовать кочергу миссис Форрестер.
У ларца был литой, массивный запор, изображавший сидящего
Будду. Под этот запор я всунул конец кочерги и нажал ее как
рычаг. Запор громко щелкнул и раскрылся. Дрожащими руками я
поднял крышку и откинул ее назад. Какое же изумление
изобразилось на наших лицах! Ларец был пуст.
Не мудрено, что он был очень тяжелый. Низ, стенки и крышка
были на две трети железные. Ларец был надежный, красивый и
прочный, видно, специально сделан для хранения драгоценностей,
но самых драгоценностей там не было. Хотя бы одна нить жемчуга,
или крупинка золота, или бриллиант. Ничего. Ларец был
совершенно, вопиюще пуст...
— Сокровище пропало, — спокойно заметила мисс Морстен.
Когда я услышал эта ее слова, когда до меня дошло, что они
значат, тень, все это время омрачавшая мою душу, рассеялась.
Вздохнув свободно, я только сейчас понял, какой тяжестью лежал
у меня на сердце этот клад. Это было низко, это было
эгоистично, но я знал, видел, чувствовал только одно —
